Inmortalium

— Вот черт! Вернись на место! — по глухой округе раздается громкий голос утомленного нескончаемой борьбой и порядком утомившегося юноши. Он вытирает тонкие струи, стекающие со лба и выступившие из-за продолжительной, но, увы, совсем не продуктивной попытки не остаться без обеда. Может быть ловить рыбу в мелкой быстротечной речушке, да еще и около ступенчатого порога, не очень крутого, но доставляющего некоторые неудобства, было и не лучшей идеей, но других в голову Тэхена пока не приходило. Место это было до одури странным, таким, о которых говорят только в старых приключенческих историях для детей, якобы про невероятные путешествия, любовь и неожиданные жизненные повороты (последнее присутствовало в жизни парня слишком часто, и он уже перестал удивляться всевозможным подвохам и сомнительным инцидентам). Но в книгах и добрых бабушкиных рассказах все эти истории сопровождались непрекращающимся весельем, радостными событиями и хэппи-эндами, что так же далеко от реальности, как юноша от спокойного времяпровождения. И теперь Тэхен прекрасно понимает, как глупо было хотеть попасть в одну из таких незабываемых сказок, о которых он грезил в детстве. Потому что волшебные эпизоды, так красиво описанные, на деле превращаются в серьезные бытовые проблемы: как не умереть с голоду и найти себе безопасное пристанище, например. Все эти «никому не нужные детали» всегда отбрасывают на задний план, но в суровой реальности именно они играют определяющую роль и именно от них зависит, доживешь ли ты до следующего утра. Сейчас Тэхен понимает это лучше, чем кто бы то ни было. И вот он стоит по колено в бурном светло-голубом потоке и пытается удержаться на ногах, пока остроконечный прут наталкивается на маленькие подводные камешки, плотное и вязкое, как глина, песочное дно, на все, что угодно, только не на рыбу. Брюки, хоть и подкатаны в половину, все равно промокли насквозь из-за летящих во все стороны брызг. На ладонях большие водянистые мозоли по причине долгого трения о сухую бугроватую поверхность орудия тэхеновых пыток труда. В общем и целом все очень грустно, но Тэ не отчаивается, продолжая ловить проворных обитателей водоема, которых почему-то в этом месте очень много, и они все такие яркие, с разноцветными плавниками и переливающейся на солнце чешуей, что даже как-то жалко становится. Хочется просто запечатлеть момент: сесть на берег, опустив ступни в прохладную воду, любоваться красотой природы, вдыхая свежий аромат огромной палитры душистых трав и радоваться жизни, а потом пойти домой, улечься на мягкую перину, чувствовать знакомый и такой приятный запах мыльного раствора с чистой, только выстиранной простыни, и благополучно уснуть самым сладким сном из всех возможных. Юноша на миг останавливается, чтобы умыть лицо и спуститься с небес на землю. Не время мечтать — время работать. Мечтать, ха. Чувствуешь себя полным болваном, когда привычные для тебя вещи, которые были чем-то само собой разумеющимся, вроде постели или аккуратно выглаженной одежды, становятся твоей мечтой. Имея — не ценим, а потерявши — плачем. Тэхен усмехается пришедшей на ум фразе, так емко описывающей его текущее положение, что аж страшно становится. Наверное, единственное, по чему он не скучает, так это по выяснениям отношений с родителями. Если есть ложка дегтя в бочке меда, то должно быть и наоборот. Теперь юноше ясно, что отсутствие бесконечных разговоров о будущем браке для него и есть эта ложка меда. Из запутанного клубка мыслей, в который Тэхен сам себя вогнал, его выдернули несколько звучных всплесков совсем рядом. Он поворачивает голову и видит уже знакомого нам всем Чонгука, то ли спятившего, то ли прибывшего из другого мира. На парня сразу накатывает необъяснимое уныние, неясно откуда взявшееся. «Сейчас, — думает Тэхен, — он посмотрит на меня своими чернющими глазами, и его мантры начнутся сначала.» Он так думает, однако все происходит совсем не так, как сложилось в его голове. Чонгук не смотрит на парня своими «чернющими» глазами, а наоборот почему-то отворачивается в сторону, будто боясь даже мазнуть взглядом по притягательному лицу русоволосого. Он быстрым шагом, насколько это вообще возможно в воде, уходит на берег, но вскоре возвращается с еще одним прутом, почти таким же, как у самого Тэхена, и принимается повторять за ним. Кареглазый не совсем понимает, что вообще происходит, но вдруг осознает, как он сам, стыдно признать, смешно выглядит, пытаясь поймать рыбу буквально обычной палкой. Где-то в сознании всплывает полюбившаяся шутка про «возвращаемся в пещеры», отчего он издает смешок, который тщательно старается прикрыть рукой. Не один здесь находится все-таки. Затем мысли снова возвращаются к черноволосому парню, склонившемуся над ребристым потоком, изо всех сил старающемуся держать орудие в руках правильно и попадать в цель, но провально промахивающемуся каждый раз. Когда несчастная палка окончательно выскальзывает из рук и уплывает куда-то в неизведанные дали, Тэхен сдается и подходит ближе, сердито, но не всерьез, а как-то шутливо отчитывая нового знакомого. — Честно, понятия не имею, зачем ты это делаешь, и откуда у тебя вообще руки растут, но такими темпами ты сможешь поймать только радикулит. — Тэ точно знает, о чем говорит, потому как его собственная спина нещадно изнывает от длительного пребывания в согнутом состоянии. Да, Ким Тэхен, а тебе ведь всего семнадцать лет. Но собеседник, кажется, совсем не понимает доброй шутки парня, поэтому просто смотрит на него, как маленький ребенок на что-то объясняющего взрослого. Русоволосый еще не привык к постоянным переменам в поведении Гука. Хотя, может, перемены вовсе не в поведении, а в самом Тэхене и его отношении к этому «светлому», кто знает. — Серьезно, чем ты занимался все свое детство, раз даже этого не умеешь. Дай покажу. — юноша подходит ближе и, поворачивая свое «копье» острой стороной вниз, как положено, вкладывает его в правую руку застывшего Чонгука. Его холодные руки заметно напрягаются от внезапного прикосновения, но Ким не придает этому особого значения, заставляя парня держать орудие крепко, чтобы и оно не покинуло двоих в этот нелегкий час. Затем он отходит на нейтральное расстояние и пытается объяснить черноволосому, что к чему. Куда лучше целиться, чтобы попасть, с какой стороны больше рыбы, и куда лучше не заходить, чтобы не снесло течением. Пусть оно было и не сильным, но в некоторых местах вода прямо-таки бурлила и плескалась, словно в жерле вулкана, что было совсем не на руку юным рыболовам. — Откуда ты столько знаешь об этом? — было первым, что сказал Гук с момента появления на реке. После того, как кареглазый нашел себе новое орудие вместо утраченного, они молча пытались поймать хоть что-то на протяжении получаса. Тэхен выпрямляется и поднимает на парня глаза, услышав спонтанный вопрос, но затем слегка улыбается, размышляя над ответом. — У меня дома нет такой подозрительной рыбы, на которую как будто банку с краской пролили. Иначе я бы непременно ее нарисовал! — он вытирает пот со лба тыльной стороной руки, придаваясь отложенным в долгий ящик, но все еще будоражащим сознание воспоминаниям. — Наша в основном серая, но она есть. Мы с моей подругой… Когда были младше, мы часто бегали на озеро недалеко от моего поместья, и там пытались что-нибудь поймать. Удочки детям никто не выдавал, поэтому мы затачивали концы длинных ветвей и вот так, по старинке… — было слышно, с каким трепетом и любовью Тэ говорит о прошедших днях, словно аккуратно достает из резной шкатулки хрупкую, но такую манящую драгоценность, обращаясь с ней тепло и бережно, боясь разбить. Пускай в его жизни было полно моментов, о которых лучше никогда не вспоминать, заперев на три замка в глубине сердца, но Лиён и их частые вылазки скрашивали его детство, принося в него много хорошего и греющего душу. Чонгук, вслушиваясь в этот короткий, но полный искренней нежности рассказ, лишь прикусывает нижнюю губу и опускает взгляд. Всё-таки слушать о чьем-то счастливом детстве, проведенном в компании хорошего друга, гораздо труднее, когда твое прошло в жутких пустынных стенах проклятого особняка, вдалеке от сверстников. Заметив, как резко погрустнел (не то, что бы он был особенно веселым до этого) новоприбывший, Тэхен перестал вспоминать прошлое, решив сосредоточиться на стоящем перед ним парне. — Ты чего это такую тоску нагоняешь? От одного твоего вида плакать хочется. Расскажи лучше что-нибудь о себе. Как там у вас, в этом «другом мире», например, живется детям? Как я уже понял, рыбу палками никто не ловит, да? — услышав вопрос от собеседника, Гук выходит из транса, останавливая взгляд на улыбающемся лице и сияющих глазах, в которых так и читается любопытство от желания узнать последующий ответ. Разговоры о прошедших временах явно доставляют Тэхену удовольствие, чего не скажешь о Чонгуке. Он снова прикусывает губу, но уже не от чувства неполноценности из-за испорченного детства, а из-за поставившего в тупик вопроса. Как живут дети? Если честно, черноволосый и сам не знал. Всю свою жизнь он провел в тихом одиночестве, исключая ежедневные пытки за обеденным столом в окружении безучастной к его существованию семьи. — Не знаю. Я никогда не дружил ни с кем. — после недолгих раздумий юноша все же решает сказать Тэ правду. Если бы он соврал, то чувствовал себя еще более убогим, чем чувствовал сейчас. Русоволосый удивленно округляет глаза и приоткрывает рот, будто собирается что-то сказать, но сразу же закрывает. Такого поворота событий он не ожидал. Наступает неприятная тишина, и парни снова принимаются за работу, которая начинает казаться бесполезной. — Что, как бы… Совсем ни с кем? — Тэхен всё-таки подает голос, потому как не может больше находиться в подобной натянутой обстановке. Гук тяжело вздыхает, не отрываясь от порядком наскучившего занятия. — Совсем. Я все время был в особняке, и меня никуда не отпускали, потому что я «светлый». Родители не хотели, чтобы об этом узнал кто-то из простого народа. — теперь очередь русоволосого глубоко вздыхать и нервно поджимать губы. Он до сих пор не мог понять, почему сущность парня настолько напрягала всех, включая его самого. — Может ты объяснишь мне, почему над тобой так издевались из-за цвета? Какие такие небольшие трудности возникли? — парень также не забыл о словах, сказанных Чонгуком во время их предыдущей встречи. — Все очень сложно, Тэхен. Если говорить коротко, то раньше на престоле был один из «светлых». В то время меня еще не было, тогда у всех все было в порядке. Но потом… Не могу поверить, что я говорю об этом кому-то. — он хмурится, сосредотачиваясь на поимке рыбы и стараясь отвлечься от угнетающих мыслей, которые почему-то льются непрерываемым потоком, словно река, в которой он сейчас стоит. — Но потом этого правителя сверг мой собственный отец. А поскольку он «темный», как и все в моей семейке, за исключением меня, конечно же, у власти теперь стояла другая сторона. Всего у родителей трое детей, но остальные двое — мои старшие сестры, а они на троне находиться не могут. Поэтому-то меня и пытались скрыть. Единственный наследник в королевской семье, и тот родился «светлым», какой позор… — увлекшись собственным рассказом, Гук и не заметил, как Тэхен оказался рядом. Он также не понял, в какой конкретно момент рядом оказалась тэхенова рука, сомкнутая на плече парня в успокаивающем жесте. Постояв так немного и не найдя что бы такого сказать, чтобы хоть немного облегчить груз на душе у собеседника, Тэхен обратил внимание на подозрительное тормошение где-то на уровне коленей. Там он увидел еще дергающуюся на конце прута рыбу, которую Гук поймал, погрузившись в свои неприятные воспоминания и даже не обратив внимания на удачный улов. — Мне жаль, что так все сложилось. Ты казался мне такой скотиной в первый раз, но, оказывается, у тебя были причины так себя вести. Я бы на твоем месте был таким же, наверно. — начал Тэ, осторожно беря будущий обед в руки и медленно двигаясь в сторону берега. — Но ты не переживай. Нас вообще редко кто принимает такими, какие есть. Мне вот тоже рисовать запрещают, но это не важно. Важно, чтобы мы сами принимали себя. А теперь давай, наконец, поедим. Я просто умираю, честно. — пока кареглазый собирал ветки для обеденного костра, бледный и растерянный Чонгук еще какое-то время стоял в середине реки, на том же самом месте, обдумывая услышанные слова. «Важно, чтобы мы сами принимали себя», да?

***

Листья кружатся в замудреных пируэтах, то делая недолгую паузу и замирая, теряясь среди тусклой сухой земли, то взлетая выше, будто сотня маленьких темно-коричневых бабочек устремляется куда-то к качающимся вершинам стройных деревьев. Небо начинает затягиваться негустой серовато-голубой дымкой, придавая атмосфере вечерней задумчивости и странного незнакомого уюта. Тэхен довольно жмурится, поглаживая живот и падая в похолодевшую траву, отчего кожа покрывается мурашками. В Чонгуке и правда открылся настоящий талант к такому вот немного необычному рыболовству, поэтому ребята смогли вдоволь наесться, и теперь лежали по разные стороны от костра, наслаждаясь отдыхом после тяжелой работы. Неловкость между ними еще не сошла на нет до конца, и они часто терялись, не зная, что один должен сказать другому, но оба чувствовали одно и то же — понятное всем облегчение от того, что в такой сложной ситуации они оказались не поодиночке. Может быть это жестоко и неправильно радоваться тому, что кто-то попал в такую же беду, что и ты сам, но они ничего не могли с собой поделать. Страх перед неизведанным был сильнее глупых человеческих и не только предрассудков. — Нет, все же я этого не понимаю. У вас не водится рыба, но ты почему-то так быстро научился ее ловить, ты точно что-то недоговариваешь! — Тэ возмущается не от того, что ему обидно, или он рассержен, а скорее просто для того, чтобы возмущаться из-за чего-то. Он нашел себе развлечение в том, чтобы отчитывать своего друга по несчастью за всякие мелочи. — Но я и правда никогда этого раньше не делал… Просто у меня природная реакция, вот и все. — черноволосый, привыкший воспринимать все колкости Тэхена всерьез, сейчас вызывает на лице последнего веселую улыбку. Он еще толком не разобрался, как относится к Чонгуку, но точно знал одну вещь — Тэ не хотел оставаться в одиночестве. Долго думать над ситуацией, а тем более в такой прекрасной обстановке, не хотелось от слова совсем, поэтому нужные слова нашлись сами собой. — Слушай… Я не уверен по поводу всех твоих историй о, ну ты сам понимаешь, о чем, но я предлагаю заключить договор. Мне здесь очень некомфортно одному, а ты тоже один, поэтому может… Будем искать выход вместе? Тебе ведь моя помощь тоже не помешает, да? — кареглазый ощущает неловкость наравне с нервозностью из-за ожидания ответа, но, услышав его, успокаивается и снова не может сдержать улыбку. Если бы ему пару дней назад кто-то сказал, что он предложит действовать вместе доселе ненавистному незнакомцу-грубияну, он бы, наверное, рассмеялся этому человеку в лицо. Но теперь, узнав о нем чуть больше и немного привыкнув к чужому присутствию, Тэхен чувствует себя чуточку раскованнее. Самую малость. — Да, я… Не против. — у Гука не было каких-то долгих размышлений и взвешивания всех плюсов и минусов перед ответом. Он просто хотел быть с юношей подольше, хотел побольше слушать его низкий успокаивающий голос и понять уже, как Тэхен может быть таким на удивление добрым и сочувствующим, не только прощая черноволосого после их крупной ссоры, если можно так выразиться, но и желая остаться с ним и вместе найти выход. Приятное послевкусие осталось после длинного, но наполненного интересными моментами дня. Оба парня быстро уснули, потому как сильно утомились, да и атмосфера располагала к долгожданному, ничем не прерываемому сну. Понимание, что он не один, позволило Тэхену немного расслабиться, растворившись в упоительной неге. Давайте не будем мешать этим двоим наслаждаться драгоценными минутами покоя, которые, увы, вскоре подойдут к концу, и заглянем к ним в следующий раз. Маленькие мерцающие звездочки в полыхающем огне, то перегорающие, то рождающиеся вновь, тихо потрескивают, сливаясь с негромким пением разбросанных по округе сверчков. Ветер со своими протяжными стонами неторопливо петляет меж ветвей, набирая все больше воздуха и голося все сильнее, будто пытаясь пожелать юношам доброй ночи. Если присмотреться, то на лице Тэхена можно увидеть мимолетную улыбку, которая исчезает так же быстро, как и появляется.Что ему снится? Кто знает… Голубой медальон, перевернувшийся и свисающий с шеи парня блестящей серебристой нитью, переливается вновь появившимся из ниоткуда завораживающим светом.