Гермиона решительно распахнула двери в «Принцесс Грейс Хоспитал». От точки аппарации через Ноттингем плэйс она тащила Малфоя почти на буксире. Времени поговорить не было, но что-то с Драко было не так. После патронуса матери он сник. Причем сник – жуткое преуменьшение. Сначала на его лице отразился шок, а затем он впал в оцепенение. Разобраться бы, что произошло... Но для этого нужно было остаться вдвоем, а уединения не предвиделось.
В холле, обняв себя за плечи, жалась Астория – то ли ждала их, то ли не знала, куда идти. Гермиона скользнула взглядом по потерянной женщине и не испытала даже толики сочувствия. Она посмотрела на указатели и решительно направилась в сторону регистратуры.
– Какую фамилию носит ваш сын? – отрывисто спросила, ни к кому конкретно не обращаясь. Ответила ей Астория:
– Макдугал. Майкл Джонатан Макдугал. Тринадцать лет.
Гермиона снова ушла к окошку, оставив Малфоев позади, и вернулась раздраженная спустя две минуты. За это время в группе ожидающих произошли изменения. К ней присоединились еще два человека. Невысокий полный плюгавенький мужчинка в плаще цвета грязи был Гермионе не знаком, а эффектную, стройную, одетую по последней моде блондинку, которую тот поддерживал под руку, она знала визуально – представлены они друг другу не были, вряд ли то, что произошло в Малфой-мэноре в далеком девяносто восьмом, можно считать знакомством. Странно было видеть эту женщину в магловской одежде, но в своей жизни Гермиона видела и гораздо более странные вещи.
Драко выглядел так, словно его сейчас хватит удар и, казалось, без поддержки просто упадет. Грейнджер стремительно преодолела расстояние между ними и подхватила его под руку.
– Миссис Малфой, – безукоризненно вежливо кивнула она его матери, – мистер... – повернулась к спутнику Нарциссы.
– Генри Спок, – приветливо улыбнулся ей мужчина, тогда как Нарцисса полностью проигнорировала.
Фамилия Гермионе знакомой не показалась, в справочнике чистокровных волшебников точно не было никаких Споков, впрочем, думать об этом без надобности. Спрашивать Нарциссу, зачем она здесь, тоже не имело смысла. Стало очевидно, что из живых Малфоев только один Драко максимально дистанцировался от ребенка. Включив Нарциссу с сопровождающим в список посвященных, Гермиона сообщила с досадой в голосе:
– Не хотят давать информацию не родственникам.
– Но…
– Это нормальная практика, – противореча себе, встала она на защиту закона о неразглашении личной информации.
– А если Конфундус? – спросил будто очнувшийся Драко, глядя исключительно на Гермиону, стараясь даже краем глаза не задеть никого другого.
– И думать не смей! – зашипела она в ответ. – Во-первых, от магии барахлят магловские приборы, а эта больница одна из самых передовых по оснащению, здесь одновременно проводят десятки операций, я не позволю никому, – она обвела враждебным взглядом стоящих рядом, – поставить под удар жизнь и здоровье людей, как бы вы ни относились к маглам! Не думаешь же ты, что никто до тебя не пытался использовать волшебство, чтобы добиться от них своего? А во-вторых, все крупнейшие клиники Британии оборудованы датчиками магии: если кто-то применит чары, в Аврорате сработает тревожная кнопка. Наряд авроров будет здесь быстрее, чем ты успеешь опустить палочку!
– Успокойся, это было всего лишь предложение, – попытался прервать прочувствованную речь Драко.
– Миссис Грин, – раздался голос справа из глубины коридора, – оу, и миссис Спок, – в голосе мелькнуло легкое удивление.
Все присутствующие повернулись в сторону говорящего. К ним подошел и остановился, переминаясь с ноги на ногу, седоватый невзрачный мужчина лет пятидесяти.
– Джонатан, мы нашли деньги, как…
– Оу, – повторил мужчина, – рад слышать, – определение «рад» было сильным преувеличением, в речи совсем отсутствовала радость. Гермиона предположила, что этот человек принял львиную дозу седативного. – Мы написали расписку, что деньги будут внесены до послезавтра, Майкла уже готовят к операции.
– Что собираются делать? – спросила Гермиона, видя, что остальные либо не знают, о чем спрашивать, либо потеряли дар речи.
Мужчина робко протянул Гермионе бумаги, которые сжимал в руке.
– Гермиона Грейнджер, – представилась она с опозданием. Нужно было объяснить, кто она и что здесь делает, но, как нарочно, ни одной годной мысли в голове не возникло. Однако Джонатан и не требовал объяснений. Приемный отец Майкла находился в такой же прострации, как биологический, хотя Гермиона подозревала разные предпосылки состояния, то есть у Драко их было просто больше.
Она бегло просмотрела документы. Мерлиновы кальсоны! И счет за услуги клиники, и планируемые вмешательства ошеломляли.
– Он на третьем этаже, если желаете… пройдем.
Она кивнула и повернулась к остальным. Гермионе казалось, что такая огромная толпа неуместна в больнице, но она понимала, что не оставит сейчас Драко в обществе всех этих людей без поддержки. Почему-то отец мальчика решил, что среди присутствующих именно она заслуживает доверия. Показывая путь к палате, он пристроился рядом с ней и Драко и стал рассказывать безжизненным, почти механическим голосом:
– Слава богу, что миссис Грин заглянула, мы с Мад были в шоковом состоянии, когда узнали о том, что произошло с Майки.
— А что с ним произошло? — решила воспользоваться шансом разузнать побольше Гермиона.
– Он… он увлекался этой ужасной вещью… Гонками на скейтах, Мадлен думает… – он опасливо посмотрел на собеседницу и неловко махнул рукой, – не имеет значения. Мадлен – это моя жена, мать Майки. Да. Вот... – он запустил свободную от документов руку в шевелюру и продолжил: – Сначала они просто гоняли по улицам, а потом он стал прыгать. Говорил, нам не понять, каково это – летать…
Гермиона почувствовала, как рядом судорожно вдохнул Драко. Видимо, подумал о том, о чем и приемная мать. Интересно, это генетическая память?
– Не думайте, мы пытались его урезонить, просили найти другое увлечение… у него и были другие... Есть. Майки – спортивный мальчик, он хорошо развит физически, кто бы предположил!..
Гермиона сжала предплечье мужчины:
– Не нужно винить себя. Никто не застрахован от случайности.
Сзади всхлипнул кто-то из дам.
Джонатан шумно втянул носом воздух и продолжил. Кажется, ему просто нужно было выговориться:
– Они катились по серпантину в парке... Серпантин с небольшими ярусами – пару футов высотой. Друг, который ехал за ним, сказал, что Майки разогнался и прыгнул вниз... На что рассчитывал – непонятно. Повернуться в прыжке? Он перелетел следующий уровень и приземлился через один... Очень неудачно приземлился. Врачи считают, будь высота хоть немного больше, Майкл не выжил бы.
– Господи...
– Знаете, он ведь... ну это то, что мы могли ему дать... В смысле позволить. Из нематериального. В материальном он никогда не нуждался. Все было. Но теперь… Ничего нет. Ни-че-го! Мы сняли все деньги с его счета. Это только первый взнос, диагностика, а впереди операции. Пусть Мерлин… пусть бог хранит миссис Грин и миссис Спок, нашу соседку, если бы не они…
– Джонатан! – у палаты, к которой они наконец подошли, стояла миниатюрная женщина тех же лет, что и ее супруг. В ее внешности в глаза бросались две черты: огромные сильные, судя по толщине линз, очки и почти мертвенная, восковая бледность кожи, Гермиона отметила и нездоровую синеву вокруг губ. – Они забирают его!
Открылась вторая створка двери, и из палаты выехала кровать-каталка, на которой лежал мальчик. Его худенькое личико с острыми чертами было расслабленным, даже умиротворенным. Женщина всхлипнула, прикрыла рот рукой и побелела еще сильнее.
Медики, сопровождающие каталку, даже не взглянули на присутствующих – их внимание было приковано к переносным мониторам, на которые транслировалось состояние пациента. Молодая медсестра, остановившаяся, чтобы зафиксировать и закрыть дверь палаты, снизошла до объяснений.
– Родители могут ожидать в палате напротив оперблока, остальные должны остаться тут, – безапелляционным тоном заявила она и заторопилась в сторону удаляющейся процессии.
Джонатан кивнул всем и поплелся в сторону операционной, приобняв за плечи жену, он почти нес ее, неспособную переставлять ноги.
Дверь в операционный отсек закрылась, хлопнули створки за приемными родителями, и в коридоре больницы повисла тишина – ни один пациент, ни один посетитель не выходили из палат в этом крыле. Молчали и присутствующие.
Гермиона подняла глаза на Драко. Малфой о чем-то напряженно думал, но выглядел гораздо лучше, чем полчаса назад. Словно почувствовав ее взгляд, посмотрел в ответ и улыбнулся уголками губ. Улыбка не коснулась глаз, но это была зачетная попытка.
Некоторое время все стояли в тишине, затем голос подала Нарцисса:
– И все-таки, почему не в Мунго?
Драко сквозь зубы со свистом выдохнул и резко хлопнул себя руками по бедрам. Гермиону испугала его реакция, обычно он отменно владел собой.
– Если бы ты не бросила нас, – Драко ненавидел себя за то, что звучал как обиженный мальчик, – знала бы, почему не Мунго.
– Целители категорически запретили Майки соприкасаться с волшебством, – тихо ответила на вопрос свекрови Астория.
– Да что они знают! – фыркнула Нарцисса. – Когда родился Регулус, тетке сказали, что он сквиб. Но в отличие от вас она не была легковерной и не отказалась от него. Он не проявлял магических способностей лет до десяти, зато потом… От того, что вы сделали, просто разит Люциусом! Он бы никогда не позволил...
– Мама, – слово казалось чужеродным, никак не укладывалось на язык, Драко сделал еще одну попытку: – Мама, как ты узнала о... о нем.
– Тебя только это интересует?
– Аст, это ты рассказала ей?
Та покачала головой.
– Я встретила миссис… Нарциссу сегодня у Макдугалов, когда зашла проведать Майки.
– Мама! – на этот раз слово вылетело естественно, но зазвенело ужасом.
– Я знаю о нем всю его жизнь, – снизошла до ответа Нарцисса и надменно добавила: – Я до смерти Люциуса оставалась Малфой, хотела этого или нет.
– Салазаровы яйца, как мы могли не учесть... – простонал Драко.
– Кто-то должен был наблюдать за ребенком, если его родители отказались! – Нарцисса не обратила ни малейшего внимания на стон сына.
Настроение Драко изменилось за доли секунды.
– Что ты знаешь о своем внуке? – прошипел он, и над ними мигнула лампа. Только выброса стихийной магии в напичканной техникой больнице не хватало. Авроры сначала повяжут, потом будут разбираться. Гермиона обеими руками вцепилась в запястье Драко, желая успокоить.
– Ты не понимаешь! – так же агрессивно набросился он и на Гермиону, затем, осознав это, извинился.
О нет! Она понимала. Гермиона, наверное, лучше самого Малфоя понимала происходящее. В начале карьеры она участвовала в исследовании феномена сквибов и среди прочего изучала традиционный подход их выявления. Колдомедики научились определять наличие или отсутствие магических способностей пренатально только в прошлом веке. Сначала около сорока процентов выводов были ошибочны, сейчас показатель опустился до тринадцати процентов. Но речь шла не об этом, а о том, что было до: много веков подряд чистокровные маги применяли к наследникам, которые росли без стихийных выбросов, жестокий варварский метод. Опираясь на закон Сантаро, они искусственно создавали опасную для жизни ребенка ситуацию, если стихийная магия спасала его – хорошо, если нет – ничего страшного. Зачем сквибу жить?
– Миссис Малфой, как именно произошел выброс у Регулуса Блэка?
Нарцисса поджала губы, несколько секунд Гермионе казалось, что ответом ее не удостоят.
– Я не присутствовала.
– Но раз вы упомянули об этом, значит, что-то слышали.
– Он любил забираться на крышу дома на Гриммо, – Нарцисса нервно дернула плечом, – однажды... не удержался.
Гермиона не смотрела на других, сконцентрировав внимание на матери Драко, но боковым зрением заметила, что дернулся каждый.
– Значит, я права. Старый добрый Сантаро, – заключила она и пояснила для всех – вдруг кто не знает: – Огюст Сантаро, волшебник, который жил в четырнадцатом веке, считал, что часть сквибов обладает полноценным магическим ресурсом, но он находится как бы в состоянии летаргического сна. Сантаро доказал, что в момент опасности сила волшебника высвобождается, чтобы защитить его. Если искусственно создать угрожающую жизни ребенка ситуацию, можно пробудить магию насильственно. Или не пробудить... Как получится. Если бы Регулус оказался сквибом, разбился бы, – подытожила Гермиона.
– Не говорите чуши! – вскинулась старшая миссис Малфой, или она действительно теперь была миссис Спок? – Его страховал домовик.
– Как разбился Майкл... Мама, что ты натворила? – одновременно с ней проговорил Драко, сорвавшись на фальцет.
Гермиону охватил ужас – ни вдохнуть, ни выдохнуть, ни произнести что-либо.
Периферийным зрением она заметила мигание тревожной кнопки над операционным блоком. Мысли устремились к ней как к спасательной шлюпке. Она сконцентрировалась на этой кнопке, чтобы не думать о том, что скорее всего произошло на самом деле – о спланированной акции, результатом которой стало теперешнее состояние ребенка Драко и Астории. Гермиона заставляла себя размышлять, мигала эта кнопка постоянно или начала только что. Это было гораздо безопаснее для рассудка.
Из бокового коридора появились трое медиков и скрылись в оперблоке.
– Мама! – снова разрезал тишину пронзительный крик Драко.
– Молодой человек! – впервые с того момента, как представился, подал голос спутник Нарциссы.
– Не вмешивайся, – та благодарно сжала руку Спока и с вызовом вздернула подбородок.
– Я сделала то, что должны были сделать вы. Я рассказала мальчику, кто он по праву рождения, рассказала ему о магии и о законе Сантаро.
– Мама, он не волшебник! – голос Драко был надорванным, нутряным.
Так не переживают о незнакомом ребенке, так не переживают о гипотетическом отце преемника. Боится привязываться? Ну-ну. Гермиона позволила этой теплой мысли обосноваться в голове.
– Нужно было проверить! – вскинулась Нарцисса.
– Вы ничего не знаете, – в бой вступила действующая миссис Малфой. – Если бы вы не оставили нас тогда…
– Вы прекрасно осведомлены о причине моего поступка, Астория, – Нарцисса с отвращением выплюнула имя невестки. «Дружная семья, здоровые отношения, последовательные действия», – с сарказмом отметила Гермиона, вспоминая недавнего вполне доброжелательного патронуса, отправленного старшей Малфой к младшей.
– Причина рождения нашего сына – та же! Происки твоего мужа, – холодно оборвал Драко.
– Волшебное ядро Майкла закрыли в начале моей беременности. Оно не развито. В нем нет ни капли магии.
– Неправда! – упрямо подалась вперед Нарцисса.
– Он должен был прожить жизнь, не зная, что приемный, не зная о магии, чтобы не сожалеть о том, чего не может иметь.
– Не факт… – Гермиона собиралась сказать, что вовсе не обязательно он будет сожалеть – ее родители никогда не сожалели, или вот кузина, которая знала про волшебство, скорее боялась, чем завидовала. А был еще пример поттеровской тети Петуньи. Но ни одно из слов не слетело с языка, потому что в этот момент со стороны операционного блока выехала каталка. Ни капельниц, ни других приборов рядом не наблюдалось. Сопровождали каталку трое медработников и отец Майкла, Гермионе очень хотелось ошибаться, но, увы, нет – тело на каталке было полностью накрыто.
***
Гермиона по-магловски руками захлопнула за собой дверь и удивилась, уловив движение и лучик света. О Мерлин! Из-за треволнений этого дня она почти забыла о присутствии дома Розы. Все предыдущие часы мысли о Розе держали ее на плаву, а сейчас вылетело из головы.
Дочка что-то строчила в блокнот из книги, подсвечивая себе палочкой. Она замерла с ручкой и палочкой на весу, застигнутая возвращением матери врасплох. Какое-то время не могла решиться, спрятать свои записи или сделать вид, что все нормально. Победил второй вариант. Роза почти вызывающе положила блокнот себе на колени.
Гермиона через силу улыбнулась и, ворча что-то вроде «Чего глаза портишь?», включила верхний свет.
– Что-то произошло? На тебе лица нет, – приглядевшись к маме, спросила младшая Грейнджер.
Гермиона сдержала шумный выдох и снова сделала попытку улыбнуться.
– Тяжелый день, – она окинула комнату взглядом в поисках безопасной темы для разговора. – Что записываем?
Роза покраснела и замялась, и Гермиона с любопытством (о, она еще может испытывать любопытство?!) обнаружила на столе открытую книгу Ульрики. Она приподняла бровь и воззрилась на юную леди.
– Не надо на меня так смотреть, я не для себя!
Гермиона задавила в себе опекающую мать-наседку, чья дочь не должна интересоваться контрацепцией лет до тридцати, и включила мать-подругу. С внутренним скрипом, даже скрежетом, но включила.
– Почему просто не попросить книгу?
И Розу прорвало... Она рассказала про девочек, которые уже попробовали все, а она сама еще даже не целовалась; и про конкретную однокурсницу, которая не уверена, что… справилась с заклинанием, и боится проверить. В ответ на откровенность дочки Гермиона вспомнила своей нелепый «опыт» лобызаний с Крамом в этом же возрасте. Было так приятно вести доверительную беседу с дочерью и не думать, не вспоминать, гнать от себя мысли о том, что произошло в этот же день раньше, о мальчике чуть младше Розы. Через полчаса монография миссис Бьорн-Слагхорн была упакована в школьную сумку, ломящуюся от разносолов бабушки Молли. Роза предложила матери угоститься, но Гермиона, у которой маковой росинки не было во рту с утра, вежливо отказалась – стрессующий организм отторгал пищу.
После обсуждения дел школьных Гермиона спросила, как Роза провела время у бабушки. Улыбка сползла с лица дочери.
– Я не хочу, чтобы это снова прозвучало как обвинение, мам, – робко заговорила она, – но... что у тебя с дядей Гарри?
Гермиона порадовалась, что количество пережитого скорректировало силу ее эмоционального ответа – тень эмоции вместо самой эмоции.
– Что, прости?
Она ненавидела отвечать вопросом на вопрос. Но нужно было выиграть себе хоть полминутки. Роза не стала уточнять или формулировать вопрос иначе, она выжидающе смотрела на маму, а та напряженно размышляла. В общем-то дочь спросила, что у нее с Гарри, а не у Гарри с ней, а поэтому… Юлить в разговорах с близкими она тоже ненавидела!
– С дядей Гарри мы дружим более четверти века, и тебе об этом известно, – вот так, строго по существу, но невозможно было не поинтересоваться: – Что стало причиной вопроса?
– Лилу, – коротко ответила Роза, посмотрела на ожидающую уточнения маму и пояснила: – Она сказала, что ее родители не разговаривают после того, как дядя Гарри что-то сказал, она не расслышала, что именно, но ее мама после этого кричала, будто он всегда любил тебя.
Не слишком ли много потрясений для одного дня? Что мог сказать Гарри и, Мерлина ради, зачем?! Гермиона Грейнджер – разбивательница сердец. Абсурд. Остановите планету!
Роза осторожно продолжила, заглядывая в лицо матери:
– Лилу боится, что ты уведешь из семьи ее папу, ну теперь… когда вы с нашим папой разошлись. Я ей сказала, что тебя интересует совсем другой человек. Прости меня за это маленькое представление, у меня был зритель.
С полминуты Гермиона размышляла, не сказать ли Розе, что зритель был и у нее, но решила не смущать и без того смущенную дочку.
– Понятно, – полученная неприятная информация требовала анализа. Они с Джинни Поттер были будто бы подругами, но настоящей близости между ними не существовало, а вот за свою семью Джин держалась с упрямством дочери Молли Уизли. Нрав миссис Поттер имела буйный, просчитать ее действия было сложнее, чем траекторию движения бладжера, но на ее бездействие даже надеяться не приходилось. Джинни попросту уничтожит то, что сочтет угрозой. Из плена невеселых дум Гермиону выдернули слова Розы:
– Но это не значит, что я не считаю так, как сказала.
– Глупости это, – отмахнулась Гермиона.
– Почему глупости? Ты из-за мистера Малфоя такая потерянная?
– Нет... Да... То есть не совсем.
Роза смотрела вопросительно, Гермиона взвесила за и против – Драко ведь дал разрешение на откровенность с Розой, Драко сказал, что доверяет, но не предаст ли она его доверие, если поделится пережитым? Можно ли посвящать в чужую тайну ребенка и нужно ли? Гермиона чувствовала редкую для себя потребность выговориться, тем более что где-то в глубине сознания у нее зрело решение... Не эгоизм ли – вываливать такое на дочку? Слова вылетели раньше, чем Гермиона успела закончить обдумывание:
– Сын Драко получил серьезную травму.
– У него есть сын?
– Да, но это секрет. Роза, секрет – значит секрет, ни подругам, ни Лил, ни кузенам, ни даже Хью.
– Поняла.
– Сын Драко – сквиб…
– Поэтому?..
– Там очень неприятная история рождения мальчика. Так вышло, что он сквиб. Ему бы прожить обычную жизнь с приемными родителями, тоже сквибами, не ведая о волшебстве, но бабушка, мать Драко, рассказала ему, кто его настоящие мама и папа. Она покинула семью раньше, чем он родился, и не знала обстоятельств его появления на свет. Не то чтобы это сильно ее извиняет. Из-за этой ситуации умер человек.
– Сын мистера Малфоя? – ужаснулась Роза.
– Его приемная мать. У нее, оказывается, было больное сердце. Его приемный отец в очень плохом состоянии. Эмоциональном.
– А как мальчик?
– Рано делать выводы, но первая операция прошла успешно. Рози, ты ведь понимаешь, что этой информацией действительно пока что нельзя делиться ни с кем?
– Обижаешь!
На стол между двумя Грейнджер грациозно приземлилась полупрозрачная в электрическом свете кошка и голосом директрисы Хогвартса сообщила:
– Камин в моем кабинете открыт, мисс Грейнджер, у вас пять минут.
Обе подскочили, младшая неуклюже повисла на шее у старшей, старшая чуть не упала.
– Все время забываю, что переросла тебя, – хмыкнула дочь.
– И это еще не предел. Вот пойдешь ростом в отца, будешь знать, – отшутилась мать и серьезно добавила: – Береги Хьюго. Обними его за меня. И… расскажи в общих чертах о ситуации. Без последней части нашего разговора, конечно.
Роза кивнула, схватила сумку, чмокнула мать в щеку и скрылась в камине.
Изумрудное пламя совсем потухло и вспыхнуло вновь, из него как чертик из табакерки выпрыгнул толстый большой конверт с крупной сургучной печатью, стукнулся о решетку и свалился к ногам Гермионы. Она осторожно наклонилась, затем передумала, вынула палочку и проверила на проклятия. Не выявив ничего страшного, поднесла бандероль к глазам, прочитала, кто адресат, и поспешно вскрыла.
***
Драко долго бесцельно бродил по магловскому Лондону. Он просто шел, сконцентрировавшись на шагах, то считая их, то прислушиваясь к стуку собственных каблуков, чтобы не думать.
Не думать.
Не думать.
Не думать.
Мелькнула запоздалая мысль, что он, должно быть, странно выглядит в толпе маглов, затем в памяти всплыло, что еще в мэноре Гермиона трансфигурировала его мантию во вполне себе уместный в этой части города плащ.
Когда подсчет и звук шагов перестали отвлекать от размышлений, он стал смотреть по сторонам, выхватывая бытовые сценки.
Мать вытирает мордашку запачкавшемуся какой-то сладостью ребенку – вытирает салфеткой, как же сложно быть маглом! Его сын никогда не сможет воспользоваться очищающими чарами. И не факт, что сможет салфеткой.
Не думать!
Три подростка сидят на лавочке: один – как положено, двое – на спинке, заглядывая первому через плечо в небольшой экран. Дети тихи и сосредоточены. Возможно, еще вчера так с друзьями сидел его сын. Стоп!
Не думать!
Драко отвернулся и поймал боковым зрением немолодую пару. Дама возраста его матери одной рукой прижимала к груди букет из трех роз, а другой крепко удерживала за рукав спутника и что-то ему говорила с придыханием. Вспоминать маму тоже нельзя! То, что она сделала... Проработай она месть семье до мелочей, так бы не вышло!
Не думать!
Выбросить Нарциссу из головы! Слишком много эмоций, самые яркие их них – боль и гнев. И еще удивление. Она выглядела довольной жизнью. Рядом с человеком, который был полной противоположностью Люциусу. Умиротворенной. Только когда речь заходила о Малфоях, в ее глазах вспыхивала злость.
Не думать, не думать, не думать о матери и о том, чем обернется сделанное ею по незнанию. Перед глазами встал Макдугал – такой, каким он был, когда каталка с телом поравнялась с их группой:
– Из-за вас, из-за вас всех и из-за него, – поднял он трясущийся палец в сторону операционной, – она умерла. Моя Мадлен умерла!
Никто не произнес ни слова. Один из медработников молча положил руки Макдугалу на плечо и увел куда-то в другой конец коридора, Драко не знал куда. Драко был оглушен и не сильно вслушивался, ведь какое-то время – секунды, минуты, часы? – был уверен, что на каталке под белой простыней его сын. Мальчик, которого он не знал и не хотел знать. Оказалось, глубоко внутри всегда жила потребность, чтобы этот мальчик жил и был счастлив. Потребность, о которой Драко Малфой и не подозревал.
Он зашел в какой-то пустынный двор, на всякий случай наложил вокруг себя маглоотталкивающие и рассеивающие чары и аппарировал в мэнор. Аппарировал и сразу же пожалел об этом. Желание пройтись по замку, коснуться каждой вещи, каждой гребаной книги, увидеть каждого домовика было почти непреодолимым. Пришлось отодвинуть его вглубь сознания и сконцентрироваться на другом желании. Он позволил ему завладеть своими мыслями и, не глядя по сторонам, прошел к камину.
Он кинул горсть пороха, назвал адрес и вошел в зеленое пламя, не давая себе времени задуматься, что может стать незваным гостем.
Грейнджер сидела на полу у камина, устремив взгляд в никуда. Вокруг нее валялись бумаги. Драко поборол первый порыв спросить, что случилось (все случилось, жизнь случилась, как она вообще пережила этот день с таким уровнем эмпатии?!), и просто молча сел рядом. Он протянул руку, чтобы накрыть ее ладонь, но вместо ладони нащупал лист.
На его вопросительный взгляд Грейнджер кивнула.
Драко поднес бумагу к глазам.
«Я отправляюсь в новое увлекательное путешествие. Не грусти, девочка.
Я не прощаюсь, ведь иногда пути выводят назад.
Твой очень старый друг Гектор».
– Веришь, – надтреснуто проговорила Гермиона, – годами о нем не вспоминала. Вроде как знала, что он где-то есть... наверное, есть... Этого было достаточно. Оказывается, он всегда был нужен.
– Верю, – тихо ответил Малфой. – Знаю.
