Смутная печаль в огненных тонах

Если честно, Осаму Дазая, как персонажа, мне достаточно сложно оценивать. И еще сложнее копаться в его мыслях, стараясь определить их ход. Он — темный гений и бывший исполком, которого боялись абсолютно все. С другой стороны, что в манге, что в аниме он ведет себя, как откровенный недалекий дурачок, что является его маской.       В общем, мне довольно сложно оценивать его, как персонажа, и стараться докопаться до сути. Ну, как смог, написал. Может, немного кривовато и не последовательно, но я правда старался. Надеюсь, получилось достаточно хорошо.

***

      Да, Дазай Осаму не был хорошим человеком. Конечно, он мог строить из себя кого угодно (большинство — окей, практически все — на эту его маску даже покупались), но он действительно никогда не был хорошим человеком и таковым себя не считал. Да, Сакуноске полагал, что на светлой стороне ему будет лучше, вот только серьезно ошибся, предполагая, что ему нужно в ВДА (хотя об этом он даже себе в мыслях не признается), но…        Ода ведь святой, он не может ошибаться, ведь так?       Дазай никогда не был хорошим человеком, даже если такового из себя строил, отдавая память лучшему и единственному другу, воспоминания о котором делали его жизнь не такой пустой и бессмысленной. Но он ни за что не признается, что в большей степени делает это ради Чуи, словно пытаясь возвыситься в его глазах и перестать быть просто бесячей скумбрией или глупым суицидником.       Разве это плохо, что он хочет, чтобы малыш Чу его уважал и перестал смотреть на него с таким презрением?       В принципе, ВДА, в котором состоял Осаму, ему не сильно нравилось. Тут была целая куча людей с мутировавшими тараканами, каждый из которых стремился спасать жизни и помогать другим людям, даже если эта помощь будет заключаться лишь в снимании кошки с дерева. По сути, ВДА — это та же Портовая мафия, но в более лицеприятной обертке, почти те же заказы, хотя и разбавленные большой долей общественно полезных. Ах да, теперь после подобных заданий его еще и хвалят и не отправят на смертную казнь в случае чего.       В ВДА было… скучно. Уныло, серо и тоскливо. После того, как шатен покинул своего бывшего напарника (пусть тот и часто отирался возле него, на всякий случай контролируя, но это было совершенно не то) и увидел смерть своего лучшего и единственного друга, его жизнь утратила свои краски. Может, именно поэтому он чаще стал совершать попытки суицида, выдумывая самые дурацкие, и стал доставать Куникиду, который реагировал почти также ярко, как одна рыжая истеричка?       Осаму не понимал, почему ему так необходимо присутствие рыжика рядом с собой, поэтому и чувствовал только раздражение, язвя и подкалывая больше обычного. Ведет себя, как идиот? Возможно, но иногда Дазай самому себе напоминал одержимого человека, который втайне следит за совершенно всеми передвижениями бывшего напарника. Наверное, Чуя не раз удивлялся, почему все его миссии в основном проходят на удивление спокойно и умиротворенно. Интересно, он знал, что его напарник следит за ним, как зацикленный, почти 24/7?       Впрочем, вряд ли, потому что в ином случае гном бы не постеснялся на него наорать, предварительно заехав ему по ребрам и сломав несколько костей. Ну естественно, хули ты зыришь на его рыжее величество, скумбрия?       Впрочем, со временем интерес к Накахаре Осаму практически потерял, воспринимая его как немного раздражающий предмет мебели, от которого никуда не денешься, потому что он тебя найдет и еще по щам надает, чтобы не взбрыкивал. Интересно, Чуя никогда не думал о карьере няньки? Нет, а что, у него бы прекрасно получилось! Да он бы был прекрасным папочкой с его-то паранойей по поводу безопасности дорогих ему людей. Только характер бы поспокойнее и выражение лица чуть милее, а в остальном — идеально.       В последние пару недель Чуя практически не появлялся на глазах у Дазая. Пусть тот и чувствовал съедающее его живьем беспокойство, но признаться себе, особенно себе, не мог. Кто волнуется? Он волнуется? Нет! Он не может волноваться за шляпника! Нет! Нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет! Хотя если бы Накахара пришел — ну, например снова накричать из-за разбросанных вещей в его квартире или еще чего — шатену было бы гораздо спокойнее. А так нет, Осаму совершенно не волнуется.       Ну, может только самую капельку.       Если рыжего рядом с ним нет, значит Дазай может заниматься всем, чем только его душа пожелает. А значит, можно запланировать и совершить очередное самоубийство, пока гном не видит. У этой истерички словно нюх, когда парень пытается самоубиться, вот и прилетает в самый неподходящий момент. Наверное, если Осаму сегодня попытается спрыгнуть с моста, то Накахара точно появится. А значит, это нужно сделать как можно скорее пока шатена окончательно не съело беспокойство.       Суицидник, провожаемый нечитаемыми взглядами коллег, неслышно выскальзывает из офиса ВДА, пока Куникида отвлекся на смущенного Ацуши, который только что разбил настольную лампу, и, беззаботно насвистывая, двинулся в сторону моста, засунув руки в карманы. Настроение было странным. В груди то и дело испуганно сжималось сердце, его кололо, хотя Дазай так и не смог понять, от чего именно. В животе все буквально скручивалось от странного, пугающего своей неизвестностью присутствия.       Уже стоя на перилах моста, Осаму позволил себе вскинуть голову и увидеть небо. Над головой раскинулось небо, закрытое бесконечными, серыми тучами, представляющими из себя сплошную грозовую массу, в глубине которой что-то низко ворчало и сверкало молниями. Скоро должен был пойти дождь. Шатен нахмурился, плотнее закутываясь в пальто, после чего с недовольством посмотрел на часы. Прошло уже больше часа, а Чуя так и не пришел. — Не пришел, значит? — тихо шепчет парень, чувствуя какой-то странный укол в сердце. Почему-то он чувствует себя преданным, как будто его обманул лучший друг, который, он знал, никогда не подведет его. Но почему, если Чуя и Дазай — совсем не друзья. Они враги, соперники, напарники — кто угодно, но не друзья. Так почему же Осаму так горько и больно от того, что Накахара так и не явился, хотя по всем законам логики должен был уже прибежать. Странно. — Не пришел…       Шатен горько усмехается, почему-то чувствуя себя почти что разбитым, а потом одним движением, не колебаясь, сигает с моста. Если он не нужен Чуе (если он действительно опротивел рыжему ангелочку), то на этом свете ему уже делать нечего. Эта площадка находится так высоко, что он совершенно точно должен умереть.

***

      Вопреки всем законам логики, физики и человеческой анатомии, Дазай почему-то все еще жив. Он это совершенно четко осознает, когда приходит в себя, лежа в агентстве. Вокруг пахнет хлоркой и кровью, а над ним мрачным ангелом смерти возвышается Есано, снимая перчатки, перепачканные в его крови. Если бы Осаму не был в прошлом главой исполнительного комитета в Портовой мафии, то он мог бы и испугаться, а сейчас… Ну так, антураж на троечку.       Однако, несмотря на недовольный вид раздраженного Куникиды, тот почему-то не спешит начать орать на непутевого напарника. Наоборот, переглядывается с сидящим на табурете Ацуши и молчаливой Кекой, возвышающейся рядом с Тигром, после чего снова смотрит на Дазая. Почему-то шатену кажется, что Доппо почти что чем-то смущен, хотя и не понимает до конца происходящего.       Краем глаза суицидник успевает заметить, что из медпункта вышли все кроме Куникиды, Накаджимы и тихой Кеки, буравивших его внимательными взглядами. Они выглядят так серьезно, что парень будто против воли чувствует, как его сердце предательски замирает, затихая. Он не понимает почему, но ему чертовски страшно услышать то, что ему сейчас должен сообщить этот перфекционист.       Сам Доппо это прекрасно понимает. Глаза Дазая такие испуганные. В них горит отчаянная просьба ничего ему не сообщать, не разрушать привычный уклад его жизни, и Куникида с радостью бы это сделал, но он не может. Сам себе не простит, если скроет правду от единственного друга… уже погибшего исполнителя Портовой мафии. — Мне… Мне правда жаль, Дазай. — тихо говорит мужчина, похлопывая его по плечу. Сначала шатен недоуменно смотрит на напарника, а после его пронзает догадкой. Это две недели молчания… То, что он так и не пришел… — Что с ним? Что с Чуей?! — Осаму подрывается с места, хватая напарника за шиворот. Он с трудом контролирует себя, чтобы не вспороть Куникиде горло кинжалом, который всегда прячет в кармане пальто. Ему уже плевать на боль, на головокружение, на слабость. Вы главное скажите ему, что все хорошо, что Чуя жив и сейчас лежит в больнице, обещая позже сломать ему все кости. Накаджима, видя это, тихо ахает и подскакивает к шатену, отдирая его от Доппо и прижимая к постели. Дазай дергается, чувствуя подкатывающуюся к горлу панику. — Где он?! ГДЕ?!!!       Дальнейшая минута молчания растянулась на вечность. Суицидник видел, как Ацуши, Кека и Куникида переглядываются, поджимая губы. Сердце, казалось, готово было разорваться прямо сейчас, потому что Дазай уже знал, что они скажут ему. Он не верит-не верит-не верит-не верит! Это лишь дурной сон, кошмар, все что угодно. — Он мертв. Мне жаль, Дазай. — Доппо вручает шатену его телефон. Тот как-то растерянно смотрит на Куникиду, а потом судорожно лезет читать переписку. Перед глазами все плывет, а к горлу подкатывается тошнота. Текст сообщения расплывается перед глазами, поэтому ему понадобилось много времени, чтобы хоть что-то прочитать и вникнуть в суть.       Его мир разлетается на куски, когда в голове снова и снова эхом раздается короткое «мертв». Что было дальше, Осаму не помнит.

***

      Накахара Чуя — мертв. На самом деле, он пропал без вести, хотя все в мафии и в ВДА уверены, что это из-за Порчи. Его тела не нашли, хотя все было раскурочено как после использования Порчи. Сверху валялась немного помятая шляпа. Без этого элемента гардероба рыжик ни за что бы не ушел. А если его шляпа валялась вся в крови и в грязи, никем не подобранная, а это значит, что он точно мертв.       Накахара Чуя — мертв. Дазай не может посмотреть в глаза Кое, потому что чувствует себя бесконечно виноватым, хотя и понимает, что его вины, как таковой, и нет. Портовая мафия скорбит. Все же, Чуя был великолепным руководителем. Скорбят все, кроме Мори Огая. Тот не выглядит хоть как-то опечаленным данным фактом о смерти его самого перспективного подчиненного, в отличие от остальных, а на Дазая и вовсе смотрит с пренебрежением и плохо скрытым непониманием, когда Осаму пришел к нему за ответами.       Разумеется, суицидник так ничего толком и не узнал и только укрепился в своих подозрениях, по поводу его причастности к смерти Чуи.       Накахара Чуя — мертв. Для Осаму все время после того, как он узнал о произошедшем, похоже на сплошной туман и кошмарный сон, от которого шатен мечтает проснуться. Он крепко прижимает к груди неизменную черную шляпу бывшего напарника и молча смотрит на погребальную службу, когда хоронят пустой гроб, хотя могли бы… Нет, об этом он думать не хочет.

«Это не твоя вина. Прощай, Осаму».

      Эти строки Чуя написал ему перед самой гибелью, словно самым важным для него было, чтобы Дазай не считал себя виноватым. Только что делать с тем, что шатен винит в произошедшем себя и только себя? Это он виноват! Был бы менее горделив и эгоистичен, такого бы не произошло! Если бы он остался в мафии, то Накахара был бы под его контролем, и Порча не смогла бы уничтожить своего носителя. Если бы не он… — Пора, Дазай-сан. — тихо говорит Акутагава, кивая на гроб. На нем уже есть цветы, и сейчас именно очередь Осаму класть их. Тот вздрагивает, будто просыпаясь от сна, и молча выполняет указания, после возвращаясь на место. Дальнейшее снова скрывается от суицидника в густом тумане.       Очнулся он уже в сумерках, все так же стоя на могиле и как-то неверяще разглядывая буквы на небольшом надгробии. Он до сих пор не может поверить, что Чуя мертв. Это неправильно. Неправильно-неправильно-неправильно-неправильно. Так не бывает. Это просто кошмар. Кошмар же, да? Рядом с ним стояли Накаджима и Рюноске, присматривающие за семпаем. — Знаешь, Ацуши-кун, тебе вовсе не обязательно караулить меня. — шатен хмыкает, покрепче прижимая к груди черную шляпу с красной ленточкой. Он намеренно игнорирует Акутагаву, надеясь, что тот решит напасть и ему вмазать. Он даже сопротивляться не будет. Но брюнет безучастно смотрит на него, от чего где-то в глубине души суицидник чувствует прилив ненависти и ярости. — Просто проваливайте! Я сам справлюсь!!! — Дазай-сан, вы нам-то хоть не врите. — мальчишка качает головой и вздыхает. Владелец Расемона лишь молча кивает, пристально осматривая своего семпая. Если честно, Рюноске никогда бы не подумал, что смерть Чуи его так подкосит. Впрочем, не один шатен страдал от смерти рыжего — все, кто был с ним более-менее знаком, скорбели. — Вы разбиты. К тому же, именно Накахара-сан попросил нас присмотреть за вами. — Ч-Чуя? — тихо шепчет тот, удивленным и немного детским взглядом смотря на Тигра. — Он? Но зачем? — Я думаю, Накахара-сан за вас волновался. — Накаджима аккуратно берет семпая за руку и тянет за собой. Рюноске следует за ними тенью. — Пойдемте, Дазай-сан. Вам нужно поспать. Может быть, вам станет легче.       Осаму покорно следует за мальчишкой. Он конечно благодарен, что тот пытается его поддержать в меру своих возможностей, но больше всего ему хочется просто проснуться и осознать, что это лишь кошмарный сон. Чтобы злой до чертиков Чуя пытался его избить или снова ругался. Но одно парень понимал очень четко: это не кошмарный сон. И смерть Чуи была настоящей.       А значит, лучше не будет.