***
Вокруг веет запахом пыли, плесени и старости. Клубки из паутины расположились на большинстве давно забытых людьми вещей, а краска с деревянных оконных рамок слезла настолько, что невозможно сказать, какого цвета она была раньше. Если бы было место, где можно закрыть на замок все самые неприятные воспоминания, пытаясь от них избавиться, я думаю, темное, оставленное на растерзание судьбы помещение прекрасно бы подошло на эту роль. Бледный свет едва ли может проникнуть через пыльные, кое-где хранящие людские отпечатки стекла, он лишь слегка освещает, придает форму всему хламу, которого здесь очень много. В целом комната пропитана той безжизненностью и заброшенностью, которую мы чувствуем, входя в давно нежилой дом на краю улицы, но загвоздка в том, что вокруг нее жизнь бьет ключом. Это чердак, верно, всего лишь чердак под самой крышей огромного особняка, или, точнее, замка, но, побывав в нем, вы скорее подумаете, что это кладовая маленькой неприметной избушки, настолько тесным и невзрачным он является. Нет, кое-что, точнее, кое-кто живой здесь все же есть. У стены напротив окна, где светлее всего, потому что неяркие лучи могут добраться лишь туда, сидит ребенок лет пяти, обнимая себя руками и периодически промакивая маленькими пальчиками мокрые от непрекращающихся слез глаза. На его короткие прямые волосы цепляются нити паутины, а силуэты многочисленных тяжелых комодов и коробок, выглядящие просто ужасно без хорошего освещения, пугают до дрожи в коленях, отчего мальчик закрывает глаза, стараясь спрятаться, но тут же открывает, боясь упустить из виду страшного монстра, определенно скрывающегося где-то в глубине чердака. «Я ведь не виноват, что я такой» — тихо шепчет он в нарастающей истерике, пока странный белый дым окутывает его хрупкое тельце с ног до головы. Мальчик с ненавистью отмахивается от него, но чем больше старается и чем активнее трясет руками, тем плотнее и обширнее становится дым. «Я хочу выйти отсюда, хочу, чтобы это закончилось» — думает ребенок, сдавшись белым разрастающимся клубам и свернувшись в маленький беззащитный комочек. Он настолько подавлен, что даже не заметил, как злосчастная дверь отворилась, как оттуда повеяло чем-то тяжелым и спертым, и как темная пелена слилась со светлой, когда чья-то рука грубо схватила его за локоть и подняла с грязного пола одним резким рывком. «Вставай, Чонгук. Надеюсь, теперь ты усвоил урок. Отныне и до совершеннолетия не смей подходить ни к кому, кроме членов королевской семьи. Наши подданные не должны знать, что будущий правитель является «светлым» — раздался громкий женский голос, после чего его обладательница брезгливо отмахнулась от белой пелены и подтолкнула ребенка к выходу из проклятого чердака, куда он так не любит попадать, но куда попадет еще не раз.***
Тяжелые жаккардовые шторы слегка подрагивают из-за сквозняка, не пропуская ни единого солнечного луча в обитель сна и покоя. Бордовая ткань, расшитая золотым узорчатым орнаментом, отлично вписывается в мрачноватый интерьер спальни. На огромной двуспальной кровати, которая явно слишком высокая и неподходящая по размеру для ребенка, спящего в ней, появляются первые признаки пробуждения. Мальчик с хриплым стоном ерзает, стараясь улечься поудобнее и зарывается с головой в длинное и толстое шелковое одеяло, намереваясь скрыться в нем от проблем грядущего дня. Но счастью не удается продлиться долго, и через несколько мгновений плотно закрытые до недавнего времени двери комнаты распахиваются, и полная женщина бодрым шагом движется к окну, чтобы впустить в спальню солнечный свет. Она осматривает кровать и негодующе цокает, одним быстрым движением стаскивая с ребенка одеяло. Он сворачивается в клубок и хмурится, не желая открывать глаза. — Вставайте, Господин, иначе нам несдобровать. Ни мне, ни Вам. — мальчик трет руками глаза в попытках проснуться, после чего садится на край кровати и несколько секунд пялится в никуда, пока женщина достает из неплотно закрытого шкафа хорошо выглаженный черный костюм, состоящий из коротких штанов, легкой рубахи и длинной мантии с драгоценным камнем на шее вместо пуговицы. Она заботливо его поправляет и кладет на кровать подле хозяина одежды. — Пожалуйста, поторопитесь и не заставляйте Вашу семью ждать. С минуты на минуту будет подан завтрак. — вежливо поклонившись, но сохраняя при этом добрую полуулыбку на лице, женщина поворачивается к выходу, но маленькая холодная рука хватает ее за запястье, заставив вновь обернуться. — Я не хочу спускаться. Можно я… Позавтракаю чуть позже, один? — улыбка женщины исчезает, а на замену ей приходит сочувствие в маленьких карих глазах и жалостливое выражение лица. Она присаживается на корточки перед мальчиком, который сидит, свесив ноги с кровати, с опущенной головой. — Этого делать нельзя. — женщина ласково поглаживает бледную кожу ребенка своим мозолистым пальцем. — Ваша матушка будет негодовать. Но не печальтесь, Господин, после завтрака я угощу Вас особенным десертом, который точно поднимет Ваше настроение. — когда женщина встречается взглядами с грустными черными глазами, дверь резко отворяется, заставляя ее отскочить от ребенка и в страхе опустить голову. Но она тут же расслабляется, когда понимает, кто вошел. Молодая девушка в костюме горничной низко кланяется мальчику, после чего поворачивается к женщине. — Давай же, пошевеливайся, время подавать еду, а Господин еще не готов. Мне нужно убирать спальню, поторопись. — женщина еще раз оборачивается на немного повеселевшего ребенка и незаметно подмигивает ему, а затем быстро выскальзывает вместе с горничной, оставляя наследника наедине с просторной, но неприветливой комнатой. В большой полупустой столовой, где стоит только длинный приземистый стол и десять стульев по бокам, застыла неуютная тишина. Иногда раздается лишь звонкое постукивание приборов о дорогие фарфоровые тарелки и звон бокалов, ударяющихся о покрытый плотной красной скатертью стол. Черноволосый мальчик, одетый с иголочки, даже не притрагивается к еще теплой пище, стоящей перед ним, а лишь смотрит в пол, неловко стуча носками отполированных туфель друг о друга. И выражение лица, и действия ребенка могут с легкостью выдать то, что ему некомфортно находиться в обществе своей семьи даже столь недолгое время. «Все нормально, Чонгук» — мысленно говорит он себе, стараясь унять неприятное волнение в груди. «Все скоро закончится, как только стрелка окажется наверху, все прекратится» — он едва заметно поглядывает на ажурные часы напротив, чтобы не упустить момент облегчения, позволивший бы ему наконец исчезнуть из этого гадкого места и уединиться в своей одинокой, но окруженной спокойствием комнате. Неожиданно статная женщина, сидящая на другом конце стола и с элегантностью в каждом движении поглощающая предложенный завтрак, кидает на Чонгука острый, как швейная игла, презрительный взгляд. — Почему ты ничего не ешь? — разносится по столовой ее громкий голос. Она не называла того, кому предназначался этот вопрос, но остальные четыре человека, сидящие за столом, незамедлительно повернули головы в сторону черноволосого. Он лишь поджал губы, продолжая смотреть вниз и ждать, когда это пытка закончится. — Я не голоден. — женщина еще несколько мгновений сверлит лицо сына взглядом, после чего возвращается в исходное положение и продолжает есть, как ни в чем не бывало. Чонгук никогда не любил смотреть на нее, хотя лицо матери было не просто приятным, оно было потрясающе красивым. Правильные черты лица и большие круглые глаза, чем-то напоминающие оленьи, всегда притягивали взгляды присутствующих, но пугали холод во взгляде и непроницаемость в поведении. Ему стоило бы радоваться, что именно он, Чонгук, унаследовал красоту женщины, был так на нее похож внешне, но он очень боялся стать похожим и внутренне, боялся однажды подойти к зеркалу и увидеть напротив тот же презренный взгляд, что снится ему в кошмарах на протяжении многих лет. — Та служанка… Она ведь «светлая», да? Я подумываю ее уволить. — душа ребенка на миг покинула тело, а он замер на месте. Рука непроизвольно сжала кусок скатерти, свисающей со стола. Трудно поверить в то, что услышанное может когда-нибудь стать его реальностью. Внезапно напряженную атмосферу в столовой нарушил громкий бой настенных часов, дающий знать о наступлении полудня. Чонгук резко встал, наскоро поклонившись родителям, и убежал в сторону лестницы, чтобы поскорее закрыться в своей обители от терзающих его разум и до сих пор играющих в голове непрерывной мелодией слов. Бледная пелена вновь окутала его с ног до головы, но он был слишком встревожен другим, чтобы обращать на это внимание. Милая тетушка с добрыми глазами и ласковой улыбкой, единственная, кто не отказывается от ребенка и любит его в этом проклятом месте, возможно, скоро исчезнет из него навсегда. Чонгука не покидает ощущение, что с самого рождения над ним навис злой рок, непозволяющий жить нормальной жизнью.***
Вечер подкрадывается тихими шагами, окутывая синеватой дымкой все вокруг. Тэхен сидит на уже привычном месте, переворачивая палкой потрескивающие в костре ветки. Он делает это лениво, можно сказать, даже устало, прикрыв глаза и вслушиваясь в звуки природы. Второй день в его личном кошмаре подходит к концу, как и нервная система молодого человека. Он не хочет ничего: ни разбирательств, ни видений, ни леса, ни-че-го. Хочет только немного поспать в своей постели, которая сейчас кажется ему восьмым чудом света, и забыться вместе с Лиён где-нибудь в родном яблоневом саду или на качелях около ее особняка. Кстати о Лиён, как она там? Волнуется ли она о нем, ведь Тэхен ни слова не сказал о своем уходе, потому что не думал, что это затянется так надолго, ищет ли она его? И ищет ли его семья, из-за которой парню и пришлось сбежать в подобное место? Так много вопросов, что голова просто разрывается. Одна одинокая капля падает с неба прямо на нос к задумавшемуся юноше. Он открывает глаза и вытирает влагу с лица, растерянно глядя наверх. — Дождь, что ли? Этого только не хватало для счастья. — Тэхен бросает палку в сторону, бессильный перед жестокой судьбой. — Если пойдет ливень, он затопит мой огонь, и я буду ночевать здесь в темноте, холоде и… Мокроте… Влаге… Черт, да какая разница. — бормочет парень, скатываясь спиной по голому стволу дерева, и падает в чуть влажную траву, смиренно ожидая очередной напасти. — Я вижу у тебя привычка разговаривать с самим собой. — раздается приглушенный голос неподалеку. Тэхен хмурит брови, после чего нехотя смотрит на перевернутый силуэт парня, прислонившегося к дереву. Вставать Тэ не собирается, было бы ради кого. — А я вижу ты все никак не можешь оставить меня в покое. Зачем явился на этот раз? Поблизости обрывов нет. — язвительно отвечает русоволосый и быстрым движением смахивает с лица очередную упавшую сверху каплю. — Мне жаль, что так вышло, Тэхен… — Откуда ты знаешь мое имя? — юноша нервно привстает, чтобы оказаться в положении сидя. — Мы можем просто поговорить? Это не займет много времени. Просто выслушай меня. — черноволосый присаживается около соседнего дерева и кладет голову на колени, обняв их руками. Тэхена раздражает его ненапускное спокойствие, но он продолжает молча смотреть на собеседника. — Мне не о чем с тобой разговаривать, вредитель. Уходи с глаз моих. И с каких это пор ты такой покладистый? Разве не ты недавно очень красноречиво просил меня замолкнуть? — Тэхен поджимает губы, не меняя своего положения. Черноволосый опускает глаза, и на несколько секунд повисает молчание, нарушаемое лишь тихим шорохом листвы и падающими каплями. Тэхен тоже не говорит ни слова, задумавшись о чем-то. — Я просто хотел, чтобы «темная» сущность каким-то образом взяла верх, а ты очень невовремя решил заговорить со мной. — раздражение в карих глазах сменяется непониманием. О чем этот парень вообще говорит? — Слушай, мы как будто говорим на разных языках. Ты откуда взялся такой странный и почему меня преследуешь? Где твой дом? — в черных глазах юноши промелькнуло сожаление, а пустое выражение лица сменилось грустной полуулыбкой. — Если скажу, ты будешь считать меня больным, наверно. Но я не из вашего мира, не из человеческого. — глаза Тэхена округлились, а рот приоткрылся от удивления. Нет, каков нахал! Мало того, что доставил юноше массу неудобств, так еще и врет, не краснея. И он серьезно хочет, чтобы семнадцатилетний Ким Тэхен, весьма не глупый, кстати, поверил в подобную чушь? — И с чего я вообще взял, что у нас может получиться нормальный диалог? — русоволосый уже собирался встать с нагретого места, как ему в руки упала какая-то помятая бумажка с непонятными надписями, кое-где смазанными из-за соприкосновения с водой. — Это еще что такое? — Это одно из приглашений. На мое совершеннолетие. Мне как раз нужно было передать их гостям, прежде, чем все это случилось.Ты, вероятно, ничего не поймешь, потому что у людей нет таких букв, но… В правом нижнем углу стоит черно-белая печать, которую могут использовать лишь члены королевской семьи нашего мира, а цифры у нас такие же, так что ты можешь увидеть мой настоящий возраст. — Тэхен, все еще не понимая, как можно на полном серьезе просить его поверить в детскую сказку с несколькими мирами, все же осторожно прикасается к якобы приглашению и проводит пальцем по трем четко выделяющимся на красном фоне белым цифрам. Единица и два нуля, это что, шутка? — Погоди-погоди. То есть помимо всего того бреда, что ты уже сказал о другом мире и так далее, ты еще пытаешься мне доказать, что тебе… Сто? Сто лет? Боже, ребенок, да ты выглядишь младше меня! Прекрати уже весь этот цирк. — Тэхен не мог опровергнуть слова сидящего напротив о существовании другой цивилизации, хоть нисколько и не верил в это, но опровергнуть возраст лгуна он мог точно. Лицо черноволосого юноши, да, именно юноши, а не столетнего старика, выглядело очень молодо, хоть временами и безжизненно. — Я знаю, ты не веришь мне. Глупо было надеяться на обратное, но… Как ты думаешь, где мы находимся сейчас? — внезапный вопрос поставил Тэ в тупик, и он завис на несколько секунд, продолжая держать в руках влажную бумагу. — Я бы очень хотел ответить, что в лесу возле моего особняка, однако сейчас я точно не уверен. Возможно я просто забрел в какую-то доселе не исследованную местность. — собеседник прищурил глаза, отчего кареглазому стало не по себе. — Когда я впервые оказался здесь, я был уверен, что это человеческий мир. Но поскольку ты не можешь выбраться отсюда точно так же, как я, это что-то другое. — Постой, что? Ты хочешь сказать, мы переместились в другой мир, да перестань уже, серьезно. — А ты правда ничего необычного здесь не замечал? Ну, скажем, растения, которые не растут в месте, где ты живешь, или что-то другое, чего никогда не видел? — этот вопрос, который больше являлся риторическим, заставил юношу глубоко задуматься. Если вспомнить, то да, он не только видел, но и пробовал на вкус что-то странное, также форма листьев и сами стволы деревьев наталкивали на абсурдную мысль — а вдруг этот лжец вовсе не лжец? Но Тэхен сразу отбросил эту идею в закрома своего подсознания, не желая больше воспринимать чужие фантазии за правду. — Даже если и так, что с того? То, к чему ты ведешь, невозможно. Пожалуйста, как только каждый из нас вернется к привычной жизни, посоветуйся с семейным врачом по поводу лечения у психиатра. — черноволосый усмехнулся и прикрыл глаза. Убедить собеседника его выслушать оказалось гораздо сложнее, чем он думал. — Я хочу всего пять минут. Ровно пять минут ты будешь слушать «весь этот цирк», не перебивая. Если мои слова останутся неубедительными для тебя, я уйду, и мы больше никогда не встретимся. Такой расклад тебя устроит? — А если я откажусь… — А если откажешься, я буду повсюду за тобой ходить и раздражать своим присутствием. Выбор за тобой. — Тэхен прикрыл лицо руками, пытаясь спрятать себя от происходящего. Он слишком утомлен, чтобы что-то кому-то доказывать, поэтому легче будет просто перетерпеть. — Не думаю, что мы сможем засечь пять минут без часов, но советую тебе ускориться, потому что долго я этого не вынесу.***
— Ба, это все правда? Сейчас тоже есть другой мир? И там все всегда молодые и красивые? — вопросы посыпались на старушку так же неожиданно, как гром среди ясного неба. Энтузиазм внучки, которая не могла сдержать своего любопытства, заставляли ее негромко посмеиваться над удивленным детским личиком. — У всего есть свой конец и свое начало, поэтому люди, живущие там, тоже не могли похвастаться бесконечностью жизни. И не все были красивые, — бабушка отпила немного чая из маленькой круглой чашки, — Но тот юноша определенно был. — То есть он не врал? — мальчик почесал затылок, пытаясь принять слишком большую дозу информации. — Нет, не врал. Но об этом я расскажу чуть позже. — И он был принцем? Ты говорила, что этот мальчик из королевской семьи… — О, нет, не просто принцем. Он мог стать королем когда-нибудь, потому что был самым старшим ребенком в семье. Если бы вернулся, то точно мог бы. — Если бы вернулся? О чем ты говоришь? — дети, как по сигналу, посмотрели друг на друга с непониманием, после чего перевели глаза на старушку. — Сколько раз я просила не перебивать мой рассказ? Если продолжите в том же духе, то не узнаете, чем все закончилось. — девочка закрыла свой улыбающийся ротик на воображаемый ключ, а потом сделала вид, что выбросила его. — Давай дальше! — мальчик с нетерпением смотрел на рассказчицу, ожидая продолжения.