Я в бреду, вернусь не скоро, извините.

— Слушай, что ты от меня хочешь? Мы и так едим туда, куда хочешь ты, почему бы тебе не закрыть свою пасть? — Ублюдок, ты вообще за дорогой вон следи, не дрова везёшь, а жену с ребенком. — Да, блять, если бы не Тёма хуй бы я с тобой жил, с такой припизденной. — Что?! Это я припизденная? Ты серьезно?! Сука ты, Козловский, самая настоящая сука. — Мама… Папа… Ну, не ругайтесь вы… Мухтар уже вон волноваться начинает, да и я тоже. — Тёма, блять, не лезь в наши разговоры, хорошо? — Ты чего ребенку рот закрываешь, а? За дорогой следи давай. — Мама… Мама… Мама… Мама… Ты где, мама? Мама… Мне больно. — Тёма… Тёма… Тёма, блять, проснись! — я чувствую, что меня кто-то зовёт, а ещё паралельно бьёт по лицу. Я сплю? — Тёма, ёб твою, ты чего кричишь? — Что…, — опять я кричал? Блять. Твою ж маааааать… — Игорь, извини… Это… Ну, собственно…, — вот и как мне ему все рассказать. А вдруг он отреагирует как-то не так, вдруг испугается этого… Блять. Я встаю с дивана, смотрю на часы, всего лишь 03:40, ещё совсем рано… Быстро нахожу какие-то боксёрки, надеваю их, оборачиваюсь, и вижу своего малыша, который укутался в простынь, и который все ещё сидит на диване. Он такой маленький, такой… Такой юный, хотя между нами всего год разницы, мне 18. — Тёма… Ты можешь мне рассказать всё, что угодно, я пойму, поверь…, — он тоже встаёт, и обнимает меня со спины, обвивая руками талию. — Я верю, малыш…, — я и вправду ему верю, он самый лучший. — Пошли на кухню, тогда что ли… Чай выпьем. Все делаю на автомате… Достаю чай, кружки, включаю чайник, заливаю кипяток… Мне не то чтобы страшно, просто никто об этом, кроме меня не знает, но он обязан знать, я хочу связать с ним всю жизнь. — Не волнуйся, прошу…, — он сжимает мою руку, когда мы уже оба сидим за стол и напротив нас стоит горячий чай. Я не могу не волноваться, это тяжело. Это все настолько глубоко, что… Уффффф… — Я… У меня нет родителей. — смотрю на стену, и понимаю, что прошлые воспоминания начинают меня поглащать с головой, опять. — Они разбились в автокатастрофе. Точнее…, — меня накрывает прошлое. — Мы тогда ехали загород, чтобы отдохнуть, лето все же… Мне было 10 лет, я перешёл в 5 класс, все хорошо, просто замечательно, впереди каникулы. — я улыбнулся, ведь я действительно не мог тогда даже подумать, что все в один миг измениться, — В машине были: я, мама, папа, и наша собака, немецкая овчарка Мухтар… Такой пёс классный был, я его очень любил…, — я сглатываю, перед глазами уже начинает все расплываться, — Папа изначально не хотел туда ехать, да и вообще родители часто ссорились по любому поводу, но в тот раз… Они снова сцепились, снова стали ругаться, и я помню практически каждое их слово, я помню, как стал переживать, я помню, как Мухтар начал подозрительно выть от шума, я помню все, все…, — я провел руками по лицу, понимая, что уже плачу. — Я помню, как отец на эмоциях стал орать, и наверное абсолютно забыл, что нужно следить за дорогой… Я помню, удар машин, крик мамы… Я… Я помню последний вой Мухи… А потом все. Темнота. — действительно. Темнота. Полная, и такая болезненная… Игорь сжал мою руку. — Потом была больница, все молчали… Я спрашивал у всех, мол… Где мои родители? Что с ними? Где Муха? Но, все молчали. Они смотрели, и молчали. А потом мне сказали, что они погибли. Все… Мой Мухтар, моя мама, мой папа… Их больше нет. — я перевел дыхание, — Меня не отдали в детдом, я остался с бабушкой…, — в голове промелькнули картинки из детства, когда все были живы, а я приезжал на каникулах к бабушке и все было так… Так хорошо? Так безопасно? — Но… Она недавно умерла, всего месяца 3 назад… По этому я и живу тут один, ведь я уже совершеннолетний. — я замолчал. Знаете… Это ведь действительно больно, лишиться того, что казалось таким обыкновенным, таким родным, таким нужным. Ты даже не допускал мысли, что все закончится в тот же день, в тот момент… Ты… Жил и не думал. Возможно, если бы ты хотя бы что-то знал, то смог бы изменить все, но уже ничего не изменить. Такова наша жизнь, таковы наши проблемы. — С того момента мне порой снятся кошмары, мне снится тот день, мне снится та темнота, а на утро я просыпаюсь с мокрыми глазами, и охрипшим голосом…, — я все же смог посмотреть в его глаза, смог возможно увидеть в них жалость… Но жалости там не было, там было беспокойство. — Прости меня…, — мне стало стыдно. — Не смей просить прощения, Тёма… Я… Все, абсолютно все понимаю, и я сделаю все, что бы твои кошмары исчезли, поверь, я буду очень стараться…, — он улыбнулся. — Все же это прошлое, а тебе нужно жить настоящим, понимаешь? — Понимаю… — Я рядом, просто знай. — Я знаю… — Я тебя люблю, я буду всегда рядом… — И я…, — стало легче. От его слов, от того, что он теперь знает меня и мое прошлое, от того, что он меня понял. Мой любимый малыш. Только мой.