***
— Не понимаю, почему родители этих детей ни во что их не ставили. — малышка, сидящая рядом с братом на ковре и играющая со своими волосами, озадаченно смотрит на бабушку, которая слегка улыбается, покачиваясь в своём кресле. — Ну… — задумчиво тянет мальчик, почесывая затылок, — Я понимаю этих детей. Мне ведь тоже нужно следить за фермой, пасти коров, кормить кроликов в вольерах. Хотя я не хочу! — он кривит лицо от, видимо, не очень приятных воспоминаний о каждодневной рутине. — Нет-нет, — бабушка смотрит на него ласково, продолжая улыбаться, — Все совсем не так. Ты ведь можешь перестать все это делать, но ты не перестаёшь. — Ну да, — он опускает глаза, застеснявшись, и говорит уже тише. — Я не хочу, конечно, но ты ведь уже не можешь заниматься всем этим, так что вот. А я все-таки мужчина в семье. — Вот видишь. — она становится немного серьёзней. — Ты сам принял это решение, потому что любишь свою бабулю, однако раньше все было по-другому. Такое поведение, как у Тэхена… Было непростительным. Вам может показаться, что его родители излишне строгие, но все совсем не так. Для того времени они позволяли своему сыну даже слишком много. Жаль это признавать, но мнение простого человека, а ребенка и подавно, не учитывалось. Приходилось жить вот так, смирившись со всем. — Но он не мирился! — малышка подскачила со своего нагретого места и начала бурно жестикулировать руками, в попытках выразить свое волнение. — Он был сильный, и… И… Он не мог так жить! Он точно нашел выход. — она грустно посмотрела на бабушку, будто сама была тем несчастным мальчиком, за которого принимали все решения, неуверенно добавив, — Да ведь? — Трудно сказать, — женщина ответила размыто, поправив вечно сползающие очки, — Но ты права, он был сильным. И он не хотел жить так, как жили все. Поэтому боролся с правилами, системой, со своими родителями, со всем. Просто за возможность быть счастливым.***
День в самом разгаре, солнце нещадно печет, опаляя кожу своим горячим дыханием. Воздух спертый, и дышать тяжело, но редкие порывы ветра, хоть и теплого, приносят с собой столь необходимый людям кислород. Ни один человек не покинет жилище в такую жару по своей воле, но выбор, к сожалению, есть не у всех. Нужно убирать урожай с полей и поспевшие плоды с садов и огородов. У простых людей в такое время полно забот, так что им некогда сидеть на месте. — Ну и печет… Ха, именно сегодня. Фортуна, ты хоть когда-нибудь бываешь на моей стороне? — Тэхен усмехается и забавно жмурится, прикрывая лицо тыльной стороной ладони, когда солнечные лучи так навязчиво лезут ему в глаза. У него нет никакой необходимости выходить в такую погоду из прохладного помещения, кроме одной, конечно. И эта необходимость кроется в огромном нежелании встречаться с матерью после утреннего разговора. — Я-то думал день будет прохладным, раз утром было хорошо. Как я мог так ошибаться… — он продолжает причитать себе под нос, идя вперед по яблоневому саду. Деревья не настолько часто посажены, чтобы их тени могли скрыть Тэхена от палящих лучей, но уже хоть что-то. В животе у него образовался неприятный ком, все-таки непривычно выходить наружу вот так, не позавтракав. — Сегодня четверг же, да? Я бы не отказался от пары тостов с земляничным соусом… — юноша вспоминает, что было на завтрак по расписанию, и, проглотив очередную порцию слюны, срывает с висящей перед лицом ветки большое красное яблоко. Он идет, отодвигая листву, щекочащую шею и плечи, и пробирается все дальше к своему любимому месту. Пусть позавтракать и не удалось, может хоть остаток дня юноша проведет в тишине и спокойствии. Добравшись до средних размеров железной изгороди, воздвигнутой вокруг всего особняка, Тэхен легко ее перелазит, держа яблоко в зубах, и продолжает идти. Спустя пару минут он уже доедает последний кусочек от сорванного плода и кидает огрызок в траву, отряхивая руки и по традиции вытирая их о штаны. Родители всегда ругали за это, но привычки сильнее нас. Знакомая тропа петляет: то раздваивается, то снова сходится в одну, но юноша прекрасно знает, как ему пройти туда, куда он направляется, ведь он в этом лесу частый гость. А даже если по-невнимательности забредет в другое место, ничего страшного в этом нет. Выбраться оттуда не составит Тэхену труда, ведь он знает лес, как свои пять пальцев. Юноша весело двигается в выбранном направлении, поглаживая пальцами правой руки голубой медальон и жалея, что не взял себе на перекус второе яблоко. Есть хочется жутко. На половине пути Тэхен все-таки решает свернуть с дороги, чтобы более тщательно поискать каких-нибудь съестных ягод в кустах или на деревьях. Он долго ходит и заглядывает под каждое растение в надежде найти хоть одну маленькую ягодку, однако находит лишь яркие, но, к большому сожалению, несъедобные мухоморы. Желудок издает предательский стон. — Останусь тут и умру голодной смертью. — юноша драматично хватается рукой за голову и медленно опускается на мягкую траву. Его игре позавидовал бы любой актёр, жаль только, что из зрителей у Тэхена только лесные зверьки и пролетающие мимо птицы, которые громко горланят только им понятные песни. Юноша решает посидеть ещё чуть-чуть, чтобы буря в пустом желудке немного улеглась, но внезапно появившийся свет медальона заставляет его подняться на ноги, отряхнуть свой табачного цвета жилет и черные укороченные брюки и пойти на поиски причины этого самого света. Тэхен ходит по кругу, то беря чуть влево, то уходя вправо и пытается понять, с какой стороны свет становится ярче. Такое бывает не часто, только в лесу, на природе, и только при наличии какой-то определённой причины, которую Тэхен пока не выяснил, но в скором времени планирует. В конце концов голубое сияние приводит его к пышным зарослям терновника, которых было так много и которые были так близко посажены, что сливались в один огромный колючий куст. — Ты это мне хотел показать? Неужели боишься, что я и вправду умру от голода? — Тэхен аккуратно поглаживает светящийся камень и протягивает свободную руку к кустарнику, полному небольших, еще не до конца созревших синих ягод. Он старается осторожно обходить массивные шипы, чтобы не повредить руку, и срывает несколько плодов покрупнее. Один толстый и острый шип все равно больно царапает ладонь юноши, из которой тотчас начинает идти кровь. — Черт тебя дери! — Тэхен сразу отдергивает руку, роняя свой только что собранный обед, и прижимает ладонь к жилету в намерении вытереть тоненькую красную струю, стекающую к запястью. Юноша хмурит брови и отходит от труднопроходимых зарослей на несколько шагов. — Пожалуй, теперь я сделаю это чисто из принципа. — Тэхен начинает растегивать пуговицы на жилете одной рукой, чтобы не травмировать вторую. Затем он тихо проклинает глупые стандарты, заставляющие людей высших сословий носить столь жаркую и неудобную одежду в любой сезон, и, оставшись в молочного цвета шелковой рубахе, использует ненавистный предмет в качестве прихватки, обернув его вокруг здоровой руки. Ткань жилета достаточно плотная, но тонкая, поэтому Тэхен без особого труда собирает оставшиеся плоды и уже предвкушает, как его желудок наполнится чем-то съестным. Трудно сосредоточиться на чем-либо, когда покоя не дают физиологические потребности, это знакомо каждому, верно? И все бы хорошо, если бы не «что-то», схватившее завернутую в ткань руку Тэхена и крепко сжавшее. Прямо из зарослей. Что это может быть?***
Тэхену четырнадцать лет, и он глубоко вздыхает, сидя с Лиён на продолговатых качелях, движущихся взад-вперед, и слушая их размеренный негромкий скрип. Пальцы крепко сжимают натянутые веревки, хотя особой необходимости в этом нет, ведь качели движутся медленно, слабо покачиваются на сильном холодном ветру. Она сочувственно смотрит на него, в ожидании хоть чего-нибудь, но ребёнок продолжает молча сидеть, пустыми глазами рассматривая уже знакомую ему усадьбу бабушки Лиён. С бокового ракурса нельзя хорошо разглядеть тонкие и длинные витражные окна особняка с прозрачными стеклами и бесцветными витиеватыми узорами на них, треугольную крышу над четырьмя массивными бежеватыми колоннами и широкую лесенку с небольшими ступеньками прямо перед парадным входом в массивное недавно выкрашенное здание, но зато прекрасно виднеется двор усадьбы, посреди которого стоит небольшой круглый фонтан и несколько гладко стриженных кустиков вокруг него. Когда подвесные качели под боком основного здания в очередной раз издают свой скрип, девочка не выдерживает и сама начинает разговор с другом. — Тэхен, я знаю, что тебе обидно. Но своими эмоциями ты ничего не изменишь, а побегом тем более. Тебя все равно найдут, ты же понимаешь? — она кладет свою маленькую худощавую руку ему на плечо. — Наш дом — это первое место, где тебя начнут искать. Так что лучше вернись, пока этого не случилось. — А то что? — мальчик наконец поворачивается лицом к Лиён и хмурится, сжимая губы в тонкую разгневанную полоску. — Что они еще могут у меня отнять? Рисование — это все, чего я просил, но они и это умудрились забрать. — Я знаю, что тебе неприятно, но ты ведь сам начал! — когда девочка видит, как лицо напротив становится только напряженнее, она спешно добавляет, — Ну, то есть, они тоже были не правы, заставляя тебя целую неделю заниматься делами отцовской фирмы «ради опыта» практически круглосуточно, но, Тэхен, ты сбежал и пропустил важную лекцию о ведении усадьбы. И рисовал в это время картины. Как им еще нужно было отреагировать, если не отнять художественные принадлежности? — мальчик опускает голову, надувая щеки, как воздушный шарик. — Мне стоило родиться позже. Тогда я бы смог рисовать днями напролет, и никто бы ничего мне не запрещал. — Лиён отворачивает голову и поправляет белые кудри, оказавшиеся на ее лице из-за ветра. — А с чего ты взял, что потом будет лучше? Ну, то есть… Жить, подчиняясь правилам, было принято всегда, и у наших предков тоже. Не думаю, что когда-нибудь что-то изменится. — Это неправильно. — мальчик поднимает свои большие карие глаза к небу и всматривается в серые тучи, из которых падают первые прохладные капли. — Поэтому все изменится. Должно. — малышка грустно усмехается и тоже смотрит вверх, повторяя за другом. — Я всегда поражалась тебе, Тэ. Расти в дворянской семье, но вырасти… Таким. — она чувствует, как он поворачивается к ней и недовольно пыхтит, отчего начинает тихонько смеяться. Через пару мгновений Тэхен тоже не выдерживает и по округе разносится их не очень громкий, но искренний смех. — А ты? — спрашивает мальчик, покачивая ногами. — Ты же тоже, ну… Такая, как я? — Лиён перестает улыбаться и смотрит в землю. — Я бы не смогла так, как ты. Моя бабушка, то есть, я ее люблю, но она не терпит непослушания. Гораздо хуже твоих родителей. А я росла с ней, поэтому… Воспитана делать все так, как скажут, наверное, — она поднимает глаза на Тэхена и видит, как он прикусывает губу. Мило. — Но я рада, что мы познакомились. Я вижу, как ты стараешься, и это придает мне уверенности. Хотела бы я тоже быть такой смелой. — Тэхен слегка похлопывает ее по плечу. — Все в порядке. Уверен, у тебя получится. Затем они сидят вот так, ничего не говоря, еще какое-то время, после чего Лиён спрашивает, как будто давно хотела, но не было подходящего момента. — Да, кстати, Тэ. Что написано на твоем медальоне? Там что-то нацарапано, но я не могу разобрать, что. — она берет в руку голубой камень в серебряном ободке и всматривается в неразборчивую надпись в верхней части медальона, пытаясь разгадать странное послание. — Не знаю. Что-то на латыни, но не могу понять, что. У меня с ней всегда были проблемы. — Тэхен легко посмеивается и неуклюже почесывает затылок. Они вдвоём продолжают сидеть, ловя тихие слезы, падающие с неба на уже мокрую землю.