Из любви к искусству

— Что за эксперименты с сексуальностью, Ангел? Зачем? Если наконец стало интересно, надо было со мной посоветоваться, прежде чем такой разврат творить! Ты же знаешь, я тебе не враг, плохого бы не посоветовал, — ворчит Кроули по пути в комнату Азирафаэля. Перед самой дверью останавливается: — Тебе здесь не место, Азирафаэль. Пошли домой. Ангел разворачивает к нему свое наивное лицо и загадочно подносит палец к губам. Открывает дверь. Кроули заходит первым, мельком осматривается: вибраторы, шарики, секс-машина в дальнем углу, тюбики смазки, подушки… И убийственный запах ванили, от которого Кроули начинает снова подташнивать. — Азирафаэль, убери от греха подальше свои крылья. Меня сейчас вырвет, — И Кроули просительно смотрит на мягкие губы, мягкие щеки, мягкие ресницы… — Я не понимаю о чем ты говоришь, детка, — голос у Ангела тоже мягкий, успокаивающий. Тот самый голос, которым он так редко говорит с ним. Кроули ведется и чуть было не пропускает смысл фразы. Спохватывается с опозданием, уже прислонившись к первой попавшейся стене: — Что значит не понимаешь? И что это еще за «детка»? Ты что? Под наркотой? Ну-ка, иди сюда. Азирафаэль безропотно подходит. Так покорно, что Кроули коробит от его послушания. Что-то во всем этом не сходится. Кроули протягивает руку. Касается большим пальцем нижней губы Ангела. Губы мягкие, теплые, нежные. Но Кроули не успокаивается, протягивает руку, шарит по спине. Так и есть. Нащупывает между лопаток вполне себе материальные крылья. Никакой эфирной материи нет и в помине. Кроули бесцеремонно дергает Ангела на себя, рвет кокетливую блузку. Они оба вздрагивают. Кроули — от того, что его пальцы скользят по нежной синтетической коже, чуть подсвеченной изнутри какой-то химической дрянью. Азирафаэль — потому что его биоэлектронная начинка тонко настроена, и адски горячие и грубые руки Кроули эти настройки сбивают. — Полегче, детка. В мою программу не заложена брутальность, — Тут же рука ангела делает такое движение, что сразу становится понятно — это не настоящий Азирафаэль. Осознание подступает Кроули к горлу, словно острый нож. Надо же было так попасть! Как же он сразу не понял: эти рваные, механические движения… эта странная покорность… Ангел Земли номер 12 — это несуразица, модифицированное извращенным мозгом биомеханическая секс-игрушка. После такого открытия Кроули должен бы испытать отвращение. Перед ним кукла, за видимой нежностью которой скрывается талантливо написанная программа. Но Кроули испытывает первые признаки болезненного возбуждения: гусиная кожа, потные ладони. И дело даже не в том, что у машины те же жеманные жесты, те же глаза с поволокой, те же капризно изогнутые уголки губ. Дело в том, что эта биомеханическая ложь такая правдивая, что хочется закрыть глаза и поверить. Процессор ангела считывает и расшифровывает эмоции и настроение Кроули, который смотрит на куклу глазами голодного пса. Настройки меняются, машина не может допустить, чтобы клиент ушел расстроенный. Ангел накрывает Кроули своими совершенно не эфирными крыльями, гладит по поникшим плечам, наклоняется, целует в губы, снова анализирует параметры, целует, на этот раз в шею, скользит губами ниже. Кроули обдает удушливой волной вожделения. Примитивного. Животного. «Да какого черта!» — проносится в его голове. — Как тебя зовут? — спрашивает кукла голосом Азирафаэля. — Кроули. — Кроули, — механический ангел тянет гласные точно так же, как настоящий, и у Кроули срывает крышу. Он позволяет себе то, что никогда бы не позволил рядом с Азирафаэлем. Он разрешает своему естеству взять верх. Его язык раздваивается, человеческий член принимает форму гемипениса. Двум головкам становится слишком тесно в мягких широких шароварах. Кроули не спеша расстегивает пуговицы гульфика. По крайней мере ему так кажется. Но на самом деле он почти вырывает их с мясом. Ангел поворачивает голову: ресницы, взгляд, губы. Все так… так взаправду… как бывает только в больных снах, в которых Кроули всегда просыпается именно на этом месте. А это не сон, и Кроули не может сдержаться, хочет грязно и неистово. Хочет досмотреть на этот раз все до конца. — Соси. Механический ангел безропотно опускается перед ним на колени, уверенной рукой сжимает яйца, заглатывает обе красные, текущие головки. Один рвотный позыв, но программа быстро подстраивается. Кроули сводит ягодицы и толкается в горло сам. Вбивается в созданную на заказ куклу ненавидя себя и брезгуя, но не может остановиться. Желание требует выхода. Когда его накрывает первая волна, сухая и грубая, он едва не теряет равновесие, сознание и чувство реальности. Долгожданная разрядка похожа на наказание. Он отталкивает куклу от себя, но ангел, подождав, слизывает остатки спермы с живота юрким языком. Этого достаточно, чтобы у Кроули начался второй приход. Он закрывает глаза и заставляет воображение унести его далеко. Представляет, как не кукла, а Азирафаэль стонет в его губы — высоко и протяжно. Представляет, как пальцы Азирафаэля тянут за волосы, заставляя откинуть голову далеко назад и подставить шею под поцелуй, как нежные пальцы не игрушки, а Ангела бережно обхватывают оба члена, трут один о другой, быстрее, сильнее. Дрожь проходит по всему телу. В воображении Кроули это Азирафаэль кладет свою мягкую руку ему на живот и приказывает: «Сейчас, детка». И Кроули повинуется. Теплая струя бьет из обоих членов сразу, он может только беззвучно открывать и закрывать рот и надеяться, что еще человеческое глупое сердце не пробьет ребра. Что накатившая волна не смоет его разум к чертовой матери. От судороги в бедрах и животе он не может пошевелиться, сползает по стене вниз. Удовольствие яркое и всепоглощающее, от него на глаза наворачиваются слезы. В дверь стучат: — Эй, красавчик, твое время закончилось. Кроули заставляет себя подняться, щелчком пальцев приводит в порядок костюм и глаза. Глаза сохранять человеческими труднее всего, концентрации может не хватить на долго. Кроули распахивает дверь и протягивает вышибале три пачки новеньких купюр: — Еще час. Видит во взгляде бугая злое замешательство. Материализует в кармане еще одну пачку и золотое кольцо. Протягивает: — А это лично тебе, за понимание. Бугай мешкает всего секунду. Не глядя на Кроули забирает деньги. Кроули захлопывает дверь и вновь превращается в себя. Одежда, ресницы и брови исчезают, меняется форма хрусталика, в змеином спектре контуры предметов размываются, а теплокровная кукла начинает светиться красным на сине-золотом фоне. Кроули делает шаг в сторону широкого пуфа и плавно опускает в него свое тело, гибкое, обнаженное и алчущее продолжения. Дальше Кроули отстраненно наблюдает, как пальцы ангела безошибочно определяют чувствительные точки, делают максимально приятно, накручивают соски, мочки ушей, пряди на затылке. Кроули не сопротивляется удовольствию. Подчиняется ему. Он в руках биомеханической игрушки и продолжает играть. Ангел опускается задницей на его возбужденные члены, вбирает в себя один, потом помогает рукой, чтобы поместить в прямую кишку второй. Начинает двигаться. Кроули умом понимает, что эта неодушевленная штука просто подставляется под него, не испытывает никаких чувств, автоматически регулирует сокращение мышц, скорость движения, секрецию, температуру тела, даже тембр голоса и частоту стонов. Все это Кроули понимает, но ангел запрограммирован и сделан настолько под него и его фантазии, что Кроули откладывает понимание в сторону. Кукла умело заставляет тело Кроули отвечать на ласку. Рваными, механическими движениями выдавливает из него оргазм, пускает в ход пальцы, засовывает их глубоко в змеящееся тело, сгибает и водит кругами, играет ими там, где до судорог приятно. Другой рукой опять надрачивает члены. Кроули больше не владеет собой, он презирает свою оболочку, но контролировать ее не в состоянии. Но на этот раз кончить ему не дают. На самом пике возбуждения механический ангел убирает пальцы, выпускает члены, потому что снова стучат в дверь. — Деньги в кармане пиджака, — хрипит Кроули. Ангел понятливо кивает, достает несколько пачек, идет к двери, волоча крылья по полу. От самой двери бросает: — Кроули, не трогай себя. Я сейчас вернусь. Кроули стискивает зубы, чтобы не зашипеть, прикусывает раздвоенный кончик языка и послушно ждет, изнемогает от судорог внизу живота и ломоты в яичках. Но терпит. Как только живая игрушка возвращается, Кроули наконец ставит ее «раком», хватает за ломкие крылья, влажные и скользкие, надавливает на них, как на рычаг, заставляя ангела уткнуться вздернутым носом в пол. Оглядывает дырку, которая бешено пульсирует. Биомеханический Азирафаэль выгибается и призывно постанывает. «Чертова программа!» Кроули просто не может устоять. В угаре не замечает сколько проходит времени. Знает, что в дверь время от времени стучат. Он выходит, материализует купюры. Остальное не его проблемы. Его оставляют в покое на некоторое время. Потом приходят опять и трюк с купюрами повторяется снова. Кроули не может остановиться. Как наркоман, который много лет был в завязке и вдруг получил дозу искусственного опиоида прямо в мозг. Он уже не знает, сможет ли вырваться из этого угара. Его-то тело не механическое. Оно находится на последней стадии истощения за которой неминуемо последует развоплощение.