***
Утомительная дорога, наконец, осталась позади, и Хисильмэ казалась себе одной из тысяч рыбёшек, сгруженных в палаточный парк перед озером Иврин. Диковинный вид зелёных эльфов заворожил её; одежды Скрытного народа походили на собиравшиеся распускаться весенние почки деревьев; не меньше её привлекали глаза цвета весенней листвы, мха и тины; так же, как и в глазах фалатрим, в них было больше цвета, чем сияния, привычного Хисильмэ в глазах всех, кто зрел свет Древ. То и дело какой-нибудь нандо задевал её, извинялся, кокетливо улыбаясь, не слишком скромно ощупывая взглядом. Фалатрим проводили в особый чертог, а Кирдана пригласили к королю. — Могу ли я встретиться с принцем Финдекано? — спросила Хисильмэ молодого провожатого нолдо. — Извини, госпожа. Вы припозднились немного, два дня и две ночи — только пировали, да и сегодня до полудня, а сейчас уж советы в самом разгаре. Мне не ведомо, когда принц освободится. То, что делегация фалатрим припозднилась, было видно и по опустевшим блюдам и сосудам на столах. Многие перезнакомились, можно было увидеть и нолдо в строгой одежде, подчёркивающей их стать и величие, за беседой со словно снятыми с куста, зелёными эльфами; некоторые из фалатрим уже успели внести пущей вольготности разношёрстным компаниям; свободные туники, при малейшем дуновении ветерка, обнажали нисси больше, чем то было принято даже в Альквалондэ. Хисильмэ не сдерживала смех, наблюдая за сынами нолдор, чья глуповатая улыбка забавно смотрелась на умных, словно высеченых из мрамора, лицах. Иные из них казались огромными дубами рядом с тонкими воздушными берёзками. И вот эти дубы, растеряв от смущения свою обычную безупречность и лоск, неуклюже переминались с ноги на ногу, краснея и косясь на беззащитную красу фалатримских дев. Кажется за этим торжеством последует не мало свадеб, вздохнула Хисильмэ, и вся весёлость рассеялась, её свадьба должна быть в их череде. Она протискивалась сквозь толпу, в надежде увидеть хоть одно знакомое лицо. Больше всего хотелось встретить родичей из третьего гома, но они наверняка тоже заняты важными делами. Где-то заиграла музыка, и над головами разной высоты иногда выпархивали в высь золотистые, чёрные, древесные, белые, каштановые волосы танцующих пар. Хисильмэ оставила попытку разглядеть танец и всё быстрее пробиралась к средоточию гомона нолдорских голосов. Среди них один влёк Хисильмэ, то затихая, то падая в грудь вибрирующей глубиной, то рассыпаясь смехом, от которого самой хотелось смеяться. Толпа ещё разделяла их, но Хисильмэ уже видела, пылающую в лучах ясного дня и возвышающуюся над всеми, как знамя первого дома, макушку Майтимо. Хисильмэ остановилась. Постепенно толпа растворилась, но она так и стояла, потеряв дыхание. Майтимо сейчас казался таким настоящим, неожиданно ярким. Что случилось? Он теперь ещё выше, крепче, шире в плечах, а лицо… Вот Майтимо повернулся кней в пол-оборота, и в один миг тысячи знойных ночей обрушились на неё. Хисильмэ ухватилась за первую попавшуюся опору, не разбирая столб это или кто-то из квенди; она страстно желала дотронуться — что это за золотая пыльца обсыпала лицо Майтимо? И она уже сделала шаг. Пусть все и сочтут её странной. Да и неужели им всем не хочется сделать того же?! Но тут вмешался дурной сон, прекрасная Финтуима нагло взяла Майтимо под руку и сверкнула на Хисильмэ своими тëмными глазами — агатами. Оставаться дальше не имело смысла. Дрейфуя в толпе, Хисильмэ через одного спотыкалась о чьи-нибудь туфли. Глаза застила золотая пыльца, и щипала, а слёзы никак не могли вымыть её. За столом фалатрим сидел только Бранартан. Одного взгляда на него Хисильмэ хватило, чтобы представить, как жалко выглядит она сама. Музыка, разноцветные флажки, смех и весёлый гомон окутывали их коконом, внутри которого долго царила тишина. Хисильмэ пыталась понять причину грусти Бранартана и думала, как лучше спросить, предполагая, что он огорчился из-за утраты её внимания к нему. Бранартан заговорил первым. — Я думал всегда… принц Финдекано — в твоём сердце, и считал даже странным, что никогда не завидовал ему. А сегодня понял, почему. Сердце моё ныне — пустая безжизненная раковина, ибо я видел, кто по-настоящему владеет твоим. И перед любовью такой силы я чувствую себя крошечной песчинкой. Всё, что остаётся мне — лежать под ногами возлюбленной. Хисильмэ молчала. За всё время их дружбы, Бранартан ни разу не позволил себе подобной откровенности, граничащей с дерзостью. Но когда-то этот разговор должен был случиться. — Прости. — сконфузился он ту же. Хисильмэ крепко сжала его ладонь, узкую, пожалуй, слишком изящную для нэра. — Я благодарна за твою дружбу, Бранартан, она исцелила меня от многих ран. И за любовь, тоже. Прости, что не могу ответить тем же чувством. Как в насмешку над их печалью, взвилась задорная музыка. И такова была её власть, что ноги сами просились в пляс. Хисильмэ повлекла друга из-за стола. И так же, в насмешку своей тоске, они вложили столько прыти, страсти и таланта, дарованного тэлери в лёгкости и гибкости, что многие перестали танцевать, или оставили свои недопитые кубки и недоговоренные разговоры. Сотни глаз не отрываясь следили, как порхает Хисильмэ, едва касаясь ножками земли; легче лебяжьего пуха взмывала она в воздух на руках Бранартана. Когда танец закончился Хисильмэ оглушили восторженные восклицания. Она не понимала почему все вокруг смотрят ни них одних, хлопают в ладоши и улыбаются. И смущённо поклонилась, оглядывая лица нолдор, нандор, фалатрим. Только один нолдо не улыбался. Лицо его было твёрже и холоднее гранита, и столько ненависти в глазах эльда Хисильмэ не видела даже во время резни в Альквалондэ. Весь ледяной блеск его потемневших глаз устремился на ничего не подозревающего Бранартана, принимающего похвалу и восхищение. Финдекано ринулся сквозь толпу с уверенностью лучшего из кораблей тэлери под полными парусами. На поясе у принца, отдалённым подобием его глаз, угрожающе сверкали самоцветами ножны с коротким клинком. Бранартан заметил принца, но выглядел спокойным. Все вокруг затихли. Финдекано подступил к Бранартану так близко, что их белые одежды соприкасались. — Я вызываю тебя на поединок, Бранартан. — сказал он тихо, но Хисильмэ слышала с каким призрением Финдекано выговорил имя её друга. Хисильмэ подошла ближе, оттянула Бранартана назад, и встала между ним и Финдекано. — Опомнись, принц! Разве праздник этот устроен твоим батюшкой, королём Нолофинвэ не для воссоединения в дружбе? — Но Финдекано как-будто не видел её. Бранартан мягко оттеснил Хисильмэ, встав перед принцем. Финдекано недобро усмехнулся. — Может тебе кажется, что я угрожаю Бранартану? — всё так же не глядя на Хисильмэ, а только на её друга, сказал он. — Вовсе нет. Лишь хочу проверить, так же ли он хорош в поединке с оружием, как в танце с чужой невестой. Доступно ли что ещё твоим рукам, кроме флейты и нежного стана прекрасной девы? Тем временем, королю и Турукано удалось завладеть вниманием народа. Как сквозь сон Хисильмэ слышала, что Нолофинвэ собирается танцевать с каждой девой, прыгнувшей через устье Нагора. Но многие из подданных Финдекано стояли рядом со своим господином, некоторые смотрели с ухмылкой, иные с изумлением. — Госпожа справедливо заметила. Я шёл сюда не на состязания, а на праздник. И я ничем не оскорбил этот славный чертог, если только нолдор не улыбаются и рукоплещут от обиды. Так же не брал я чужого. Однако вижу, что общество моё, по некой причине, неприятно принцу. Что ж, не стану тяготить его. Прощай, Исмангиль — он скупо улыбнулся и пошёл прочь. — Ступай, если спасаться бегством твой самый великий талант, хотя я и не гнал тебя, и есть тому свидетели. — возвысил голос Финдекано, глядя на Бранартана сверху вниз. Тот остановился, но святые айнур услышали мольбы Хисильмэ, и, не обернувшись, он продолжил путь. Оторопь и гнев вытеснили весь воздух из лёгких. Не глядя на принца, Хисильмэ последовала за оскорблённым другом. — Хисильмэ — услышала она позади голос, до неузнаваемости перевоплотившийся в саму нежность. — Исмангиль! Нет принц, не остановит меня даже это имя, добытое однажды тобой в чертогах нашего будущего, которое, с этих пор останется лишь вероятностью. У стойла она догнала Бранартана. — Я не боюсь его. Но мне здесь не место — он старательно прятал глаза, как будто, всё что говорил о нём Финдекано — правда. — Я еду с тобой. — Иссэ, но как же ты…? — Не хочу больше видеть эту нолдорскую спесь и наглость. Скорее. — Хисильмэ взобралась на лошадь. — Давай же! — конь под ней встал на дыбы, заржал и рванулся вперёд.***
Они скакали рядом, трусцой. Лошадям не мешало бы устроить отдых. Бранартан, немного ожил и повеселел, но тень печали всё же проявлялась в его осанке, взгляде, улыбке. Хисильмэ услышала топот третьей лошади и обернулась. Финдекано гнал Рингасила немилосердно. Ах, нет, это не Рингасил, это ребёнок Итиль! Меарас мог легко догнать местных лошадей. По спине пробежали мурашки. Даже с такого расстояния, а не меньше двух лиг разделяли их, Хисильмэ видела гневный блеск глаз Сына Финвэ. За правым его плечом краснел, в лучах заката, колчан, полный стрел. «Не убить же в самом деле решил? Но почему нет? Когда-то Финдекано уже убивал тэлери». Уставшие лошади исходили пеной и хрипели. Что толку — подстёгивать их? Если Финдекано решил нагнать, он легко это сделает. Но что же творится? Мир снова перевернулся. Неужели это тот самый Финдекано, нежный благородный друг, сокровищем почитавший её игольницу? Обернувшись через пол лиги, Хисильмэ не увидела принца. — О, благая Элентари! Он больше не гонится за нами! — Очень вовремя. Отстал, значит. — Только нарочно, друг. Ибо ни одному коню не убежать от меараса, чьи предки родом из Валинора. Надеюсь, здравый смысл и благородство вернулись к принцу Фингону. — Я сожалею. Лучше было тебе остаться. Одним здесь небезопасно. И… , — он опустил голову, поглаживая мокрую от пота конскую шею, — принц Фингон правильно намекал на моё неумение владеть оружием. Хисильмэ оглянулась. Окружающая красота граничила с опасностью, а при них — ни еды, ни оружия, даже на тот случай, если на Хисильмэ снизойдёт особая благодать валлар и она сможет применить всё, чему учила её Галадриэль за пределами швейной комнаты. После нескольких томительных молчаливых часов, они дали лошадям напиться. Давно стемнело, а весенняя ночь быстро теряла тепло. Оба сидели, прижавшись к своим животным. Костёр решили не разводить, чтобы не смущать местных нандор; и привлекать чьё бы то ни было внимание не хотелось. Вдруг среди шелеста молодой листвы послышался звук, принадлежащий большому копытному животному, но лошади сидели спокойно, ещё не учуяли. — Здесь водятся кабаны? — спросила Хисильмэ — Говорят, они страшные и свирепые, могут убить. — Нет, поступь кабана не такая грациозная и более частая. — прошептал Бранартан. — скорее это олень. Тени мелькнули в кронах, посеребрëнных ночными светилами, кони заржали и поднялись на ноги. В следующую секунду над ними возвышался всадник на огромном пегом меарасе. Всадник без одной кисти. Свет звёзд подсвечивал волосы, вырисовывая красноватый ореол. Майтимо молча спешился. — Вот тебе и олень — нервно усмехнулась Хисильмэ — Что ты…здесь делаешь? — она прекрасно осознавала глупость своего вопроса. — Решил прогуляться, полажась на предпочтения моего Моттомэльдо — Майтимо похлопал белое пятно на холке своей серой лошади, — А он оказывается шёл по следу своих друзей. Глупо было уезжать налегке, Хисильмэ. — его голос утратил наигранную весёлость — В седельной сумке — еда — обратился он к Бранартану, кивком указывая на спину лошади. — Дня на три должно хватить — Майтимо отцепил кинжал от пояса, и ещё один, поменьше, от ремня, перекрещенного на его груди, и подал Хисильмэ. — Надеюсь вам не встретятся орки, однако нельзя исключать такой возможности. … Но, вообще, Хисильмэ, если тебя интересует моё мнение… убегать вот так — странно и невежливо по отношению к королю. — У нас не было выбора. — Хисильмэ спиной прислонилась к шершавому стволу, вспомнив, от чего-то, как около 300 лет назад отец отчитывал её за то, что она со своими такими же маленькими, как она, друзьями долго жила в тайной пещере, и взрослые не могли найти их. Майтимо наклонился ниже, волнистая прядь, выхваченная у его лица, почти касалась лица Хисильмэ. — «Интересно, — подумала она, заметив изящное плетение на висках — Арталато сотворил эту красоту или Финтуима?» — Финдекано не сделал бы ничего страшного. Он немного вспылил… немного слишком. — Так это называться? Теперь «вспылять» подобным образом в порядке вещей у принцев нолдор даже на пиру? Про другие случаи я уж молчу. Волосы. Страсть плавила голос Хисильмэ в сладкий мёд, против воли. Теперь она была точно уверенна — в них явно скрывалась приворотная сила, не даром все братья Майтимо, по рассказам, млели от этих волос; и не её ли саму зачаровали огненные локоны, когда впору было возненавидеть сына узурпатора, а никак не отдавать ему своё сердце. Но особенно Хисильмэ пленили эти чудные крапинки на переносице и верхней части щёк, подсвеченные внутренним сиянием кожи. — Я не оправдываю моего кузена, и, поверь, сейчас он сожалеет о случившемся. Финдекано не стал догонять вас, поскольку побоялся, что напугает тебя ещё больше. — Зачем он взял лук? — говоря, Хисильмэ одновременно сделала то, чего жаждала ещё днём — коснулась лица Майтимо. Его щека была тёплой, а золотая пыльца никак не хотела стираться. И если бы позволил рост, Хисильмэ поцеловала бы её. — Хиссэ… — он вёл себя как взрослый, не обращающий внимание на шалости ребёнка. — Ты видела когда-нибудь Финьо без лука за пределами дома? Я ни разу. — он говорил, как будто боясь нарушить чей-то сон, так по-домашнему, так похоже, когда они оставались наедине. — Не называй меня Хиссэ. — сказала её девичья гордость. Между их лицами расстояние в ладонь. И он тоже воровато ухватывал взглядом черты Хисильмэ, пока она ублажала своё незаконное любопытство; так не смотрят те, кем движет лишь чувство долга и милосердия. Но нет, это ей лишь показалось в неверном ночном свете, испещрённом тенями. — Хорошо. Не буду. Мне пора. — холодно, коротко, твёрдо ответил Майтимо Он отстранился и сделал шаг к своему коню, поставил ногу в стремя, упруго оттолкнулся, взмывая на высокого, даже для него, меараса. Хисильмэ бессильно позволяла ему уехать. А что ещё она могла? — Спасибо — всё, что она сказала, вспоминая, как он позволял Финтуиме брать себя под руку, как в разговоре касался клинка своей кузины на поясе, как улыбался, глядя ей в глаза. Его осанвэ пряталось за крепостью более суровой, чем, Химринг, о котором рассказывал ей в письмах Финдекано, ни лучика, ни искорки мысли Майтимо не удавалось уловить Хисильмэ. — Прощай. — неясным эхо прозвучал его голос, и в нём уже не было прежней силы и спокойствия, но почудились ей печаль и сомнение. Хисильмэ так и держала по клинку в каждой руке и шла, словно на привязи, за высокой серой лошадью; зачарованная — поступь меараса отдавалась мельчайшими движениями в плечах, локонах, талии, бёдрах Майтимо. О, как же хотелось трогать всё это… — Хочешь вернуться к Финдекано? — на этот раз голос снова звучал привычно-нолдорским. «Хочу к тебе» — Нет. — Тогда не ходи за мной, — сказал он, не оборачиваясь, — ещё потеряешь Бранартана. — он припустил галопом и Хисильмэ стояла, пока тропа не скрыла Майтимо за деревьями. — Ещё не поздно. — послышался рядом голос Бранартана. — Ты можешь вернуться с ним. «Хотя бы ради того, чтобы на протяжении десятка лиг, прижиматься к его тёплой сильной груди, дыша его запахом». — Конечно, не моё дело, но не понимаю, что мешает вам быть вместе. Этот высокий принц ведь тоже тебя любит. — У этого «высоко принца» есть дела поважнее, к тому же, ты ошибся — другая дева, такая же высокая, больше мила его сердцу. Я еду с тобой в гавани. «Ведь, стоит нам спешиться под Эред Ветрин, Майтимо отдаст меня Финдекано, а сам пойдёт в шатёр к своей Финтуиме». Хисильмэ спрятала лицо за волосами, но Бранартан и не стремился допытаться искренности. Есть не хотелось, а сон бежал перед горячими грёзами о золотой пыльце, о голосе, тихом, бархатном и глубоком, и о багряных колосках в лунном свете.