Воспоминания ценой в 6000 лет

11 апреля 1796г, 3 км к югу от Монтенотте, Италия С ружьём наперевес он, сгорбившись, тяжело пыхтел над глубокой ямой, не особо следя за своей лошадью, привязанной к чему-то, что когда-то, возможно, было деревом. За его спиной лежал труп австрийского военного. Старая трухлявая лопата жалобно скрипела в его руках, а с неба срывались на грязный военный мундир крупные капли дождя. Ему было холодно. А главное, он уже неделю гулял с этими французами. Конечно же исключительно потому, что без них он бы и сюда не добрался. Это немного не то, на что он рассчитывал, когда на это пошёл. Впрочем, недавно у него всё-таки получилось вырваться вперёд, когда аванпостам французской армии пришлось отступить. Но теперь проблема состояла в том, что он буквально шатался по пустырям между двумя линиями огня. С одной стороны французы, с другой — австрийцы. Хотя в каком-то смысле ему было выгодно тут ошиваться подольше. Начальство думало, что он действительно занимается тем, что сидит под боком у Бонапарта и помогает ему разрабатывать планы атак. Что было неправдой с самого начала. Но немало веселило. Точнее, это было бы забавно, действительно, если бы он сейчас не находился в той ситуации, в которой он находился, застряв на границе Монтенотте и Савоны. С натугой выдохнув, он выкинул из ямы очередную груду мокрой земли. На лбу выступили капельки пота, которые он тут же смахнул. — Кроули? Голос послышался из-за спины. Очень знакомый голос. Он резко обернулся. — Азирафаэль! — воскликнул демон без удивления, но, казалось, с недовольством. — Что ты тут делаешь, чёрт возьми? — У меня к тебе тот же вопрос вообще-то, — неуверенно возмутился ангел. — Ты не говорил, что собираешься принимать участие в этом. Разве ты не бежал через Милан в Римскую Империю? Азирафаэль хмуро смотрел на Кроули сверху вниз. В самом буквальном смысле. Он сидел на белоснежном коне, уверенно удерживая того за поводья. На нём был белый мундир с длинными полами, а на плечи был накинут красный доломан с золотыми шнурами и белой опушкой, через грудь шла серебряная лядуночная перевязь, к которой у пояса крепились ножны сабли. Пижон, подумал Кроули. — Как видишь, нет. Ты, кстати, тоже говорил, что вернёшься в Лондон, — раздражённо заметил он. — Но ты здесь. Вот и я тут. Но не потому, что мне сильно хочется тут быть, ясно? И вообще, я не участвую в этом, чтоб ты знал. Он с интересом оглядел ангела. — А ты что, — поднял он одну бровь, — воюешь за австрийцев? Разве ваша сторона одобряет… непосредственное участие? — Я не воюю, — поправил его ангел, — а помогаю им добиться справедливости. И победы, конечно же. — Во как, — закивал Кроули, сдвинув брови. — И что, сильно преуспел? — На самом деле не очень, французские армии уже второй раз успешно отбивают наши атаки, — грустно сообщил Азирафаэль. Его взгляд упал на мужчину, лежащего в грязи за спиной Кроули. — Это австрийская форма… Ты убил его? — Не я, — ответил Кроули. — Знаешь ли, дорогой мой, так откровенно врать… — Азирафаэль начал краснеть от возмущения и потянул поводья на себя. Конь развернулся на Кроули, угрожающе разрывая землю копытами. — Да не я это, говорю тебе! — Бросая лопату, демон попятился. — Точнее, только наполовину! Нашёл его. Лежал, помирал с простреленным лёгким. Я лишь… решил облегчить его страдания. И не надо на меня так смотреть. Он сам попросил, понятно? Мои руки чисты. В доказательство он поднял их. Азирафаэль только сейчас заметил на его руках перчатки. Они были самые обычные кожаные перчатки, когда-то чёрные, что теперь было скрыто за слоем грязи, и протёртые между большим и указательным пальцами. На запястьях они скреплялись широкими сафьяновыми тесьмами выцветшего бордового цвета. Кроули снова поднял лопату и продолжил невозмутимо копать яму. Азирафаэль глубоко вздохнул и в конце концов успокоился. Но демон всё равно заметил, как его глаза сверкнули неодобрительным предупредительным огоньком. А потом в них проскользнула брезгливость. — Я бы не сказал… — Азирафаэль, не начинай, — перебил его демон. — Кроме того, ты и сам знаешь не хуже меня, что людям больше нравится умирать быстро и безболезненно, чем долго и мучительно. Вспомнить только ваш излюбленный пример. Распятие — далеко не самая приятная смерть, знаешь ли, я бы и сам лучше умер от ножа в печень. Хороший парень был, между прочим… Как бы я сейчас вообще не сделал добро. Мне влететь неплохо может за это, знаешь ли. Разбирайся потом с отчётами и кланяйся в ноги, вымаливая прощения на всех языках ада. Одна морока с этой бюрократией. — Нет, я в том смысле, что… — Азирафаэль демонстративно оглядел Кроули с ног до головы и, закатив глаза, щёлкнул пальцами правой руки. — Серьёзно? Кроули рассматривал вычищенный мундир. — Не важно, — сконфуженно отвёл взгляд Азирафаэль. Кроули тяжело вздохнул. Он перекинул через плечо очередной клок земли, оставив пятно на золотистых погонах чёрной шинели. А затем развернулся к трупу австрийского военного и наклонился. Взяв его под руки, он бесцеремонно выкинул безвольное тело в яму, будто кукловод сломанную марионетку в мусорник. Оно сложилось в неестественную ломаную позу, какая точно не свойственна живым людям, только если они не занимаются йогой или являются тибетскими монахами. Азирафаэль отвернулся. — Ему уже плевать, как лежать, — всплеснул руками Кроули, заметив реакцию ангела. — И не тебе воротить нос от смерти. Напомню тебе, что ты сам тут «помогаешь добиваться справедливости». Не строй из себя неженку. — Что? Неправда, ничего я не строю, — возразил Азирафаэль. — Просто ты это делаешь… неправильно. И вообще, почему ты не используешь чудо? — Наши устроили ревизию после моих выходок, — сморщился Кроули, сдвинув брови. — А ты прекрасно знаешь, что демоны в этом деле не менее дотошнее ангелов. Но в отличие от ваших, наши выполняют работу на совесть не ради чистосердечного желания наведения порядков. Скажем так, им просто нравится выявлять нарушителей и назначать им наказания. И мне не хочется иметь лишних проблем сейчас. Кажется, они довольны моей работой. — Какой работой? — Той, которую я не выполнял, ты сам знаешь. Они до сих пор гордятся тем, как я провернул дела с французской революцией. Недавно мне направили ещё одну благодарность. — И что же ты собираешься делать дальше? Я имею в виду, что у тебя всё равно проблемы. Кроули опустил взгляд в яму. В испачканных в грязи и крови отрепье больше не отличалась ни австрийская, ни французская — в принципе никакая форма. Она вообще не была больше похожа на форму, скорее на замызганные лохмотья. — Как и собирался, по границе как-нибудь переберусь в Англию. А там… лягу спать. Если, конечно, не найду приключений на свою чудесную задницу по пути туда. — Спать? Азирафаэль недоумённо покосился на демона. — Именно. Знаешь, это когда закрываешь глаза и долго их не открываешь. Сны ещё снятся. Интересная вещь, советую. — Я знаю, как это происходит, — сказал Азирафаэль. — Но нам не надо спать. — Нам не надо ни десерты в «Гранд-Таверн» есть, ни пить французские вина региона Бордо, ни собирать утерянные издания «Лемегетона»* или коллекционные книги Священного Писания. Понимаешь, к чему я? Азирафаэль растерянно задумался и явно мыслями уже вернулся куда-то в Париж, где сидел в каком-нибудь милом ресторане, и у него на тарелке лежал кусочек творожного чизкейка, а бокал был наполнен «шато латур» урожая 1527 года. Тогда он вздохнул и сдался. — Твоё дело, — сказал он. — Но, уверяю тебя, многое теряешь. Чувствую, девятнадцатый век должен быть просто чу́дным временем. Кроули развернулся и подошёл к своему огромному коню, — строго по правилам этикета, он был глубокой вороной масти — беря его под уздцы. Лошадь недовольно фыркнула, поведя мускулистой шеей, и её красные глаза сверкнули багровым огнём. Демон с трудом взобрался на неё и, поправив перчатки, взял в руки поводья, неуверенно подводя своего коня к коню Азирафаэля. — Я не умею обращаться с животными, — объяснил демон. — Постоянно падаю. — Вот уж не думал, — удивился Азирафаэль. — С растениями ты ладишь. И откуда у тебя адский Кошмар? — Да, с растениями у меня особые отношения, — замялся на секунду демон. — А Кошмара мне под расписку выдали. Трудно было на самом деле добиться разрешения на то, чтобы ездить на нём среди людей. И всё-таки получилось. Но я ему явно не нравлюсь. — Наверное, это он рядом со мной так немил, — предположил Азирафаэль. — Насколько мне известно, Кошмары впадают в гнев, когда учуют Добро. — Наверное. Они направили своих лошадей на северо-восток к горизонту, скача бок о бок. И ни один из них ни разу не обернулся, потому что они оба точно знали, что позади осталась только могила с каменным надгробием, на котором было написано: «Мориц Д. Бергер». — Кроули, — обратился к демону Азирафаэль, — на войне ведь всех не закопаешь. Почему ты решил помочь ему? — Не знаю, — честно признался демон, неосторожно пошатнувшись и чуть не выпав из седла. *** Его звали Мориц Д. Бергер. Он умирал. Умирал медленно и не слишком-то приятно. Наверное, умирать в принципе невозможно приятно, но он почему-то думал, что с простреленным лёгким это особенно неприятно. Если бы у него были силы на поэтические размышления сейчас, то он бы, наверное, сравнил это с падением на камни. Падать это всегда больно, а на камни — ещё больнее. Грудь горела адским огнём, а дышать было не легче, чем в задымленном при пожаре доме. Он приложил руку к месту ранения и вместе с острой болью почувствовал тепло пропитанной кровью рубашки. Не подумал бы никогда, что умру вот так, размышлял он, от шальной пули где-то на пустыре. А ведь я столько ещё всего в этой жизни не сделал, столько всего не пробовал, много где не бывал. Он поднял взгляд к небу, по которому грузными волнами перекатывались тучи. К вечеру явно собирался дождь. Становилось холоднее, с севера задувал ветер. Если я не умру от этих мучений, то точно от голода или холода, и это даже хуже, лучше бы меня насмерть застрелили, думал Мориц Д. Бергер. Он был в таком настроении, что постепенно беспокойные мысли оставляли его, уступая место раздражённости. Весь шок прошёл сразу после осознания того, что у него даже нет возможности пошевелиться так, чтобы это не отзывалось острой болью во всём теле. В это же время к людям обычно приходит и смирение, а за ним безразличие и принятие. Но всё это, конечно же, работает только в случае такой смерти, когда всё-таки есть время на некоторые мысли, когда СМЕРТЬ позволяет ещё немного привести ум в порядок перед главным событие в жизни. Мориц Д. Бергер как раз проходил последнюю стадию, когда уже мало волнует, что ты умираешь, но немало удручает — он даже сказал бы, что злит, — то, что умираешь как-то долго. И всё же он думал: несправедливо как-то получается. Я не планировал умирать так. И вообще не планировал умирать. Вот ведь, вся моя жизнь, словно театральная постановка, на которую я ходил каждый выходной, и я наперёд знаком со сценарием. Я точно знаю, что в конце герой удачно женится, заведёт счастливую семью, о которой мечтал, а дальше — милый дом, долгая счастливая жизнь, аккуратная могилка — и красный бархатный занавес. Странно как-то получается, что именно в этот вечер главный актёр решил попробовать сымпровизировать. Рядом зашелестели на ветру сухие кустарники. Мориц Д. Бергер повернул голову в их сторону. Никогда он не бывал в Англии или Испании. Так и не научился играть в шахматы, не пробовал дорогих французских вин, не посмотрел в свой жизни ни одной оперы и ни разу не ходил в церковь, чтобы послушать органную музыку. И только он закрыл глаза и решил попробовать уснуть, чтобы на крайний случай умереть во сне, как ощутил тяжёлые вибрации, исходящие от земли. Толчки становились всё сильнее, явно извещая об очень скором приближении объекта, следствием которого они являлись. Мориц Д. Бергер с тяжёлым усилием поднял голову, опираясь на плечо. Он увидел чёрное пятно, несущееся через поле. Оно было немного размыто на фоне тёмного неба, но тогда Мориц Д. Бергер чем угодно был готов поклясться, что у этого бесформенного пятна явно виднелись позади два довольно чётких для размытой фигуры чёрных крыла. Вскоре пятно приблизилось и обрело более ясные очертания. Это оказался обычный человек, скачущий на вороной лошади. Он довольно неуклюже шатался из стороны в сторону, будто бы на самой грани от того, чтобы свалиться со своего коня. Человек затормозил коня прямо перед Морицом. Конь злобно фыркнул и с громким ржанием встал на дыбы. Всадник с ругательствами свалился на землю. Но довольно быстро поднялся и, отряхнув плащ, подошёл ближе к Морицу. — Не самый подходящий сезон для людей, чтобы лежать в поле на голой земле и созерцать красоту природы, — сказал он. На нём была французская форма. На руках потёртые кожаные перчатки, а на носу золотистые пенсне с тёмными стёклами — таких очков Морицу никогда раньше не доводилось видеть. Как и французов, которые так свободно говорили бы на немецком без какого-либо намёка на акцент. — Французская армия? — спросил он. — Французский беглец, — ответил ему человек. Он снял капюшон плаща. На ветру растрепались длинные тёмные волосы, которые незнакомец тут же поспешил собрать и завязать в аккуратный хвост. — Дезертир? — Называй как хочешь. — И зачем же вы остановили своего коня возле меня? — Из интереса, — пожал плечами человек. — А ещё он выкинул меня из седла. Вот я и подумал, что, раз уж всё равно спустился уже, то мог бы предложить помощь. Если она нужна, конечно, а то мало ли… Такие бывают неблагодарные личности. Им помогать — ещё большее удовольствие, как только не проклянут. — Поиздеваться решили? — Ни в коем случае, — картинно вскинул руку незнакомец, на самом деле едва сдерживая ухмылку. — В общем, вижу, вам помощь не сильно требуется. — Нет, погодите! — из последних сил выкрикнул Мориц Д. Бергер. — Мне… Мне нужна помощь, прошу, не уходите. Застрелите меня. Так, чтобы, знаете, раз — и всё, умер. Человек серьёзно уставился не него, нахмурившись. — Что ж, это я могу, — сказал он. — Не осуждаю, каждый имеет право умереть так, как считает нужным. На крайний случай, ты просто не успеешь пожалеть о своём решении — удобно, не так ли? — Так вы застрелите меня? — с надеждой спросил Мориц. — По правде говоря, у меня просто больше нет сил. Хотел бы я сейчас оказаться дома, с семьёй. Жаль только, что ничего из этого у меня нет. Грустно думать перед смертью о том, что жизнь прожита зря. А вы боитесь смерти? — Глупо было бы бояться того, что никогда тебя не коснётся. *** На земле перед Кроули лежал труп австрийского военного. — Ты даже не представляешь, как тебе повезло, парень, — отворачиваясь, произнёс Кроули. У него в руках появилась лопата. — Нечего терять, никаких сожалений — не каждому в этом мире фортуна позволила ничего не иметь перед смертью. *** Настоящее время, Париж, Франция — Азирафаэль?.. Кроули пригляделся к фигуре на мосту. Это точно был он. Кроули никогда не обладал хорошей памятью на лица. Однажды он даже перепутал Людовика XIV с Филиппом I на приёме марокканских послов, в составе делегации которых Кроули оказался не по своей воле. Он во многих местах в силу своей компетенции оказывался без особого на то своего желания, но в тот день это был особый случай — важное задание начальства, которое он довольно удачно впоследствии провалил (но о провале которого Снизу так и не узнали, к счастью Кроули). В тот же день, по утверждениям одного сумасшедшего — как заключили потом — лодочника, один из марокканских послов тем вечером уплывал по Сене от королевской стражи, а когда они его почти догнали, то выругался, вылез из лодки и побежал по воде. И всё же сейчас Кроули был убеждён: на мосту стоял именно Азирафаэль. Когда шесть тысяч лет бок о бок идёшь с ангелом, то постепенно начинаешь привыкать к запаху Добра настолько же, насколько и ангел, шесть тысяч лет идущий бок о бок с демонам, привыкает к запаху Зла. Поэтому сомнений быть не могло. Это он — и никто другой. На мосту больше никого не было, кроме силуэта в белом пиджаке. Но через мгновение рядом будто из воздуха сгустилась тень: высокая, в чёрном костюме. Кроули стоял рядом с Азирафаэлем (ну, или, по крайней мере тот, кто был на него очень похож — одеждой, внешностью, сущностью, коллекционной табакеркой XX века в кармане и гравированными кольцами на правой руке). Тот повернул к нему голову, продолжая кормить уток под мостом. — Вообще-то это неприлично, — сказал Кроули. — Что? — вопросительно вскинул брови Азирафаэль. — Говорю, — глубоко вдохнул Кроули, — это неприлично. Мог бы хоть записку какую-нибудь оставить. — Я не понимаю. Вы… — Нет, это я не понимаю. Почему ты не сказал мне о том, что решил укатить во Францию, — приподнял одну бровь Кроули. — Оставил магазин мне на попечение и без слов исчез. Нет, меня, конечно, никто не заставлял ухаживать за твоей единственной монстерой и раз в месяц приходить и протирать задницей твоё кресло, но тем не менее я этим занимался. Надеюсь, у тебя есть объяснение, которое меня устроит? Азирафаэль постепенно попятился назад, мило улыбаясь. — Боюсь, вы ошиблись. Хотя… мне кажется или, — он остановился и пригляделся к Кроули получше. Выражение его лица резко изменилось с наигранной улыбки на искреннее удивление. — Демон? Что тут делает демон? У Кроули отвисла челюсть. Точнее, она отвисла бы, если б Кроули не обладал даром самообладания. Он слышал шутки и похуже**, а у ангела хотя бы получилось его удивить. — Смешно, — кивнул Кроули. — Очень смешно, правда. Но, к твоему сведению, шутки тоже имеют срок годности. И десять лет — явно перебор. — Если меня заметят с демоном, то это будет ужасный скандал, — нахмурившись, пробормотал Азирафаэль себе под нос, не обращая внимания на замечание Кроули. — Хватит с меня и выговора за потерю огненного меча. Он развернулся и спешно направился прочь с моста. — Погоди-ка, — оторопел Кроули, — о чём ты вообще говоришь, чёрт возьми? Кто заметит? И причём тут огненный меч? Ты сам его отдал тогда. Азирафаэль остановился, развернувшись вполоборота. — Отдал? — испуганно спросил он и замешкался. — Нет, это какая-то ошибка, возможно. Я не… О Боже, как об этом узнал демон? Я ведь точно проверил, что никто за мной не следил. — Прекрасно, — вздохнул демон. — Мне кажется, мы потеряли нить, связывающую направления наших мыслей. — Отвечай, откуда ты узнал о том, что я отдал меч людям? — потребовал Азирафаэль. Теперь он звучал вполне уверенно и даже почти гневно. Тут явно было что-то не так. Кроули только не мог до конца понять, что именно. Перед ним сейчас точно стоял Азирафаэль, — он даже откликается на своё имя — но его поведение явно не соответствовало представлению Кроули о том, как должны извиняться друзья после того, как на добрую десятую века исчезают без всяких объяснений. Кроме того, Кроули многого и не требовал. Он вообще был не требователен в подобных вопросах, потому что это было вполне естественно. То есть он прекрасно понимал конечно же, что ангел не был обязан ему докладывать обо всём, но в душе всё равно проскальзывала некоторая обида. И то, что сейчас происходило, всё равно не было похоже на все их встречи спустя десятилетия и даже — иногда, когда случались особо трудные времена, — столетия в прошлом. Азирафаэль мог встретить его приветственной улыбкой, спокойным удивлением или грубым замечанием — всякое бывало. Но обвинениями — никогда. — Ладно, я понял, давай начнём сначала, — предложил Кроули. — Предлагаю перенести беседу в более расположенное к общению место. Что скажешь? Азирафаэль вопросительно поднял бровь и оценивающе оглядел его с ног до головы. — Ты приглашаешь меня? — недоверчиво уточнил он. — Разделять один стол с демоном? — Ответ? Ангел колебался. Он задумчиво сдвинул брови, что-то посильно обдумывая. Но внезапно выпрямился и принял на лице немного взволнованное, но в целом более приятное выражение. — Исключительно из рабочего интереса, — ответил он. — В ином другом случае я не стал бы принимать приглашений от демона. — Отлично, хоть какой-то прогресс, — вздохнул Кроули. — Что скажешь о столике на двоих в «Кафе де Флёр»? — Тогда нам стоит позаботиться о хорошем месте. Я выберу нам столик сам. — Естественно. Азирафаэль щёлкнул пальцами правой руки. В «Кафе де Флёр» чудесным образом освободился дальний столик у окна, который никто не собирался занимать минимум ближайший час. *** Этот разговор зашёл в тупик. Обычно их разговоры заходили в тупик только тогда, когда в магазине ангела больше не оставалось алкоголя. В таких случаях приходилось трезветь. Но в этот раз они оба были трезвы с самого начала, если не считать одного бокала «Мезон Луи Шатур», заказанного Азирафаэлем. — Я хотел сказать, — заново стал объяснять Кроули, — что это очевидный факт. За полчаса он успел принять к сведению две вещи: то, что Азирафаэль его не помнит, и то, что, даже несмотря на свою частичную потерю ориентиров, как выразился бы Кроули в данном случае, он остался таким же упрямым, каким и был. Некоторые вещи в этом мире неизменны просто потому, что им не свойственно меняться по своей природе. Но некоторые, к сожалению, могут и даже без всяких мук совести зависят от внешних факторов. Память Азирафаэля, видимо, входила в число этих вещей, оказавшись довольно непостоянной величиной для такого постоянного существа как ангел. — Это просто немыслимо, — спокойно продолжал возражать Азирафаэль. — С чего бы это мне было водиться с демоном? И на протяжении шести тысяч лет держать с ним Договорённость, скрывая это от… — он не многозначительно посмотрел на потолок, — начальства. Уму непостижимо! — Ну конечно, — закивал демон. — Ситуация с огненным мечом была исключением. — Непостижимо, - протяжно выделил Кроули. Он заново наполнил пустой бокал ангела вином. — Но если исключение было сделано один раз, то почему бы ему не произойти и во второй раз? А потом и третий, четвёртый и так далее. — Это случайность, — попытался неуверенно возразить ангел, неуверенно притягивая к себе бокал с вином и пристально рассматривая его. — Это закономерность, закон Вселенной! Такой же непостижимый, как и вся прочая будра, о которой мы спорили прошедшие шесть тысяч лет и с которой боролись буквально десять лет назад, — почти выскакивая из-за стола, на локтях наклонился к нему демон. Но внезапно решил ослабить напор и уселся обратно на стул. — Но допустим, что я говорю тебе неправду. Тогда для чего мне сейчас сидеть с тобой и пытаться вести переговоры? Азирафаэль на секунду задумался. — Откуда мне знать, что в голове у демонов? — нахмурился он. — Мне по должности не положено доверять исчадиям ада. — В контракте при приёме это пишут мелким почерком, да-да, — махнул рукой Кроули, откидываясь в кресле. — А ты читаешь. Ладно. Ладно. Тогда ответь мне, откуда бы мне знать о том… например, о том, какой японский ресторанчик в Бирмингеме ты так любишь посещать каждый последний день года? И что ты всегда заказываешь себе там одно и то же: темпура из креветок, тэндон, мороженые моти и тирамису. По внезапно удивлённому лицу Азирафаэля скользнула одновременно грозная и несчастная гримаса. Кажется, он колебался. — Это ничего не доказывает. — Ясно, если я продолжу пытаться убедить тебя подобными фактами, это никогда не закончится. Считай, победил, это ничего не доказывает. Я бы на твоём месте тоже не поверил. Это было наивно, но я попытался. Азирафаэль нахмурился. Он, конечно, был ангелом, но отнюдь не идиотом. — Тогда у меня есть к тебе предложение, — сказал Кроули. — Ни к чему, что шло бы вразрез с правилами Небес, — раз уж мы говорим о том, что ты считаешь, будто снова у нас есть стороны, — оно не обязывает, расслабься. Он облокотился на стол. Азирафаэль настороженно отодвинулся. — Что же ты предлагаешь, змей? — Кроули. Меня зовут Кроули, прошу, — страдальчески выдохнул демон. — Отправимся вместе обратно в Англию. Он развёл руками. — И там я докажу тебе, что последние сто с лишним лет лет ты не шатался по улицам Парижа, а содержал в Лондоне книжный магазин. Тебе ведь интересно. Кроме того, я обладаю информацией, которой тебе не выгодно, чтобы я обладал, не так ли? У тебя нет выбора, мой дорогой. Он выжидающе смотрел в глаза Азирафаэля сквозь тёмные стёкла своих очков, уже предвкушая свою победу. — Я не могу, — ответил Азирафаэль. — За связи с демоном мне может нехило достаться. Да и чтобы меня шантажировал демон — никогда! — И всё-таки? Азирафаэль что-то хотел резко сказать, но вдруг остановился и закрыл рот, глотая тугой ком неприличных выражений, застрявший в горле. — С другой стороны, — раз уж ты так беспокоишься — можешь воспринимать это как работу, — предложил Кроули. — Твоя работа ведь — противостоять силам зла. Не вижу никаких противоречий. Мало ли, что я задумал, лучше бы тебе следить за мной, разве не так? На лице ангела проскользнуло сомнение. Он явно колебался, но довольно недолго. На счастье Кроули, интерес в нём победил недоверие и принципы, оказавшиеся довольно неконкурентными мерами на чаше весов даже в совокупности. — Хорошо, — согласился он. — Мы поедем в Лондон. *** Что именно произошло, Кроули и сам не до конца сейчас понимал. Насколько он помнил, память у ангелов столь безупречна, сколь и у демонов (хотя у демонов это скорее было вытекающее свойство, но всем было приятнее считать, что эти параметры никак не связаны с их ангельскими корнями, являясь обособленными, как, конечно же, и прочие демонические атавизмы). Ему и в голову никогда не могло прийти, что Азирафаэль может его внезапно взять и забыть. Забыть все их встречи, — будь то случайное свидание в каком-нибудь ужасном пабе швейцарской деревеньки в тринадцатом веке или неожиданное столкновение в казино в Лас-Вегасе где-то в 80-х годах двадцатого века — все их обеды в плохих забегаловках и роскошных ресторанах, все милые утренние рандеву, вечерние прогулки в парках и пустые ночные беседы с парой стаканчиков дешёвого невкусного кофе из худшей, но самой уютной кофейни во всём Лондоне — и прочее. Всё, через что они прошли вместе за шесть тысячелетий. Всё-таки всякие моменты случались, это правда, — не слишком приятные и вполне терпимые, ведь других между ангелом и демоном быть не могло — но к такой ситуации Кроули, откровенно говоря, готов не был. Вряд ли вообще на всей планете найдётся хоть один человек***, готовый к тому, что его ближайший друг просто возьмёт и забудет его. На самом деле Кроули не был уверен, действует ли до сих пор их Договорённость, потому что, во-первых, в ней больше не было смысла как такового, ведь больше у них и не было никаких обязанностей. А во-вторых, в последние пару столетий она всё же имела скорее условное назначение. Точнее, так было до настоящего момента. Получается, их Договорённость одновременно и действует, и не действует. Как минимум потому, что ангел по какой-то причине вновь состоял на службе Небес, хотя Кроули всё ещё пребывал в положении «своей стороны». Ну, и, как аргумент того, что смысла это не имеет и снова идёт в противоречие Договорённости, Азирафаэль не помнил Кроули. Какое-то время они ехали в полнейшей тишине, лишь иногда нарушаемой замечаниями Азирафаэля относительно показателей спидометра машины. — Ты не можешь ездить по улицам Парижа на скорости сто десят миль в час! — опасливо вцепившись в сиденье покрепче, причитал ангел. — Как видишь, могу, — парировал Кроули, с визгом разворачивая Бентли на выезд из города. — Лучше поставь музыку, меня напрягает тишина. Кассеты в бардачке. — Так, хорошо… Вздохнув, успокоился Азирафаэль и сунул руку в бардачок, вытаскивая первую попавшуюся кассету. — «Хиты Led Zeppelin»? — прочитал он название на аккуратно приклеенной к кассете бумажечке. — Это рок? — Следи за дорогой, демон! — Не беспокойся ты так, у меня всё под контролем, — разглядывая кассету, сказал Кроули. — Ты не оценишь. Впрочем, ей уже месяц, ставь. Ангел послушно вставил кассету. Через салон пронеслась ритмичная мелодия знаменитой песни группы Led Zeppelin — «Я хочу вырваться». — Итак, на чём мы остановились? — покачивая головой в такт музыке, спросил Кроули. — На сказках, — язвительно ответил Азирафаэль. — Да, именно, на сказках, — кивнул демон. — Никак не могу привыкнуть. Вот, оказывается, как оно бывает… Уж и не думал, что моё отсутствие в твоей памяти так плохо скажется на тебе. Он переключил скорость, выезжая на автостраду А13. Машина заревела и ускорилась. — Что ты имеешь в виду, порождение ада? — спросил Азирафаэль. — Кроули, — строго отрезал Порождение Ада. — Меня зовут Кроули. Хватит. Я говорю о том, что ты стал слишком хорошим. С другой стороны, ты теперь больше похож на них. Я бы не сказал, что тебе это пошло на пользу. И мне кажется или ты… похудел? — Как грубо! Я всегда был в хорошей форме, — обидчиво заметил Азирафаэль и гордо поправил клетчатый жилет. А потом сконфужено признался: — Ну, да, немного похудел. Этому телу уже шесть тысячелетий, так совсем не годилось, надо было привести его в порядок. — Право, ужасно, весь свой шарм растерял. — И с одеждой пришлось поработать, великовата стала, — тяжело вздохнул ангел. — Не хотелось применять чудо, нашёл чудесного портного. Не быстро — Хватит обгонять автомобили по встречной полосе! — зато очень недурно. — Они сами виноваты, что едут со скоростью черепахи! Работа с костюмом действительно качественная, — подметил Кроули. — Но давай вернёмся к разговору. Я говорил о том, что… да, о твоих воспоминаниях. Ты вообще помнишь, что произошло десять лет назад? С этим Миром и с нами — со мной и тобой — в частности. Хоть что-нибудь? — Десять лет назад, — неуверенно начал вспоминать ангел, — я был в Лондоне. Несущественное, видимо, задание, я даже подробностей не запомнил. — Кажется, я тоже, — замешкался Кроули почесав затылок. Как ни пытался, он почему-то никак не мог вспомнить подробностей Последнего Дня, мысли об этом ускользали от него, будто маленькие проворные ящерки, разбегавшиеся в траве от юного натуралиста. И только Кроули умудрялся-таки ухватить эти мысли за хвост, они тут же его откидывали, оставляя демона ни с чем. Хотя он точно никогда бы не смог такое забыть. НО ЭТО БЫЛО НЕВАЖНО, подумал он. И это были не его мысли. — Ладно, не суть, об этом позже в таком случае. Больше ничего? — Ничего, — утвердительно кивнул Азирафаэль. — А где ты ошивался тогда до этого? — Не ошивался, а выполнял поручения. В Италии. Я не выезжал из Италии примерно с… девяносто шестого года восемнадцатого века. — Итальянская кампания? — Она самая. Воевал на стороне австрийцев. — Да-да, на тебе ужасно смотрелся тот мундир, — скривился Кроули, почесав подбородок. — Ты выглядел как придурок. В очень богатой форме… но придурок. — Урод, следи за тем, кто по встречке тебе едет! — Я воевал на стороне французов, если можно так сказать. Не то чтобы воевал, но делал вид. — Сам пидор, водить научись! — Мы с тобой тогда встретились, и ты помог мне бежать в Милан. Ты этого… — Не помню, — закончил за него ангел. — Нет, в смысле, этого не было, определённо. Весь девяносто шестой год я провёл в окрестностях Монтенотте, — Аккуратнее! Ты чуть не вылетел с трассы! — а потом перебрался в Венецию. — Стоп, я думал, что ты тогда вернулся в Англию. Ты передумал? — Ну, можно и так сказать, наверное. Не помню точно, почему так получилось. Я просто не поехал в Англию, мне там нечего было делать. — Ну да, ну да, у тебя ведь нет книжного магазина, — саркастично намекнул Кроули. — Ладно, ещё разберёмся. Мне очень не нравится эта история, должен признаться. — Мне не меньше, — согласился Азирафаэль. — Но, боюсь, нам это не по душе по разным причинам. Ангел краем глаза заметил в боковом зеркале машину сзади, из которой доносились ужасно громкие басы. Внезапно у той машины из-под капота повалил дым, и она резко в развороте затормозила, заграждая половину дороги. Послышались далёкие гудки. Кроули выглянул в окно, оборачиваясь. — Это я сделал? Вроде бы не собирался. — Он почесал затылок. — Нет, это моих рук дело, — неохотно признался Азирафаэль. — Никогда не любил подобных выпендрёжников. — Знаешь, милый, у меня дежавю. ____________________________________________ *Здесь надо отметить, что мало кто в восемнадцатом — да и в любом другом — веке, кроме одного демона и одного ангела, знал, что одна из самых первых рукописей «Лемегетона» была бесследно утеряна. К ней, кроме основных пяти книг, прилагалась шестая часть, которая была чем-то вроде эпилога, написанным одним из авторов. В ней он довольно подробно описал встречу с Ангелом, которого у него получилось вызвать с помощью воскового алмаделя. Эту встречу он описал как великое откровение, потому что раньше он никогда бы не подумал, что ангел может выглядеть как южанин с явными признаками нетрадиционных ценностей. Там же описан разговор с этим Ангелом, в котором последний, очевидно, пытался объяснить, что рисунок на пластине неправильный — или, скорее, даже слишком правильный. **Например, когда-то ему довелось бывать на самых первых выступлениях Ленни Брюса в первой половине столь любимого им двадцатого века. И это было достаточно плохо, чтобы демон предложил молодому и неопытному ещё в комедии парню заключить сделку. Для того это был неплохой шанс, а для Кроули — просто химический эксперимент. Последствия, правда, оказались для Ленни смертельны, поэтому в 70-х годах Кроули закончил свои эксперименты. И с тех времён он больше не посещал выступления комиков. ***К американцам и японцам и прочим инопланетянам это не относится, как и многие прочие исключения вроде мировых катастроф.