Почему советская атомная энергетика лучшая в мире?

Месяц после инцидента, Москва       Это мероприятие Легасов не назвал бы иначе, чем «коллективное похлопывание по плечам». Дежурное награждение, сопровождаемое малоинформативными выступлениями, большинство из которых никому на самом деле не были интересны. Академики и профессура собирались на такие «шабаши» в основном для того, чтобы увидеть друг друга, засвидетельствовать свое почтение, узнать свежие новости и закрепить уже достигнутые успехи. Валерий с удовольствием потратил бы это время на лекции даже с самыми немотивированными студентами. Но...       Но его положение в последнее время, а также его небольшое, по собственному мнению, участие в событиях станции повлекло за собой необходимость участвовать в такого рода мероприятиях. Формальности. Слишком много формальностей. Боря был в этом хорош, а вот Легасову всё это давалось с трудом.       Боря. Он продолжал мотаться по командировкам, но когда он был в Москве... Всё было хорошо. Даже лучше, чем хорошо. Он всё-таки вытащил Валеру на то обещанное свидание, и в остальном он был... Идеальным. Думать об этом было неловко, но Валера никогда в жизни не чувствовал себя так комфортно с кем-либо рядом. Его прежние опасения о том, что Щербина будет продолжать командовать и управлять всем очень быстро сошли на нет. В действительности оказалось, что ему, кажется, не нужно ничего, кроме двух вещей: чтобы Валера был рядом, и чтобы он был счастлив.       Кстати, об этом. Борис клятвенно обещал появиться. Приехать прямо с самолета, так быстро, как сможет. Разумеется, Легасов не требовал. У его альфы было много работы, и каким бы высоким ни казалось его положение, Валерий отлично осознавал — тот далеко не всё может решать за себя. И никогда не знает, получится ли сегодня вырваться. Но да, Валере хотелось бы, чтобы Боря был здесь. Не из-за глупого награждение (за вклад в обеспечение безопасности страны, вдуматься только!), а из-за всех этих людей вокруг.       Валера! - голос заставляет обернуться. Наукой Легасов занимается всю жизнь, но, по-видимому, такова особенность его общения с людьми — в этих кругах, да и вообще в любых, очень малое количество людей могут назвать его просто «Валера». - Я так рад тебя здесь увидеть!       - Леша, - выдыхает Легасов. Алексей выглядит... Великолепно. Он всегда был хорош собой и всегда умел следить за собой, но сейчас... Сейчас он смотрится просто шикарно. Среди уставших деятелей науки он выглядит как случайно затесавшийся на мероприятие киноактер.       - Хорошо, что здесь! - он бесцеремонно тянет Легасова к себе, обнимает его, погладив по спине, и отстраняет, чтобы внимательно оглядеть. - Слышал о твоих приключениях. Великолепная работа!       - Спасибо, - Валеру едва хватает на короткие, отрывистые фразы. Он не может толком поздороваться, спросить, как дела, словно оцепенев.       - Но разве они не могли найти кого-нибудь другого? Альфу, я имею в виду, всё же это было опасно... - он мотает головой. - Без обид. Я знаю, как ты к этому относишься, но это не занятие для омеги, и тут меня не переспорить. Я ведь в этом эксперт.       - Как твоя работа, кстати? - выдавливает из себя Валера. Присутствие этого человека погружает его в состояние, в котором он не хочет находиться.       - О, да я сейчас немного переключился, знаешь. Оставил одну ставку в институте, а в остальное время пишу. Книги, научно-популярные. Просвещаю население потихонечку. Знаешь, очень востребовано, - он улыбается, и Легасов машинально отмечает для себя, что зубы у него ну просто неестественно белые.       - Это хорошо, - разговор не клеится. Когда-то они могли говорить часами. Обо всем подряд. Жарко спорить, или просто слушать, как один из них описывает свою новую идею. А сейчас... Ничего. Ледяная пустота.       - Лешенька! - альфа оборачивается на голос, и это помогает Валерию найти глазами его источник. Благо, тот уже спешит к ним.       - О, Валера, познакомься. Это мой муж, Илюша, - улыбка Алексея становится шире, когда его берут под локоть.       - Очень приятно, - кивает Валерий. Омега перед ним действительно никакой не Илья, а самый настоящий Илюша. Среднего роста, с пушистыми светлыми волосами и серыми глазами, весь он словно посыпан сахаром, от улыбки пухлых губ до кружева на рукавах. И ещё эти круглые щеки-яблочки. И круглый живот.       - Рад познакомиться. Леша мне много о Вас рассказывал! - щебечет омега. Ему ни к чему ревновать. Он же Суженый. И потом, сколько ему там, двадцать? И уже в положении. Валера не может оторвать взгляда от его живота. Какой месяц, шестой, седьмой? Их с Лешей сыну, которого Валера так и не решился родить, могло бы быть девять. Уже ходил бы в школу.       - Теперь понимаю, почему тебе не до науки, - Валера поднимает наконец глаза на своего бывшего альфу. В зале начинается какое-то оживление, до которого ему нет никакого дела. - Семья занимает всё твое внимание.       - Да. Да. Ты же знаешь, я так долго этого ждал. Знаешь, по ощущениям — до этого как будто и не жил вовсе, - Алексей смотрит на своего мужа с нежностью. К счастью, потому что у Легасова уходят секунды на то, чтобы собраться и вернуть своему лицу бесстрастное выражение. Не жил, значит.       - А вот и я... - родной голос словно возвращает Валере способность дышать. Боря сразу же кладет обе руки на его плечи, укрывая собой. От него пахнет уличной сыростью, но сейчас это — самый свежий запах на свете.       - Здравствуйте! - по лицу Алексея видно — он теряется. Смотрит с изумлением, и Валера запоздало понимает, откуда был тот шум — Бориса здесь увидеть никто не ожидал.       - Здравствуйте. Алексей Иванович, если я не ошибаюсь? - Борис тянется, и альфы жмут друг другу руки. - Читал Ваши книги. Очень хорошо написаны, кстати.       - Спасибо, - бормочет Алексей, пока Борис вежливо здоровается с его мужем. И, судя по всему, всё ещё пытается понять ситуацию.       - А теперь, прошу меня извинить, я собираюсь украсть профессора, - Щербина улыбается, поворачивая голову к своему омеге. - Поедем в ресторан?       - Поедем домой, - чуть качает головой Валера. Появление Бори вернуло ему уверенность, но... - Я устал.       - Чтож... - Борис едва заметно хмурится, продолжая рассматривать Валеру. - В таком случае я задержу тебя ещё буквально на несколько мгновений.       У Бориса Щербины много талантов, и Валера пока успел изучить лишь часть из них. Но одним из них, несомненным и очень ярким, был талант улавливать контекст ситуации. И сейчас по одному его взгляду Валера догадывается, что Борис понял все, абсолютно всё, что сейчас происходило.       Про Лешу Валера успел рассказать своему мужу достаточно многое. И сейчас Борис знал, кто перед ним. И понимал, какое впечатление на Валеру произвела эта встреча. Ещё и с этим глубоко беременным Илюшей в комплекте. Вот только о том, что Боря собирается делать, Валерий не догадывается.       - К сожалению, мы с тобой встретились тогда, когда я, как порядочный альфа, уже не имею возможности попросить твоей руки у твоих родителей. Но ты как-то говорил, что живешь наукой, поэтому... - Он запускает руку во внутренний карман своего пиджака.       - Что ты делаешь, - шепчет Легасов. Ему кажется, что все вокруг замолкли и смотрят только на них. Леша уж точно не отводит взгляда.       - Валерий Алексеевич Легасов, - произносит Щербина громко, с нажимом, опускаясь на одно колено прямо на пол банкетного зала и открывая на своей ладони небольшую коробочку, содержимое которой на мгновение, кажется, ослепляет Валеру. - Вы будете моим мужем? Несколько месяцев до инцидента. Город       Сколько он тогда успел отработать на станции? Чуть больше месяца? Леня возвращался домой и уснул в автобусе. А проснулся без кошелька и в нескольких станциях от нужной. Повезло ещё, что телефон остался при нём — он был в кармане, с того бока, которым он плотно прижался к стенке автобуса.       До общежития пришлось идти пешком. Разбуженный вахтер заявил, что он не собирается пускать среди ночи «непонятно кого», под чем подразумевалось отсутствие пропуска, оставшегося в кошельке. На улице было холодно. Отчаяние навалилось на Топтунова этой холодной, темной пеленой, потому что весь этот случай прекрасно отражал всё, происходящее в его жизни в последнее время.       И тогда он позвонил единственному человеку, которому мог. Это было почти неосознанное решение, почти инстинкт. Он не имел никакого права беспокоить Сашу в нерабочее время. Тем более, прекрасно понимая, что тот сейчас со своим мужем. У него не было ни малейшего права на этот звонок, кроме того, что дала ему природа. Саша был его альфой, его Суженым.       Голос у Саши был сонным и взволнованным. Чувствовал ли себя Лёня виноватым во время этого звонка? Конечно. Но в городе больше не было ни одной живой души, к которой он мог бы обратиться за помощью. Поэтому он постарался как можно быстрее описать ситуацию и послушно повесил трубку, когда Саша сказал, что что-нибудь придумает и перезвонит.       Лёня не знал, как Саша стоял на своей кухне, не включая свет, и смотрел в окно. Как выравнивал свое дыхание, сжимая в руке телефонную трубку. И как боролся с единственным правильным желанием. Поехать. Забрать. Согреть. Увести... Куда-нибудь. Неважно. Не важно, потому что это никогда не должно было случиться. Потому что к нему на кухню вышел заспанный муж, которому Саша сказал, что звонят по работе. И потому, что он прекрасно понимал — если он сейчас поедет...       Поэтому он не перезвонил. Через десять минут на телефон Лёни, почти разрядившийся, раздался звонок с незнакомого номера. Звонил Борис Столярчук, его коллега, которого он толком не знал. Через двадцать минут Боря приехал и забрал Лёню к ним с Игорем на квартиру.       - Они ещё не спали. И вообще только недавно вернулись домой. В благодарность за помощь Лёня приготовил ужин. Ребята были добры и гостеприимны, и он впервые за последние недели почувствовал себя не таким одиноким. Холодная темнота отступила, на время давая почувствовать себя лучше. А потом...       - Сохрани мой номер, - предложил Боря, когда они сидели за столом. По случаю гостей по бокалам было разлито привезенное из Грузии вино. - Я понимаю, ты только переехал, один тут, если что-то случится — звони мне, хорошо? Ты же знаешь, наверное, у Саши всё-таки скоро ребенок будет...       - Я знаю, просто... - в груди что-то сжалось, и Лёня поспешил сделать несколько жадных глотков. На работе никто не знал. Он и сам окончательно убедился во всём не так давно, и это рана ещё не отболела. - Просто...       Что такое? - спросил Игорь тихо и участливо. Лёня не знал, должен ли он говорить кому-то. Имеет ли он на это право. Но слезы уже выступали на глазах, и с ними ничего нельзя было сделать.       - Просто он мой Суженый, - прошептал Топтунов, и это был первый раз, когда он сказал это вслух, вот так, громко и отчетливо. И тут же ощутил, как ком в горле превращается в полноценный поток рыданий, заставляющий тело содрагаться. Игорь перекинул руку через его плечо, потянул к себе и сделал своему альфе короткий жест — наливай ещё.       Через час голова Леонида покоилась на коленях Киршенбаума, который медленно перебирал его волосы. Перед глазами качалось, но слез больше не было. Лёня слышал голоса, доносившиеся до него словно через пелену.       - Нам наверняка не стоило спаивать ребенка, - омега вздохнул, оглядывая бутылки на столе. Не так уж и много.       - Брось, ему не помешает немного расслабиться, - пожал плечами Столярчук. - Я уберу со стола и разложу для него диван.       - А ты бы бросил ради меня мужа с ребенком? - спросил Игорь, когда Лёня прикрыл глаза.       - Ну ты не сравнивай, все люди разные, - тихо ответил Борис, убирая посуду со стола. - Лёня вон готовить умеет...       - Да пошёл ты... - усмешка в голосе. А потом — тяжелый вздох. - Бедный мальчик. Я не знаю, как бы я на его месте...       - Ты не на его месте, - звук ближе. Шаг, Боря наклоняется. Поцелуй в макушку. - Я всегда буду с тобой.       В его кармане раздался звук пришедшего сообщения, и он отошел к окну, прежде чем открыть его.       «Всё в порядке?» - написал Акимов. Не мог уснуть, судя по всему. И в то же время не решался писать, хотя Столярчук кинул ему сообщение, когда забрал Лёню.       «Лёня у нас, спит уже. Но я бы не сказал, что что-то нормально».       «Спасибо, что помог» - короткое сообщение, за котором стояло намного больше. И потом, через несколько секунд, ещё одно. «Не говори никому, пожалуйста».       «Это ваше с ним дело, а я слухи распускать не планировал. Но рано или поздно все всё равно узнают. Шило в мешке не утаишь».       «Ещё раз спасибо. Доброй ночи». Месяц после инцидента. Камчатская АЭС. Проходная       - Залезай, - Ситников тянется через сиденье, чтобы открыть для омеги дверь машины, но тот лишь наклоняется к окну.       - Не сегодня, - качает головой Дятлов. Лицо у него очень серьёзное, напряженное, и это не просто рабочее напряжение последних дней. Здесь что-то ещё.       - Сегодня. Завтра утром я еду забирать Митю, - качает головой альфа. С неба накрапывает, и мужчина всё же забирается в машину.       - Отвези меня домой, - просит он, терзая в пальцах пачку сигарет, пока автомобиль плавно трогается с места.       - Брось. Митя завтра вернется, а ты будешь с нами. Представляешь, как он обрадуется? Опять начнет верить в деда Мороза, - Ситников расплывается в улыбке.       - Я ещё не готов к этому, - отрезает омега. И сжимает пачку сильнее. Его лицо не оставляет возможности даже предположить, что он не хочет этого, нет. Но есть что-то, что сильно его тревожит.       - Я думал, мы все обсудили, - вздыхает водитель, но большего выражения эмоций себе не позволяет. - Но хорошо. Мы можем обсудить ещё раз. Я люблю тебя, я хочу, чтобы ты был со мной, я никуда тебя не отпущу и...       - Я жду ребенка.       Машина плавно съезжает на обочину и останавливается. Ситников выключает зажигание, убирает руки с руля и, отстегнувшись, чуть поворачивается к бывшему мужу.       - Ты... Уверен? - спрашивает он как можно мягче, рассматривая напряженный профиль на фоне пассажирского окна.       - Да. Я был у врача, - почти рычит омега. Впрочем, теперь, по крайней мере, становится понятно, почему он до сих пор так и не закурил.       - Но ведь врачи говорили...       - Что с той дозой облучения я больше не смогу иметь детей. Да, говорили, - он нервно складывает руки на груди. - А теперь они говорят, что мой организм продемонстрировал невероятные способности к восстановлению. Да, они все по три раза проверили.       - Но это ведь... Хорошо, - губы Ситникова растягивают в улыбке. Он тянет руку и накрывает ладонью пальцы бывшего супруга, все ещё терзающие сигаретную пачку.       - Ты не понял? - Дятлов вскидывается, его глаза превращаются в щелки. - Это вполне может быть не твой ребенок!       - Послушай... - начинает альфа, но Дятлов так взмахивает рукой, что сразу становится понятно — ещё немного и он взорвется.       - Заводи машину и отвези меня домой. Сейчас! - они слишком давно друг друга знают. И Ситников всегда знал, когда нужно промолчать.        Он заводит машину и возвращается на дорогу. Омега отворачивает голову и, прижавшись виском к стеклу, прикрывает глаза. Ему не хорошо — тошнота в последнее время накатывает постоянно. Настолько часто, что он не мог больше её игнорировать, поэтому и узнал достаточно рано. Достаточно рано для того, чтобы... Он морщится.       В глубине души ещё зреют какие-то надежды. Он пересчитывал все бесчисленное количество раз, но... Но гарантий нет никаких. А он не может врать Толе. Даже теперь, когда всё, казалось, начало налаживаться. Когда появилась надежда снова стать семьёй. Надежда... Она окончательно падает в пропасть, когда он открывает глаза и видит свой двор. Ситников отвез его на его одинокую квартиру, не к себе. Вот и не будет никакой радостной встречи с сыном. Дятлов удерживает себя от того, чтобы зашипеть.       Он выбирается из машины и старается не захлопнуть дверь слишком громко. Он так долго убеждал себя, что может жить без своей семьи, когда мог вернуться к ним в любой момент, но стоило признаться себе в том, как сильно они на самом деле ему нужны, и всё поло прахом. За его спиной захлопывается водительская дверь.       - Ты-то куда? - он раздраженно оборачивается, замечая, что Ситников выбрался на улицу следом.       С тобой, - пожимает плечами альфа, подходя ближе. - Не заставлю же я тебя одного таскать вещи.       - Какие ещё к чертям вещи?       Твои вещи. Я забираю тебя домой. Насовсем, - объясняет Ситников спокойным, уверенным голосом.       - Ты что, не понял? Это возможно, даже скорее всего, не твой ребенок! -кулаки Дятлова сжимаются.       - Так не бывает, - всё так же спокойно, словно разговаривая с ребенком, произносит альфа и подходит ближе. - Омега мой, значит, и ребенок мой.       - Ты идиот... - шепчет Дятлов. И тут же оказывается заключен в объятья. Его голова оказывается на Толином плече, он с удовольствием прижимается к его теплому телу, чувствует знакомый запах сигарет и одеколона...       Дятлов дергается назад, и его тут же отпускают. Он успевает только отвернуть свой корпус прежде, чем его тошнит. Он ещё не успевает отдышаться. Когда ему в руку вкладывают непонятно откуда взявшуюся бутылку с водой, заботливо открытую заранее.       - Извини я...       - Ничего страшного, хороший мой, - Ситников проводит ладонью по его спине и мягко тянет в сторону подъезда. - Я привык. Месяц после инцидента. Родильный дом номер 18       На роды мужа, в виде исключения, Саше дали несколько отгулов. Пришлось ехать к родителям — вернуться домой Ваня так и не успел. Увидеть его до появления малыша на свет Акимов, впрочем, так и не успел. Всю ночь дежурил с телефоном. В четыре утра радостное событие, наконец, произошло. Потом был обзвон родни, скромное «празднование» с родителями, а к началу приемного времени Саша был уже в больнице, с сумкой, в которой лежали страшно нужные, по мнению Вани, вещи.       Сперва Акимов увиделся с ним. Ваня выглядел... Не слишком хорошо, поэтому поговорить они смогли всего несколько минут, за которые муж успел отчитать Сашу, что рожать пришлось здесь, а не в выбранном заранее родильном доме, словно это была лично Сашина вина.       После этого его пустили посмотреть на малыша через стекло. Крошечное, закутанное в ткань существо отличалось от остальных разве что ярко-розовым цветом кожи и обилием складочек на лице. Новорожденный омега мирно спал, привыкая к жизни во внешней среде и готовясь к настоящему знакомству со своей семьей. Полюбовавшись на чудо жизни несколько минут, Акимов вышел на крыльцо больницы, втягивая утренний воздух.       Уехать из города было хорошо. Это пошло на пользу. Выходные были его спасением. В общежитии и на станции он видел Лёню постоянно. Видел, но не смел даже голову поднять, боясь встретиться с ним взглядом. Топтунов... Вел себя как обычно. Приветливо здоровался, говорил по делу, а у Саши каждый раз всё так выворачивалось внутри, что казалось, ещё секунда, и он закричит.       Ему было невыносимо. Каждый раз, оставаясь наедине с собой, он вспоминал ту ночь. Каждый раз, закрывая дверь своей комнаты, боялся сорваться и снова пойти к Лене. Это казалось естественным. Это казалось правильным. Это казалось... Единственным, что заставит его сердце биться.       Каждый день он ненавидел себя. За то, что случилось. За то, чего не случилось. Он поступил мерзко, подло, аморально. Пока Ваня был здесь, готовился к родам, он там... Его поступок не заслуживал прощения, сам он не заслуживал снисхождения. И все же он не мог раскаяться в содеянном.       Потому что впервые в жизни он был так счастлив. Потому что никогда до, да и никогда после, ему не доводилось испытывать ничего подобного. Потому что в ту ночь было правильно, так, как должно было быть. Лёня в его руках, в его объятьях, метка к метке... Об этом нельзя было сожалеть. О чем угодно во вселенной, но не об этом.       А сожалеть было о чем. Потому что худшее, что могло произойти, произошло. К мужу, который этой ночью в муках произвел на свет их сына, Саша чувствовал нарастающее раздражение, отвращение и даже злость. А к крошечному комочку, своему первенцу, ничего. Абсолютную, зияющую пустоту. А ведь всего несколько часов назад, выплывая из короткого утреннего сна, он чувствовал огромную, теплую волну нежности. Ему снился крошечный кулек, отчаянно пытающийся высвободить из-под пеленки маленький ручки, и Лёня, качающий этот кулек на руках.       Акимов открывает глаза. Он всё ещё стоит на ступеньках родильного дома. Нужно ехать домой. Но отойти он не успевает — внимание привлекает знакомая фигура, нетвердо стоящая на ногах.       - Паша? Ты что здесь делаешь? - Саша хмурится. Этого человека он видеть здесь рад меньше всего.       - Я иду на сына своего посмотреть! - альфа делает рывок к ступеням роддома, но Саша преграждает ему путь.       - Какого ещё сына? - устало интересуется Акимов, готовый в любой момент схватить мужчину за плечи. - Иди проспись.       - Нашего с Ваней сына! - рычит Паша и делает ещё шаг, так, что Саше приходится вытянуть руки и удержать его.       - Ты хочешь, чтобы всё закончилось как в прошлый раз? - интересуется Акимов, но понимает, что разговор с настолько пьяным человеком вряд ли принесет плоды, поэтому просто тянет собеседника к выходу с территории.       - Пусти меня! Я хочу увидеть своего сына! - Павел повышает голос, но сейчас он слишком нетвердо стоит на ногах, чтобы оказывать Саше сопротивление.       - Идём, идём, - Акимов волочет его по дорожке. Не хватало только, чтобы своими криками этот идиот напугал беременных.       - Ты же не думаешь, что это твой ребенок, правда? - пьяно скалится альфа. - Да кому вообще придет в голову от тебя рожать? Месяц после инцидента. Общежитие Камчатской АЭС       Когда Лёня заходит на общажную кухню, разговоры затихают. На столе — рюмки и закуска, да и народу больше, чем обычно собирается в одно время в этом небольшом помещении.       - Кто? - понимающе спрашивает Топтунов, проходя дальше и стараясь ни на ком не задерживать взгляд.       - Омега. Три двести, - отвечает один из альф после небольшой паузы, и Леня кивает ему.       - Хорошо, - он даже улыбается. Но видя, как неловко остальным, спешит пройти к холодильнику, прихватить оттуда упаковку с йогуртом и выйти в коридор.       - Всё в порядке? - уже в коридоре его настигает Игорь, который смотрит озабоченно. Они с Борей пока здесь, но со дня на день им разрешат вернуться в их квартиру.       - В полном, - Лёня снова улыбается и идет к своей комнате. Закрыв за собой дверь он качает головой и вздыхает. - Они думают, я буду плакать.       Топтунов ставит йогурт на стол и тянется. В глазах — ни следов слез, разве что лицо ещё бледнее обычного.       - Я больше не буду плакать, - обещает он тихо. - Я больше не буду плакать. Потому что я не один. У меня есть ты. У нас с тобой всё будет хорошо. Очень хорошо.       Раздается стук в дверь. Видимо, Игорь решил лично убедиться в том, что у Леонида действительно всё в полном порядке. Топтунов тяжело вздыхает, подходя к столу, и несколько секунд не может решиться. Впрочем, от этого же ничего уже не изменится. Он одним решительным движением смахивает в мусорное ведро десяток положительных тестов на беременность.