Иллюзия жизни

Маркус вылетел из дома Саймона, бросив короткое прощание Мэри. Он никогда не позволял себе подобной невежливости, тем более по отношению к Мэри, которую уважал и любил. Маму Саймона он воспринимал частью семьи, как и самого Саймона. Он не мог припомнить ни одного дня, когда их не было в его жизни. С самого детства они с Саймоном учились всему вместе: первые разбитые коленки, порванная одежда, падение с велосипедов, даже первый глоток пива они сделали вместе. Они все делили на двоих, поэтому Маркус был уверен, что они могут прийти друг к другу с любыми проблемами. Но, судя по всему, Саймон так не считал. Маркус смутно помнил тот год? Месяц? Неделю? День? Час? Когда все изменилось навсегда. Он до сих пор не мог понять, пришло оно сразу или подкрадывалась незаметно, складывалось из мелочей. Например, из того, что они с Саймоном с детства обожали спать вместе, если ночевали друг у друга. Они забирались под одеяло и рассказывали страшилки по полночи. Или из тех прикосновений во время просмотра фильмов ужасов. Сперва действительно было страшно, а потом прижиматься к Саймону просто вошло в привычку. Это создавало ощущение того, что он не один. Может, несколько глупо, но Маркусу это было необходимо. Отца слишком часто не оказывалось дома, матери тоже не всегда хватало на него времени. Маркус не винил их ни в коем случае, даже отчасти понимал, что они стараются ради него. Но ощущение того, что тебе есть с кем разделить страхи. Вера в то, что он никогда не будет одинок — необходимость. Наверное, это нужно каждому ребенку. И Саймон был той самой неизменной частью жизни Маркуса. Он дарил ему уверенность в том, что рядом с ним всегда останется кто-то. Дружба, привязанность, любовь… Может, закономерно, что все сложилось именно так? Саймон просто стал настолько неотъемлемой частью жизни, что без него Маркус уже просто не смыслил самого себя. Прикосновения стали не просто нужными, но и приятными. А разговоры с Саймоном — самым важным времяпрепровождением. Маркус, скорее всего, не понял бы, что именно чувствует, если бы мама не решила поговорить с ним об отношениях. Правда, на примере Патрисии. Маркус слушал ее, осознавал, что она абсолютно права, вот только не к Патрисии, совсем не к ней он испытывал чувства. Не ее хотел видеть каждый день, не с ней с нетерпением ждал встречи, а, расставшись, хотел поскорее увидеться вновь. Не Патрисию ему приятно держать за руку и не ее смех хотелось слышать постоянно. Мама говорила о том, что он нравится Патрисии, а Маркус думал о том, что ему самому безумно нравится Саймон. И это было страшно. Тогда Маркус впервые в жизни испугался по-настоящему. Он ведь прекрасно знал, что так быть не должно. Что Саймон друг, почти брат, которого Маркус всегда мечтал иметь. Но несмотря на все эти мысли, страхи и переживания, он решился поговорить. Ему нужно было с кем-то поделиться, а по странному стечению обстоятельств Саймон оказался единственным, с кем он мог это сделать. — Кого ждешь? — Патрисия села рядом с Маркусом. Они дружили. Не так, как с Саймоном, но Патрисия была одной из тех девчонок, не раздражающих. Она легко лазила по деревьям, не боялась ходить на кладбище, с удовольствием смотрела фильмы ужасов и не тряслась над куклами. Хотя в четырнадцать вопрос с куклами уже не был актуален — сейчас девчонок больше волновали мальчики, но Патрисия не пыталась говорить о мальчиках, да и не лезла к Маркусу, как некоторые другие девочки в школе. Если бы Маркуса попросили сказать, что он думает о Патрисии, то он сказал бы, что она «свой парень». Хотя, как оказалось, «своего парня» тоже хочется целовать. — Сай должен скоро подойти, — ответил Маркус и отложил книжку в сторону, все равно читать не выходило совершенно. Он сидел в напряжении, ожидая прихода Саймона. Тот сказал, что придет к нему после обеда. Если раньше Маркус часто не выдерживал и шел ему навстречу, то сегодня безумно хотелось оттянуть момент встречи, словно за это время можно было бы передумать и не вываливать на Саймона все мысли после разговора с мамой. В конце концов, он же мог и ошибиться — может, ему просто не интересны девчонки. Он вспомнил, как еще несколько лет назад они с Саем кривились при мысли, что одну из этих зазнаек придется поцеловать. И сами же смеялись над этими мыслями. — А Клэр в него втрескалась. Представляешь, в Саймона! Маркус удивленно посмотрел на Патрисию. Раньше она никогда не говорила о подружках и парнях, а сейчас выпалила это на одном дыхании, щеки ее покраснели, а сама она старательно смотрела на свои ноги, при этом носком кроссовка ковыряла землю, словно от реакции Маркуса на ее слова зависело что-то очень важное. — Девчонки. — Пожал плечами Маркус. — Только о парнях и думаете. — А вы что, о девчонках совсем нет? И прежде чем он ответил, она сама его поцеловала, точнее прижалась губами к его и замерла. Маркус и сам застыл, но в следующую секунду неумело поцеловал ее в ответ, потому что успел подумать, что так правильно. Правильно целовать Патрисию, влюбиться в нее. Правильно думать о девчонках, а никак не о Саймоне. Происходящее в ту секунду казалось правильным. Маркус вынырнул из воспоминаний и ударил по рулю машины. Он пожалел о том, что сделал почти сразу же, как только отстранился от Патрисии и посмотрел в ее полные надежды глаза. Нет, он не мог сказать, что ему было противно или что Патрисия ему неприятна — было как-то странно и слюняво. Маркус даже невольно провел ладонью по губам. Почему-то поцелуй совсем не был похож на то, что Маркус видел в фильмах. Он еще тогда подумал, странно, что люди находят в этом что-то приятное. Но долго размышлять о поцелуях и приятных вещах ему не позволил вопрос Патрисии: «Я тоже тебе нравлюсь?» Это оказалось слишком сложно, Маркус до сих пор удивлен, что после того дня они смогли остаться друзьями. Они смогли, хотя он обидел Патрисию, он стал тем, кто впервые ей отказал. А она поддерживала его после ссоры с Саймоном. Она осталась с ним, хотя он определенно того не заслуживал. Может, она надеялась, что он оценит и перестанет смотреть на нее, как на друга? Может, думала, что без Саймона рядом завладеет всем его вниманием? Как бы то ни было — Патрисия осталась и помогла Маркусу пережить самый тяжелый год в его жизни. Год без Саймона. Она осталась и потом, когда Маркус, как последний идиот таскался за Саем и уговаривал не разрушать собственную жизнь. Она ходила за ним и умоляла не бегать за Саймоном и не портить себе жизнь и нервы. Правда, ей со временем надоело, а потом она и вовсе переключилась на Патрика и стала интересоваться исключительно «короной и шмотками». Или просто больше не считала, что может говорить с Маркусом о чем-то серьезном. У него было два близких человека, а сейчас ни одного. И самое дурацкое — Маркус не мог с точностью сказать, кто именно в этом виноват.

***

— Кого-то ждешь? Маркус уже несколько часов сидел на скамейке на заднем дворе и пил пиво. Вроде бы только вторую бутылку, во всяком случае, хмель не ощущался совершенно, как и вкус. С таким же успехом можно было бы пить воду. Заметил бы он разницу или нет? Разговор с Саймоном слишком выбил из колеи, открыл то, что Маркус запрятал глубоко внутрь себя, стараясь не думать и не выпускать наружу. Он тогда смирился, что больше не нужен как друг, а значит, мог ли рассчитывать на что-то большее? Вопрос Патрисии, да и вообще ее появление сильно удивили, но вместе с тем заставили сконцентрироваться на реальности. — А мне разве есть кого? — печально усмехнулся Маркус и сделал очередной глоток пива. — Хочешь? — Он вытащил бутылку из стоящей рядом небольшой сумки-холодильника и протянул Патрисии. — Я же пришла, — ответила она и взяла бутылку. Маркус этому нисколько не удивился. Конечно, в кругу подружек она морщила нос и отказывалась сделать даже глоток, но Маркус знал, что несколько бутылочек Патрисия вполне может себе позволить. — И я этому удивлен. — Брось, Маркус, мы же друзья, — она пихнула его в плечо, — просто в последнее время у нас немного разошлись пути. И все же я надеялась, что стану твоей девушкой и получу корону. — Надеюсь, что корона волнует тебя больше, чем я. — Бесспорно. — Кивнула Патрисия. — Я просто хочу, чтобы ты перестал гоняться за Саем. Он не тот парень, которого мы звали другом. И нам не по десять лет, а немного больше. — Ага. И тебя волнует не корона, а его травка. Я это понял, — мрачно сказал Маркус. — Но я хотя бы здесь, а Саймона не видно. И, судя по тому, как ты выскочил из его дома… — Пат, не сейчас. А лучше никогда. Она лишь согласно кивнула и сделала еще один глоток пива. Пожалуй, это в Патрисии Маркус ценил больше всего. Она действительно знала, когда не стоит больше ничего говорить.