Первый рабочий день был волнительнее, но проще, чем я себе представлял. Днем посетителей было катастрофически мало, что позволяло мне уделять больше времени изучению коктейльной карты для ночной смены и, конечно, чаще бегать на перекуры. Мой сменщик, который любезно вызвался помочь мне сегодня (возможно, не без уговоров Миры), оказался на редкость болтливым и позитивным парнем, что забавляло и раздражало одновременно. Нацу Драгнил вел себя так, словно мы были закадычными друзьями и уже много лет работали вместе. Несмотря на легкую навязчивость, он располагал к себе.
— … мой друг говорит, что мне надо вести себя немного сдержаннее и нахальнее с девушками, а то я до старости буду один, — Нацу рассмеялся, — дамы не очень любят болтливых мужчин.
Я покосился на собеседника, с трудом склеивая хронологию его речей, половину из которых я пропустил мимо ушей за ненадобностью. Привычка, которая выработалась у меня в тюрьме, когда я пытался абстрагироваться от грязных речей сокамерников. Большую часть времени они рассказывали ужасные вещи, которые полностью противоречили моему воспитанию, взглядам и морали. До того, как я научился адсорбировать подобную информацию, моя психика успела знатно пошатнуться. Мне даже пришлось проходить несколько сеансов у местного психотерапевта, что было стандартной услугой в японской тюрьме, введенной с целью освобождения на волю человека, а не животное с расшатанной психикой, способного совершать еще худшие преступления. Правда, все походы к врачу заканчивались переходом агрессии в депрессию и мысли о суициде, ведь после каждого сеанса тебе в мозг вбивали что ты — преступник, груз вины до конца жизни будет висеть на тебе, и ты никогда не сможешь вернуться к нормальной жизни. Иногда в мою больную голову закрадывалась мысль, что психотерапевт и вовсе не имел медицинского образования, либо намеренно перенаправлял тебя в другое русло. Чем не прекрасный метод полного избавления от преступника? Окажись на свободе, он самостоятельно покончит жизнь самоубийством, не выдерживая груза вины, и никто не будет виноват. Возможно, я бы даже согласился с таким решением, проводи подобные испытания над маньяками или серийными убийцами, но во-первых вряд ли какой-то психотерапевт мог сломать их так просто, во-вторых их и без того ждет смертная казнь или пожизненное заключение, а в-третьих в тюрьме так же сидели мелкие воришки и юные хулиганы. Я не считал, что смерть для них — лучшее наказание. Я верил, что таких людей еще можно было перевоспитать. Возможно, я ошибался.
— У всех разные вкусы, — ответил я универсально.
В последнее время кто-то постоянно пытался обсудить со мной личную жизнь, и это практически вызывало нервный тик. Да, я все еще не оправился от разрыва с Уртир. Мой лучший друг женится и наконец-то создает собственную семью, вырвавшись из клетки отца. Мираджейн успешная модель и бизнес леди. Эльза…
Я закусил губу.
— Кокосовый милкшейк, пожалуйста, — произнес мурлыкающий голос девушки, севшей за барную стойку.
Я повернулся к ней спиной, подходя к полке со стаканчиками и краем глаза заглядывая в таблицу с составами коктейлей, любезно оставленную Стингом как раз для меня. Кто-то сегодня уже заказывал этот напиток, поэтому я делал его практически на автомате, погруженный в собственные размышления.
Мы никогда не были друзьями, более того, я ее практически забыл за все эти страшные годы. Но сейчас почему-то я думал о ней чаще, чем когда-либо. Где-то в глубине души, все еще невинный и добрый Джерар кричал о том, что Скарлетт, возможно, даже хуже, чем мне. Ее жизнь сломана. И мне было очень жаль.
— Пожалуйста, — низко и немного хрипло произнес я, ставя коктейль перед посетительницей.
Наши взгляды на мгновение встретились. Высоко стиснутый на голове пучок натягивал кожу лица так, что и без того раскосые глаза сужались практически в узкие щелочки. Худощавая фигура скрыта деловым костюмом кирпичного цвета, а тонкие с явно выступающими венами руки обхватили ледяной стакан. На мгновение женщина прикрыла глаза. Она была немного старше меня.
— Наконец-то Мираджейн решила обновить состав персонала, — тихо произнесла девушка, пробуя ледяное угощение через трубочку.
Я вопросительно посмотрел на женщину в деловом костюме. Кто она? Тем не менее, реакции на мой взгляд не последовало, а задавать вопросы самостоятельно я счел непрофессиональным. Одно я понял точно — она здесь частый гость.
Когда женщина допила свой коктейль, расплатилась карточкой и поблагодарила, произнеся мое имя с сильным японским акцентом, ко мне подошел Нацу, доселе стоявший у другого конца барной стойки. Его взгляд буквально полыхал, глядя в сторону удаляющейся брюнетки.
— Это менеджер Мираджейн, — пояснил он с нечитаемой интонацией в голосе, — она часто приходит сюда. Слышал, ее карьера модели идет в гору так стремительно только благодаря усилиям Кьёка-сан. Она настоящий мастер своего дела.
— Она продвигает имя Миры как бренд?
— Ага, — Драгнил облизнул губы, наконец-то переводя взгляд с двери, за которой скрылась брюнетка, — у нашей начальницы сейчас активная PR-кампания в штатах.
— Мира не говорила мне…
— Ха, — в глазах собеседника заплясали бесята. Он был по истине интересным персонажем, раньше я не был знаком с подобными личностями, — в прошлом году Мираджейн по меньшей мере провела три месяца в Южной Корее, о ней говорила практически вся Япония. Неужто ты не видел баннеры с ее изображениями по всему городу? Из какого подвала ты вылез?
— Не видел, — сухо ответил я, проглатывая апатию и заставляя свой организм бороться с вылезающими наружу шипами.
Нацу
не виноват. Нацу
не знает.
***
— Ты не говорила, что так популярна, — нейтрально произнес я, заходя в кабинет Штраус по завершении рабочего дня.
Девушка сидела за своим массивным столом, бездумно разбирая какие-то бумаги и очевидно витая в каких-то далеких от бизнеса мыслях. Она подняла на меня горящий взгляд, оценивая с ног до головы. Будь я не привыкший к подобному, захотел бы ретироваться куда подальше.
— Зачем тебе эта информация? — с улыбкой в голосе спросила она.
— Просто не понимаю, — я прошел глубже в кабинет, присаживаясь на стул напротив собеседницы. Она смотрела на меня странно, слегка затуманено. И будь я пятнадцатилетним юношей, не смог бы прочесть этот взгляд. Тем не менее, я решил закончить мысль, — почему ты не используешь свою популярность для привлечения посетителей? Многие отдают бешеные деньги, чтобы артисты или спортсмены рекламировали их заведения, а ты владеешь Ситри уже долгое время. Почему? …
Выдохнув так, словно я ей надоел, Мираджейн медленно и лениво встала из-за стола, обходя его и направляясь ко мне, виляя бедрами и облизывая губы. Мягко усевшись мне на колени, она закинула ногу на ногу и ласково провела ладонью по моей идеально выбритой скуле. Я сглотнул подступающий к горлу ком, чувствуя, что в помещении не хватает воздуха.
— Может быть, обсудим твои гениальные бизнес-идеи чуть позже? — прошептала она мне на ухо, задевая мочку губами.
От нее пахло дождем и чем-то цветочным.
***
Возможно, моя жизнь все-таки не канула в лету после тюрьмы, ведь не каждому везло спать с популярной моделью, чей успех долетел аж до Соединенных Штатов Америки. Мы с Мираджейн по-прежнему не встречались, да и не планировали, поэтому определение свободных отношений мне категорически нравилось. Никогда не думал, что порядочный парень Джерар Фернандес будет заниматься чем-то подобным. Штраус все еще постоянно упоминала в своих разговорах Фрида, от расставания с которым все не могла оправиться, а я был просто свободным парнем с открытым будущим. Честно говоря, в ближайшие пару лет я вообще не видел себя в нормальных, здоровых отношениях с одной единственной. Мне следовало сначала попытаться хоть как-то ровно выстроить свою жизнь и создать размытый набросок будущего, прежде чем брать ответственность за другого человека, может, не одного, если у меня все же будут дети. На данном же этапе, я был уверен, что не воспылаю чувствами к Мираджейн ведь, как говорит Грей, не моего поля ягода. А все остальное меня пока не особо волновало.
Одержимый этими вполне себе светлыми мыслями, я неспешно направлялся домой, докуривая последнюю в пачке сигарету. Я все еще не смел признаваться себе, что моя жизнь становилась чуточку лучше, стараясь отделять хорошее настроение от реальных фактов. Сделав последнюю затяжку, я выкинул окурок в мусорный бак, стоящий на территории отцовского особняка. В Японии трепетно относились к экологии, поэтому на улицах редко можно было найти мусорные баки, в которые бездумно кидали бы все без разбора. Но европейский нрав Кристиана Фернандеса, а также его финансы и статус дозволяли делать на собственной территории все, что ему вздумается (не каждый гражданин мог себе такое позволить, даже имея собственную жилплощадь). К тому же, клининговые компании приезжали сюда почти каждый день.
Зайдя в дом, я остановился в гэнкане, разуваясь. Лучи закатного солнца пробивались через окна на кухне, падая под правильным углом прямо перед моим носом. Озорно купающиеся в лучах частички пыли летали в воздухе. Я невольно засмотрелся на повседневное явление, пока развязывал шнурки поношенных, старых кроссовок.
— Черт, — ругнулся я, понимая, что слишком тугой узел не поддавался развязыванию. Сев на корточки, я отвел взгляд от внезапно заинтересовавшей меня пыли, сакцентировав внимание на раздражающей, выводящей из себя обуви.
Чертыхнувшись еще раз, я выпрямился, стягивая кроссовок с ноги. Поднял взгляд. Будто нарочно он не сразу сфокусировался, цепляясь лишь за размытый силуэт в паре метров от меня. Моргнул. Сердце сделало кульбит. Нет, оно словно опустилось вниз живота, а потом застряло где-то в горле, вызывая ни то тошноту, ни то приступ удушья. Губы в момент пересохли, в то время как губы человека напротив выжали из себя нечто вроде приветливой улыбки. Такие красивые, пухлые губы, ярко накрашенные малиновой помадой.
Она стояла и прижималась плечом к косяку арки, ведущей в большую гостиную, и выглядела абсолютно так же, как при нашей последней встрече: густые волосы, цвета вороного крыла по-прежнему доходили до поясницы; выразительные холодные глаза излучали нечитаемые эмоции, скрытые туманом таинственности; острый подбородок с едва заметной ямочкой был гордо вскинут, а скулы очерчены чуть сильнее, чем раньше. Запах ее неизменного парфюма щекотал слизистую носа так, что на глаза практически наворачивались слезы. Это был тот запах, по которому я скучал больше всего. Так же сильно я его ненавидел, потому что не на мне теперь оставался его шлейф после проведенного время вместе.
— Здравствуй, Джерар, — едва дрогнувшим, но как всегда уверенным голосом произнесла Уртир.
