Смутная печаль в огненных тонах

Кхм, искренне прошу прощения, что так задержал главу. Работа, сессия, монография… В общем, не успел. В следующий раз постараюсь исправиться, хотя ничего не обещаю.       Кстати, по просьбам читателей пара Дазай/Чуя теперь установлена официально, хотя, конечно, романтика будет второстепенной.       И да, Чуя будет защищен со всех сторон, пусть и сам об этом пока не подозревает. Дазай об этом позаботится)

***

      За прошедшие несколько лет произошло нереально много всего. Чуе удалось не только поймать Кавахиро, но и уговорить его перенести Дазая в этот мир. Правда, к сожалению, пока видеться они могли разве что во сне, потому что вредный Шаман заявил, что сначала Осаму должен пройти у него обучение. И, разумеется, пока он это обучение не пройдет, увидеться они не смогут. Какие бы истерики не устраивал Накахара, как бы не ругался матом и не топал ногами (аккуратно, учитывая хрупкость его костей), как бы не дулся, ничего не помогало.       Что примечательно, Осаму за эту возможность сразу же схватился всеми руками и ногами, твердо заявив, что сделает все, что угодно, если это позволит ему оказаться рядом с Чуей и защищать его. Нещадно краснеющий Накахара сразу же двинул самоубийце, пытаясь спрятать горящие щеки, после чего отвернулся. Именно поэтому он и не видел, каким нежным и любящим взглядом его одарил этот горе-самоубийца. Зато это видел Шаман.       Древний мудак твердо стоял на своем, обещая, что в ином случае ни за что и никогда не даст им увидеться. Да он потом даже сны отнял, от чего рыжика ломало не по-детски. Ему нестерпимо сильно хотелось увидеть скумбрию, но такой возможности у него не было. Больше всего рыжик боялся, что суицидник что-нибудь начудит или будет совершать самоубийства, а спасать его будет некому, или еще что. Однако, Туман был почему-то твердо уверен в том, что подобными глупостями скумбрия заниматься не станет.       Чуе приходилось недовольно вздыхать, но ему верить.       А то вдруг и правда исполнит свою угрозу, и окончательно разлучит их.       А этого нельзя допустить.       Ладно, стоит признать, что в остальном сотрудничать с Шахматноголовым было не так уж и плохо. Даже великолепно, в некотором смысле. Но трудно. Примерно, как с Достоевским, если у какого-нибудь психа нашлись на это силы и решительность. Кавахиро много знал. Серьезно, реально много — по всем скромным подсчетам ему было не менее четырех миллиардов лет, что было… просто вау. Чуя иногда думает, что с такой продолжительностью своего существования сошел бы с ума и попытался суициднуться, а он ничего так, держится.       С другой стороны, весь его смысл жизни — гребанная Три-ни-сетт, ради которой тот из раза в раз в той или иной степени жертвует людьми, но ничего не поделаешь. Иногда такое случается. Хотя это и неприятно, но это просто стоит принять, как должное. Правда, скорее всего, Кавахиро наверняка должен был найти способ, как поддерживать Систему без человеческих жертв, но… В общем, анализ килотонн информации не самая сильная его сторона.       Все ради благополучия Системы.       Чуя вздыхает и хмурится, потирая запястья. Ну не его это, не его — думать над тем, как все исправить и изменить. Даже за четыре года в голову ничего толком так и не пришло. Куда лучше и эффективнее, если об этом подумает Дазай, когда они снова встретятся. Он уж точно что-нибудь придумает, если это будет грозить его Чуе неприятностями. А это рано или поздно будет, Накахара стопроцентно уверен. Примерно, как и в том, что без Осаму Порча его убьет.       Впрочем, об этом можно будет поговорить и позже, а пока рыжик медленно приседает, стараясь укрепить свои кости. Стоит признать, что, если бы не укрепление костей Пламенем, которому его обучил Кавахиро, его затея с самого начала обернулась бы полнейшим провалом. Нет, даже так ему было все еще тяжело, хотя владение Пламенем Неба увеличивалось практически в геометрической прогрессии, но он, по крайней мере, был более-менее здоров и самостоятелен.       Чуя не хотел быть инвалидом. Именно поэтому тренировался, как проклятый.       Он не хотел быть обузой очаровательной Нане-сан и Дазаю, хоть и знал, что, если бы в этом была необходимость, те стали бы о нем заботиться до конца жизни.       Вот только Накахара к такому не привык.       Именно он всегда был опорой и поддержкой для окружающих. Именно он был той силой, к которой обращались за помощью. Именно он был тем, кто постоянно всех спасал и всем помогал. Он никогда не позволял себе показывать свою слабость, потому что он… сильный, могущественный, несгибаемый. Кто, если не он?       В конце-то концов, он ведь сосуд Арахабаки — всемогущего древнего Бога, который, если захочет, разрушит к чертям собачьим весь этот мир.       Только не тогда, когда рядом Осаму, но не суть.       Чуя не собирается быть обузой кому бы то ни было.       Потому что он банально не заслуживает этой заботы. Не заслуживает того, чтобы о нем беспокоились, заботились, любили. Хотя отчаянно хочется обратного.       Он ужасен, кошмарен, отвратителен.       Он ведь даже не человек.       И это его убивает.       Он знал, что это не так. Он знал, что Осаму будет до конца убеждать его в обратном, а он — соглашаться. Но пока Накахара один, он, наверное, мог предаться своим мыслям и пожирающей с головой депрессии, от которой после лечился антидепрессантами почти что пять лет. Даже если Кавахиро и Нана постоянно находились рядом с ним, отвлекая от своих мыслей, это редко действительно поднимало ему настроение или позволяя будто бы очнуться от равнодушия. Впрочем, как только Шаман понял, в чем именно проблема, и научил Чую управлять внутренним Пламенем, все исчезло, как по волшебству.       Кто бы мог подумать, что неуправляемое Пламя (даже если это Пламя Неба) может принести столько вреда организму владельца. Впрочем, вполне возможно, такое произошло именно потому, что он не был изначальным владельцем этого тела, от чего его душа просто не могла привыкнуть к этой силе. Впрочем, после вмешательства древнего Тумана, самоненависть и какое-то равнодушное, анабиозное, почти что мертвое, состояние постепенно сменились какой-то Гармонией и даже успокоением внутреннего «я», так что на данный момент с ним уже более-менее все в порядке. Можно было бы подумать, что это далось ему слишком легко.       Только если не знать, что на обретение этого спокойствия ему понадобилось долгие и непростые три года. Чуя в который раз уже убедился, что Нана-сан просто Святая. Нет, серьезно, за четыре года его резких перепадов настроения, истерик, грусти и вспышек ярости, которым, слава Арахабаки, ему хватило ума не выплескивать на маму, ни разу ему ничего не сказала и даже не посмотрела косо! Вот что значит действительно любит своего ребенка и готова мириться со всеми его закидонами.       Рыжику было нереально стыдно, но он ничего не мог с собой поделать. Как же он был счастлив, когда эта полоса непонятного настроения и урагана чувств наконец-то закончилась.       Впрочем, даже когда его организм предавал его самым неприятным образом, а приступы саморефлексии практически не прекращались, это все равно не мешало постоянным тренировкам, которыми Чуя себя буквально изматывал насмерть. Он каждый день тренировался по три часа, чтобы в будущем стать самостоятельным. Чтобы стать сильным. Чтобы не быть обузой. Чтобы стать тем, кто снова будет всех спасать и помогать.       Нет, он по-прежнему будет полагаться на Дазая, в этом даже сомнений нет. Просто… Ну не может же он абсолютно все перекинуть на плечи напарника, даже если тот не против. Тот этому даже обрадуется, особенно если учитывать, насколько тот на самом деле волнуется о нем. Накахара вздыхает и хмыкает, прикрывая глаза, и в мельчайших подробностях вспоминает скумбрию. А потом снова отжимается, пытаясь выжать из тела разнесчастный тридцатый раз.       Пусть от этого тела и не получится добиться тех силы и гибкости, которые были в прошлом, но, по крайней мере, он будет достаточно приспособленным, чтобы сражаться. Даже если не вручную, то оружие, по крайней мере, он ведь может держать, верно?       Чуя лежит на своей кровати в своей комнате и пялится в потолок расфокусированным взглядом, а перед глазами будто бы вся жизнь проносится, показывая малейшие детали его жизни. Рыжик так до конца и не может привыкнуть к тому, что его теперь зовут Тсунаеши. Ну не относит он это имя к себе, не относит. Отзывается, но все еще до конца не привык, что он теперь Тсунаеши.       Накахара даже вспоминать не хочет, сколько именно ему пришлось упрашивать Нану, чтобы та позволила ему выйти из больницы. На это потребовался почти год, но к одиннадцати он уже потихоньку обживал свою комнату, которая располагалась на первом этаже — специально, чтобы он не упал с лестницы и не умер, сломав все кости и повредив внутренние органы. Впрочем, это было не самым сложным.       Самое сложное началось именно тогда, когда он попытался упросить Нану дать ему пойти в школу. В принципе, он бы вполне неплохо мог сидеть и учиться дома, но ему хотелось наладить социальные контакты со своим окружением, хотя в большей степени он руководствовался своей интуицией, а не чем-то иным. За учебу он не переживал. Кроме того, что Кое и Мори очень тщательно всегда следили за его обучением, даже если он был мафиози, так еще Чуя и сам любил учиться и даже получил степень магистра по экономике, когда ему было двадцать.       Так что трудностей не должно было возникнуть. Ну, разве что трудности с программой, когда не совсем понятно, на каком они сейчас разделе в школе. Благо, что мама и его одноклассники (да, представьте, они у Тсунаеши были!), которые приходили к нему, приносили ему конспекты и домашку, так что оказаться лопухом Накахара не опасался. Но, самой главной проблемой все равно оставалась Нана, которая ни в какую не готова была отпускать своего больного деточку в школу. И ее совершенно не останавливало, что тот может постоять за себя.       Впрочем, к счастью, когда ему исполнилось тринадцать с половиной, и наступил новый учебный год, в школу он все-таки пошел.