Ходящий по небу

«Бен… Бен… Спаси меня!» — в мыслях взывал Люк к старому джедаю как к единственному человеку, который может его спасти. Кеноби был единственным на Татуине, кто обладал Силой и тем самым имел возможность спасти Люка. Надежда вновь росла в душе Скайуокера. Ему казалось, что Оби-Ван его слышит и придёт, несмотря на то, что сам отдал мальчика тускенам, а дальше будет всё как раньше: Люк будет обучаться путям Силы, помогать дяде с тётей, смотреть на закаты двух татуинских солнц.       Кстати, о закатах…       Рассветы и закаты были самыми красивыми, что могло быть на Татуине, и такое явление было, как припоминал Люк с уроков истории, только на этой песчаной планете.       Это было прекрасно. И Люк был рад, что, несмотря на тяготы жизни фермера, он мог вдоволь любоваться потрясающими восходами двух татуинских солнц. Он любил встать рано и бежать в направлении двух близнецов, ярко горящих на горизонте. Когда на небе ещё видны звезды, а на улице не холодно, как обычно бывает в пустыне ночью, но и не жарко.       Даже в плену Люк старался думать о хорошем. Он вспомнил, что, когда ему было лет тринадцать, старый Кеноби спас мальчика от Крайт-Дракона. И поэтому Скайуокер был уверен, что спасёт и сейчас.       Однако дни шли, а Кеноби так и не появлялся. Казалось, что он совершенно забыл о нём. Воспоминания плавно перешли на дядю с тётей. Юноша не мог поверить в то, что тётя Беру так легко смогла его отпустить, зная её характер и то, как она любила Люка, в голове просто не укладывалось, что женщина не пошла его искать.       Тётя Беру была невероятным человеком. Она почти всегда была рядом, часто принимала сторону Люка даже если её муж, Оуэн Ларс, был категорически против, даже если это было невыгодно для неё. И то, за что её любил Люк, так это за то, что она единственная считала его обычным ребёнком. Не как Кеноби — потенциальным учеником, не как Оуэн — одарённого механика, а как самого обыкновенного ребёнка, который нуждался в заботе и любви.       Один раз Люк заблудился в пустыне. И тётя Беру была единственной, кто искал его. Она нашла мальчика рядом с песчаными дюнами, достаточно далеко от влагодобывающей фермы, успокоив ребёнка, женщина повела его обратно. Тогда Скайуокер впервые в жизни увидел разъяренного дядю Оуэна. Тот очень долго кричал, пока Беру не заступилась и не отвела мальчика в кровать, а снизу ещё долго шёл разговор на повышенных тонах. По мнению Люка, тётя Беру была очень храбрым человеком, которая не боялась Оуэна и знала, как защититься от тускенских рейнджеров, когда однажды они напали на их ферму.       Дядя Оуэн, по мнению младшего Скайуокера, был полной противоположностью жены. И Люк считал, что такая женщина, как Беру Ларс, заслуживает кого-то большего, кого-то, кто по достоинству оценит её. Мужчина был суров и редко проявлял любовь. Он был раздражительным, особенно, когда речь заходила об отце Люка и тогда, когда приходил Оби-Ван обучать Скайуокера Силе. Оуэн всегда старался нагрузить Люка полностью, заставляя ремонтировать спидеры или какие-то другие вещи. В ангаре всегда было много техники, которая, по каким-то непонятным причинам, постоянно ломалась.       Однажды, возвращаясь на ферму после школы, Люк увидел, как дядя специально ломал уже починенные вещи и закидывал их в ангар. Об этом Люк никому не сказал, это стало ещё одним секретом, о котором знал только он.       Дядя Оуэн очень сильно ругался, если Люк не мог починить что-то. Это бывало редко, и тогда, когда вещь была уже безнадежно испорчена, даже имея при себе отвёртку и пару гаечных ключей, не всё удавалось починить. Дядя кричал, если Люк не заканчивал работу вовремя. Тогда мужчина становился на выходе из ангара и говорил: «Ты не получишь ужина, пока не закончишь работу». И часто Люк заканчивал заполночь, и у него едва хватало сил, чтобы добраться до кровати.       Однако долго лежать и наслаждаться покоем ему не удалось. Из блаженной темноты Люка вытянула чья-то рука в потрёпанном балахоне. Скайуокер со стоном открыл глаза и сразу зажмурился от яркого солнечного света, проникающего сквозь порванный во многих местах шатёр. Юноша лежал на чём-то твёрдом и остром, и что-то неприятно впивалось в оголённую спину.       Каждый день начинался с того, что тускены приходили и жестоко пытали Скайуокера, но, что удивительно, весьма осторожно, словно бы играли, перед чем-то очень ответственным.       Люк пытался вспомнить, что произошло. В голове крутились воспоминания прошедших дней. Группа старшеклассников порвала рюкзак Люка, обозвав его нищебродом, хотя сами были не из богатых семей и носили точно такие же, а то и хуже, рюкзаки. Его исключили из школы за то, что он воспользовался Силой против наглого старшеклассника, который порвал его рюкзак и, как выяснилось потом, являлся сыном директора заведения. Администратор в ярости смотрел на Люка, пока сообщал эту информацию родственникам. А потом его окружили тускенские рейнджеры и Оби-Ван, который просто стоял и наблюдал, а затем Силой не позволил ему сбежать. При мыслях о старике Кеноби сердце Люка сжалось. Он не мог поверить, что тот позволил тускенам схватить его. Боль от предательства почти что заглушала физическую. Но Бен по-прежнему оставался тем, кто мог вытащить его из этого ада.       Люк застонал, выдавая себя. Один из тускенских рейнджеров вышел из толпы и сразу направился к лежащему юноше и стал надавливать на раны, заставляя мальчика сжать зубы и едва слышно шипеть.       Вся Вселенная начинает казаться безумно далёкой, одинокой и несправедливой, стоит кому-то навредить тебе. Они били его часами, нанося удары по телу сотни раз подряд, меняя только позиции и завершая свой «танец» резко наступая всем весом на коленную чашечку.       Но Люк держался.       В очередной раз тускены пришли ночью, таща за собой кнут и верёвки. Мгновенно разбудив и развернув Скайуокера, они завязали руки мальчика и уложили на живот.       Послышался свист, а затем резкий удар обрушился на спину. Глаза Люка расширились от ужаса. Вновь послышался свист. Удар. На спине красовались уже две красные полосы. В глазах защипало, и Люку казалось, что ничего больнее в жизни он не испытывал. Создавалось впечатление, что с него живьём снимают кожу.       Люк переворачивался со спины на бок, стараясь не терять сознание от многочисленных ударов, направленных ему на спину. Лёжа на животе, он с досадой осознавал своё глупое положение, принимая «игру» жизни на свой счёт. Сплёвывая кровь себе под щёку, Люк получил ударом ботинка в нос и закричал от острой боли.       Скайуокер попытался защищаться, вспоминая, как использовал свой гнев против сына директора. Однако ничего не получилось. Тускены, кажется, предусмотрели такой расклад и, стоило Люку поднять в воздух палача, как его настиг удар с другой стороны, заставляя терять контроль. С каждой минутой он становился всё слабее и слабее. Силы покидали юного Скайуокера и, как бы он ни старался, но повторить тот трюк как в пустыне не получалось. Да и зачем? С нынешним состоянием он далеко не уйдёт. «Дядя Бен! – Взывал в мыслях Люк. – Мне больно!»        Когда-то давно Кеноби говорил, что между учителем и учеником есть связь. Если кто-то позовёт мысленно, то второй услышит и сможет ответить. Поэтому, если Люк являлся учеником Кеноби, то тот должен его слышать.       Послышался шум на улице. Скайуокер подумал, что это пришёл Бен его спасти или тётя Беру. Сквозь боль он улыбнулся своим фантазиям, представив, как тётя Беру врывается в шатёр и разгоняет тускенов. Слегка помедлив, он снова предпринял попытку подняться на ноги, но сил обезопасить себя от следующего удара по руке кнутом явно уже не хватало. Обжигающее страдание опустило его на землю, позволяя посмотреть на рваную рану на руке. Хотелось схватиться за голову уродца, что творил с ним такое, и присесть близ холодной стены, успокаивая себя и кожу, но всё, что оставалось, это принять на себя очередной удар по спине.       В глазах начало темнеть и казалось, что все происходит где-то в другой Вселенной. Сознание потихоньку уплывало, а голоса становились всё дальше и дальше…       Боль — это было первое, что почувствовал Люк, очнувшись. Застонав, он попытался открыть глаза и просто подвигаться, но было настолько больно, что Люк просто оставил всё как есть. Судя по свету, который резал даже закрытые глаза, Скайуокер лежал прямо под палящим солнцем, и, кажется, это совершенно не заботило тускенов. Он не знал, как долго провел без сознания на солнце, но, как подсказывала Сила, очень долго. По ощущениям руки и ноги были крепко связаны, полностью лишая его возможности двигаться. Да и с нынешним самочувствием далеко бы он не убежал.       Повернув голову набок, Скайуокер приоткрыл глаза и попытался понять, где он находится. Люк лежал на каменном столе, явно предназначенном для ритуалов, а на стене, которая находилась с левой стороны, были написаны странные символы, чем-то напоминающие язык тускенов, хотя Люк не мог утверждать, что это был именно он. Понять, что написано, не представлялось никакой возможности. Люк не знал тускенский язык.       Осмотрев стену, Люк обратил внимание на свое тело. Его верхняя часть была полностью обнаженная, а низ был покрыт тонкими штанами, вернее тем, что от них осталось. Раньше штаны были светлые, обязательное условие для Татуина, но сейчас они были грязные, порванные и во многих местах виднелись следы крови.       Грудь была расписана символами, такими же, что и на стене.       Люк дернулся. Группа тускенов, изначально стоявшая в кругу, спешно двинулась в сторону мальчика, что-то держа в руках.       — Эй, пустите! — закричал Люк настолько, насколько позволял его охрипший голос, когда тускен начал что-то бормотать, проводя рукой по груди мальчика, спускаясь ниже и продолжая рисовать какие-то символы. Дойдя до торса, рука рейнджера замерла и исчезла.       Скайуокер увидел, как тускены становятся кругом, что-то бормоча, с каждым разом всё громче и громче. Глава песчаных людей начала что-то произносить, но Люк не слушал, пытаясь найти способ убежать, быть принесённым в жертву совершенно не хотелось.       — Дядя Бен! — собрав последние силы закричал Люк и ему показалось, что эхо ещё долго отражается в пустынных дюнах, словно сама Сила сотрясается от несправедливости.       Рука в перчатке зажала ему рот. Вторая рука взметнулась в воздух, в которой при свете солнца блестел кинжал, метясь в то место, где располагается сердце. Люк замер. Испуганно смотря то на орудие убийства, то на тускена. Люк в последний раз взглянул на небо, почувствовав влагу в глазах, и посмотрел на большую тень, которая раскинулась почти на все небо.       В это время тускен замахнулся, и кинжал полетел в сердце Люка.       Скайуокер закрыл глаза…