Моё имя Эволайн

      Хэйл проснулся ближе к вечеру. В комнате не чувствовалось человеческое тепло - Эволайн давно здесь не было. Он сел в постели, потирая глаза. Провел рукой по волнистым чёрным волосам. Глубоко вздохнул и задумался. Он уже знал, что Эволайн в гостиной - там чувствовалось сердцебиение двух человек и полукровки - сердце Дартари билось мощнее, медленнее, глубже человеческого.       Он снова вздохнул, не спеша выбираться из бордового шёлка постели. В темноте его блестящие глаза цвета тёмного серебра будто бы пропускали через себя в этот мир магию.       И почему люди решили, что он прожил слишком много зим, чтобы брать в жены молодую девушку? Хоть он и видел много веков, душой он был молод и выглядел едва ли старше собственного сына. К тому же, Хэйл хочет детей. Разве подарит ему здоровых малышей женщина в возрасте? И вопрос здесь скорее в его сущности, чем в её состоянии здоровья.       Хэйл опустил руки, смотря невидящим взглядом в пустоту комнаты. Тяжёлые тёмные шторы наглухо закрывали резные окна, и в помещении правил мрак. Молодой мужчина перевёл на них взгляд. Вздохнул, отводя обратно, и медленно спустил ноги с широкой постели.       Он шёл по первому этажу дома в нешироких брюках чернильного цвета и простой белой рубашке, верхние пуговицы которой даже не застегнул. Из гостинной слышались тихие голоса. Хэйлу, конечно, слышались, а поставь сюда человека - и он услышит лишь тишину.       - Я не думаю, что это верно, - задумчиво говорила Эволайн, попутно вышивая что-то бисером. Она сидела на небезызвестном уже диванчике, что стоял справа от неширокого резного окна. На его подоконнике, закинув на него левую ногу, сидел Торн, державший в руках книгу. Справа от Эволайн расположился Дартари, уже понимавший, что их вот-вот прервут.       - Почему же? - Торн посмотрел на Эволайн.       - Потому что он не главный герой романа, - Эволайн ответила на заинтересованный взгляд молодого человека крайне задумчивым.       - И что же? - Торн улыбнулся, - если он не главный герой, то он не может нести в себе какой-то смысл? В гениальном произведении гениально всё.       Эволайн даже вышивать перестала, все так же хмуро и задумчиво смотря на Торна.       - Доброе утро, отец, - Дартари повернулся в сторону арки, где стоял Хэйл.       - Дошутишься, сын, - улыбнулся Хэйл, направляясь к Эволайн и кивая Торну.       - Пятый час уж, - Дартари перевёл взгляд на заставленный книгами стеллаж прямо перед ним.       Хэйл нежно поцеловал в скулу уже повернувшуюся к нему жену и мягко посмотрел в её светлые глаза, поглаживая большим пальцем её щеку совсем рядом с ушком. Эволайн положила одну свою тонкую руку поверх его - в другой была игла с бисером - и провела ею до предплечья Хэйла, едва касаясь и не разрывая контакта взглядов.       Хэйл улыбнулся - она тоже соскучилась по нему. И опустил руку, поднимая взгляд.       - Я иду завтракать, - он посмотрел на сына, - позже поговорим о твоём назначении в армию.       Дартари кивнул уже поворачивающемуся Хэйлу. Тот уже давно хотел использовать свое влияние и положение в обществе, чтобы отправить сына в лучшее место, чем его могут распределить, и намного раньше, но Дартари был против и хотел сделать все, как обычные люди. Кажется, сегодня Хэйл уже не будет так мягок с ним в этом вопросе. Шутка ли, он мог отправить его в армию полтора месяца назад, не позволив тому и пикнуть, и Дартари закончил бы служить на три месяца раньше и с большими привилегиями. Но так он не узнал бы Эволайн той, кем она является сейчас, и не увидел бы, как она любит его отца и как тот любит её.       Торн продолжил читать.       - Давай рассказывай, что с тобой.       Торн и Дартари курили в кабинете последнего. Дартари напряжённо посмотрел на сидящего в кресле дюшесс* друга.       - С чего ты взял, что что-то не так?       - Да у тебя все на физиономии написано.       Дартари прошёл по комнате, метнул взгляд на окно, подумал и подошёл к нему, чтобы открыть створку.       - Отец злится, - он дёрнул ручку, - как черт злится.       Слабый поток чистого, холодного воздуха пополз по полу, вытесняя собой табачный дым. Торн нахмурился, прося объяснений.       - Сердце у него... Так колотится... Я не знаю, как объяснить.       Торн немного помолчал перед тем, как ответить.       - Ну злится, и что с того?       - Да мало ли как он это проявит.       - Ну не убьёт же он тебя.       - Меня, может, и не убьёт.       - А.. - Торн хотел было что-то спросить, но его вдруг посетила догадка, - оу...       Дартари поджал губы.       - Ну так мы не делали ничего предосудительного, - Торн повёл в сторону рукой, держащей трубку.       - Но Эволайн улыбалась. Сдаётся мне, отец переживает из-за того, что мы с тобой..       - Живые?       - Ну.. Да. Мы, вроде как, молодые, пышущие жизнью и её энергией. А ему года насчитывают тысячелетия и взгляд вечно такой, будто...       - Возможно, в этом ты ошибаешься. Он слишком лёгок на подъем и молод на вид для дряхлого старика.       - Возможно. Но факт того, что мы его разозлили, все ещё имеет место быть.       - Пиши, как узнаешь, куда тебя определят, - Торн стоял возле своего вороного коня, прощаясь с Дартари. Его ожидало трое провожатых - воины верхом на боевых конях.       - Конечно. - Он протянул Торну руку, которую тот тут же пожал и притянул к себе, чтобы обнять друга за плечи. - Надеюсь, ещё свидимся.       - А я не сомневаюсь в этом, брат. - Торн задорно улыбнулся и, махнув кудрями, вскочил на коня и погнал вдаль по лесной дороге, не оборачиваясь. Три всадника пришпорили коней.       Дождавшись, пока Торн исчезнет за ветвями елей, Дартари взбежал вверх по дубовым ступенькам крыльца.       - Печи уже затоплены? - Спросил молодой хозяин, входя в людскую.       - Да, господин, - ответила молодая служанка, туже подвязывая платок на голове.       - Мойше, почему у нас печи девушка топит? - Дартари с непониманием повернулся к проходившему мимо юноше.       - Дрова я приносил! - Поднял руки тот.       - Ну ладно, - кивнул Дартари и вышел в кухню. Дрова, подкинутые в топящуюся печь, трещали, разгораясь все сильнее.       Взяв с полки, что висела рядом с окном, немного потрёпаную железную коробочку черного цвета с витиеватым бирюзовым узором, в которой он хранил кофейные зерна, Дартари принялся варить свой привычный утренний напиток. Тепло, исходящее от печи, ощутимо распространялось по небольшой кухне, прогоняя утренний осенний ледяной воздух.       Эволайн поздно встала с постели этим утром. Она редко позволяла себе такое, но в этот раз даже пролежала в постели после пробуждения ещё пару часов. Хэйла рядом не было. Эволайн не знала, как давно он проснулся, но почему-то предполагала, что не более, чем час назад. Они никогда не засыпали так поздно, как сегодня (за исключением первой брачной ночи). Разве что сегодня он был чуть более жестким, хоть и не хотел этого.       Положив одну руку поверх одеяла, Эволайн почувствовала, что в комнате тепло. Встав, наконец, с постели, девушка надела светло-голубую блузку и темно-синюю бархатную юбку и отправилась на поиски прочих обитателей дома.       Подходя к малой зеркальной столовой, Эволайн услышала мужа, говорившего с сыном, и робко остановилась, не решаясь войти и помешать.       - Не удивлюсь, если почтовый приедет завтра же, - голос Хэйла был холодным. Дартари фыркнул.       - Будто генерал у нас не Штенберг, а ты.       - С моим послужным списком я мог бы стать и главнокомандующим, - одёрнул Хэйл сына, - если бы люди были способны без суеверного страха принять кого-то, кто может прослужить 170 лет и ничуть не постареть.       Хэйлу довелось служить в разных местах, странах и при разных назначениях, при этом постоянно меняя их, чтобы люди не успевали заподозрить неладное. Хэйл был невероятным солдатом и хорошим командирам. К тому же, его нечеловеческая сущность со своими повадками и тридесятыми чувствами не раз спасала жизни его соратникам. Да и Хэйл назвал не полную цифру. Не думаю, что он вообще смог бы припомнить да сосчитать, сколько же лет он отдал военному делу. 170 лет подряд он служил последний раз, кочуя по миру. Как раз за несколько лет перед рождением Дартари Хэйл служил своему нынешнему королю, потому и заслужил нынешнее уважение, страх перед своей персоной, почет и право садиться за один стол с королем.       Вся эта беготня была, конечно, утомительной, но до земель с чудными тварями им было настолько далеко, что люди считали их сказками и спокойно могли бы прикончить Хэйла, скажи им кто, что он вампир. Но Хэйл никогда не хотел жить взаперти - он ещё помнил судьбу своего отца, сошедшего в своих подземельях с ума и в одиночку погубившего едва ли не целый город.       - И куда меня определят? - Сардоническая улыбка Дартари прямо-таки сочилась из каждого произнесённого им звука.       - А сейчас это уже не твоё дело. Отбываешь через два дня.       Не стоит ли сказать, что Хэйл знал, что его жена стояла за стеной? Он слышал, как трепещет её сердце. Дартари же мог чувствовать лишь сердцебиение существ, подобных его отцу. Сильных сердец. Мощных. Таких, что каждое его биение отдавалось в ушах. Поэтому юноша не ожидал, что Эволайн прямо сейчас вот так просто с обеспокоенным лицом войдет в комнату.       - Кто куда отбывает? - Эволайн остановилась прямо перед Хэйлом, напряженно смотря в его цвета карбонадо глаза.       Хэйл молчал, не разрывая зрительного контакта. Они отражались в зеркалах столовой как луна, вдвоем олицетворяя две её стороны - светлую и тёмную.       - Я направлен в армию, Эволайн. - Всё так же улыбаясь, кивнул ей Дартари, сидящий за столом по правую руку от них и опирающийся головой о кулак и локтём - о подлокотник кресла.       - Хэйл? - Эволайн взглядом и тоном голоса просила у него объяснений.       - Я написал генералу с просьбой ускорения процедуры распределения и поступления Дартари на службу.       Дартари снова фыркнул.       - Довольно! Ты и так потерял на этом достаточно времени. Ты отбываешь через два дня. Я так сказал. Всё. Довольно я шёл у тебя на поводу.       Дартари, не смея более возражать, без каких-либо эмоций на лице поднялся с кресла и вышел из столовой.       Эволайн шагнула к Хэйлу и, не сразу решившись, едва-едва притронулась к его плечу.       - Не слишком ли... ты был с ним резок? - Тихо обратилась она к мужу.       - Я не хочу, чтобы он тратил время зря, - Хэйлу будто бы было тяжело говорить об этом или принимать это, - в отличие от меня, у него оно ограничено.       Он аккуратно положил свою руку поверх руки Эволайн и нежно погладил её кисть большим пальцем.       - Но ведь это его жизнь, Хэйл, - тихо проговорила Эволайн, - может, однажды он уедет отсюда навсегда, и ты не сможешь его остановить, и будешь жалеть о том, что сам подтолкнул его к этому, ведь у вас больше не останется ни одного мгновения, что вы могли бы пережить вместе. Так что его выбор остаться дома ещё какое-то время не может ли быть тем самым временем, когда вы ещё можете побыть теми отцом и сыном, которыми являетесь друг для друга сейчас.       - Ты слишком мудра, Эволайн, - проговорил Хэйл тихо, притягивая Эволайн к себе, обнимая и думая совсем не о том - однажды он потеряет не только сына, но и её. - Но этого не избежать, солнце моё. Когда-нибудь все расстаются - будь то смерть или наш выбор, но это так. Небеса выдают нам счастье под слишком дорогой залог, Эволайн.       Она сильнее прижалась к мужу, пряча лицо у него на груди, и Хэйл почувствовал, как его рубашка намокает от её слёз.

***

      - Прощай, отец, - Дартари уже сидел в седле, его ожидала конная гвардия далеко на востоке и четыре вооруженных провожатых всадника за спиной.       Холодное солнце провожало его, слабо развеивая туман и отражаясь в голубых глазах Эволайн, таящих грусть и боль за то время, которого у нас практически нет, но которое у нас так нещадно отнимает жизнь.       - До встречи, - мягко сказал Хэйл, по-отечески смотря Дартари в глаза и придерживая Эволайн за талию. Та была не в силах что-либо сказать, ей будто бы посадили в горло железный, весь истыканный иглами ком, который саднил, мешал дышать и не позволял говорить.       Но за неё все говорили её глаза. Дартари мог увидеть в них сейчас целый мир, небесно-голубой, светлый и прекрасный. Мир, который едва не застилали слёзы.       И он видел его.       Холодные, бесцветные лучи еле проглядывающего из-за марева утренних облаков солнца склонялись к тёмно-зелёной полянке пред домом. По земле от леса полз туман. Стук копыт унес с собой единственного сына графа, всё ещё видевшего перед собой эти яркие, глубокие, прекрасные и святые как небеса глаза.