Inmortalium

— Вот ты где. А я тебя везде ищу, уже подумал, ты решил сбежать после… Ну, после вчерашнего. — Тэхен, ловко цепляющийся за ветви невысокой широкостволой яблони, смотрит вниз с нескрываемым удивлением на лице и наполовину съеденным яблоком в зубах. Он явно не ожидал встретить здесь кого-то еще. Но, увидев пришедшего, подает ему знак подождать и отворачивается, завершая свое задание, которое и заставило его оказаться высоко на дереве. Юноша продолжает держаться одной рукой, второй в это время собирая крупные алые плоды, после чего сбрасывает их вниз, в мягкую траву, а затем легко спускается сам, выбрасывая недоеденный фрукт и отряхивая руки. — Доброе утро, Гуки. Дедушка попросил меня собрать яблоки на сушку. — Тэхен показательно поднимает плетеную корзину со спелыми плодами внутри, затем ставит ее на место, принимаясь собирать упавшие яблоки во вторую точно такую же. Дедушка, как он теперь называл доброго старика, помогающего молодым людям освоиться в непривычной для них обстановке, застал Тэхена бодруствующим, несмотря на ранний час, потому и попросил его о небольшой услуге. Чонгук в это время еще крепко спал на своей половине кровати. Да, у них была одна кровать на двоих, но это необходимость: на данный момент свободен только дом с одной двуспальной кроватью. Строительные работы, если можно их считать таковыми, активно ведутся мужской половиной деревни, потому как за последний год (по человеческим меркам, естественно) появилось слишком много несчастных, застрявших здесь, и требуются новые жилища. Молодых людей вскоре уведомили, что подходящий для них дом уже практически готов, и они смогут переехать в него очень скоро, но они тактично отказались, сказав, что уже обжились и в этом. Было ли это единственной причиной их отказа? Вопрос остается открытым. — Тэхен… Мы можем поговорить? — Чонгук смотрит робко и неуверенно, боять услышать отказ, но Тэхен лишь непонимающе вскидывает брови. — Конечно. Что-то случилось? Ты чего такой испуганный, будто привидение увидел? — юноша ставит еще одну полную корзину на место и встает на ноги, с волнением осматривая пришедшего «светлого». Он поранился? С ним все в порядке? Они не виделись весь день, и Тэхену остается только надеяться на то, что с его молодым человеком все хорошо. Чонгук выдыхает облегченно и окидывает собеседника теплым взглядом: он уже начал волноваться о том, что Тэхен пытается избежать разговора, но последний смотрит открыто и искренне, явно выражая беспокойство из-за внезапного появления потерянного парня. Неуверенному в себе наследнику правда казалось, что Тэхен жалеет о своем необдуманном поступке и пытается всячески отсрочить их неизбежный диалог, потому что не хочет разбивать ему, Чонгуку, сердце. Он старался не думать о таком исходе, но прилипчивые мысли все лезли и лезли в голову, в конце концов заставив Гука выйти из дома и отправиться на поиски юноши. А он вот стоит здесь, с растрепанными волосами, листьями на макушке и ободранными о кору дерева руками, хлопает своими большими карамельными глазами и ждет ответа. Наследник невольно улыбается, не понимая, как мог сомневаться в человеке, стоящем напротив, но затем успокаивается. Глупые чонгуковы заморочки, с которыми он прожил практически век, не исчезнут за такой короткий срок, поэтому нет ничего удивительного в том, что он все еще сомневается не в Тэхене, в себе. В том, что может ему нравиться, может быть причиной его волнения. Как хорошо, что сам Тэхен не перестает об этом напоминать. — Чонгук, ты чего молчишь? — Тэхен подходит ближе и кладет парню ладонь на лоб, совсем позабыв о том, что температура «светлого» гораздо ниже его собственной, и жара у него быть не может. Сам виновник сложившейся ситуации перехватывает тэхенову руку и подносит к губам, аккуратно касаясь. Тэхен вопросительно смотрит, но румянец на щеках не заставляет себя долго ждать. — Прости, что напугал. Хотел удостовериться, что ты не жалеешь о вчерашнем. — поняв, из-за чего «светлый» выглядел таким неловким и растерянным, Тэхен снисходительно улыбается. — Как я и сказал, это не было внезапным порывом. У меня давно уже есть к тебе чувства, просто осознал я их недавно. Сначала отказывался, думая, что такого попросту не может быть, но затем принял. Гуки, — теперь юноша смотрит серьезно, перемещая ладонь на щеку собеседника и бережно ее оглаживая. Разница их температур действительно ощущается невероятно. — я не могу предложить тебе руку по нашим законам, да и исходя из сложившейся ситуации тоже, но могу предложить сердце. Это не много, но все, что у меня есть. — темноволосый смотрит ласково и улыбается своей кроличьей улыбкой. — Этого более чем достаточно.

***

Кажется, будто времени не существует, когда ты влюблен. Даже пребывание в таком месте, как Инморталиум, становится не непосильной ношей, а небольшой неприятностью, задвинутой на второй план. Положив голову на живот возлюбленного и жуя что-то наподобие колоса, Тэхен не может думать ни о чем кроме того, насколько ему уютно рядом с Чонгуком. Рядом с ним даже мысли о потерянном доме не отзываются болью в грудной клетке и комом в горле, а, наоборот, утягивают юношу в беззаботный мир его детских воспоминаний, где он постоянно носится по особняку с Лиён и играет в прятки в папином кабинете, несмотря на запрет, ловит рыбу и тайно сбегает от надоедливых учителей. Та, другая жизнь, до его попадания в место без выхода, сейчас кажется совсем непривычной, чужой со всеми своими проблемами и особенностями. Тэхену кажется, словно он тоже прожил целый век и был в родном доме вечность назад, настолько эти воспоминания далеки от его настоящего. Теперь в памяти всплывает что-то более свежее: растерянное лицо Чонгука, непонимающего, как нужно правильно ловить рыбу, его серьезное выражение, когда он отчитывает Тэхена за желание сунуть в рот любой объект, напоминающий человеческую еду, их бесконечная ругань вначале и дальнейшая дорога, которую они проходят молча, но вместе, первый увиденный Тэхеном приступ, первый поцелуй, при мысли о котором уши начинают краснеть, а также то, что они оба имеют сейчас. Эти два мира, возможно, никогда не пересекутся, но как же приятно представлять то, как Тэхен саморучно столкнул бы их друг с другом: привел бы Чонгука знакомиться с родителями в качестве своего возлюбленного, затем выслушал бы кучу нотаций, но в итоге с умилением смотрел бы за тем, как мама сидит с Чонгуком за чашечкой чая и повседневной беседой, а отец проводит экскурсию по своей компании. Он почему-то не сомневается в том, что родители полюбили бы его молодого человека так же, как он сам, несмотря на общественное мнение. Если подумать о том, как бы его самого приняла семья Чонгука… Что ж, об этом думать совсем не хочется. Вместо этого он решает разбавить ненапрягающую, в общем-то, тишину вопросом. — Гуки, а если подумать… Стоит ли мне называть тебя хёном? — привставая с нагретого места и встречаясь с недоуменным взглядом, Тэхен продолжает. — В нашей культуре это обращение младшего к старшему, если у них близкие отношения. А ты, получается, старше меня на… 83 года?! Неважно, забудь мой вопрос. Я еще подумаю над тем, стоит ли заводить отношения с таким стариком… — Чонгук тихо посмеивается и тоже садится на землю, опираясь рукой о колено и кладя подбородок на лодочку из ладони. — Советую подумать хорошо: такого привлекательного старика ты больше нигде не найдешь. — осознавая свои слова, темноволосый тушуется, потому как странно произносить то, чего не ожидаешь сам от себя услышать, но, наблюдая за широкой улыбкой Тэхена, забывает обо всех тревогах. Если юноша не скривился в усмешке, как сделал бы каждый из членов чонгуковой семьи, значит он не сказал ничего такого, все в порядке. — На самом деле раньше мы не затрагивали эту тему, но в моем мире время течет быстрее, чем в твоем. Если говорить точнее, то за один человеческий год проходит десять лет в нашем мире. По недолгим подсчетам можно понять, что я родился тогда, когда тебе, Тэ, было семь человеческих лет. Так что, если бы я был человеком, ты был бы старше… — На семь лет?! Ты хочешь сказать, что все эти твои стариковские штучки на самом деле жестокий обман и тебе всего десять? Чонгук, боже, не заставляй меня чувствовать себя совратителем малолетних… — Тэхен наигранно стонет и упирается Чонгуку в плечо, а последний предпринимает попытки сдержать смех, но терпит поражение. — Такая разница существует только в сравнении двух наших миров. Когда ты находишься в одном из них, время течет обыкновенно, как у вас, так и у нас. Поэтому я все-таки прожил сто полноценных лет, Тэхен, никак не десять. Просто интересный факт с использованием арифметики. — Всегда знал, что арифметика это не мое. Ненавижу считать. — Тэхен задумчиво поглаживает подбородок. — И все же я так и не понял, кто из нас должен называть другого хёном, если по сути старшим можем быть мы оба в зависимости от… Временных линий, не знаю. Если что, я готов принять эту ответственность на себя. Ну знаешь, как человек, имеющий больше опыта в разных вещах. — Поверь мне, Тэ, в моем мире ты выглядел бы так же глупо, как я выгляжу в твоем. Это не имеет значения. Поэтому, полагаю, хёном должен быть я. — Чонгук улыбается победно, а Тэхен надувается, становясь похожим на ребенка, у которого отобрали конфету. — Что ж, ладно. В таком случае ты сегодня спишь на полу. Это полезно для спины, советую принять к сведению, хён. — Чонгук тянется за примирительным поцелуем и кладет руку на шею Тэхена, случайно задевая пальцами медальон. «Светлый» хмурится и поддевает пальцами голубой камень, вытаскивая из-под чужой рубашки, спрашивая самого себя, как мог забыть об этой жизненно необходимой вещи на столь долгий срок. — Кстати, давно хотел спросить, но как-то времени не было… Для чего он тебе так нужен? Расскажи мне подробно, что это такое и зачем, иначе я умру от любопытства. — вынырнув из своих мрачных мыслей, Чонгук принимает прежний вид и начинает объяснять юноше, что к чему, попутно перебирая его русые волосы. — Каждый ребенок в нашем мире рождается с медальоном на шее, подобным моему. У каждого свой камень, поэтому им нет названия, ведь второго точно такого же найти нельзя. Во время беременности камень также находится у ребенка на шее, то есть в каком-то смысле это часть нас, ведь мы рождаемся и погибаем с этими медальонами. В камне запечатана сила, либо «светлая», либо «темная», и, когда ребенок появляется на свет, медальон раскрывается в первый раз, выпуская эту самую силу наружу. Она окутывает ребенка и с этих самых пор живет внутри него, как, дай подумать… Магия? — И в каких случаях он раскрывается дальше? Ты сказал в первый раз… И что находится внутри? — искрящиеся интересом глаза Тэхена заставляют Гука невольно умиляться представшей картине, но он старается отвечать на вопросы серьёзно. — Когда мы умираем, он раскрывается во второй, последний раз, и утягивает силу обратно, туда, откуда она вышла. Оболочка же просто растворяется. Я не знаю, есть ли внутри что-то помимо силы, ведь медальон раскрывается лишь тогда, когда мы не можем этого видеть. Во время рождения и в процессе смерти. — А другие люди? Находящиеся рядом. Они ведь могут все посмотреть и потом рассказать. — Нет, не совсем так. Такой личный процесс, как раскрытие медальона, видеть запрещено всем кроме его обладателя. А поскольку обладатель не может сделать этого физически… — А надписи? Что за надписи на поверхности? — Тэхен осторожно проводит по гравировке пальцем, отчего Чонгук чувствует волнение и трепет. Это действительно очень важная и личная вещь, поэтому то, что он позволил носить ее Тэхену, говорит о многом. — Если честно, я не силен в латыни, поэтому прочитать так и не смог… — Ты бы и так не смог, потому что это не латынь. Это наш язык, который вам, людям, понять не удастся. А надпись… Как ты помнишь, я уже говорил тебе о желаниях. — Да, помню… Рождение и смерть из-за чьей-то прихоти. Жестокий мир… — Тэхен сочувственно поджимает губы и кладет руку парню на колено, на что тот слабо улыбается в ответ. — Ты прав, это жестоко. Как ты уже мог догадаться, на поверхности медальона и написано это самое желание, которое каждый из нас вынужден носить всю оставшуюся жизнь на собственной груди. — Гуки… Если не секрет… Что написано на твоем? — Чонгук вдруг теряет весь свой пыл и становится похожим на взрослого уставшего человека с огромным жизненным опытом, миллионом печальных воспоминаний и миллионом ошибок. — Не думаю, что тебе нужно об этом знать. Но когда-нибудь хён расскажет.

***

Многочисленные дороги сменяют друг друга, путают следы и выглядывают из зарослей с тихим злорадством. Чонгуку претит бесконечная растительность, ведь за каждым кустиком, за каждой веточкой может скрываться то драгоценное и родное, что он потерял и пытается безрезультатно отыскать уже который год. Чертова стрела, улетевшая вдаль и забравшая вместе с собой его надежду, смысл его жалкого существования, не дает покоя и снится в страшных кошмарах, в которых Чонгук вновь и вновь теряет то, что важно его сердцу. Он с презрением и молчаливым отчаянием осматривает каждый сантиметр проклятой человеческой земли, укравшей то, что по праву принадлежит ему, и уже чувствует приближение очередного приступа, когда его мысли прерывают чьи-то низкие, громкие голоса. — … смотреть надо было лучше. Если мы будем брать в рот что попало, чем тогда мы по-твоему отличаемся от приезжих? — Грибы были съедобными, точно тебе говорю! Отравление из-за чего-то… — Тихо! Посмотри, это кто там стоит? — Да человек какой-то, что ты… — Нет, посмотри, какой бледный! И туман странный вокруг… Чонгук молча оборачивается на двух долговязых мужчин, замерших в нескольких метрах от него с корзинами грибов наперевес. Чонгук, хоть и по сути своей человек безобидный, против приступов сделать ничего не может, особенно в такие ужасные дни, как этот. Сознание сопротивляется, как может, но руки сами по себе заставляют полупрозрачную дымку поднять с земли огромный камень и устремить его в направлении пришедших. — Это чудовище! Монстр! — Бежим! — к счастью Чонгука, человеческие мужчины оказались несколько проворнее, чем он думал, и успели убежать до того, как в них прилетел булыжник. Обессиленный парень валится на землю, подобно этому булыжнику, и раскалывается на части тоже подобно ему. Внутри так точно. «Чудовище» еще долго гудит в больной голове, но он не может осуждать людей за сказанные слова, ведь они правдивы. «Они правы, я чудовище. Монстр. Лучше бы меня вообще не было». Очередной бесполезный день и бесполезные поиски, которые ни к чему не привели. Но Чонгук попробует еще раз, и еще раз, и еще. Он не хочет быть монстром, не может им быть. Если единственный способ стать нормальным — найти медальон, он сделает все, чтобы избавиться от мерзкого привкуса собственной обреченности на губах.