Альквалондис.

      Арэльдэ ещё не вернулась с охоты. Финдекано нырнул в сумрак покоев сестры, не зажигая светилен; он хорошо различал содержимое шкафчиков, сундуков и шкатулок. Милые девичьи вещицы: кинжалы, прекрасные пояса и ножны, даже в темноте сверкающие самоцветами; стрелы, заколки для волос, броши. Последним был черёд маленького комода, где обычно хранится косметика и притирания. Взгляд привлёк фиал, украшенный рубинами. Древний подарок кого-то из Феанарионов, кажется Курво. Когда-то сестра держала в нём благовония; она делала их сама, научившись у Яванны. Финдекано улыбнулся, открывая маленькую стеклянную пробку, ещё хранившую в себе остатки дневного света, в надежде вдохнуть радость прошлого.       Арэльдэ, в преддверии своего совершеннолетия, почти дитя. Смех летит за ней, в развевающихся по ветру волосах; она оборачивается, Финдекано видит счастливые глаза; нарочно замедляется, притворяясь, что не может догнать быстроногую младшую сестрёнку. Только не отстаёт дальше, чем кончается шлейф еë аромата.       Но где розы? Где гроза? Там же, где юная сестра Арэльдэ. Теперь ей милее резвиться с Тьелко, а сосуд украшенный рубинами вмещает нечто с запахом жжёного сахара. — Это оно? — Финдекано, протянул кузену фиал, а сам выпил поданное ему лекарство.       Тот понюхал, отошёл к своему столу, заставленному ретортами, пробирками и пузырьками; повозившись там, утвердительно кивнул. — Я так понимаю, нет надобности спрашивать, где ты это взял? — Нет. - Жаль. Так хотелось ошибиться. — Как ты поступишь?       Вопрос остался без ответа. Больно. Слишком больно.       От каждого шороха рука Финдекано замирала над стрелой, натёртой до белого блеска. Время отяжелело и стояло, казалось, на одном месте, как и свинцовый небосвод, пожравший звёзды и, вот-вот, грозящий придавить Митрим.        Все стрелы сияли нарядно и грозно, когда Финдекано услышал топот копыт со стороны новой конюшни, выстроенной для лошадей, что привели с собой Феанарионы. Финдекано не мог вспомнить, когда ещё каждый шаг давался так, словно к ногам привязали по наковальне, и в грудь било тяжелое копыто коня Оромэ.       Они ехали бок о бок. Оба разгорячённые. На губах Арэльдэ играла довольная улыбка, а Тьелко казался опьянённым, словно ехал не с охоты, а с хмельного пира. Седельные мешки болтались пустыми, ничего не было приторочено к сёдлам. — Я заждался тебя, сестра. — Финдекано старался, чтобы голос его и весь вид не выражали ничего кроме ласки.       Тьелко бросил вялое формальное приветствие и спешился, уводя своего коня в противоположный угол. — Идём со мной, Арэльдэ.       Она удивлённо посмотрела, спорхнув со своей новой, серых в яблоках, кобылы. — Я, прежде, хочу расседлать Тельявэ. — После расседлаешь. — сказал он сладким тоном, мягко взял сестру за руку. — Финьо, ты странный сегодня… — говорила она, с огоньком интереса в глазах и шла, как зверёк на приманку.       Финдекано указал сестре на кресло, налил себе воды. Никогда прежде не дрожали руки Астальдо. — Что-то я не заметил добычи — глядя в окно, он сжимал в тесном кармане прохладный сосуд. — Ты для этого меня сюда привёл? Чтобы поглумиться над сестрой, растерявшей навыки охотницы? — она нервно хохотнула. — Ну что ты… Вижу, ты утомлена. — Финдекано повернулся к ней. Румянец слишком уж цветущий, губы алые и припухшие, как будто она съела три ананаса. — Наверное, просто день, не подходящий. Да и в твоей охоте ведь главное — не добыча, во всяком случае, не та, которая живёт в полях и лесах, но та, что стреляет и бегает не хуже тебя.        Арэльдэ померкла, как цветущий склон под грозовым облаком. — Трудно равняться с Тьелкормо, но у меня есть средство, которое тебе поможет. Жаль только, друг твой с часа на час уедет, и прыть твоя пропадёт в туне.       Лицо Арэльдэ вытянулось. Она собиралась встать, но Финдекано мягко надавил на плечи сестры, возвращая обратно. Достал из кармана красный фиал, украшенный рубинами, и открыв, протянул сестре. — Пей.       Улыбка ее в сочетании с гневом в глазах лишили лицо привычной гармонии. Гордо выпрямив спину, но немного поёрзав, Арэльдэ вцепилась в подлокотники. — Пей! — повторил Финдекано, оставив на этот раз дружеский тон. — Зачем брат, ты мне голову морочишь?! — вскричала она, стрелой подскочив с кресла.       Финдекано успел схватить её, и прижав к себе спиной, заломил руки. Понял, что так просто с ней не справится, опрокинул Арэльдэ на пол. Сорвал с неё пояс, стянул белые запястья; оседлал, чтобы не оказаться запинанным, зажал нос и, разжав рот, стал вливать Красную звезду. Арэльдэ, хотя и утомилась на охоте, обладала силой, не уступавшей силе Финдекано после тяжёлой ночи. Золотая жидкость размазывалась по губам, несколько капель пролилось на пол, но большую часть Финдекано умудрился ей споить. — Вот так, сестра. Надеюсь тебе придется по душе угощение, которым ты сама потчевала Хисильмэ.       Финдекано потряс пустой склянкой, убеждаясь, что внутри ничего не осталось, слез с сестры, освободил её руки. Она отскочила, издавая змеиное шипение, часто дыша, откашливаясь, размазывая по губам Красную звезду. Глаза её глядели разъярённой затравленной пантерой. — Не узнаю моего Финдекано! Какая тварь укусила тебя?! Не уж-то твоя теплохладная Хисильмэ?! А я ведь хотела помочь тебе… — Хороша помощь! Ты правда полагала, что я, как жеребец, удовольствуюсь страстью ради страсти? Ты столь низкого мнения о своем родном брате?! В какой недобрый час я заронил в твое сердце повод так «помогать» мне?! — Неужели тебе не хотелось хоть капельку тепла?! На нее ведь смотреть холодно! О, брат!!! Ведомо мне, что Майтимо порвал её белую сорочку и отдал тебе! …Его я понимаю. К чему держать при себе столь жалкое существо?! — Уж сколько твоих белых сорочек изорвал Тьелко, а я терпел это, потакая вам, зная, что отец никогда не отдаст свою дочь сыну Феанаро! Позор мне за это, ибо ты развратилась, а исход ускорил твоё падение! — По какому праву только тебе и Турьо можно развлекаться с кузенами? Но, если на то пошло, брат, ты клевещешь на меня напрасно. Сорочка моя цела и при мне! Только я владела Тьелкормо, но он мной — никогда! — А?! Что?! Как это, позволь…нет, лучше не надо. Звёзды осыпались, как яблоки, если дева говорит и творит подобное. Знай же, — хотя это не касается никого, и уж тем более, благородной девы, никогда с Майтимо я не «развлекался», способом, каким ты делаешь это с Тьелко, прости меня, Создатель! А Финдарато мы должны неустанно благодарить, без него Турукано давно оставил бы нас, отправившись вслед за Эленвэ! …       Арэльдэ снова рассыпала звонкий смех. — Значит у Турьо законный повод повод для запретной утехи. Только я не такая, Финьо. Мне не нужно чьё-то разрешение и оправдание, чтобы владеть, чем я желаю. — Это твоё дело, хотя я горько сожалею о чести и благости, попранных в твоём сердце. Но Хисильмэ — не трогай. Если узнаю, что ты крутишься возле неё, я не подумаю, что это от желания стать ей подругой. Если лихо случиться с моей возлюбленной, я буду знать, чьих рук это дело, и тогда забуду, что нас родила одна мать.       Арэльдэ страшно рассмеялась. — Возлюбленная?! Милый мой брат, ты жалок! — смех её не унимался. — Да не нужна тебе эта холодная медуза! Разве это невеста для господина нолдор?! А дело всё вот в чём — понизила она голос, приблизив лицо к самому уху. — Добиваясь её любви ты пытаешься загладить вину перед Альквалондэ. Ты так блистал на хрустальном мосту! Я любовалась тобой, я гордилась моим братом. А потом, отчего-то ты пожалел о случившимся, решил раскаялся в своей доблести, и теперь пресмыкаешься перед ней, ищешь любви этой…этой… надеясь, что, полюбив тебя, она простит. Тебе только и нужно, чтобы Альквалондэ простила тебя. Это слабость, брат мой. И мне омерзительна она в тебе. Так что, не пугай меня забвением наших родственных уз. Мне не нужен брат, презревший своё величие, стыдящийся своего подвига и заискивающий перед морской гадиной! — Уходи. — тихо сказал Финдекано. Он услышал, как хрустнул фиал в собственном сжатом кулаке.       Арэльдэ ушла, а Финдекано всё стоял. Слова сестры вертелись в голове, вокруг него и постепенно стягивались змеями, не давая вдохнуть.       Чей-то голос звал, как будто через толстую стену. Перед глазами маячило большое золотое пятно.        Резкая боль в кончике уха одёрнула пелену и Финдекано увидел перед собой золотое блио, золотые локоны, большие добрые глаза Инголдо. — Что же ты творишь с собой, Финьо?       Руку жгло, как будто он схватил угли из жаровни. — Тише — кузен сверху наложил свою ладонь и боль утихла. — Потерпи. Я не знаю с какой дурью ты сжимал кулак, но теперь, ты глубоко инкрустирован хрусталём. Это опасно, Финьо. — причитал он, вытаскивая окровавленные осколки. Кровь стекала с ладони по локтю, пропитывая светлую сорочку красным. — Куда ты дел … содержимое? — Вылил. — Это правильно. А куда вылил? — В неё.       Кузен остановился, устало вздохнул и приложил руку ко лбу, взъерошил свои аккуратные золотые локоны. — Зря я послушался тебя и не пошёл сам к Нолофинвэ, жертв было бы меньше. Больно? — Там? — кивнул Финдекано на раскровавленную ладонь — Нет… Финдэ. — М? — Не смей давать ей противоядие.