Это ж где я так согрешил?...

POV Ника — Дайте мне десять минут. — Хорошо. — После секундной заминки он решил добавить. — Мистер Миллер, я очень сожалею, что всё так получилось.       Я зашёл в палату, в последний раз присел рядом со своим омегой и взял его за руку. — Марк… Я тебя люблю… — Эти слова я говорил ему впервые. — Прости меня… Прости за то, что делаю… Я до сих пор в тебя верю, но, надеюсь, не ошибаюсь в своём решении… Наверное, тебя давно следует отпустить… Прости меня за всё, пожалуйста… Любимый… Маленький мой… Родной… Прости меня, прости-и… — У меня началась истерика, но даже сквозь подрагивания я смог почувствовать то, чего так долго ждал… Это случилось… Я почувствовал, как его палец еле ощутимо пошевелился… Подняв голову, я увидел, как он приоткрыл глаза. Не веря себе, я отпустил его и выбежал в коридор. — Он очнулся!!! — Мой крик, наверное, был слышен на улице, но мне было всё равно. Мой малыш жив!       Весь персонал, который был на этаже, полетел в палату. Там они сняли с Марка трубки и сделали что-то ещё, что мне было непонятно. Длились все манипуляции минут десять.       Вновь зайдя к нему, я наконец-то увидел свои любимые глаза… Я никогда не говорил этого, но я ими восхищаюсь. Они великолепны. Настолько красивых и выразительных глаз я не встречал. Они всегда светились, всегда горели, но…       Но не сейчас. Сейчас на меня смотрела безжизненная покалеченная кукла со всё теми же, только уже совсем отросшими, красными кудряшками, в которые хотелось уткнуться лицом и больше никуда не уходить. Я не знаю, узнал ли он меня, да и вообще, видел ли — омега смотрел как будто сквозь моё тело. Наверное, ему было всё равно, был ли кто-нибудь рядом, и если бы я ушёл, вряд ли что-то изменилось бы. Но я больше никогда не повторю свою ошибку. Я больше никогда не оставлю его одного. Как бы ему ни хотелось, я буду рядом.       Я подошёл к кровати и вновь взял за руку. Его маленькая аккуратная ладошка все также безжизненно легла в мою. Она была холодной. Он замёрз. Только сейчас я заметил, что одеяло было откинуто врачами в ноги и он лежал в одной лишь больничной рубашке. Он был истощен. Если раньше он был стройным, то сейчас он был именно тощим… Тощим и изувеченным: на его ногах были многочисленные шрамы, как, в принципе, и везде. Только лицо и шея остались чистыми. Я немного отодвинул пряди волос и увидел, что тоннелей больше нет — их порвали. Если честно, не знаю, рад я этому или нет. С одной стороны, он будет ходить со своими нормальными аккуратными ушками, а с другой — сколько боли он вытерпел, пока их рвали? Зная, что на «палачах» мой родитель не поскупился, я попытался себе это представить. Мне стало плохо от этого. Сколько же пришлось пережить моему маленькому солнышку… Я укутал его в одеяло и, немножко подвинув, лёг рядом, обнимая. Мне так хотелось слиться с ним в единое целое, так хотелось раствориться в нём… Я прижался губами к его лбу. Он весь продрог. Ну, ничего, я его согрею.       Вдруг он пошевелил губами. — Ник, — он не сказал это вслух, я прочёл это по губам. — Да, малыш? — В тот момент я был готов сделать всё, что он попросит. — Уйди… — Еле слышно прошептал мой омега. — Нет. Я не уйду. Больше никогда. Даже не надейся. Я тебя не оставлю. — На это он лишь вздохнул, отвернул голову и закрыл глаза. Это кольнуло прямо в сердце, но я не имел права на него обижаться или злиться. — Марк, посмотри на меня, пожалуйста. — Я стал поглаживать его по голове, и он нехотя повернулся. В глазах застыл один единственный вопрос: «Ну что тебе ещё от меня надо?». — Я тебя люблю и сделаю всё, чтобы ты поправился и снова зажил полной жизнью. — Любишь?.. — он всё ещё был слишком слаб для разговоров. — Да, люблю, солнышко, сильнее, чем кого-либо. — Я поцеловал его в лоб и вновь поправил одеяло. — А теперь тебе нужно поспать, ты очень слаб. — Я хотел было встать, чтобы выйти и позвонить всем, кто ожидал сегодняшнего дня как приговора, но почувствовал, как Марк тихонько сжал мою футболку. — Что такое, родной? — Останься… — Хорошо, сокровище. Закрывай глазки. — Я улёгся обратно. Всё то время, что он спал, я прислушивался к его дыханию — оно было спокойное и равномерное. Я боялся, что оно прекратится. Боялся, что это лишь временная радость, но всё обошлось. Проспал Марк до утра следующего дня. Несколько раз приходили врачи, чтобы проверить его состояние, но омежка лишь мирно посапывал, прижимаясь ко мне.

***

      Весь месяц, что Марк приходил в себя, был однообразным: сон-врачи, врачи-сон. Когда я позвонил его папе, тот снова заплакал, а через пару часов по всей больнице разносились радостные омежьи вопли — все трое были очень рады возвращению своего друга и сына; альфы же были сдержаннее и начали орать только зайдя в палату. Марк и сам был несказанно рад тем, кто к нему пришёл.       А потом, когда мой омежка немного окреп, его начали таскать по врачам, делать всевозможные анализы. Как оказалось, это маленькое чудо боится докторов, а потому я везде ходил с ним.       Через ещё пару-тройку месяцев его выписали, и я перевёз его из квартиры к себе домой. Сказать, что Марк был удивлен, увидев практически пустой особняк — ничего не сказать. Когда мы зашли и нас встретил Константин Николаевич в домашней одежде, у парня глаза на лоб полезли. — Здравствуй, Марк, очень рад тебя снова видеть, долго же ты пропадал… — пожилой альфа заключил его в свои объятия. — Здравствуйте… И я Вам очень-очень рад… А сколько меня не было, если всё вот настолько кардинально поменялось?.. — Марк повернулся ко мне. — Чуть больше года. — Сколько?! — Да, малыш, именно столько. Ладно, пойдём комнату покажу. — Я пошёл к лестнице, а омежка, подбежав, ухватился за мою руку, видимо, боясь потеряться. — Ник, а мы будем в одной комнате? — При этом вопросе он стыдливо отвёл глаза. — Конечно. А что, тебя это смущает? — мальчишка остановился. — Марк, солнышко, что случилось? Почему ты так боишься? — Потому что я урод. — Это было слишком неожиданно, я так и замер с открытым ртом. — Чего?! С чего вдруг?! — С того, что на моём теле теперь нет и сантиметра без этих уродливых шрамов. — Он закрыл лицо ладошками, но я убрал их и поцеловал его в носик. — Маленький мой, не говори глупостей, ты у меня самый красивый. Плевать мне на эти шрамы, честно, я их не замечаю даже, глупенький. Ну, если они появились, ну чего теперь, не умирать же от этого. — Омега прижался ко мне и начал что-то бубнить куда-то в область моего пупка. Из всего бормотания я выцепил только одно слово, но и его мне было достаточно — «забьюсь». — Что-что?.. Я не расслышал. — Я сказал, что я, скорее всего, забью всё тело татуировками, чтобы не видеть этого уродства. Кстати, те тату, что на ногах, вообще не пострадали, вот я их и продолжу вверх. — Попробуй только это сделать. — Я взял Марка за руку и повёл дальше. — Ну Ни-ик! — Ну что-о? — Не дразнись! Ну хотя бы на руках дай сделать… — Нет. — На одной? — М-м-м… Нет. — До локтя? — Всё ещё нет. — Ну хоть на пальце?! — А пальцы у тебя чистые, поэтому мой ответ остается прежним. — Тогда я снова сделаю тоннели, и уж перед этим ты меня не остановишь. — Омега совсем осмелел и, сложив руки на груди, показал мне язык. — Хах, посмотрим ещё. Заходи. — Я открыл комнату и пропустил его. Что означали две минуты отборного мата — отвращение или восхищение — я так и не понял, но в итоге он просто с разбегу плюхнулся на кровать. — Ебать ты буржуй, конечно… Да у меня квартира меньше этой комнаты… Блять, да я даже представить не могу, что здесь может жить один, один единственный человек… А не жирно? — Он с откровенной брезгливостью осмотрел меня. — Поправочка. Эти хоромы рассчитаны как минимум на двоих. На меня и каких-нибудь омег. До лет пятнадцати я жил в комнате раза в два меньше, а потом мне отдали эту. — Марк нахмурился. — То есть я сейчас лежу на постели, на которой ты групповухи устраивал? — Не понял. — Омежья логика всегда была для меня чем-то неземным. — Ну, ты сам сказал, что тебе эту комнату выделили чтобы ты трахался с омегами. — Неужели все омеги так мыслят? — Я не прямо так сказал, не надо тут. — Да плевать, факт остаётся фактом. — Теперь он уже даже не скрывал свою злость. Точнее, это была не злость, а-а… — Ревнуешь? — Промурлыкал я, залезая на кровать. — А ты бы не ревновал, если бы я начал рассказывать, как меня ебали на той же кровати, на которой ты лежал, сотни чужих альф? — Это заявление мне не понравилось, и я укусил его за ногу. — Ай! Дурак, что ли? — Не смей думать о других, иначе сделаю так, что сидеть не сможешь ещё очень долго. — Я даже не заметил, как начал рычать, но Марк даже опустил голову — это было одним из знаков подчинения. Конечно, я не хотел доводить до каких-то глубоко зарытых внутри инстинктов, типа «альфа сказал, омега — подчинился», но он сам напросился. Я не хотел с ним ругаться. Я лёг и усадил его верхом на себе. Его маленькие аккуратные пальчики начали очерчивать узоры на моём торсе, а я просто лежал и наслаждался. — А вообще, я никогда не приводил омег домой. — На меня устремился полный скепсиса взгляд. — Ну, конкретно сюда домой не приводил. В квартире, естественно, был оттрахан не один омега, и то не в спальне, а в гостиной (не собираюсь пускать в свою постель каких-то одноразовых шлюх), так что не переживай, ты первый омега, который залез на эту кровать. — Честно? — Прошептал мне на ухо Марк, который уже успел расстегнуть мою рубашку. Вот же зараза. Маленькая похотливая зараза, знает ведь, каких усилий мне стоит воздержание. — Когда я тебе врал? — Сказал я и утянул его в долгий и чувственный поцелуй, который смог прервать только урчащий живот омеги. — Ник, может, закажем что-нибудь? — Зачем заказывать, если можно и самим приготовить? Я уже в курсе о твоей любви к кулинарии. Ну так как? — Ну-у, это можно. Только я больше по десертам… — Не страшно, всё получится, пойдём. — Мы спустились на кухню, где встретили отчего-то хмурого Константина Николаевича. — Что-то случилось? — Марк отреагировал быстрее.