***
Слегка раскачиваясь, карета катилась вперёд. Готье был спокоен, молчалив и необычайно собран. Рэймонд время от времени озадачено поглядывала на него, но не смела беспокоить. Однако безмолвие ей очень скоро наскучило, и она, желая вызвать Сегюра на разговор, вкрадчивым тоном спросила: – Вас что-то беспокоит? Если все дело во внезапном приглашении, то я и сама не рада этому. – Мне кажется, что и мне, и вам не помешает развеяться. Ко двору маркиза наверняка приедет очень много влиятельных людей, с которыми вы сможете приятно побеседовать. Лошади замедлили свой бег и скоро вовсе остановились. Ехать дальше оказалось невозможно. Всё вокруг было запружено блистающими каретами, радостно щебечущими прекрасными дамами, прогуливающимися под руку с напыщенными вельможами и снующими туда-сюда лакеями в нарядных ливреях. Де Шалон выбралась с помощью Готье из кареты. Раскланиваясь со встречаемыми по пути аристократами, она, неизменно улыбаясь, перекидывалась с ними парой учтивых фраз и переходила к следующей группе знатных особ. Сегюр же все время держался позади своей госпожи, стараясь не привлекать к себе излишнего внимания, что без труда ему удавалось благодаря неброскому одеянию. Он был так тих и незаметен, что сама графиня вспомнила о нем только когда стала подниматься по ступеням. Наконец их взорам представилось обширное помещение гостевой залы, где собирались в преддверии торжественного ужина все высшие дворяне. Гул голосов заполнял все вокруг. Люди, приветствуя друг друга с предусмотренной этикетом любезностью, собирались вблизи тех или иных знаменательных личностей, образуя разномастные группы, в каждой из которых звучали шутки, обсуждения и споры на темы, этому кружку наиболее интересные. Столько звучных имён и высоких титулов оказалось одновременно в одном месте, что для человека, давно не выходившего в свет или впервые узревшего его сияние, немудрено было растеряться среди ослепительного блеска придворных. Из этой атмосферы всех вывел раскатистый голос камердинера, громогласно объявившего: – Его сиятельство, достопочтенный маркиз Готфрид III фон Лекю. Все разговоры разом прекратились. Вошедший предложил оставить славословия на десерт, пригласил всех собравшихся перейти в комнату по соседству, дабы собственно поужинать. Слуги, повинуясь словам своего господина, отворили двери обеденной залы. Гости заняли места за столами, и торжественный ужин начался. Яркое освещение обеденной залы, отражаясь в позолоте блюд и хрустале бокалов, заставляло все помещение мерцать подобно чистейшей воды бриллианту, а стол ломился от всевозможных яств. Каждая смена блюд оказывалась аппетитней предыдущей. Многочисленные слуги, прислуживающие за ужином, не успевали подливать вина в бокалы трапезничающих господ. Все – от какого-нибудь барона, до самого маркиза – отдавали должное искусству поваров и богатству погребов Лекю. Наконец, ужин закончился. Насытившиеся и довольные дворяне перешли обратно в гостевую залу. Гости, как и прежде, – группами, – разбрелись по разным углам и предались оживленной беседе. Лекю был в самом центре внимания, окружённый гостями, как сироп пчёлами, жужжащими ему на ушко различные похвалы. Ему каким-то образом удалось разглядеть Рэймонд, которая стояла в стороне, и как показалось маркизу, чувствовала себя не в своей тарелке. Отведя взгляд от её фигуры, он начал раздавать улыбки направо и налево и медленно протискиваться в её сторону. – Графиня Рэймонд де Шалон! – громко произнес маркиз, глядя прямо на девушку. Она почувствовала, что несколько пар глаз уставились прямо на неё, выражая заинтересованность. Девушка присела в реверансе, а Готье с почтением ему поклонился. Мужчина вальяжно подошёл к ним. От толпы гостей отделился ещё один человек, который последовал за маркизом. У него были тонкие обескровленные губы, длинный, чуть горбатый нос. Правильные черты лица подчёркивали аккуратные усы и бородка, густые тёмные брови тяжело нависали над глазами. Завершали картину темно-русые гладкие волосы. – Позвольте вам представить, Дитрих фон Изенберг. Я многим обязан этому человеку, хотя порой он бывает жутко несносен. – Оставьте подробности. – Для меня большая честь познакомиться с вами, – произнесла девушка, повторно присев в реверансе. Неожиданно на губах у мужчины мелькнула улыбка. – Так, – он оценивающе посмотрел на графиню, – Вы недавно здесь? Лекю часто говорил мне о вас. Почти всю прошлую неделю. Моя несчастная голова раскалывалась от его разговоров и я решил посмотреть, чем же заняты мысли моего дорогого друга. – Не говорите глупости, – нервно отозвался маркиз, – всего пару раз в нашем разговоре промелькнуло ваше имя, графиня. – Пару сотен раз. – Бога ради, перестаньте! – Позвольте поинтересоваться, так откуда же вы прибыли? Де Шалон отметила огонёк заинтересованности в глазах Дитриха. – Из Парижа. – Я прямо чувствую – вы хотите поведать мне что-то интересное о Франции! – Ох, на этот счет вы заблуждаетесь. Франция полна переворотов непрестанных, смут беспорядочных, крайностей неумеренных, путаниц, сумятиц, разнобоя, – словом, всего того, что должно было бы ее разрушить, но каким-то чудом ее поддерживает. Впрочем, вообще там ничего нет, кроме пиров и балов; так среди балетов и банкетов знатные господа все время благодушествуют. Закончив свой монолог, девушка подняла глаза на их лица. Они внимательно смотрели на неё в течение нескольких минут, по крайней мере, так ей казалось. Изенберг бросил быстрый взгляд на своего товарища и неуверенно сделал шаг в сторону графини. – Вы крайне интересная личность, – заговорил он вкрадчивым голосом. – Но я ведь... – Дорогая де Шалон, – прервал её маркиз, – видели ли вы мой великолепный сад? – Нет, еще не доводилось. Разве что из окна вашего поместья, – ответила она. – О, вы многое упускаете. Многие говорят, что мой сад как драгоценный камень. В моем саду растут прекрасные цветы, журчат рукотворные ручьи и фонтаны хрустально-прозрачной воды. Вы такого еще никогда не видели. А впрочем, идемте же со мной и вы сами узрите эту красоту. Маркиз подал ей руку и, не обращая внимания на Дитриха, повёл её вон из зала. Готье же, о существовании которого как будто бы все позабыли, словно тень проследовал за ними.3.
21 сентября 2019 г. в 10:44
Де Шалон мирно дремала в кресле со старинным фолиантом в руках. Готье стоял у окна, прислонившись плечом к прохладной стене, и какое-то время прислушивался к шуму улиц, прикрыв веки. От чего-то воспоминания нахлынули как волна, набежавшая на морской берег. Он словно и не забывал никогда о том, как когда-то ещё юный виконт вёл его по аллеям парка с намерением представить Рэймонд. Сердце Готье бешено колотилось, руки и ноги дрожали от волнения, шаги были нетерпеливыми и поспешными. Они застали её за чтением. Девушка читала книгу, очень толстую и старую, с порыжевшими потрёпанными страницами, в обложке, которая сильно искрошилась.
Мужчина, наверное, никогда не забудет тот холодный взгляд серых глаз, сейчас такой привычный ему, которым юная графиня его тогда одарила. Помнил, как заплетающимся языком, стараясь не смотреть на неё, произнёс: "Моё имя Готье Сегюр, ваше сиятельство". В тот самый день он и заступил на службу в качестве её личного слуги.
Не забыл и о тёплой дружбе с Жаном де Шалоном, начало которой было положено в тот же день. Вспомнились и его забавные шутки, всегда добрые, никогда не обидные, добрая искренняя улыбка, сметливый практичный ясный ум. Виконт был храбр и не по годам рассудителен.
Но в один миг несчастье постучалось в их двери. Тот день был назван "самым тёмным".
Через несколько дней, убитый горем граф Ламберт де Шалон передал графство своему сыну. С тех пор и начались перемены, как в графстве так и в поведении всех его обитателей. Больше всех изменился Жан де Шалон. Лицо его стало замкнутым, в чертах отразилось лёгкое пренебрежение, а серые глаза вдруг сделались непрозрачными, будто окна в душу закрыли две стальные заслонки. Только потом Готье понял: мир остался прежним, что-то изменилось в самом Жане. Что-то сломалось в его душе, хрупкий мост между детством и будущим разрушился, унеся с собой в глубокую пропасть все тёплые и добрые воспоминания, которые связывали виконта де Шалон с Сегюром.
– Готье.
Сегюр так сильно погрузился в свои мысли, что вздрогнул, услышав своё имя.
– Он еще не вернулся?
– Нет, ваше сиятельство, – спокойно ответил Сегюр, кинув быстрый взгляд в окно.
Графиня только шумно вздохнула, что выдало её недовольство. Кажется, настроение у нее было не из лучших, так как сидела она мрачнее тучи. В Брюсселе они находились уже почти две недели. Три раза в неделю Рэймонд приносили письма от маркиза. В них он часто спрашивал у неё о Франции. Иногда между строчек мелькало имя какого-то адвоката Лапьерра, которого мужчина называл своим хорошим другом. Этот адвокат как раз проживал в Париже, и маркиз очень сожалел, что теперь не сможет вести переписку с ним. Зачастую Лекю оставлял без внимания вопросы самой де Шалон и часто отделывался общими фразами. Но все же, иногда он давал расплывчатые ответы, которые совершенно не устраивали девушку. Появлялось ощущение, что отвечающий что-то скрывает, не желает делиться важной информацией и напротив, пытается доискаться.
Сейчас, лицо Рэймонд выражало недовольство, в первую очередь оттого, что время тянулось мучительно долго. Добавкой к этому был камердинер, который где-то запропастился.
– Послушайте, ваше сиятельство, – заговорил мужчина, сделав шаг к креслу, в котором она сидела, – В некоторых вопросах вы несколько неосмотрительны. Сохраняйте спокойствие, будьте терпеливы и снисходительны.
Сказав это, он тут же осёкся, сообразив, что последнее время раздаёт слишком много советов графине. И сразу же наткнулся на взгляд де Шалон, обращённый на него. Словно провинившийся подросток, взрослый мужчина опустил глаза в пол.
– Что же, – девушка поднялась с кресла, – Ваши слова не лишены смыла, так что я прислушаюсь к ним. Всё же, вы из того числа людей, которые невероятно дороги моему сердцу.
Взгляд мужчины взметнулся к её глазам. Странное чувство вдруг охватило Сегюра, сердце его пропустило удар, и он забыл, как дышать. Никогда раньше подобные слова не слетали с уст Рэймонд и одобрительный взор был верхом похвалы. Прижав шляпу к сердцу, Готье упал на одно колено и склонив голову, заговорил, задыхаясь от чувств:
– Будьте уверены, дорогая графиня, что вы всегда найдёте в моём лице человека, который к вам искренне привязан и предан вам от всего сердца. Я предан вам безоглядно и в любую минуту, не колеблясь, пожертвую своей жизнью ради вашего благополучия. Я буду служить вам до самой смерти – и дальше, если это возможно.
Послышались шаги на лестнице, и вскоре в комнату зашел запыхавшийся камердинер. Окинув быстрым взором присутствующих, слуга достал из-за пазухи бумагу и поклонившись, шагнул к де Шалон и протянул ей письмо.
– Почему так долго? – спросила девушка, раскрывая послание от маркиза, – Что-то случилось?
Среди секундной тишины слышно было только прерывистое дыхание запыхавшегося слуги. Собравшись с силами, он заговорил:
– Поместье его сиятельства полно весьма знатных господ. Даже плюнуть не куда, я еле добрался к нему.
Графиня сломала сургуч, развернула письмо и стала читать.
"Позвольте обратиться с просьбой к Вашему сиятельству. Соблаговолите принять приглашение, как знак моей глубочайшей признательности и уважения, присутствовать на сегодняшнем ужине, который состоится в моем поместье. Жду вас к пяти."
Это приглашение не прельщало её совсем. Однако, отказаться она не могла.