Открыть глаза

Драко не находил себе места. Мысли вертелись между «как так вышло» и «что она будет делать с добытой информацией», он ждал то наряда авроров, обвиняющих его в смерти отца, то гневного письма с отказом от сотрудничества, то просто ждал, и ожидание неизвестно чего было мучительным. Сможет ли Грейнджер донести на него, невзирая на их маленький договор? Захочет ли? Является ли извлеченное случайно воспоминание доказательством вины в глазах законников? Поводом открыть разбирательство? Показанием для применения Веритасерума? Что он ответит под сывороткой правды на вопрос, убивал ли отца? Вопросы сводили с ума, требовали ответов, а ответов не было. Чтоб их получить, нужно было увидеться с Грейнджер. Чтобы увидеться с Грейнджер, нужно было ей написать. А что ей написать? Как лаконично сформулировать все то, что хороводом бешеных мозгошмыгов (вычитанное где-то словечко как нельзя кстати пришлось для иллюстрации состояния) крутится в голове? Соврать, что это не было воспоминанием, что это странная игра разума? Она не дура, не поверит. Других правдоподобных версий не придумывалось. Драко два дня держался на тонкой грани между паникой и истерикой. А затем решился… Хуже не будет. Восемь вариантов письма были изорваны, четыре сожжены, пока короткое «Ты больше не хочешь мне помогать?», отвратительно беспомощное, если задуматься (поэтому задуматься Драко себе не дал), улетело с Конфуцием. Ответ не заставил себя ждать: «С чего ты взял?» Действительно, с чего. Не она ли пропала на двое суток? Ни слуху ни духу! Он собирался с мыслями, чтоб ответить, когда встрепанное нечто влетело в комнату со стремительностью бладжера. Настолько нелепый комок перьев мог принадлежать только одному волшебному семейству. Драко вызвал эльфа – не собственноручно же возиться с отловом перевозбужденного чирикающего недоразумения, и через десяток-второй секунд у него в руках оказалась записка совсем не от той, от кого хотелось. Злорадство разливалось под кожей сладкой шипучкой. Как ты низко пала, Астория, а тебе еще падать и падать! В шалаше оказался не рай, если в шалаш отправляться не только для потрахаться? Белы рученьки не привыкли к черной работе? Леди бытовым заклинаниям не обучена? Фонтан злых острот был вызван вопросом супруги. Тори интересовалась, можно ли забрать своего эльфа. До зуда в кончиках пальцев захотелось написать короткий отказ, не задумываясь, что вопрос скорее номинальный – Астории достаточно вызвать Трис, он не сможет воспрепятствовать воссоединению личного домовика с хозяйкой, а затем Драко вспомнил про пригласительный для мистера и миссис Малфой на презентацию Ульрики Бьорн-Слагхорн, юной супруги древней развалины Горация, беса в ребре старого… кобеля. Драко не обратил внимания, что именно собирается презентовать ушлая любительница потасканного антиквариата, но посетить мероприятие следовало: приглашенных немного, отсутствие будет заметным, а появляться без пары – моветон. Так что... баш на баш. Он отдаст эльфа Астории, она сопроводит его на раут. Честная сделка. Именно об этом он и написал. Хотелось отправить пернатую несуразицу без ответа, а затем прислать Конфуция, чтобы… он даже не знал, что собирался декларировать этим поступком, что-то вроде сообщения между строк о было-стало в жизни леди Малфой, но вспомнил, что Конфуций ему нужен для связи с Грейнджер. Им необходимо встретиться, и как можно скорее. Записку бывшей гриффиндорке Драко выдавливал из себя гораздо дольше, чем ответ жене, в конце концов просто предложил ей выбрать удобное время. Он под нее подстроится. Довольно жалко. Снова. Но хотя бы не капризно. Драко решил побыть в библиотеке, пока филин обернется с посланиями (кстати, где живет адресат?), но его планам не суждено было сбыться – еще более стремительно, чем пернатый фамильяр Уизли, в помещение влетел патронус-выдра и голосом Грейнджер заговорил: – Малфой, не жалко тебе птицу? Я не занята. Открой доступ по каминной сети от коттеджа «Агат» в Тенбридж-Уэллс. Мне нужно пятнадцать минут на сборы. Малфой хмыкнул. Идеальная женщина, четверть часа – и готова, Уизли счастья своего не понимает. Драко настолько развеселился, что сподобился на ответного патронуса с (опять капризным!) сообщением, что вообще-то камины в мэноре работают только на выход, но так и быть, сделает для нее исключение. Он открыл камин сразу же, потом закрыл и снова открыл. Посмотрел на часы и оставил. Уселся на пуф. Пуф оказался слишком мягким, поэтому Драко встал с него и приманил стул. Посмотрел на часы, пришел к выводу, что можно уже и не садиться – ведьма пунктуальна до безобразия, и замер, ожидая изумрудного сполоха. Но ни через пятнадцать минут, ни даже через двадцать Грейнджер не явилась. Малфой успел передумать все, что собирался с ней обсудить, и не по одному разу. Стало обидно, стало скучно, стало тоскливо, накатила безысходность, сменилась злостью, какое-то время Драко с удовольствием обдумывал мысль: все женщины одинаковы… Уйти в библиотеку или отправить еще одного патронуса? Именно эту дилемму он решал, когда камин наконец-то вспыхнул. Грейнджер выглядела неважно, на что бы она ни потратила эти полчаса – тридцать четыре минуты, если точно, – это было не приведение себя в порядок. Она напялила какую-то невзрачную магловскую одежонку в облипку, совсем не подходящую для прохладного в этом году сентября, волосы ее были распущенными и растрепанными. Непостижимая Женщина! И уже по традиции огорошила, что называется, с порога: – Малфой, у тебя есть выпить? А дело было в том, что, когда она уже приготовилась отправиться в мэнор, оделась по-магловски (выкуси, чистокровный гад, у нее выходной), подхватила волшебную палочку и шагнула к камину, из камина навстречу грузной бабочкой выпорхнула свекровь, почти бывшая, и налетела с вопросами. Для клана Уизли было нормой жить этаким цыганским табором, всегда иметь возможность вваливаться друг к другу в гости и в гостях вести себя как дома. Сначала Гермиона молчала – в чужой монастырь не лезут со своим уставом, затем мягко пыталась очертить рамки допустимого, затем стала отстаивать свое право на приватность пожестче, но только напарывалась на обиды и стену непонимания. И так повелось, что их камин всегда был открыт для визитов из Норы. Собственно, теперь ничто не мешало Гермионе сделать так, как давно хотелось, защитить частную территорию и отрезать себя от навязчивых родственников, но она попросту забыла. Оказывается, Молли наведывалась на днях, и от ее наметанного глаза не укрылось, что жилище… опустело. Теперь она была намерена во что бы то ни стало выяснить, что происходит с семьей младшего сына. Сначала Гермиона вежливо… послала свекровь за комментариями к этому самому сыну, но выяснилось, что к нему на работу мать недавно заходила, получила от ворот поворот и рекомендацию поговорить с невесткой. Из чего сделала вывод, что та выгнала ее сыночка, потому напустилась с обвинениями. Грейнджер (все еще вежливо) выслушала мнение свекрови о себе, которое включало мнение о приоритетах, работе, о том, что она не делает Рона счастливым, а его жизнь уютной, но когда ей стали объяснять роль женщины в жизни мужчины-волшебника, не выдержала и поставила Молли перед фактом, что Рональд Билиус Уизли три года наставлял ей рога и теперь отправлен в объятия своей любовницы на веки вечные. После чего ей снова пришлось выслушивать кудахтанье о том, что Рон не прав, но и прав тоже, значит, ему чего-то не хватало, и не стоит рубить с плеча… Будто между прочим Молли поинтересовалась, куда это Гермиона собралась в выходной, подразумевая, уж не изменяет ли та в отместку. Усилием воли Грейнджер переключилась на внутренний монолог, ведь анализ того, почему она терпела игнорирование ее личных границ так долго, прекрасно отвлекал от желания сказать или сделать что-то, о чем потом, когда аффект отпустит, она будет жалеть. Сцепив зубы, она проигнорировала вопрос и попросила миссис Уизли покинуть помещение. Та все порывалась остаться – приготовить, убрать, помочь (как Гермиона ненавидела это посягательство на хозяйственную часть!), а по факту выяснить, куда же направляется невестка. Грейнджер была неумолима и с каждым мгновением все менее вежлива. Что-то в сжатых в узкую полоску губах или в мечущих громы с молниями глазах убедило Молли ретироваться. Возможно, она планировала вернуться позже, но, как только зеленые сполохи погасли, Гермиона отсоединила свой камин от Норы. А теперь ей нужно было успокоиться, пусть даже с помощью алкоголя. Малфой хмыкнул и тоном заправского официанта вопросил: – Что предпочитает дама в полдень? И его огорошили снова: – Огневиски! Знакомый по прошлому визиту эльф получил распоряжение и вернулся спустя несколько минут с двумя бокалами. Гермиона успела почувствовать угрызения совести – из-за ее причуды пришлось гонять несчастное существо. Кажется, эти мысли отразились на лице, потому что Малфой снова хмыкнул. Он так пытается скрыть нервозность? Ну конечно! Легкий тремор рук, бегающий взгляд. Как она не догадалась! Он ведь не знает, чего от нее ожидать. А чего от нее ожидать? Она и сама не знает, что испытывает. Все так смешалось! Сначала, конечно, она испытала ужас. Ужас и бешеное сочувствие. И не менее бешеное уважение. В какие бы одежды ни рядился Малфой, он совсем не так плох и совсем не такой трус, как ей думалось. Каково жить с осознанием, что из-за твоих действий умер отец? А каково жить с таким отцом? Это должно было быть адским адом! Гермиона понимала: то, что ей удалось подсмотреть (кстати, что за магия такая?!), лишь малая толика пережитого Драко. И ведь хватило же ей совести, зная наверняка об одном инциденте, подозревая о многих, прийти к нему с новым предложением… Он откажется, точно откажется, и, наверное, будет прав. Но это значительно упростило бы поиск. Ему ведь не нужно обращаться конкретно к Люциусу... – Спасибо, – она залпом осушила бокал, поставила его обратно на поднос и испытующе посмотрела на хозяина помещения. – Смотри-ка, даже не закашлялась, – Малфой вздернул бровь и улыбнулся краешком губ. Кривенько так. Почему-то Гермионе эта улыбка показалась приятной, не иначе огневиски в голову ударил. – Твой помягче будет, – она неосознанно скопировала его недоулыбку. – Снуппи, кажется, ради гостьи открыл бутылку коллекционного. Очень ты, Грейнджер, понравилась моему эльфу. Не будешь предлагать ему шапок, глядишь, и останешься в фаворе. – Что изменилось бы в жизни твоего эльфа, предложи я ему даже десяток шапок, Малфой? Драко смутился, он же ни на что такое не намекал, понятно, что Грейнджер не хозяйка домовику. Почему это так прозвучало? – И прежде, чем ты ткнешь меня носом в мой детский проект по освобождению эльфов, я тебя должна предупредить, что до сих пор болезненно реагирую на его упоминание, – она подняла в сторону Малфоя палец и на одну неприятную секунду очень напомнила своей позой, хрупкой фигуркой и необъятной копной волос покойную тетушку. Драко передернуло, а Грейнджер, будто сдулась и очень тихо закончила: – Я давно никого и ни от кого не пытаюсь спасти. Драко мог бы парировать, что именно этим сейчас и занимается неугомонная, но отвлекся на размышления: что же такого произошло в жизни Грейнджер, что она перестала пытаться перекроить окружающий мир по собственным лекалам? Она знала, отрасль магических контрактов – обман и зло, но не пошла в нее работать, не стала взрывать систему изнутри; она хотела освободить всех эльфов, но не освободила; она ненавидела дискриминацию волшебников по происхождению и гендерному признаку в магическом сообществе, однако спокойно подалась в Отдел Тайн и работала там не на самой высокой должности, вместо того чтобы делать политическую карьеру, добиваться постов и доказывать на собственном примере, что маглорожденная женщина может изменить ретроградный волшебный мир. Да, она состоялась как ученый, да, она горела работой, но уже не была мисс Смету-все-на-своем-пути-будь-по-моему. Кто подрезал тебе крылья, Гермиона? Драко впервые даже мысленно обратился к ней по имени и сам испугался. Словно в противовес всему передуманному, он с фырканьем выдавил из себя сухое и резкое: – Не нужно так бурно реагировать! – Извини, я на нервах с утра, – она оправдывается? – И за то, что опоздала, тоже прости. Ну неужели он удостоился извинений?! – Молли заходила пытать меня. Она, оказывается, была у нас… у меня на неделе и заметила, что вещей Рона стало меньше. – У нее есть доступ? – поинтересовался Драко. Он бы никому по фамилии Уизли не давал доступа никуда, этих только пусти, сопрут что-нибудь, как пить дать. Жену чужую, например... – Глупо. Не подумала, что теперь могу его перекрыть. – Теперь можешь? – брови Малфоя взлетели под челку. – Раньше не могла? – Слушай, не хочу тебя этим грузить, – попыталась Гермиона увильнуть от вопроса, вообще не понимая, зачем заговорила с ним о собственных проблемах. – Ну знаешь, после того… – Драко затаил дыхание, переход к интересующей его теме произошел как-то уж слишком резко. – Хочешь сатисфакции? – Гермиона приняла подачу. – К сожалению, не могу показать тебе никаких компрометирующих воспоминаний, потому что не знаю как. При всем разнообразии магии, с которой доводилось работать, ни с чем похожим не сталкивалась. – А я… – Малфой замялся, раз уж они об этом заговорили, нужно выжать по максимуму, узнать ее мнение об увиденном, вот только было страшно, – ожидал объяснений с подробностями… – Предполагаю, выброс стихийной магии на фоне всплеска эмоций. Все-таки ни ты, ни я не железные. Она говорила спокойно, размеренно, будто они не обсуждали самый драматический момент его жизни. Наверное, именно ее тон заставил Драко сказать то, что он сказал в следующее мгновение: – Думал, никто и никогда не узнает об этом. – Астория не в курсе? – Нет. И не будет, – в голосе Драко прорезались стальные нотки. – Не заслужила. – Просто ты говорил, что она должна быть благодарна, а она… нет, вот я и решила... – изо рта Гермионы вылетала чушь, которую она совершенно не контролировала мозгом, тон почему-то был оправдывающимся, и все это никак не удавалось сдержать в себе. – Я говорил о другом, – сухо прервал словесный поток Драко. – И мне совсем уже не нужно ее благодарности. Просто, – тут он осознал, что за мысль уже несколько дней не давала покоя, – отвратительно осознавать, что в какой-то степени отец был прав. Гермиона даже приоткрыла рот. – То есть, – облекать в слова промелькнувшее в голове не хотелось, – то есть ты жалеешь, что не подарил то кольцо… – Не смей даже предполагать такого! – Но ты… – Он сказал, что я подкаблучник, что иду на поводу у нее! И иногда я жалею, что не могу с ним поговорить… – Но портрет… – Я стал причиной смерти предпоследнего Малфоя, я… – он проглотил следующую фразу. – Ты спрашивала, почему я не хочу обсудить контракт с предками? Идем, Грейнджер! Малфой решительно схватил ее за локоть и куда-то поволок. Гермиона едва поспевала, радуясь, что надела джинсы с кроссовками. – Вот! – после нескольких минут движения по запутанным коридорам Драко резко остановился в начале длинной узкой галереи. Из-за неожиданной остановки Гермиона влетела в него со всего маху, почти выбив воздух из собственных легких, и он поймал ее, придержав за оба плеча. Оба замерли, Малфой пробормотал извинения. – Смотри! – буркнул он, отдергивая руки, все еще ощущая под ладонями тонкую ткань ее магловской одежонки, тепло кожи под тканью и ласковую волну магии. И запах. Запах ударил в нос и заполнил легкие, ибо от удара головы Грейнджер в грудную клетку Драко глубоко вдохнул. Если бы его попросили описать этот аромат, он не смог бы сказать ничего конкретного, что было совсем на него не похоже. Малфой легко распознавал запахи и раскладывал на составляющие: Грейнджер совсем немного пахла алкоголем, явственно кофе, от ее волос веяло скучным травяным шампунем, всё это было не то – нос Драко будоражило что-то неописуемое, острое и одновременно теплое и нежное. Еще никогда аромат не делал с ним такого – аромат, тепло кожи и магия. Кровь так резко прилила к нижней части живота, что Малфой не смог сдержать стона. Благо Грейнджер не услышала, или услышала, но списала на удар. Всплыло воспоминание – воспоминание, которое Драко пытался засунуть так далеко, как никакие другие. Когда-то давно он так же стремительно возбуждался от близости женщины – страшной, пахнущей не теплом, а смертью – возбуждался, ненавидел себя за это и адски боялся реакции своего организма. Та женщина выглядела иначе, хотя очертания фигуры... Вот поэтому память и подбросила образ! Малфой вышвырнул воспоминание о подростковой одержимости из головы. Никогда он не будет об этом вспоминать! От охватившего омерзения возбуждение спало. Благо его погружение в себя осталось незамеченным Грейнджер. Она медленно прошлась вдоль пустых полотен до конца галереи и вернулась к Драко. – Я предполагала что-то подобное. Не представляла масштаб, но предполагала, – лицо ее стало еще более задумчивым, а затем решительным – выражение сменилось так резко, что Драко почти отпрянул. – Малфой! – острый взгляд в глаза. Драко с трудом его выдержал – вдруг снова приключится казус как в библиотеке. Страшно было думать, что может выкинуть подсознание сейчас. – У меня есть предложение. Ты, конечно, можешь отказаться, но твое согласие существенно облегчило бы нам задачу. До чего же многоговорящая особа! – Можешь переходить к сути, я тебя слушаю. – Мне по работе иногда доводится обращаться за советами к… почившим волшебникам, – реакции собеседника не последовало, – каждый невыразимец моего уровня и выше имеет лицензию на вызов обитателей волшебных портретов и… есть заклинания, которые… в общем они не могут не ответить, не могут проигнорировать вызов. Правда, есть ограничения – не больше двух вопросов к одному портрету. У меня остались четыре неиспользованных лицензии на этот год. – И ты готова потратить их на меня? – недоверчиво переспросил Малфой. – Ну да, – Грейнджер выглядела сбитой с толку, – иначе бы не предлагала. – Но сейчас сентябрь, тебе может понадобиться… – То есть других возражений у тебя нет? – А должны быть? – Ну… мое происхождение… – Грейнджер выглядела смущенной, – да и не все хотят беспокоить предков, тем более заставлять их… – А ты довольно часто пользуешься… ммм… навыком? – Я больше по ученым прошлых веков, прения с предками – не моё. – Но ты умеешь? – Принцип тот же. Я призываю отпечаток души в портрет и удерживаю его там на время, необходимое для того, чтобы задать два вопроса и получить ответы. Это довольно энергозатратно, потому не больше одного сеанса в сутки. Тем более что в нашем случае… придется еще и заклинание правды накладывать. Сказать, что Драко был поражен, не сказать ничего. Магия, затрагивающая контакт с потусторонним, была… на грани темной и совсем не вязалась с образом правильной до кончиков ногтей Грейнджер. То, о чем она говорила, было почти запредельным волшебством. Жаль, что Лорд не может об этом знать. Грязнокровка с такой силищей! Впрочем, она в прошлый визит что-то вещала о потенциале маглорожденных. Он запомнил, да. Невозможно было поверить, что она готова использовать свои лицензии, чтобы разобраться с его проблемой. Непонятно, чем он заслужил такое отношение, но не воспользоваться – грех. Пока Драко думал, Грейнджер говорила. Он пропустил мимо ушей всё сказанное, но обратил внимание на воцарившуюся тишину. Поднял глаза и встретился с вопросительным взглядом. – Я прослушал, – признался он. – Ты задала вопрос? – Я попросила определиться, кого из твоих предков будем вызывать в портреты. Это был странный момент: одна часть Драко упиралась, пытаясь сдержать порыв второй, желала залепить себе рот волшебным скотчем, чтобы не озвучить имя, но другая часть была уверена, что так надо, что иначе нельзя, что это поможет примириться с собой. – Люциуса. – Ты уверен? Он хотел идти… ну ты знаешь каким путем. Может, и не знал других. – Или не считал нужным поставить в известность меня. – Как скажешь, – пожала плечами Грейнджер, нашла раму, подписанную именем последнего почившего Малфоя, направила на нее палочку и обернулась к Драко. – Готов? Готов ли он? Нет, конечно. Он и не будет готов встретиться глазами с человеком, причиной смерти которого стал, и главное (самое страшное!) нисколько не сожалел. То есть о своей роли сожалел, а о самой смерти – нет. Внезапное осознание этого факта почти заставило отказаться от идеи поговорить с Люциусом, но, как ни странно, катализатором решимости стало выражение лица Грейнджер – понимающее и сочувствующее. Был еще один неприятный момент… Она, как заклинатель, должна присутствовать при разговоре, а разговор и без того обещает быть неудобным. – Ты помнишь, у нас контракт, считай меня… – каким-то образом Грейнджер поняла, в каком направлении двигаются его мысли, кажется, она подбирала слова, но не находила правильных: – нет. Считай, меня тут нет. – Валяй! Чего тянуть-то? – Драко дал отмашку. Но на этот раз остановилась сама Грейнджер. – Сначала подумай, о чем спрашивать. Заклинание правды будет действовать только на два вопроса. Отец, ты не в обиде на меня за то, что я тебя убил? – отличный вопрос, Драко, просто отличный! А как он приблизит тебя к цели! Или… – Спрошу, знает ли он что-то о лазейке в нашем контракте, если ответ будет отрицательным, спрошу, кто из адвокатов над контрактом работал. – Отлично, только вот… если эта информация ничего не даст, хорошо бы знать, кого еще из предков… – С этим разберусь без Люциуса! – Драко понял, что прозвучало слишком злобно, слишком злобно для ответа человеку, который ради него делает такое, поэтому процедил сквозь зубы: – Прости. Грейнджер пожала плечами, мол, чего от тебя ждать-то, и выписала мудреную загогулину палочкой. На полотно стремительно вошел Люциус Малфой. Так стремительно, как входил в помещение в лучшие годы своей жизни. Он впился в сына льдистыми (да художник, который его писал, гений!) глазами, и Драко подался назад. И только рука Грейнджер, которая невесть как оказалась на его плече (это дружеский жест поддержки или часть ритуала?), ее тепло, магия и вынимающий что-то первобытно-маскулинное запах удержали его на месте, но язык за зубами удержать не удалось: – Отец? – Да, я, – надменно протянул Люциус. Если хочешь насмешить Мерлина, расскажи ему о своих планах! Это он что, так бездарно просрал один из двух вопросов, от которых старый пройдоха не мог увильнуть? Рука Грейнджер на плече чуть сжалась и краем глаза Драко заметил, как та помотала головой, а потом что-то снова пробормотала неразборчиво и сделала пасс палочкой, похожий на выпад рапирой точно в лоб нарисованному Люциусу. Тот моргнул и будто заново увидел визитеров под портретом: – Драко, мисс Грейнджер, чем обязан? Или к вам нужно обращаться миссис Уизли? – даже наложенное заклинание не лишило Люциуса присущих ему манер и сволочизма. – Можно «мисс», – холодно, в тон человеку с портрета ответила Грейнджер и снова сжала плечо Драко. Люциус посмотрел внимательнее на людей напротив и хмыкнул. – Отец... – вот куда опять пропали все слова? Драко прочистил горло и попробовал снова: – Отец, у меня есть вопросы, – вот так сухо и коротко. По существу. Малфой мысленно себе поаплодировал. – Один раз в жизни поступил как мужчина и простить себя не можешь! – презрительно фыркнул Люциус. Реплика прозвучала своевременно, просто отлично прочистила мозги. – Что ты, я об этом уже и думать забыл, – Северный Ледовитый Океан в голосе, молодец, Драко! – Я пришел поинтересоваться, – голос обрел силу – волшебство или поддержка маленькой женщины за плечом? – почему ты так уперся в идею ликвидации Астории, почему не рассказал об альтернативном варианте? И все-таки дурак! Нужно было спросить в лоб, что за вариант, а не почему о нем не рассказали. – Альтернативном? Других вариантов нет! – он уверен? Только не переспрашивать! – Адвокат, – прошипели на ухо. – Кто составлял контракт о моей помолвке с Асторией? – Твой дед Абраксас и ее дед Говард. – Дракл, – выругался Малфой, он опять неправильно спросил, ему было известно, что о союзе договаривались деды! – Кто заверял контракт? – Зачем тебе? – кажется, заклятие правды спало с Люциуса. Интересно, он уже может покинуть раму? Дабы задержать отца на месте, нужно было его заинтересовать. – Хочу развестись, – Драко абсолютно спокойно посмотрел в пугающие холодные глаза. – Это невозможно, тебе известен единственный способ избавиться от брака, – неужели не показалось, неужели отец действительно обеспокоился за чадо, или дело в том, что последний Малфой во что-то вляпывается? – Нет, – вступила молчавшая все время их разговора Грейнджер, – нет. И не примет магия сделку, где в отступное заложена смерть одной из договаривающихся сторон, будь то прямо или косвенно. Пункт 25. Теория составления магических договоров. – Ничего кроме отсылки к кодексу не заложено! Я договор перечитывал сотни раз, чтоб избавить тебя от… – Отец! – Она не знает? – вздернул бровь Люциус, Драко помотал головой. – Должен быть другой способ! – упрямо повторила Гермиона. – Вам-то какой резон? – Хочу помочь. Нарисованный Малфой снова вскинул бровь и с недоверием посмотрел на маглорожденную ведьму внизу, перевел глаза на сына и фыркнул. – Ну а я ничем помочь не могу, – пожал он плечами, – и, пожалуй, не хочу. Если уверены – ищите. Спросите Абраксаса. Сохраняя величавую осанку, Люциус вышел за раму. Какое-то время Драко и Гермиона простояли в тишине, пока Драко не нарушил ее хриплым: – Хочу выпить. Составишь компанию? Кивок он скорее почувствовал, чем увидел.