Ваш Белоглазый демон.
***
Чуя и сам не знал, сколько раз точно он уже встречался с Дазаем. Каждая их встреча не походила одна на другую. Каждый раз они лишь перебрасывались парой фраз, а потом лишь молчали, крепко прижимаясь друг к другу. Сжимали друг друга крепко-крепко, как будто от этого зависела их жизнь. Они совершенно не хотели расставаться, хотя и вынуждены были это периодически делать. Они молчали, стараясь оказать друг другу молчаливую поддержку. Почему они не разговаривали? Накахара старался не касаться тех тем, которые могли причинить ему боль. А его непутевый напарник старательно делал все, чтобы рыжику это и не нужно было. Они старались не расстраивать друг друга, так как у них было совсем мало времени. Чуя старался не касаться тех тем, которые были ему неприятны, а Осаму старался и не настаивать, чтобы не напомнить ему и в первую очередь себе о том времени, когда он плевал на него, упиваясь своей болью. Ему было практически плевать на бывшего напарника. По крайней мере, все было именно так, пока владелец Смутной печали не погиб. И только после этого суицидник с пугающей ясностью осознал, что таким глупым способом старался избежать собственных чувств, которые, игнорирумые, оказывается, слишком долгое время ранили его в самое сердце. А он ведь даже этого не замечал… Шатен старался ничем не напоминать о том времени, хотя больше всего на свете ему хотелось встать перед рыжиком на колени и вымаливать, вымаливать, вымаливать прощение и обязательно-обязательно вытребовать обещание вернуться к нему, что бы не произошло. Но Дазай не мог этого сказать. Хотел, но не имел права. Он и так слишком многим навредил своему бывшему напарнику. Чуя и так натерпелся из-за него слишком многого. Осаму прячет потемневшие глаза и лишь сильнее стискивает миниатюрное тельце напарника, заставляя Накахару тихо пискнуть от неожиданности. Чуя уже давно знал, что им следовало бы поговорить. Знал, но не хотел поднимать эту тему, чтобы не вскрывать явно пекущиеся с силой соляной кислоты раны шатена. Он слишком сильно был привязан к суициднику, чтобы заставлять его мучиться. Однако, он прекрасно понимал, что все-таки лучше честно поговорить с Дазаем на чистую. Если они все-таки поговорят… Станет лучше Чуе. Станет лучше скумбрии. Им после этого разговора действительно станет лучше. Конечно, разговор будет очень тяжелым и непростым, но результат того будет стоить. Рыжик устало вздыхает и прикрывает глаза, настраиваясь на разговор. Если уж Дазай не может начать этот разговор, то его начнет он. Мальчик ненадолго прикусывает губу и прикрывает глаза, глубоко вздыхая. Ну что же, Накахара Чуя, вперед! Не зря же ты страшный-страшный мафиози, которого вполне закономерно опасаются во всей Йокогаме и далеко за пределами города. — Осаму… а как ты меня узнал? — задумчиво шепчет Чуя, как можно крепче прижимаясь к своему напарнику. Он обхватил того за шею обеими руками, и прижался всем тельцем, устраивая свою голову у того на плече. Накахара знает, что у них осталось совсем немного времени, после чего они снова расстанутся. В очередной раз. Они снова расстанутся, поэтому разомкнуть тесные объятия, в которых они вцепились друг в друга, кажется почти физически невозможным. Они не хотят расставаться. Они не хотят оказываться снова в разных мирах. Они не хотят быть порознь. — У меня ведь теперь совершенно другое тело и внешность, а ты даже не удивился, когда я появился вот таким. — Ты, наверное, не поймешь меня, Чуя, но… Я узнаю тебя в любом случае, где бы ты не находился и как бы не выглядел. Малыш Чу всегда будет малышом Чу. — тянет Дазай, крепче прижимая его к себе. Рыжик искренне радуется тому, что это пусть и крайне необычный, но все-таки сон. Иначе бы ему пришлось весьма туго, учитывая то, что его кости очень и очень ломкие. Намучился бы он с очередными переломами, потому что такие крепкие объятия даже у его здорового и крепкого тела наверняка бы вызвало треск костей. А ведь встречается он с Осаму каждую ночь. Все-таки, что бы там шатен не говорил и не ныл про свою слабость перед бывшим напарником, но на самом деле тот был тем еще силачом. Конечно, в рукопашке Чуя бы его легко победил (не зря же он считался лучшим бойцом Портовой мафии), но если бы Осаму обнял его и не захотел бы его отпускать, рыжик не думал, что ему удалось бы вообще выбраться из объятий суицидника. Все-таки, тот с упорством, достойным лучшего применения, мог докопаться до кого угодно в чем угодно, что изрядно раздражало всех окружающих Дазая людей. Разве одного того, что тот остался жив несмотря на все переделки, в которых побывал, уже не доказывало того, что тот чудовищно силен (и удачлив)? — Я же просил не называть меня малышом, скумбрия! — умиротворенно пробурчал Чуя, стараясь выглядеть раздраженным, чего на самом деле не испытывал. Накахара не сильно стукнул суицидника кулачком по плечу. Его все еще немного напрягало то, насколько крохотным было его тело, если брать за пример шатена. Это немного раздражало, хотя у него уже было время смириться с таким положением вещей. В большей степени с этим помогала смириться искренне любящая и боготворящая его Нана-сан, которая после того, как ее сын очнулся от комы, от него больше просто не отходила. Наверное, Чуя должен был раздражаться от того, что его новая и самая-самая лучшая и настоящая мама (мама!!! — он сам до сих пор не может в это поверить) от него не отходит и ему чуть ли не в рот заглядывает, пересчитывая зубы. Но, как любой ребенок, выросший без родительской любви и заботы (ну, нельзя же считать за родительскую заботу методы воспитания детей в мафии, пусть сестрица Кое искренне старалась ему помочь), его такое внимание наоборот только радовало. Конечно, возможно со временем его отношение к этой ситуации изменится, но едва ли. Накахара умел быть благодарным и искренне радоваться мелочам. — Но я ведь просто не могу не называть тебя так!!! Ты настолько милый, что просто ааа!!! — бывший напарник издал что-то наподобие восторженно-умиленного писка, прижимая к себе Чую еще крепче и тиская его за пухлые щечки. Тот обиженно что-то бухтел и дулся, чем еще больше приводил суицидника в восторг от миленького и маленького напарника, которым тот стал. Рыжик устало вздохнул и покачал головой, смирившись с происходящим. Если Дазаю от этого легче, то почему бы и нет? — Осаму, солнце мое ясное… Разве у тебя не было около пяти встреч, чтобы привыкнуть к этому моему облику? — укоризненно уточняет мальчик, надувая пухлые щечки. Он и сам прекрасно знает, что в таком виде тело Тсунаеши с обиженно-надутой мордашкой выглядит просто невероятно очаровательно, но он ничего не может с собой поделать. Накахара вздохнул и аккуратно погладил шатена по лохматой макушке, еще сильнее лохматя его волосы, а потом снова задумался о ситуации, в которую он угодил. Конечно, Нана-сан и Кое-сан были разными, как день и ночь. Ему бы никогда и в голову бы не пришло сравнивать этих невероятных и совершенно непохожих друг на друга великолепных женщин. Озаки он искренне любил. Как мать, как сестру, как божество, которое однажды снизошло до него, простого сиротки. Он был искренне к ней привязан, и их связь за многие годы только крепчала. А Нана… Нану он знал совершенно недавно, но уже любил. Он любил ее как настоящую мать, которая могла бы у него быть, если бы у него не было его способности и испорченного лабораторией детства. Он любил их одинаково, хотя, наверное, это и было немного странно. Впрочем, вполне возможно, что на его чувства по поводу любви к прекрасной Нане-сан повлияли остатки личности Савады Тсунаеши, которые, вполне возможно, еще оставались в его уже умирающем теле. И это его немного беспокоило. Окей, не немного, а очень даже много. Накахара нахмурился, прикусывая губы. Его глаза потемнели, а брови нахмурились. Не нравилось ему это. Определенно в этой ситуации было что-то не так. Конечно, у Тсуны были проблемы с костями (и не только — считайте, что он почти что гребаный инвалид), а еще на него произошло покушение, но… Но ведь это не повод впасть в кому, особенно если его даже не ранили. Тогда почему он все-таки впал в кому? Определенно должны были быть иные причины. Должны были быть, их просто не могло не быть. Оставалось только выяснить, какие именно. — Ну, Чуя, не хмурься. А то ты меня пугаешь. — тихо проговорил Дазай, прижимая его к себе покрепче, хватая его за руку и целуя маленькую ладошку. Накахара хихикнул из-за забавного щекочущего чувства, и немного расслабился, прильнув к горячему боку мужчины. Осаму его еще немного покачал на руках, как маленького ребенка (впрочем, он и есть маленький ребенок), а потом начал теребить пушистые каштаново-рыжеватые прядки, приятно перебирая их. — Что-то случилось, Чуя? Я знаю, что тебя что-то гнетет. Ты можешь со мной поделиться. Обещаю, я постараюсь помочь тебе. — Понимаешь, Осаму… — Накахара устало вздыхает и переворачивается на живот, разглядывая карие глаза шатена. Тот серьезно и обеспокоенно смотрит прямо на него, хмуря брови. Вздыхает, обдавая лицо Чуи теплым дыханием, а потом легко щекочет мальчика по ребрам, заставляя того извиваться и хихикать. — Скумбрия! — Что, милый мой? — невинно тянет суицидник, абсолютно бесстыже заглядывая в укоризненные глаза бывшего напарника. Чуя лишь укоризненно вздохнул, покачав головой. Давить на совесть Дазая было совершенно бесполезно, хотя Накахара все-таки пытался это сделать. — Я тебе говорю о серьезных вещах, а ты придуриваешься! — Ну ладно, прости-прости, лапочка моя. Итак, что ты мне хотел сказать? — Думаю, ты уже знаешь, что я попал в параллельный мир, где меня теперь зовут Савада Тсунаеши. Там я единственный сын внешнего советника Вонголы (это что-то наподобие Главного Исполнителя Портовой мафии). И теперь выясняется, что я должен стать Боссом местной Портовой мафии. Никогда не мечтал о таком карьерном росте, а мне эту возможность предоставят на блюдечке с золотой каемочкой… Даже не знаю, то ли плакать мне с такого подхода, то ли смеяться. — Ну и что? Уверен, из тебя получится прекрасный Босс. Куда лучше, чем я или даже Мори. — безразлично и никак не заинтересованно пробормотал Дазай, покрепче прижимаясь щекой к щеке Чуи и потираясь о нее. Рыжик устало вздохнул, укоризненно покачивая головой. — Так-то это так, конечно, но… Это тело, в которое я попал… Оно больное. Может, ты знаешь что-то о синдроме Хрустальных костей? Если не знаешь, то поинтересуйся у Ёсано. Несмотря на то, что я по совету Кавахиро укрепляю свои кости с помощью Пламени, все равно это слишком опасно. Я не уверен, что справлюсь с такой ответственностью, учитывая особенности моего тела. Я не смогу нормально драться. — Это… неизлечимо? — мрачно уточнил Дазай, поглаживая Чую по спине. Тот против воли расслабился, прикрывая глаза и устало выдыхая. Недовольно что-то пробурчал, когда Осаму убрал руку с его спины, после чего шатен снова вернул руку на его спину, сопутствуя все это веселым смешком. Накахара решил сделать вид, что он ничего не слышал. — К сожалению, нет. У меня болезнь Лобштейна — Вролика 3-й степени. Повышенная ломкость костей, возможность ранней потери слуха, деформации костей, возможны проблемы с дыханием, невысокий рост, искривление позвоночника, слабость связочного аппарата суставов. Ну, и другого по мелочи. Как понимаешь, меня это не прельщает. — обиженно пробурчал рыжик, утыкаясь в шею шатена. С трудом удержался от позорного всхлипывания. Как-то это бы совсем не вязалось с его образом сурового и опасного мафиози, который тот старательно строил на протяжении нескольких лет. Впрочем, и эта его внешность мальчика-одуванчика с этим образом как-то совершенно не вяжется. — Я же ногами дерусь, а тут… Да даже если я кости буду Пламенем укреплять, все равно драться так, как привык, совершенно не смогу!!! Это же абсолютный кошмар!!! — Да…. — тихо пробормотал Осаму, прикрывая глаза и прикусывая губу до крови, чтобы не врезать себе со всей дури. Так он только всполошит Чую, а не поддержит его. Надо казаться уверенным и спокойным, это совершенно точно сделает Накахару куда спокойнее и увереннее в своих силах. О своем идиотизме можно посокрушаться и после. — А как же гравитация? — Ну, с ней проще, конечно, но все равно я не смогу вести полноценную жизнь. Помнишь, как ты выглядел в возрасте десяти лет? — Ты о чем? — Ну, помнишь, что тебя называли глистой в бинтах? — А, это да. А что? Ты о том, что даже я в том возрасте выглядел куда мужественнее, чем ты сейчас? — ехидно уточняет, а потом добавляет. — И не спрашивай, как я об этом узнал. — Как ты… Скумбрия! — вскрикнул Чуя, обиженно надуваясь. — Все-то ты знаешь, сволочь… — Ну, все-таки, это моя обязанность. — беззлобно хихикает шатен, весело трепля надутого рыжика за щеки. А потом тоскливо вздохнул, немного помрачнев. — Жаль, что я не могу оказаться в том мире, где есть ты. Мне было бы спокойнее, если бы ты был у меня под боком. Может, если я совершу удачное са… — Даже не думай, Осаму! — предупреждающе рыкнул рыжик, закрывая рот мужчины крохотной ладонью. — Я не позволю тебе сдохнуть. Ты ведь хочешь, чтобы я был с тобой и больше никуда от тебя не уходил? — Хочу! Хочу! Конечно, хочу!!! — мгновенно воодушевился Дазай, хватая того за руку и целуя центр ладони. Что-то бормотал и умильно заглядывал ему в лицо, потираясь носом о тыльную сторону его ладони. Чуя вспыхнул и мгновенно отдернул руку, закрывая ладонями горящее лицо: — Скумбрия!!! — Ну чего ты, малыш Чуя? — улыбнулся шатен, довольно хихикая. Его явно веселило то, что он смог смутить своего напарника. — Итак, что ты предлагаешь? — Я поговорю с Кавахиро и узнаю, что можно сделать. Может, возможно тебя перенести ко мне. Ну, или мне потом вернуться к тебе в этот мир, хотя это вряд ли. — хмыкнул Накахара, покачивая головой. — Не смей кончать с собой, сволочь! Из могилы достану, и заставлю пожалеть, что ты вообще родился на этот свет!!! Дождешься меня, понял?! — Да понял я, понял… — обиженно протянул Осаму, хотя не выглядел особенно сильно расстроенным этим фактом. Он сейчас был на самом пике блаженства и счастья. Чуя все еще что-то бурчал и высказывал ему, но шатен предпочитал не вслушиваться в слова рыжика, потому что слова Накахары стоит делить как минимум на два, больше внимания уделяя его поступкам. Тело и поступки Чуи всегда были честнее, чем его слова. О, он дождется! Обязательно дождется! Даже если весь мир перевернется с ног на голову и смерть будет стоять за его порогом… Плевать! Счастливая жизнь с Чуей стоит всего, что произошло в бессмысленной и никчемной жизни суицидника. Честно сказать, Чуя стоит всего, что уже произошло с Осаму. Если Чуя сказал его дождаться, значит, Дазай сделает все, чтобы его дождаться. Чуя этого определенно точно стоит.