Смутная печаль в огненных тонах

— Джудайме… — почти благоговейно шепчет пепельноволосый, глядя на него пожирающе-преданными глазами.       Чуе кажется, что у него все сильнее начинает болеть голова, а еще его подташнивает. Впрочем, вполне возможно, что ему это просто кажется. Неудивительно, учитывая, что чуть ли не произошло пару минут назад. Конечно, Накахара рад, что он успел, но в груди все сильнее поселяется чувство какой-то обреченности и почти что, мать его, смирения. Особенно когда шатен глядит в эти восхищённые зелёные глаза ребенка подростка, которые смотрят на него так, будто он Ками во плоти.       На него смотрел так только Дазай, и то только в последнее время, так что видеть подобное выражение в чьих-то еще глазах очень непривычно, если не сказать стремно. Но парень молчит, не собираясь что-то говорить или как-то отговаривать Гокудеру.       Это ведь не его дело, и он не может быть голосом ума для абсолютно всех.       Тому ведь уже четырнадцать, а значит тот должен сам разобраться в этом.       Хотя открыто заявить о том, что тот должен перестать на него так пялиться, хочется просто нестерпимо. — Если ты хотел красиво самоубиться, мог бы выбрать менее болезненный и глупый способ. — Чуя устало и обреченно вздыхает, возводя глаза к небу. А потом смотрит на Реборна, который на его взгляд лишь пожимает плечами, а потом запрыгивает на руки, поглаживая по голове. Старается успокоить и приободрить, и за это Накахара ему искренне благодарен. Ему хочется отчаянно выть от осознания, что это все больше напоминает чей-то злой стеб или бред.       Он с одним суицидником чуть не чокнулся, а тут его жизнь все-таки окончательно решила добить, что подкинула еще одного?       Он переводит внимательный взгляд на смущенного Гокудеру, который стоит перед ним, как школьник, вытянувшийся по струнке, и пожирает преданным взглядом, от которого в душе все переворачивается и начинает подташнивать еще сильнее (главное не начать блевать прямо тут). Да, он спас этого типа от его же динамита (кто таким косоруким детям вообще такие опасные вещи доверяет?!), просто откинув его гравитацией (если бы попытался сделать это как-то иначе, кости не выдержали бы и сломались). Да, он знает, что Хаято ему благодарен, но зачем сразу же проникаться настолько светлыми и радостными чувствами к нему?       Парень, серьезно, ты своего Джудайме всего два часа в первый день знаешь, так откуда такое желание идти за ним хоть в ад, хоть в бездну, хоть еще куда? Чуя вспоминает, что даже у Накаджимы Ацуши добрые чувства вызывал две недели, и только после этого срока доверчивый тигренок подпустил его к себе и стал доверять. А тут… Этот обиженный и покоцанный жизнью ребенок после первого спасения уже так ему верен? Он идиот или просто хорошо притворяется, решив испытать?       Как бы то ни было, это проблема и сплошная головная боль в кубе. В основном потому, что даже если тот будет его испытывать, то в своих порывах все равно будет очень искренен. А значит, здравствуй самопожертвование во имя своего Неба!.. Реборн быстро понимает, о чем с обреченным лицом думает его ученик, поэтому снова поглаживает по макушке, стараясь успокоить и приободрить. — Кажется, мне сегодня с утра надо было больше, чем две таблетки, пить. — устало выдыхает шатен, за что получает укоризненный взгляд карих глаз и легкий подзатыльник от Аркобалено и ничего не понимающий — зеленых глаз от Гокудеры.       Чуя искренне считает, что ему одного самоубийцы хватит с лихвой, потому что Дазай в своем амплуа просто неповторим, но, как оказалось, нет, не хватит. Судьба и жизнь здорово решили ему поднасрать, когда подбросили в качестве Хранителя Урагана — гиперответственного типа с напрочь отсутствующим инстинктом самосохранения и, кажется, мозгами. Впрочем, его оценки и учеба намекает на обратное, но Накахаре ведь лучше знать. Слишком часто он сталкивался с подобным дерьмом, чтобы определить, что этот тип с радостью пожертвует собой, если это нужно будет для его, Тсуны, блага.       Ну, или что тот посчитает за таковое.       Шатену обреченно хочется скулить и спрятаться в объятиях Дазая, чтобы тот обнял крепко-крепко, защищая. Вот только он не может. С каждым днем он думает, что его жизнь все сильнее напоминает бред чьего-то воспаленного сознания. От абсурдности происходящего у него болит все сильнее голова, самочувствие все хуже, а настроение перевалило за отметку «минус пять», и не собирается останавливаться на достигнутом. Поднимают его только мама, Реборн, вечно веселый Рехей и воспоминания о Осаму — теплые и родные.       Он так сильно хочет его обнять и прижаться к нему, хоть немного успокоившись.       Чуя надеется продержаться и не помереть от абсурдности, хотя сделать это сложно.       Кстати, Гокудера и правда старается о нем заботиться, особенно когда узнает всю правду о его здоровье и состоянии, и шатен покорно позволяет тому делать то, что тот считает нужным.       Хотя иногда ему кажется, что он зря дает Хаято столько свободы.       По крайней мере, Дазай с него точно потом это спросит.

***

      Чуя думает, что жизнь определенно его ненавидит.       Ну, или она просто изощренно (очень-очень изощренно) над ним издевается, потому что, какого хрена, спрашивается, ему в Хранители добавили еще одного суицидника?       У него, получается, в Хранителях будет аж три суицидника (Дазай, Гокудера и теперь, видимо, Такеши). Слишком много для его нервов! И если все остальные имеют такие же наклонности… Блядь, просто дайте ему уже убиться и не мучиться, а?!       Знакомьтесь, Ямамото Такеши. Четырнадцать лет. Восходящая звезда бейсбола (пусть только в их маленьком городке, но все-таки). И просто дебил, который решил сброситься с крыши, потому что у него, блядь, сломалась рука. Потому что, типа, он этим всех подвел. Видимо, о том, что бейсбол — командная игра, это чудо-юдо просто забыло. И о своем отце, как водится, он тоже даже не подумал.       Накахаре все соблазнительнее кажется идея все-таки побиться головой о ближайшую стену. — Это точно не мои галлюцинации? — обреченно замечает он, а обращаясь то ли к Реборну, то ли к Гокудере. Те смотрят на него и качают головой, глядя очень понимающе. Ну естественно, ведь и им с этим недоразумением с битой наперевес тоже мучиться! — Если и остальные мои Хранители будут хотя бы примерно такими, как он или ты, Гокудера, я повешусь. — Но Джудайме!.. — взвивается тот, глядя так обиженно, что у него почти даже совесть просыпается. Почти. — А что? — Чуя вскидывает бровь. — Хочешь сказать, что с твоей битвой все было просто заебись? — Не матерись. — Реборн дает ему совсем легонький подзатыльник, глядя, как на дитя малое. И Накахара действительно испытывает стыд (к своему почти что ужасу). — Как скажешь, папа. — он закатывает глаза, стараясь не обращать внимания на то, как Аркобалено вздрогнул. Он думает, что тому уже стоит привыкнуть к тому, что именно его он будет называть своим отцом. По крайней мере, сволочи-Иемицу будет тот еще сюрприз. А все потому, что к сыну надо приезжать чаще чем раз в пять лет. Тут знаменитое русское «авось» не прокатит. Ребенка с детства воспитывать нормально надо, а не оставить все на девочку лет восемнадцати (Нане было двадцать, но не суть), думая, что посылаемых денег и якобы «защиты» против мафии будет достаточно.       Учитывая, как именно он попал сюда, нет, не будет! — Джудайме, что будем с ним делать? — спрашивает Гокудера, обращаясь к Небу. — Да нихрена. — шатен пожимает плечами. — Вы уж простите, но это третий этаж. Так что он отделается переломами, но точно не суициднется. Впрочем, если он нырнет вниз пустой башкой, может что-то и произойдет. Но я слышал теорию, что бутерброды обычно приземляются маслом вниз, а так как башка у него пустая, это вряд ли. Хотя… — Джудайме, мне кажется, или у вас больно профессиональный взгляд? — спрашивает Хаято. Чуя отмечает, как напрягается Реборн, явно подумав о чем-то не том, и спешит развеять их заблуждения. — У меня есть друг, который на протяжении двадцати с лишним лет своей жизни каждый день пытался самоубиться, но неудачно. — он отжимает у Гокудеры сигарету и под неодобрительным взглядом Аркобалено Солнца затягивается, с любопытством смотря на то, как Такеши пафосно обещает прыгнуть, а его отговаривают. Самое интересное, что это длится уже пять минут, а пока ничего так и не произошло. — Я его вытаскивал и даже пытался оказать моральную поддержку, но не особо успешно. Но он все еще жив. — уточнять, что теперь, когда Дазай его снова нашел после потери (у него из-за смерти Одасаку, кажется, появилась идея-фикс), то едва ли отстанет, он не стал.       Снова посмотрел на эту дебильную сцену.       Где только Хибари ходит, когда он так нужен? — Реборн-сан, Гокудера-кун, мне правда кажется, или это становится заразно? — задумчиво спрашивает он, когда замечает, что за решетку начинает лезть какой-то пацан из их класса. Склоняет голову набок и смотрит пару секунд, а потом засовывает руки в карманы, разворачивается и неспешным шагом начинает идти к лестнице. — Тсунаеши-кун, почему ты не пытаешься отговорить Такеши-куна? — громко и чуть истерично звучит голос Киоко. Чуя останавливается и обреченно вздыхает, закатывая глаза. Эта девочка довольно милая и забавная и чем-то напоминает ему о Кеке в детстве, но ее тупость его иногда выбешивает. Хотя ради старшего брата он может ее потерпеть. — Что ты от меня хочешь? — устало спрашивает он, оборачиваясь и глядя на нее в упор. Та отступила на пару шагов от испуга (больно нехорошими были карие глаза), но то, что на это смотрели десятки глаз (и Ямамото в том числе), придало ей храбрости. — Но разве ты не должен попытаться его отговорить?! — Вы отговариваете его уже пять минут. Это помогло? — ехидно интересуется Чуя, который терпеть не может таких сладких и немного тупых. Впрочем, это гражданские, так что терпение ему в помощь. Он видит, как та замялась, и продолжает. — Не помогло. А как могу помочь я? Могу посоветовать ему сходить к психологу или психиатру, если с головой проблемы. Лезть за ним, рискуя выпасть? Без обид, но мои кости с трудом даже мой вес выдерживают, чтобы я пытался поймать тех дебилов, которые сейчас радостно играют в салочки с Шинигами. — Но… — у Сасагавы слезы на глазах наворачиваются, от чего взгляды всех вокруг становятся укоризненными (кроме Гокудеры, Реборна и Такеши, который смотрит с легким интересом). Накахара же чувствует нечто похожее на раздражение, потому что так фальшиво перед ним не играл никто. Даже Дазай, когда ему было от силы пятнадцать (у того с актерским мастерством всегда все было хорошо). — Милая, еще раз повторяю. Я не понимаю, чего ты хочешь от меня добиться. — шатен качает головой, возводя глаза к небу (Осаму, болтовня — это по твоей части). — Я могу посоветовать ему только сходить к психологу или психиатру. Еще могу сказать, что он не пытается самоубиться, а просто пытается привлечь к себе внимание. — Да как ты!.. — Хотел бы самоубиться, спрыгнул бы с крыши без всяких расшаркиваний. — Чуя зло усмехается, хотя на самом деле испытывает боль из-за Дазая. — У меня шизофрения. Во мне ненавидящий меня Бог обитает, но я же живу, несмотря ни на что. У меня вон с костями проблема, но я ведь не стремлюсь как-то прерывать свою жизнь, хотя приятного в ней не очень много. Тем более, больше всего я ненавижу таких липовых самоубийц, которые корчат из себя непонятно что ради привлечения внимания.       Накахара брезгливо кривится, окатывая ошеломленного Такеши презрением. — Адьес! — он взмахнул рукой и неспешно двинулся с крыши, собираясь отправиться на урок. Хотя он сомневается, что тот начнется, учитывая, что сейчас происходит. — Тебе больно из-за твоего друга. — прозорливо спрашивает Реборн, и шатен вздыхает, молча кивая. Его больше не трогают. Честно говоря, Чуя думает, что все продлится еще хрен знает сколько (ну, там скорая, полиция и другие службы), а может их и вовсе отпустят по домам, но к его удивлению уже через минуту в класс входит Ямамото и низко кланяется перед ним, говоря: — Прости.       Накахара лишь выгибает на это бровь, но принимает извинения, не совсем понимая, что тут творится. Вроде ничего толком не сказал, а тот уже передумал. Каким-то образом Такеши прибивается к его компании, вызывая удивление и некоторое недоумение. В итоге брюнета из-за произошедшего таскают некоторое время по психологам, а потом все прекращается само собой.       Кстати, за то, что он отговорил Ямамото (каким это образом, спрашивается?), его отец подарил Чуе годовой абонемент на бесплатные суши. Тот его принял с благодарностью, хоть и с некоторым недоумением. — Иногда мне кажется, что моя жизнь точно напоминает какой-то бред. — вечером делится он с Реборном, вздыхая. — Ну… — тот усмехается. — Существует теория, что мы всю жизнь спим и то, что нам снится, это и есть наша «жизнь». — Слишком сложно. — фыркает Накахара, накрываясь одеялом и вздыхая. А потом, когда свет уже был потушен, тихо сказал. — Спасибо.       Он был уверен, что Аркобалено Солнца точно поймет, за что именно.

***

      Когда в город приезжает Бьянка — сестра Гокудеры и одновременно наемный киллер с ядами, чья внешность немного напоминает ему о Кое, это не становится сильно неожиданным. Хотя то, что та хочет его убить из-за влюбленности в Реборна напрягает.       Но вот когда оказалось, что один из его Хранителей — пятилетний ребенок, которого вооружили до зубов и пинком под зад отправили в Японию, не отправив никого с ним, чтобы проследить за его безопасностью, Чуе захотелось постучаться головой о что-то очень твердое. Но он не стал это делать из-за своего здоровья (Аркобалено и Дазай едва ли бы это оценили). Он отобрал у Ламбо абсолютно все оружие (еще не хватало, чтобы он в его доме гранатами или базукой размахивал), после чего быстро пристроил его в заботливые ручки Наны. Хотя иногда он и учил его читать и писать, а также планировал отдать в детский садик, когда точно будет уверен, что тот не будет отставать от сверстников.       Накахара понял, что уже устал удивляться, когда в Намимори прилетела полуслепая (чтобы нормально видеть ей нужны очень толстые очки) пятилетняя девочка-ниндзя-убийца, которая даже толком не умеет разговаривать на японском, зато трындит на китайском и английском. Обрадовало его только то, что Фонг — еще один Аркобалено (Урагана) и учитель И-пин не бросил ее, а прилетел следить за ней, хотя ему все равно хочется очень сильно надрать тому уши за ребенка. — Знаешь что, Реборн? — спрашивает он, вздыхая. Аркобалено Солнца отрывается от наблюдения за тем, как он учит И-пин читать, и переводит на него вопросительный взгляд. — Не знаю как насчет остальных, но для меня ты самый адекватный учитель. — Ты еще не знаешь, на что именно я способен. — усмехается тот, надвигая шляпу на глаза. Кажется, ему комплимент пришелся по вкусу. — Может быть. — не спорит Чуя, кивая. Он действительно может не знать всю его темную сторону. В конце-то концов, ему даже Дазай не сразу полностью открылся (далеко не сразу). Ну ничего, у них еще будет время. — Но если сравнивать вас со всеми взрослыми мужчинами, которых я знаю или с которыми я знаком, вы самый адекватный.       Хотя Осаму вне конкуренции точно.