Графиня де Шалон

Франция. Париж. – До смерти моей отдаю себя в услужение вашей милости, равно как и любящее сердце моё, – граф де Шале рассыпался в словах любви перед герцогиней де Шеврёз. В его глазах была нежность, теплота, даже страсть, а сердце его трепетало от чувств, как пойманная птица.       Герцогиня взглянула на него и лишь улыбнулась в ответ, затем глубоко вздохнула, отвернулась от мужчины, устремив свой взгляд в окно. Граф готов был упасть перед нею ниц и целовать её ноги, лишь бы она ответила на его чувства. – Вчера Ришельё опять навязывал мне свои знаки внимания. Можете себе это представить?– Мари медленно двинулась в сторону окна, – Все лепетал, что его не покидает мой очаровательный образ, который витает над ним с нежной улыбкой. – О, я надеюсь, что сладостные речи этого мерзавца не достигли вашего сердца!       На алых губах женщины медленно расплылась хитрая улыбка. Мари играла с ним, как кошка играет с мышкой, прекрасно понимая, что Анри де Талейран-Перигор сделает все, только бы услышать от нее слова любви.       Однако роковая женщина решила сделать из Анри оружие для готовившегося заговора. Она не единожды разбивала его сердце, разрушала надежды такой неприкрашенной, жестокой речью, не смягчив её ни единым благотворным словом. А потом, словно чудодейственной мазью залечивала его раны, шепча о том, как он ей дорог. – Признаться, сложно держать своё сердце под замком, когда слышишь подобное от весьма привлекательного мужчины, – ответила герцогиня, кинув быстрый взгляд через плечо. – Ах, если бы мог убедить, что я люблю вас навеки! Отчего вы так холодны ко мне? Неужели этот Ришельё лучше меня?       Она развернулась к нему лицом и шагнула в его сторону. Герцогиня подошла очень близко, положив руки ему на грудь, и смотрела прямо в его глаза, ни разу не отведя взгляда. Сердце мужчины бешено колотилось. Де Роган приблизила свои губы к уху Анри, который чуть наклонился, и прошептала: – Вы говорите, граф, что любите меня, но ни разу не подумали доставить мне хоть какое-нибудь удовольствие.       Де Шале отпрянул назад и посмотрел ей в лицо. – О чем вы говорите? – растерянно пролепетал он, – Я готов исполнить все ваши причудливые желания. Просите у меня, что вам будет угодно.       Это были те самые слова, которых Мари ждала. Слова мужчины, который от одного её взгляда, единой улыбки терял голову. Слова отчаявшегося мужчины. Слова, которые давали ей прекрасную возможность для действий. – Скажите наперёд, могу ли я довериться вам? – голос герцогини звучал тревожно. – Несомненно! – Когда так, то поклянитесь мне всем для вас священным, что вы не расскажете никому того, что я вам теперь поведаю. – Клянусь всем священным, что не расскажу! – ответил Анри, с жаром целуя её руку. – Тогда слушайте же. Некий человек, не последней значимости, прошу отметить, слишком долго и обстоятельно вел свою игру, – понизив голос, заговорила женщина, – Все управляющие нити, вся власть практически сосредоточилась у него. Вы же, дорогой Анри, поможете нам осторожно убрать этого человека. Ваша первая задача - найти его слабость. Понимаете, о ком я говорю и о чём вас прошу?       Её вопрос разбился об обескураженный и растерянный, может даже взволнованный взгляд графа де Шале. – Только не говорите, что не понимаете, – как ни старалась Мари показаться сдержанной, в голосе проскользнуло раздражение, – Не заставляйте меня говорить вам прямо в лоб! – Я… – нерешительно начал мужчина, отводя глаза в сторону, – отчасти понимаю, о ком речь.       В его душе разгорелся бушующий пожар сомнений, страхов и недоверия. – Но, что я могу сделать? – Вы что-нибудь придумаете, – при этих словах де Шеврёз мягко улыбнулась, глядя ему в глаза, – Вы же весьма не глупый человек.       Мужчина уже, кажется, начал жалеть о том, что не прикусил свой язык ещё раньше. Его губы поджались, превратившись в тонкие напряжённые ниточки. – Помогая мне, вы помогаете всей Франции, – Мари осторожно взяла его под руку и направила к двери, – Здесь нет места сомнениям. Хотите, чтобы я усомнилась в вас? – Нет, ваша светлость. – Тогда идите. И еще… если вам это удастся, вы будете вознаграждены.       Он поклонился и вышел из салона размеренным шагом, не оглянувшись, прямой и весь какой-то неестественный. Как только дверь за ним закрылась, наступила звенящая тишина. Герцогиня свободно выдохнула. Женщина была довольна собой и в то же время удивлена тем, что этот простак согласился сделать то, чего она, увы, не могла.        Де Шеврёз знала только одно: она могла «лепить» из этого молодого и очень красивого графа все, что ей было угодно.

***

Брюссель.       Живописное и основательное жилище стояло в красивом парке, полном призрачных деревьев (ибо начал спускаться туман). Речка неторопливо пересекала парк; над нею красивой дугой изгибался классических очертаний мост. Старые дубы напоминали добрых великанов, державших в своих руках облака, а каменные статуи были похожи на лесных фей, которые принимали такой облик, чтобы скрыть свое волшебство. Этот парк, казалось, помнил многое, и преданно хранил все секреты. – Ради такого стоит иногда сбегать от толпы гостей, вы согласны со мной?       Графиня подняла на маркиза рассеянный взгляд, кивнула и улыбнулась. Этот парк действительно как будто бы помогал обрести внутренние равновесие и внутреннюю гармонию. С полчаса они еще побродили по аллеям. Через некоторое время, они шли по тропинке, которая вела к уютной беседке, скрытой под тенью пышной ели на высоком берегу реки. Лёгкий ветерок колыхал верхушки деревьев.       Девушка села на скамью в беседке так, чтобы видеть реку, положила руки на перила, а подбородок – на руки. Здесь мысли текли неторопливо и вольно, словно облака над долиной, и казалось, что все всегда будет хорошо. За пределами беседки могли таиться неожиданности и даже неприятности, а в ней самой, за деревянными стенками с большими проемами, время точно останавливалось, запечатанное в спокойный, созерцательный миг, как насекомое в янтарь. – Порой хочется, чтобы такие моменты длились вечность, – мечтательно сказал Лекю, с явным удовольствием.       Она снова посмотрела на него. Глаза его были наполнены глубоким смыслом и тоской, словно мужчина хотел сказать ей что-то очень важное. Де Шалон заметила на его лбу морщины, плотно сжатые губы. Графиня немного подумала и осторожно спросила: – Вас что-то тревожит?       Ответ последовал не сразу, после небольшой, но болезненной для её собеседника паузы. – Вы так молоды, но я всё же осмелюсь спросить. Скажите, вы когда-нибудь испытывали счастье любить?       Маркиз посмотрел в глаза девушке, ожидая от неё ответа. Рэймонд отвела глаза в сторону и сделала задумчивый, серьёзный вид, глядя куда-то в даль. – Меня давно вымучили различные мужчины, с которыми я неизбежно сталкивалась. Как вкрадчиво донимали своими ревнивыми выпадами. На скольких балах приходилось мне терять время в их компании. Мужчины умудрились отравить мне всякую радость любви. – Прошу вас, не хулите всех мужчин! – воскликнул Лекю. – Увы, но любой из них найдет десять тысяч способов сделать меня несчастной. – Вы, верно, не понимаете меня, – он спрятал легкую улыбку, – я спрашивал вас о той любви, в которой царит созвучие душ. Разве вы не испытывали этого счастья?       Его слова заставили девушку глубоко задуматься. Мысли крутились в голове быстрым хороводом: Де Шалон перебирала варианты. – Это было так давно, что события того времени почти стерлись из моей головы. Тогда я еще не могла скучать на балах и отворачиваться от назойливых поклонников. Не могла встать и уйти, когда галдящая стайка дам по уши закидывала меня очередной порцией сплетен. Тогда я и увидела, как он неспешно вошел в залу. Через пять минут вошедший перестал быть гостем, а сделался своим человеком для всех нас, даже для людей, которые, видно было по их услужливости, особенно радовались его приезду. Это, конечно же, был дворянин – юноша, с черными проницательными, умными блестящими глазами и ласковой, как будто детской, улыбкой на бледном лице. К тому же, этот человек был галантен, что неизменно производило впечатление как на молоденьких девушек, так и на дам постарше. Каждое его слово было преисполнено мудрости. Стоит сказать, что будучи в то время чрезвычайно гордой и самолюбивой, преисполненной чувства собственного достоинства, я к своему же удивлению, столь легко, а главное – добровольно, покорилась ему. Я добровольно пала к его ногам и была бесконечно рада мимолетному взгляду, улыбке.       Тут Де Шалон внезапно замолчала, очевидно решив, что сказала слишком много. Тонкая печаль отразилась на её лице. Мужчине на секунду показалось, что на чувствах графини связанных с этой историей лежит отпечаток грусти, а может быть, и душевных страданий. – Что же произошло? – Этот человек, – девушка тяжело вздохнула, – через некоторое время женился на молодой особе. Это была изумительной красоты белокурая девушка. Происхождение её умалчивалось, но я уверена, что она наверняка происходила из знатного рода, – она посмотрела на Лекю долгим взглядом, и её губы задрожали, – Этот человек... когда он смотрел на неё, я видела, как его глаза пылали вселенским огнём нежности и счастья. Этот человек...       У графини слёзы подступили к горлу, но она сдержалась. – Я вижу, что ваше сердце хочет забыть этого человека, но вы не можете сделать этого. Ведь нельзя же заставить скрипку молчать, если на ней все еще играют. Отчаянно пытаться забыть – это все равно, что вечно помнить. Вы сами себя ведете в ад, вместо того, чтобы принять всей душой те удивительные мгновения Рая. И быть благодарной за них.       Готфрид, возможно сам того не понимая, глядел в душу своей собеседницы. Мужчина потупил взор, с излишним усердием разглядывая свою обувь. Повисло громовое молчание, приправленное капелькой неловкости. Опомнившись, маркиз осторожно оглянулся по сторонам, и убедившись, что за ними никто не наблюдает, достал из-за пазухи конверт и протянул его де Шалон.