***
Астория не была фаталисткой и не верила в карму, но в какой-то степени ощущала, что происходящее – расплата за три года счастья. Было несправедливо, что расплачивается не она сама, а ее сын, и она действительно готова была занять его место, но даже магией невозможно поменять людей местами. Тори не знала, да и в общем-то не особо хотела знать, как работает Фонд Помощи Сквибам, но после его вмешательства никому из тех, кто приходил навестить Майки в больнице, не задавали вопросов. С тех пор, как его вывели из искусственного сна (через семь суток после первой операции), Майкл большую часть дня находился в сознании и смотрел на нее, свою биологическую мать, совершенно нечитаемым взглядом – взрослым взглядом, похожим на взгляд Драко не только цветом радужки, но и скрытым обвинением. Разговаривал сын редко, коротко и оживлялся только во время вечерних визитов... Гермионы Грейнджер. Тори было неприятно наблюдать их взаимодействие, поэтому она старалась покинуть палату раньше. Она не понимала, как доверие подростка смогла завоевать сухая и жесткая Грейнджер, похоже, у героини второй магической был талант очаровывать мужчин из рода Малфой. Впрочем, винить в том, что Гермиона и Майкл стали общаться, Астория могла только себя. Однажды она пришла проведать спящего под магловскими лекарствами сына и… встретилась с его пронзительными светлыми глазами. Она понятия не имела, что Майклу перестали давать снотворное! Тори не была готова к диалогу. Вот совсем. Конечно, сначала мальчик поинтересовался, где его родители. Астория растерялась еще больше. Как рассказать едва очнувшемуся ребенку о смерти той, кого он все тринадцать лет жизни считал мамой? Где его отец, она и не знала – видела на следующий после смерти Мадлен день (пообещала, что не оставит Майкла, имея в виду, что Джонатан может горевать, сколько ему нужно), а когда навестила повторно, в доме никого не оказалось. Живущая рядом с Макдугалами Нарцисса тоже не встречала соседа. Сын избавил от ответа. Он внимательно посмотрел ей в лицо и выпалил целую серию вопросов: – Миссис Грин, вы – моя настоящая мать? Это про вас говорила миссис Спок? Вы – волшебница? Голос мальчика был слабым, но говорил он разборчиво, сделать вид, что не поняла, Астория не могла. – А мистер Грин? Он мой отец? Тори спас один из медработников. Пришло время манипуляций, и ее попросили покинуть палату. Приходить повторно она боялась, не зная, что говорить, а о чем умолчать, и поделилась своими страхами и сомнениями с Гермионой. Астория понимала, что ее поведение за гранью приличий: она навешивала проблему за проблемой на женщину, у которой увела мужа и которую пыталась подставить. И даже набралась храбрости и сказала, что осознает, как это мерзко выглядит со стороны. Грейнджер попросила Тори не думать о глупостях – она пообещала Драко контролировать ситуацию, значит, проконтролирует. А затем... пошла к Майклу сама. Подробностей этого разговора Астория не знала, но так вышло, что после него Гермиона сделалась кумиром ее сына и только с ней он оставался таким, каким был до травмы – открытым и искренним. Тори испытывала из-за этого иррациональную обиду, но вместе с тем была благодарна: Майки больше не задавал вопросов, сказал, что знает, кто она, правда, мамой не назвал ни разу. Из миссис Грин она стала мисс Тори. Думать о будущем Астория боялась. Как поступают маглы с детьми, чьи родители погибают или пропадают? Должна ли она будет вернуться к мужу, если с Макдугалом что-то произошло? А может, Майкла передадут на воспитание опекуну с волшебной стороны, то есть Рону? Готов ли к такому сам Рон? Придется ли им переехать к маглам? Как отнесется к этому Малфой? Нет, нельзя гнать гиппогрифов, вдруг ситуация разрешится сама собой. Да и Драко исчез в неизвестном направлении. Несколько раз Астория пыталась вызнать у Гермионы, где он, но Грейнджер то ли не хотела предавать его доверия, то ли действительно не знала. Тори и не интересовалась бы делами мужа, кабы не обнаружила, что не может попасть в мэнор. Обсуждать эту проблему с Гермионой она не торопилась, а затем вопрос стал неактуальным – Тори сама получила письмо от Драко. Когда Гермиона рассказала ей о собственной проблеме, Астория была смущена, растрогана и в целом... довольна. Во-первых, ей было приятно доверие, которого она совершенно не заслуживала, во-вторых… ну во-вторых, она вполне могла смириться с последствиями обнародования части информации, которой шантажировали Грейнджер, а за другую часть готова была доплатить. Только вот самой Грейнджер знать об этом не следовало.***
Белая неясыть принесла Гермионе письмо через неделю после отбытия Драко в неизвестном направлении. Ей была знакома эта сова, потому она вскрыла послание, даже не проверив на порчу. Злонамеренной магии в послании и не оказалось, но это не сделало его безобидным. В конверте лежала колдография: Гермиона сидела в кресле, на подлокотнике которого расположился Драко в расстегнутой рубашке, а напротив Астория с точно так же примостившимся рядом Роном, грызущим тост, Рон надкусывал тост, крошки летели во все стороны, Драко брезгливо морщился, они же с Асторией оставались неподвижными, словно на магловском фото. В сопроводительной записке, которая развеялась после прочтения, было сказано: «Ты расскажешь Гарри о романе с Малфоем, иначе эта колдография и соответствующая статья будут в завтрашнем «Пророке». Гермиона поморщилась, но выдохнула с облегчением. Она сделала дубликат воспоминания о разговоре с Поттером и, поместив в фиал, прикрепила к лапе совы. Уже привязывая его, задумалась, что воспоминание – компромат, и вместо него отправила Джинни записку из двух слов: «Он знает!», после чего сочла этот гештальт закрытым и думать о нем забыла. Еще через три дня белая неясыть принесла уже два снимка – тот же самый и колдо Майкла на больничной кровати. В сопроводительном письме было написано: «Волшебному миру будет интересно почитать не только о двойной жизни семьи Малфой, но и о том, что у них есть сын-сквиб. Если не хочешь, чтобы это произошло, сделай так, как я просила, и верни Гарри в семью». Записка вспыхнула и развеялась, не оставив Гермионе шанса просто показать ее другу и попросить не впутывать в семейные разборки. Она корила себя на чем свет стоит, что в который раз забыла обезопасить дом после отбытия Джин в то воскресенье, но, насколько помнила – а помнила она смутно, – ей тогда и без бывшей золовки было о чем подумать. А еще корила себя за то, что, подключив Министерство, открыла волшебникам доступ к Майклу. На эту записку она ответила более развернуто: «Покажи колдографию Гарри. В чем проблема?» и снова попыталась абстрагироваться от нелепого шантажа. Шантаж был совсем лишним в насыщенной жизни Гермионы. Поддавшись странному порыву, она рассказала о нем Астории. Не то чтобы Астория вызывала у нее доверие, просто нужно было кому-то выговориться и использовать свою должницу показалось отличной идеей. До этого момента их общение было игрой в одни ворота – Грейнджер, не получая ничего взамен, кроме чувства глубокого удовлетворения от творимого добра, постоянно утешала женщину, которая увела у нее мужа, женщину, пытавшуюся опоить ее зельем зачатия и испортить ей репутацию. Выслушать – меньшее, чем Астория могла отплатить. Идея поговорить о проблеме именно с миссис Малфой оказалась удачной. Астория на уровне интуиции понимала то, что ускользало от самой Гермионы. Она сделала мудрый вывод, что для любого члена клана Уизли на первом месте семья, следовательно, Джинни не поставит под удар племянников и брата. Ей, спортивному обозревателю, сплетня неинтересна, а передать сенсационную колдографию Рите Скитер миссис Поттер побоится – уж эта не будет печься ни о чьей репутации. Астория посоветовала Гермионе вообще не реагировать на письмо. Если вдруг Джинни решит показать всю серьезность своих намерений, она разделает под орех Малфоев, не бросая тень на Рона; затем пожала плечами и сказала, что готова к обнародованию правды о Майкле. А дальше будет как в магловской притче про мула, правителя и смекалистого простолюдина, которую когда-то ей рассказывал Рон, видимо, услышавший ее в свою очередь от Гермионы: либо Поттер вернется в семью, либо новость утратит остроту, либо, чем Мордред не шутит, Джинни найдет кого-то другого*. Звучало убедительно, а дел было невпроворот, жизнь Гермионы кипела, она все равно не добавила бы к списку общение с Гарри, потому послушала Асторию и пустила все на самотек. Но глубоко в душе осталось опасение, что о ее романе с Драко станет известно широкой публике – после прошлой публикации хватит одного упоминания, чтобы их имена связали крепко-накрепко. Не то чтобы Гермиона стеснялась Малфоя. Просто она впервые за много лет разработала и почти воплотила нечто грандиозное, почти что совершила научный прорыв. И было важно, чтобы до презентации ее имя не упоминали рядом с именем того, кто в этой разработке играет ключевую роль – роль первого потребителя продукта. Есть разница между разработкой для сквибов в целом и разработкой для сына своего любовника.***
Для Рона Уизли месяц после того, как Астория влетела домой в истерике и рассказала, что случилось с Майклом, пролетел как неделя. Вроде и много всего произошло, и уставал он вдвое против обычного, но дни сменялись днями с нереальной скоростью. После того как по Гермиониному совету к делу подключился Фонд Помощи Сквибам, все завертелось – не уследить. Рон не знал, каким образом Браун это провернула, но уже в понедельник на приеме получил на руки соответствующее свидетельство, которое заверил в хреновой туче отделов Министерства. После предъявления документа (что же за чары на нем?) в больнице Рона воспринимали чуть ли не отцом, Макдугал, кстати, за этот месяц ни разу не появился. Как и хорек – этот вообще куда-то исчез, а еще пытался изображать заботливого папочку, паскуда! «Работать» опекуном оказалось адски утомительно, ведь Рон совершенно ничего не понимал в магловской медицине, а опекун мальчика должен был давать добро на разнообразные вмешательства. Голова раскалывалась от обилия незнакомых терминов. Каждый разговор с врачами он сливал в омут и показывал Гермионе, прежде чем что-то ответить, благо Мерлин избавил его от принятия мгновенных решений. Необходимость часто видеться с бывшей женой ужасно утомляла. Отступившее раздражение от ее манеры поведения расцвело буйным цветом. Что удивительно, Тори во всем поддерживала Гермиону, висела на ней репейником, практически заглядывала в рот. А мисс Всепрощение Добрые Намерения Грейнджер в лучших своих традициях демонстрировала исключительную альтруистичность: успокаивала Тори, когда у той сдавали нервы, находилась рядом, когда целители, тьфу, врачи совершали какое-либо действие, всячески поддерживала и смотрела своим охренительно понимающим и сочувствующим взглядом. Иметь дело с тандемом Астория-Гермиона было еще неприятнее, чем с одной Гермионой, Рону казалось, что эти две… дамы использовали его в хвост и в гриву, а затем выбрасывали словно стебель мандрагоры. Раздражало все: и общение Тори с Гермионой, и то, что Гермиона каким-то непостижимым образом набилась в подружки к Майки, и частое отсутствие Тори дома, когда Рону хотелось расслабиться в ее нежных объятиях. Подливала масла в котел периодически появляющаяся мать хорька. Она выступала спонсором всех манипуляций, потому от ее участия в обсуждении тех вмешательств, которые Гермиона называла ключевыми, отвертеться никак не удавалось. В основном Нарцисса шипела, что колдомедицина давно бы поставила мальчика на ноги, Грейнджер сыпала непонятными словами и объяснениями, затем что-то обещала и старшая Малфой утихомиривалась, а Тори говорила коронное: «Если считаете, что это правильно, Гермиона, так и поступим!» Тьфу! Впрочем, на подобных встречах Рональд Уизли изображал вешалку. Нет, этот… Рон запамятовал, как называется, магловский передатчик информации. Диктоскоп или магнетофон… Для него повторяли несколько раз, чтобы он правильно запомнил и воспроизвел. Причем, если со стороны экс-супруги такое отношение к его умственным способностям не удивляло, то переспрашивающая, все ли он понял, Тори, казалась предательницей вдвойне. Нет – втройне! Он же ради нее во весь этот бардак вляпался. Рон ни разу не обижался на нее за годы общения, а тут на тебе! Успокаивался он во время редких встреч с Лавандой – визит к бывшей однокласснице возродил старинную дружбу. Лав стала островком спокойствия в море безумия.***
Последние сомнения и страхи перед провалом Гермиону заставил отбросить Майкл Макдугал. Знакомство с ним началось с серьезного разговора, на который его родная мать не смогла решиться. Майкл, похожий на Драко-подростка как две капли воды, воспринял горькую правду совершенно по-взрослому, совсем не так, как воспринял бы тринадцатилетний избалованный и капризный Драко из ее воспоминаний. Она была приятно удивлена. И абсолютно очарована мальчиком. Грейнджер изложила ему сухие факты: он родился совсем без магических способностей в семье потомственных колдунов; пояснила, что ему нельзя было оставаться в старинном волшебном доме, который не могли покинуть его мать и отец (да, немного приврала, но нужно же как-то оправдать действия Драко в глазах сына), и что отдать его на воспитание таким, как он – нелегкое для родителей, но оптимальное решение. Самым сложным оказалось рассказать парнишке о смерти приемной матери, которую он считал родной, Грейнджер хотела малодушно избежать этой темы, но Майкл задал прямой вопрос – не отвертеться. Внешне он спокойно воспринял страшное известие, сказал, что знал о болезни, вот только теперь до конца жизни будет чувствовать вину: из-за его глупости и легковерности мама перенервничала, что и привело к трагедии. «Хоть наказан по заслугам», – добавил он с очень знакомой Гермионе горькой ухмылкой. Тут она и взорвалась. Отбросив всякое стеснение, высказалась, что виноват не Майкл, а та, которая подговорила его совершить что-то настолько неразумное, и порывисто пообещала, что он сможет снова ходить. Прогнозы врачей были осторожными, но Гермиона поняла, что из кожи вылезет, в лепешку разобьется, но выполнит обещанное. Этот светлый неиспорченный ребенок должен вернуться к нормальной жизни – пусть без волшебства, но и без увечий. И она работала, работала, работала… Ежевечерне забегала проведать пациента, выслушивала отчеты и терпела недовольство непонимающего Рона, принимала решения по лечению, переворачивая медицинские справочники и интернет, корпела над разработкой и купировала истерики Астории, играла роль буфера между невесткой и свекровью и снова работала как проклятая.***
Майкл Макдугал не понимал, когда его в общем-то обычная жизнь заурядного подростка превратилась в это, почему он поддался на уговоры обаятельной миссис Спок, поверил в сказку, которой в общем-то не хотел, как из-за одного глупого поступка потерял родителей и стал калекой. Много раз ему хотелось проснуться, чтобы последние недели оказались кошмаром, но... увы. Хотелось отмотать время назад (интересно, могут ли такое волшебники?) и никогда-никогда-никогда не заговаривать с соседкой, никогда не смотреть зачарованно на то, что она умеет, никогда не желать сделать так же! Обвинить хотелось всех, но он остановил гнев на себе и миссис Спок, которая, оказывается, приходилась ему бабушкой. Если бы не она… если бы ее вообще не случилось в его жизни, он по-прежнему жил бы в пригороде Лондона, не имея представления, что существует скрытое от обычных людей сообщество магов, которое его и породило. По-настоящему комфортно ему было только с одним человеком. Мисс Гермиона неплохо ориентировалась в том мире, где вырос Майкл, не смотрела на него, будто он хрустальная ваза, или неразумный ребенок, или что-то еще такое же несуразное, и вообще была замечательной. И еще… она когда-то пережила что-то похожее на то, что происходило с Майклом: в ее жизнь тоже ворвались маги, а через несколько лет она лишилась опоры в лице родителей. Правда, в ее случае игра стоила свеч, ведь мисс Гермиона действительно была колдуньей в отличие от Майки! Но он старался не пускать в душу зависть. Хватит! Один раз позавидовал, и что из этого вышло? Мисс Гермиона пообещала, что поставит его на ноги. Не то чтобы он верил в это. Верить в волшебство было сложно после собственного провала. Она приходила каждый день по вечерам, рассказывала Майклу о его родном отце, о себе, о своих детях, приносила свежие выпуски любимых комиксов и книги, знакомящие с историей волшебного мира, почти такие же интересные, как фэнтези. Майкл отчаянно скучал по маме и папе, хоть никогда и не был по-настоящему близок с ними. Иногда ему даже казалось, что он просто атрибут в их жизни – в семье должен быть ребенок, вот его и завели, что любили они друг друга, а он был третьим лишним и от него откупались, выполняя любой каприз. Какими же глупыми сейчас казались его обидки на родителей! Человек рано или поздно привыкает к тому, что его окружает, и он почти привык видеть только мисс Тори, мистера Рона и мисс Гермиону. Видеть миссис Спок он отказался сам, а больше его никто не навещал. Разве что однажды явилась странная рыжеволосая женщина, чем-то похожая на мистера Рона, но видимо, просто ошиблась дверью – она вошла клацнула чем-то у Майки перед глазами, извинилась и выскочила из палаты. А потом Майклу стало некогда скучать: с мисс Гермионой явились два странных существа и вместе с ними ворвалась настоящая магия. Он чувствовал ее кожей, хоть и не мог творить. Оказалось, что эти существа – всамделишные эльфы. Их звали Трис и Снуппи. Майкл не с первого раза научился отличать одного от другой, и они смешно обижались, а потом наказывали себя за свою обиду на «молодого хозяина». Когда в палату приходили медработники, Трис со Снуппи становились невидимыми и делали что-то офигительно волшебное! Медработники застывали на пороге, кивали, разворачивались и уходили. Мисс Гермиона объяснила, что на эльфийскую магию датчики, расположенные в больнице, не реагируют, потому она и попросила забавных чудиков помочь с уходом за ним. Эльфы-домовики отвечали за прием странных лекарств, которые принесла мисс Гермиона. Отвратительные на вкус, вызывающие боль и чесотку, они реально помогали – через несколько дней после начала курса он, хоть и плохо чувствовал ноги, но стоял. Стоял! А ведь думал, что больше никогда не встанет. Еще через пару дней Майки сделал свои первые после травмы шаги, поддерживаемый с двух сторон маленькими существами. И, пожалуй, был готов пересмотреть свое отношение к магии!***
Месяц пролетел словно день, и все необходимое, чтобы поставить Майки на ноги (в прямом и переносном смысле), было готово: рецепты адаптированы, проверены и перепроверены, зелья изготовлены, одобрены целителем и… нейтрализованы Снуппи. Несколько суток отпаивания мелкими дозами Костероста, укрепляющим комплексом, для ускорения процесса восстановления костных, мышечных и нервных тканей, и… Майкл должен выздороветь. Осознание этого позволяло вымотанной Гермионе держаться. Последняя неделя была адски загруженной, Гермиона готовила материалы для презентации, металась между больницей и работой, почти не видя Рона и Асторию, даже не отвечая на малфоевские письма. На завтра была назначена презентация, она должна была представить свои разработки перед коллегами из Отдела Тайн. Если все пройдет гладко, проект отправят наверх, и придется защищать свое детище уже перед Бюро Выработки Стандартов. А потом взяться за другие вещи. Каждая из просмотренных ею монографий Фоули наталкивала на интересную идею, вроде бы и лежащую на поверхности, но почему-то никем не воплощенную. Строя наполеоновские планы, Гермиона рассеянно перебирала бумаги на столе, и записка от Астории застала ее врасплох. В ней было ровно два слова: «Газета. Статья». А спустя четверть часа пришло такое же лаконичное послание от Джинни: «Это только начало. Верни Гарри в семью!» Гермиона, стараясь сдерживать нервную дрожь, отправилась проведать Майки, за которым, скрываясь от маглов, присматривали Трис и Снуппи. Убедившись, что лечение проходит, как задумано, отдала распоряжение домовикам и вернулась на работу, купив на обратном пути номер «Пророка». После тщательного изучения газеты, на третьей (не на главной, а всего лишь третьей!) полосе Гермионой была найдена небольшая статейка о том, что у четы Малфой есть сын-сквиб, который воспитывался вдали от родителей. Даже откровенной фразы «отказались от него сразу после рождения» не было, как и колдо Малфоев с Гермионой и Роном, которым пугала Джинни. Даже изображения Майкла на больничной кровати не было – статья ютилась в уголке, где иллюстрация и не поместилась бы. Приписка о том, что сын Малфоев сейчас находится в больнице, – единственное, что заставило Грейнджер скривиться. По тексту и скромному расположению уже было ясно, что автор не акула пера, которую Гермиона до сих пор периодически хотела пустить на опыты, но на всякий случай она посмотрела на подпись. Так и есть – Аврора Криви, супруга Денниса, скучная ведущая колонки для домохозяек, слишком робкая, чтобы взорвать информационную бомбу. «Ничего критичного», – успокаивала себя Гермиона по дороге к лифту. Она пересекала атриум и третий раз перечитывала статью, когда проблеск светлых волос привлек ее внимание. Гермиона едва сдержалась, чтобы не броситься к человеку, которого не видела, кажется, целую вечность, и, только заметив фигурку Астории рядом, передумала. Грейнджер констатировала отсутствие интереса к паре со стороны праздно шатающихся магов – пусть в послеобеденное время их было немного, но то, что ни один на Малфоев особо не глядел, значит, что статья совсем не привлекла внимания. Гермиона, будто заколдованная, двинулась в их сторону. Шаг, шаг, еще шаг... Драко улыбался. Улыбкой, которую Гермиона никогда на его лице не видела. Он что-то сказал, Тори ответила и так же светло улыбнулась ему. Затем он наклонился и поцеловал ее. Шаг... Гермиона остановилась как вкопанная, а Драко обнял жену за плечи, прижал к себе, и они двинулись в сторону каминов. Гермиона не стала провожать их взглядом – слишком больно было смотреть на воссоединившуюся пару. Как это произошло? Сплотил ли их сын? А может, Тори все-таки беременна? Бред, Драко не поверил бы, что ребенок его! Как он вообще смог простить измену? Почему Тори предпочла Драко Рональду? В курсе ли Рон? Нашла о чем думать, Гермиона! В конце концов он-то заслужил подобное, а вот ей за что. Ведь у них с Драко… А что у них с Драко кроме магической совместимости и взаимного желания, спровоцированного этой совместимостью? С Асторией он прожил шестнадцать лет, с Гермионой общался несколько недель, причем большую часть времени эпистолярно. Да, Гермионе казалось… казалось, что у их отношений есть потенциал, но они ничего друг другу не обещали, разве что он обещал рассказать о том, что делал на материке. Но хочет ли она теперь знать? Вся ее деятельность во время его отсутствия косвенно была направлена... Гермиона помотала головой, чтобы отогнать непрошеные мысли, чтобы отгородиться от обиды и боли. Хватит! Ни мысли в эту сторону! У нее завтра презентация, этот проект может стать мостиком в международную ассоциацию ученых. Она обещала помочь Майки вернуться в ту форму, в которой он был до болезни. Вот на этом и нужно сконцентрироваться.