***
— Да, Саймон… Нет, Саймон… Конечно, Саймон… Что? Забрать Бекки? Конечно я могу забрать её… Я тоже люблю тебя… До вечера. — Рафаэль закатил глаза, убирая телефон в карман пиджака. Саймон порой был хуже любой мамочки-наседки, но что поделать, проходилось терпеть и любить. Сантьяго чуть ослабил галстук, смотря на непросмотренную стопку с заказами, которые они должны были принять или отклонить до конца недели. Он понимал, что нужно было что-то делать, но не хотелось. Это ужасное состояние может понять любой замученный жизнью человек. Когда ты крутишься, как белка в колесе, а жизнь всё равно нагибает тебя, загружая ещё большими заботами, а ко всему прочему это отвратительное чувство вины, которое буквально съедало его изнутри. Он был уверен, что при таких обстоятельствах люди и становятся самоубийцами, когда выхода попросту нет, когда ты устал и хочешь закончить всё это раз и навсегда… Но он ни за что так не сделает. У него есть Саймон, и он обязан исправить всё, что они с Иззи натворили. «Всё будет хорошо», — так любит говорить Катарина, и всё всегда и вправду становилось со временем хорошо, стоит только стараться и ждать. Стук в дверь, раздавшийся не сказать, что неожиданно, отвлёк от рассматривания домов и вышек за окном. Рафаэль крутанулся в кресле, открывая первую попавшуюся на столе папку, схватив ручку. — Войдите. — Мистер Сантьяго, — произнесла Лили, открывая дверь. Лицо её не выражало совсем ничего, как и всегда, что радовало. Хоть что-то в этом мире остаётся неизменным. — К вам посетитель. — Да? А разве сегодня приёмный день? — Нет. Но мисс была очень настойчива. — Ну, раз так, что ж, пусть войдёт, — кивнул Рафаэль, откладывая папку. Он откинулся на кресло, смотря, как Лили скрывается из виду. Не прошло и минуты, как дверь снова открылась. В кабинет вошла непозволительно красивая стройная азиатка, коварно улыбаясь. Чёрное платье, строгое, но в тоже время открытое, сидело на ней превосходно, подчёркивая всю красоту её фигуры. Испанец нахмурился, поджав губы, смотря на то, как она садится напротив. — Здравствуй, Рафаэль. Ещё не забыл, с кем дружил и плавал? — Давно не виделись, Камилла. К сожалению, я ещё помню это. — Брось это всё. Мы знакомы с самого детства. Неужели ты дашь какому-то Магнусу разрушить такую крепкую дружбу? — девушка откинула волосы на спину, не сводя взгляда с Рафаэля. — Ты сломала ему жизнь и хочешь, чтобы мы с тобой дружили? Была умной девочкой, посмотри, как тебя изменило время, — без какой-либо злобы сказал молодой человек, улыбка пропала с красивого женского лица. — Я не ломала никому жизнь, Рафаэль. Разве я клялась ему в вечной любви? А может, я говорила, что никогда не полюблю другого, других? И вообще, я пришла по сугубо деловому вопросу. Надеюсь, что твоего профессионализма достаточно для того, чтобы делать правильно свою работу. Или мне лучше уйти, потому что ты думаешь сердцем, а не головой? — Тебе бы не помешало иногда думать сердцем, Ками, — усмехнулся Рафаэль, отворачиваясь от собеседницы. По сути она была права. Камилла не заставляла Магнуса спать со всеми в подряд, а после расставания и вовсе никак не маячила перед глазами, чтобы он скорее смог забыть её. Однако забыть Белькур сложно. — Что там за дело? — Странный вопрос. У тебя рекламное агентство, а мне нужна реклама. Заплачу как нужно. — Конкурент в лице Магнуса оказался непосильной ношей? — Издеваешься? — Даже и не думал, — хмыкнул Сантьяго, поднимаясь со своего места, чтобы медленно двинуться к двери. — Тебе стоит поговорить с Магнусом. Возможно это ему и было нужно с самого начала, чтобы ты всё ему объяснила. Конечно, мы можем сделать тебе рекламу, но если Магнус захочет, он сделает всё, чтобы ты была на втором месте. А он захочет. Никто никогда тебя не ненавидел, Ками, просто тебе сделали больно, а ты, не подумав, сделала больно другому человеку, это неправильно. Встретимся насчёт рекламы на следующей неделе. Мы как раз немного разгрузимся. Лили наберёт тебя. Всего хорошего. Камилла обернулась, смотря на раскрытую дверь и Рафаэля рядом. Она поджала губы, чувствуя себя уязвлённой, поднялась и, цокая каблуками, направилась на выход. — Мои поздравления с помолвкой. — Девушка бросила взгляд на обручальное кольцо на пальце. Рафаэль чуть заметно кивнул, улыбнувшись, закрывая за гостьей дверь. — Постой, — Белькур вздохнула, не давая двери закрыться. Она встретилась глазами с испанцем, который нахмурившись ожидал продолжения. — Как он вообще? Слышала, он начал встречаться с неким Лайтвудом. — С Магнусом всё в порядке, а если хочешь узнать о его личной жизни, то думаю, тебе лучше обратиться к нему напрямую. Извини, у меня правда много дел. Камилла кивнула и пошла по коридору, дверь за ней закрылась. Рафаэль задумался о том, что совершенно также как и она ничего не знает о жизни лучшего друга, да и были ли они ещё лучшими друзьями после случившегося. Кому-то это может показаться не таким уж и серьёзным преступлением, но для Магнуса это было контрольным выстрелом, вишенкой на торте из проблем. Под мерный стук каблуков Рафаэль скатился по двери на пол, чтобы просто закрыть глаза, спрятаться ото всех и думать о том, что же делать дальше.***
Темнота. Кому-то было бы сейчас страшно, но не Алеку, которому увидеть темноту, вместо холодных чёрных глаз было подарком. Он был уверен, что уже не спит, но глаза почему-то не открывались. Он умер? Нет, тогда бы он наверняка не чувствовал тепла от чьего-то прикосновения. Значит, всё же жив… Не сказать, что сейчас это как-то радовало. Спина ужасно ныла, но Алек знал, что это из-за нервов. Это уже пройденный этап, сейчас он хотя бы понимал, что с ним и почему происходит. Голова раскалывалась, будто по ней несколько раз прошлись монтировкой, но сейчас он хотя бы мог дышать. Не было ничего лучше, чем чувствовать, как пыльный воздух проникает в лёгкие, а затем выходит оттуда. Как бы ему не было плохо, нужно было открыть глаза, но не было ничего на свете, чтобы заставило его это сделать. «Магнус? Нет, я не виделась с ним уже несколько дней, но мы переписывались недавно. Он сказал, что Председатель заболел…» Магнус… Алек почувствовал укол совести в груди. Он должен был написать ему. А что если Бейн подумает, что не нужен ему? Единственным почему ещё можно было бы хотеть жить был Магнус. Его улыбка, смех, взгляд, прикосновения… Всё это осталось и запомнилось искалеченной душой Лайтвуда. Сглотнув, Алек почувствовал сухость в горле, хотелось попить. Нужно было открыть глаза. Алек чувствовал, как внутри разрастается ужасное паническое чувство, как в лёгких опять начинает не хватать воздуха, а всё потому, что он просто не может открыть чёртовы глаза… — Тише… — раздался в темноте приятный бархатный голос. — Ты что это, вздумал тут умирать или что? Всё хорошо, мой Ангел, ты мне веришь?.. Алек хотел было сказать «да» или хотя бы кивнуть, хоть как-то подать знак, но понимал, что не может, глаза начало щипать от слёз. — Нужно открыть эти прекрасные глазки, ведь так? Я в тебя верю Алек, нужно чтобы и ты поверил в себя. Ничего сложного. Там нет ничего, чтобы могло сломить тебя, зато есть я… Вернись ко мне… Алек подорвался на кровати, хватая ртом воздух, чувствуя, как его сжимают две руки. Он моргул, жмурясь от тёмно-серого света из окна. По щекам катились холодный капли. — …Всё хорошо, слышишь? Не пугай меня так больше никогда, ясно тебе? Клянусь богом, я тебе ещё это всё припомню, — горячо шептала Катарина, прижимая Алека к себе. Он чувствовал, как она мелко дрожит, как её слёзы капают ему на плечо и скатываются по спине. Алек обнял аккуратно подругу, утыкаясь в распущенные чёрные густые волосы. — Что случилось? — прохрипел молодой человек, как только девушка отстранилась. — У тебя была паническая атака. Я дала тебе галоперидола и вроде тебе полегчало, а потом ты проспал четырнадцать часов, — проговорила Кат, вытирая дорожки слёз рукавом платья. — Сколько сейчас время? — Девять вечера доходит, — Катарина протянула Алеку кружку с водой, и он благодарно ей улыбнулся. — Не говори мне, что ты сама меня сюда притащила, — с ужасом понял Алек, что сидит сейчас в комнате на кровати, а не валяется в прихожей. — Конечно нет. Мне пришлось позвать Джейса. — Нет, — застонал Алек, падая на кровать. Он так сильно не хотел вмешивать их во всё это. Однако без лекарства он бы просто выпрыгнул в окно. — Иззи знает? — Нет, наверное. Но даже если и так, то я уверена, что это ненадолго. Алек, научись принимать помощь от тех, кому ты дорог. Ты не один, понимаешь? — Парень ничего не ответил, закутавшись в одеяло. — В общем, я всё убрала, постарайся больше ничего не бить, пожалуйста. Руки я тебе перевязала. Джейс спит в гостиной, он очень сильно устал, я рассказала ему то, что знаю, но об остальном ты должен рассказать сам. Береги себя. Алек почувствовал, как Катарина сдвинула немного одеяло, чтобы оставить поцелуй у него на макушке, а потом матрац выпрямился в том месте, где она сидела. Лайтвуд прижал руки к груди, пальцы наткнулись на бинты в областях костяшек. Если бы не она, кто знает, что бы сейчас было. — Спасибо, — прохрипел Алек, надеясь, что девушка услышит. Он вынырнул из кокона, удобнее устраиваясь на кровати, закрывая глаза. Как было странно чувствовать всё это. Вроде тебе плохо, но произошедшее слишком повлияло на тебя, до такой степени, что ты и забыл, что тебе плохо, сейчас испытываешь только недоумение. Разве может так быть? Алек услышал Магнуса в своей голове, и тот заставил его очнуться. Это всё было чем-то нереальным. Хотя, удивляться сейчас хоть чему-нибудь было бы глупым. Ещё вчера вечером он был самым счастливым человеком, и этой же ночью стал несчастным и больным. Конечно, болезнь никуда и не девалась, как ему сказали в одной клинике в Греции: «Болезнь имеет свойство засыпать, и даже может никогда больше не проснуться. Мы купируем её, чтобы она заснула. Лучше всего это делать транквилизаторами, однако они вызывают привыкание. Сможешь ли ты потом победить зависимость? Готов ли ты лечить одну болезнь другой?» Ответ был положительным. С того момента началось скитание по разным странам в попытках покончить со всем раз и навсегда, и, казалось бы, у Алека это получилось, пока пятиминутная встреча всё не разрушила. Стоило признать, что Себастьян остался таким же красивым, только вот волосы… Тёмный цвет шёл ему больше. Такие же глаза, улыбка, манера речи. Но если Себастьян и остался таким же, то Алек очень сильно изменился за эти три года. Он перестал пить, потому что отвык за время применения транквилизаторов, замкнулся в себе, забыл прежнюю жизнь, потому что воспоминания о ней причиняли лишь острую боль. Это было правда страшно, там, ночью в парке, потому что в голове, будь она неладна, сразу заиграли отвратительные картинки из прошлого, напоминая о том, кем он был, что делал и как жил, чем (читайте как кем) дышал. Вся его жизнь разделилась на «до» и «после». Смешно, будто он в какой-то подростковой драме, только вот это реальная жестокая жизнь, которая способна калечить не только души и разумы людей, но и их тела. Алек и сам не понял, как он задремал. Открыв глаза во второй раз, он был приятно удивлён тем, что занавески были плотно задвинуты. Попытавшись повернуться, брюнет понял, что его обнимают поперёк живота. Всё же выполнив такую непосильную задачу, ещё и максимально тихо, Алек увидел рядом с собой на кровати Джейса. Также тихо молодой человек сел, выпутываясь из объятий, следя за тем, как мерно сопит его брат. Светлые пряди разметались по подушке, рот был немного приоткрыт, по подбородку стекала слюна. Алек тихо хохотнул. Когда-то он был в него влюблён, сейчас это казалось детской глупостью, просто Джейс, несмотря на то, что он Джейс, был всегда красивым и дерзким, такие мальчики всем нравятся. Лайтвуд заботливым жеством откинул с его лица волосы, укрывая его одеялом. Парень заворочался, пытаясь рукой нашарить тело рядом с собой, но провалился с этим, испуганно распахивая глаза, начав оглядываться. — Эй, всё хорошо, я здесь, — привлёк внимание ещё не до конца проснувшегося парня Алек, поднимаясь с кровати. Он не хотел встречаться взглядом с Эрондейлом, он не был уверен, что сможет стойко вынести его. Он всегда боялся осуждения и жалости, именно поэтому три года назад просто тихо укатил в закат, быстро черкнув на бумажке, что он справится сам. На прикроватной тумбочке в темноте Алек различил две бутылочки галоперидола, и он бы обманул даже сам себя, если бы сказал, что не хочет сейчас выпить несколько капель. — Иззи знает о том, что произошло? — спросил Алек, обняв себя руками. — Я рассказал всё ей и маме, — зевая, произнёс блондин. — Маме? — ужаснулся Алек, поворачиваясь. — Какого чёрта нужно было её тревожить? — Ты, блять, сейчас серьёзно? — нахмурившись процедил Джейс, поднимаясь с постели. — Ты думаешь, что однажды нам всем приятно будет узнать, что ты задохнулся в подворотне? Ах, точно, ты ведь у нас совсем не думаешь! Ты чёртов придурок, Алек. Не надейся, что мы всё это так просто оставим. Он что-то сделал тебе? — Ничего, — отмахнулся брюнет, закатив глаза. Конечно, только этого ему и не хватало, чтобы его все жалели. — Может тебе напомнить, чем закончилось прежнее «ничего»? — зло бросил Джейс, толкнув Алека в плечо. Молодой человек отшатнулся, ударяясь ногой об комод, ошарашенно смотря на брата. — Я не хочу, чтобы всё повторилось! Тогда на мосту, я думал, что я умру, понимаешь ты это или нет?! Или что, блять, ты хочешь? Может, ты просто мечтаешь сдохнуть? Так давай! — Парень с силой толкнул Алека к окну. — Выпрыгни в это чёртово окно! Какая разница сколько метров лететь и куда падать, правда ведь, Алек?! Как же я тебя ненавижу!.. Блондин опять толкнул Лайтвуда, и ещё раз, и ещё. Алек пытался перехватить его руки, но в конце концов Джейс просто стал колотить его. Воспользовавшись секундным промедлением, Алек схватил его за плечи, прижимая к себе. Парень в руках начал биться, грозясь удушить его. Алек сжал руки ещё крепче, чувствуя, как Джейс перестал выбиваться и обнял его, всхлипнув. Возможно, если бы не это, то Алек бы никогда не понял, насколько сильную боль он причиняет близким. Потому что Джейс Эрондейл плакал лишь дважды в своей жизни: на похоронах родителей, и когда Клэри попала в больницу. Брюнет положил голову ему на плечо, пытаясь сдержать собственные слёзы. — Прости меня, прости за всё, ладно?..***
Девушка не могла выбросить из головы слова бывшего друга. Следовательно, не могла выбросить из головы и Магнуса. Камилла хмыкнула, размешивая в отваре зелёного чая с имбирём сахар. Она никогда сильно не убивалась по Магнусу. Конечно, он не был утешением, она любила его, но просто потом всё пошло не так, как нужно. Она не жалела о том, что у них всё закончилось, но порой жалела о том, что закончилось именно так, что Магнус увидел её в том ужасном свете, когда она упала духом и телом, когда вела себя, чего уж обманывать, как дорогая шлюха, чтобы просто забыться. Чувства, которые она испытывала тогда, нельзя было передать. Она любила Магнуса, но человек, ворвавшийся в её жизнь, смог покорить её сердце, завоевать за ужасно короткий срок. Она была так глупа, что поддалась искушению, а потом он бросил её, и чувство вины за то, что она так поступила с Магнусом, с Магнусом, который так любит её и никогда не бросит, сводило её с ума. А так же чувство предательства, использованности, они разрушили её стержень. Для Камиллы было загадкой, зачем Магнус стал подражать ей так. Неужели он не может найти себе кого-то лучше? Смотря новости, читая прессу, слушая сплетни, она замечала, что имя Магнуса всегда звучало то там, то там, и это заставляло давно уснувшую совесть проснуться, чтобы мучать свою хозяйку, ведь в том, что с ним стало всё-таки есть её вина. Белькур отпила чай, блаженно прикрыв глаза. Теперь Магнус связался с Лайтвудом. Эта фамилия тоже была на слуху. Впервые она услышала её четыре года назад от своего нового друга Себастьяна Моргенштерна. Камилла накрутила прядь на палец, поворачиваясь в кресле. Она посмотрела на новые эскизы, понимая, что чего-то в них очень сильно не хватает, они были отвратительны. Девушка, не желая думать о работе, вернулась к прежним размышлениям. Себастьян был болен. Она не сразу это поняла, да и не поняла бы, если бы однажды он не завалился к ней домой в крови, истерично смеясь, говоря, что наконец закончил всё это, что теперь нет никого лучше него. Несмотря на состояние друга, она вместе с его отцом Валентином помогла ему скрыться, а после и приняла к себе обратно. Однако каждый раз смотря на него, Камилла думала, а что если всё это вновь повторится, станет ли она опять помогать ему, стоит ли оно того. Иногда он пугал своим поведением, но Моргенштерн ни при каких обстоятельствах не хотел ложиться в больницу, утверждая, что он совершенно здоров. — Тук-тук-тук, стервочка моя, — пропел до боли знакомый голос под звук открываемой двери. Белькур закатила глаза. Лучше бы уж и не думала о нём, может, её минула бы эта участь. — Как дела у моей подружки? — Работа совсем не идёт. Ничего не получается, я так устала, — Камилла прикрыла глаза, поворачиваясь, и отпила чай, так и не открыв глаз. На её веках играли все краски заката, создавая совершенно неотразимую картину с персиковой помадой и платьем. — Тебе нужно съездить отдохнуть, — тоном знающего человека заявил Себастьян. Молодой человек начал чем-то шуршать, видимо, искал что-то на столе. — Не такие уж и плохие работы. Кстати, что скажешь? Камилла усилием воли распахнула глаза, вздыхая. Девушка скептически подняла бровь, смотря на позирующего перед её рабочим столом блондина. Он был весь в красном: кроваво-красная рубашка, чуть более глубокого и тёмного цвета красные кожаные штаны, винного цвета кроссовки с рубиновыми вставками. его волосы из-за этого казались ещё белее, а глаза чёрнее. Белькур сглотнула ком в горле, удобнее усаживаясь в кресле, прежде, чем спросить: — Красный в этом сезоне в моде или что? Парень хмыкнул, садясь на стул напротив подруги. Азиатка серьёзно рассматривала его внешний вид. — Все говорят, что красный — цвет страсти, — сказал Себастьян, беря чай девушки, делая медленный глоток. Он задумчиво продолжил: — Я же считаю, что красный — это цвет крови, что не удивительно, правда? Ведь кровь красная. — Камилла сразу поняла, что с ним что-то не так, с ним всегда было что-то не так, но сейчас он был более странным чем обычно. — Вряд ли кровь можно счесть символом любви, я бы сказал, что это символ войны. — Выходит, ты на войну собрался. Может, тогда лучше хаки? — улыбнувшись, спросила девушка, пытаясь как-то отвлечь парня от мыслей в голове. — Я уже на войне, — хмыкнул Моргенштерн, поправляя белокурые пряди. — Я видел его, он был таким счастливым, что мне стало тошно, но ничего, я это исправлю, — парень взял ножницы из органайзера, начав рассматривать лезвие с учёным видом. — Алека? Когда ты успел его найти? — Белькур почувствовала, как тревога подступает к груди, заставляя сердце биться чаще. Она помнит, что случилось в прошлый раз. Она, хоть её и никто не звал, пришла однажды в больницу, и то, что ей пришлось увидеть, оставило неизгладимый след в её душе. — Недавно ночью мы прекрасно с ним побеседовали, — улыбаясь произнёс Себастьян, увлечённо крутя в руках ножницы. Камилла поддалась вперёд, протягивая руку. Взгляд чёрных глаз был холоден и полон непонимания. Она не убрала руки лишь улыбнулась, пододвигая её ближе. Поджав губы, молодой человек отдал ей ножницы, смотря, как подруга прячет их в свой стол. Он усмехнулся, прищурив глаза. — Неужели тебя никак не волнует то, что они теперь вместе? Они такие жалкие и смешные, растоптанные и брошенные нашли утешение в друг друге… — Нет, Себа, мне плевать. Тебе тоже должно быть плевать. — Как было бы забавно увидеть их разрушенных ещё больше. Разве тебе не хочется растоптать их? — подаваясь вперёд, поинтересовался молодой человек. Его глаза лихорадочно блестели, на губах цвела безумная улыбка. — Лучше выпей чая, — сказала Камилла, пододвигая кружку, — очень успокаивает. Их личная жизнь меня не касается, сейчас главное удержать агентство на плаву и не потерять клиентов. — Блондин открыл было рот, как девушка перебила его: — Я была сегодня у Сантьяго. Он сказал, что поможет мне с рекламой. Я уверена, что скоро всё пойдёт в гору и… Себастьян подорвался с места, опрокинув стул, смахивая со стола некоторые папки и бумаги. Азиатка ошарашенно уставилась на него. — Не хочешь помогать мне — не надо. Зубы мне не нужно заговаривать. Разве я о многом прошу после всего, что сделал для тебя? Могла бы хоть отплатить за то, что я сделал с ним, — Моргенштерн поиграл бровями, сжимая кулаки. — Я всё равно сделаю так, что он, нет, они, будут страдать. Либо ты со мной, либо я один. Себастьян выжидающе смотрел на подругу, которая в конце концов поджала губы, опустив глаза. «Слабачка», — выплюнул молодой человек, обиженно фыркая, и пошёл прочь, громко хлопнув дверью. Камилла бросила взгляд в сторону телефона. Стоит ей всего лишь набрать номер, который она знает наизусть, хоть и удалила, как она сможет предотвратить непоправимое, сможет остановить Себастьяна, а если не остановить, так хотя бы предупредить о том, что он может сделать. После всего, что было, они явно не чужие люди, а родным нужно помогать. Брюнетка прикрыла глаза, потянувшись в сторону сотового, однако взяла совсем не его, а кошелёк. Она встала со своего места, схватив сумочку, и пошла прочь. Сегодня ей стоит сходить в «Пандемониум», чтобы на завтрашний день не помнить о словах блондина, чтобы не знать всего этого и не чувствовать вины за то, что она слишком труслива, чтобы помочь людям. Когда-нибудь она примет правильное решение, но не сегодня, не сейчас. Возможно, это будет простым совпадением, то, что теперь всё опять повторится, но вот только это не так, потому что тот, кто мог всё это остановить, выбрал другой путь, лёгкий, но жалкий, путь, по которому ходят лишь слабые и трусливые. Путь, который перечеркнёт жизни хороших людей, заставит их страдать и вновь сломаться.