Альквалондис.

      Майтимо гнал коня на пределе, рассекая воздух, словно была такая скорость, на которой можно оторваться от воспоминаний, чувств и мыслей. Нет. Руки Хисильмэ были скорее Моттомэльдо, и лёгкие пальцы всё ласкали, рассыпая под кожей сладостный трепет. Даже ветер, бивший в лицо, не мог прогнать этого ощущения. Майтимо сдался, пусть несколько лиг до Иврина он принадлежит сам себе, ни клятве, ни дружбе, ни Химрингу. Заметил, что улыбается. Никто кажется не обращал внимания, только Курво спросил однажды, что с лицом случилось, давно ли это и почему не проходит. А она… всё равно что дивную драгоценность рассматривала.       На подступах к праздничному лагерю Майтимо заметил Финдекано верхом. Улыбка померкла; усилием воли он спрятал Хисильмэ глубоко в сердце, как привык делать, чтобы лишь иногда, по ночам, она выходила из заперти тревожить его сон.       Финьо одиноко метался на равнине, и издалека могло показаться, что всадник не справляется с норовистым, необъезженным конём, хотя быть такого не могло. Завидев Майтимо, он рванулся на встречу. Истекло не меньше часа, прежде, чем лошади приветственно зафыркали. — Что она сказала? Что ненавидит меня? Никогда не вернётся? Я больше не существую для неё? Она навсегда останется с Бранартаном? — кузен никак не мог остановиться, всё ходил по кругу, видно его душевная мука передавалась коню. — Финьо, — Майтимо спешился, положил руку поверх его руки, — ничего такого Хисильмэ не говорила. — Ещё хуже. — пробурчал Финьо угрюмо. Майтимо забрал у него поводья.  — Слезь уже, перестань мучать животное.       Финьо стоял, опершись спиной о своего скакуна, скрестив на груди руки и опустив голову. — Помнишь, я говорил… — Да помню я; сейчас помню. А тогда… я позабыл своё имя, не то что твоё мудрое наставление. Видеть, как ее тело отзывается на каждое его прикосновение, как будто этот слащавый фалатрим имеет тайную власть над Хисильмэ… Я не мог совладать с собой, я должен был быть на его месте, только я! — Это всего лишь танец, Финьо. — Понимаю умом, но не могу смириться…даже сейчас, я готов свернуть ему шею. — Выходит, им и не оставалось ничего другого, как убежать, и Хисильмэ права. — вздохнул Майтимо. — Нет, я не… это я выразил метафорой моё неприятие, но я не убил бы его, Майтимо…— Финьо положил руки на плечи и тряс Майтимо, словно это могло прибавить силы словам, в которых сам, кажется, не был уверен… Он едва не плакал. — Я опозорил отца, Майтимо… мне стыдно в глаза ему посмотреть. — Думаю, отец поймёт тебя. Король Нолофинвэ отвлёк народ и это хорошо, не многие следили за вашим конфликтом. Как отец, кстати? Наверное, ещё на ногах? Я видел, сколько там дев выстроилось в очередь. — Не знаю. Мир сузился тогда, и кроме Хисильмэ в руках помора никого и ничего не существовало. Она даже слова упрёка не молвила, просто ушла… С ним, … это убивает меня, вернее самой меткой стрелы!       Майтимо притянул кузена, обхватил и прижал к груди неспокойную голову, поглаживая растрепавшиеся косы. Под руками вздрагивали его плечи; и Майтимо отметил, силы в них больше, с тех пор, как рыдали они в трюме корабля. Завяжись поединок, у Менестреля не было бы шанса. — Наверное, не судьба мне сочетаться с Хисильмэ. Пусть отец оженит и ждëт моей скорой кончины. Слышал, можно умереть, если кто-то возьмёт тебя против твоего желания, в смысле… как супруга.       Майтимо кашлянул, пытаясь сдержаться, но смех вырвался, рассыпавшись над Финдекано. — Что смешного? — спросил Финьо обиженно, подняв глаза. С этими мокрыми ресницами, с заплаканным лицом он так походил на себя маленького, когда весь помещался на руках.       Сквозь смех Майтимо пытался говорить. — Представил, как некая нежная дева насилует тебя, умирающего, на брачном ложе, — Майтимо едва мог говорить, прорываясь хохотом через каждое слово. Финьо толкнулся, а он сжал объятия крепче. — Но как же, друг мой, твои честолюбивые мечты о новых землях, где всем хватит места, чтобы править по своему разумению? Помнишь, ты говорил мне, что именно в тесноте Валинора видишь причину разлада между нашими домами?       Финьо отстранился. — Я не знал Хисильмэ тогда. Если бы я встретил ее на западе, я… — он задумался. — Неужели остался бы с ней в Валиноре? — Возможно… Но уж точно я бы не сделал того, что совершено в Лебяжьей гавани. И ни что на свете не заманило бы меня в Эндорэ, если бы она не отправилась со мной. Ибо сердце Хисильмэ — желаннейшее из всего сотворённого Создателем; пусты и бессмысленны просторы Арды, если её не будет рядом со мной.       Майтимо дивился силе любви Финдекано и подумал, что и в этом кузен превзошёл его. Впрочем, не удивительно, в первом доме любовь чаще обращалась к вещам, чем к сердцам. Даже матушка в конце концов ожесточилась. Когда твоей любовью долго пренебрегают, те, кто когда-то обещали любить всегда, каждое новое равнодушие и презрение, как удар молота выбивает и твою любовь. Когда-то это случилось бы и с Хисильмэ, позволь я ей остаться рядом. А Финьо, быть может спасëт её сердце от истощения. Лишь бы только у него достало терпения не спугнуть её окончательно.  —Всё же, я не отступлюсь, Нельо. Не будет другой жены. Не будет моей смерти, пока знамя любви Фингона не утвердиться в сердце Хисильмэ. Что такое двадцать солнечных лет? — голос его переменился, обретя спокойствие и гармонию — Я готов ждать и сто, и двести. Хисильмэ не сможет вечно убегать, между нами ведь есть Связь. Однажды она натянется, зазвенит, позовёт её. Хотя, я и не знаю, как далеко мне придётся отойти для этого во времени или пространстве.       Майтимо подумал, что испытывает похожее чувство по отношению к своей клятве. Только соединение с Хисильмэ принесёт Финдекано счастье и, вероятно, новую жизнь в этот мир, может и не одну, чего нельзя сказать о жребии Майтимо. Как Хисильмэ сможет полюбить Финдекано, Майтимо мало представлял, но, как и Финьо, надеялся на удивительную Связь между ними, возникшую, когда сам Майтимо безжалостно отсëк любовь Хисильмэ, словно вторую руку. А что ждëт его за исполнением клятвы? Что за ним? Ничего… Майтимо не видел там ничего; только тьму неизвестности.

***

— Арто принеси воды. Нет. Постой, не надо. Если встретишь кузину, скажи, я сплю.       Майтимо снял пояс с мечом, бросил на постель, сам рухнул рядом. Мысли, чувства переплелись, запутались, натягивая нервы. Финдекано. Хисильмэ. Он отсëк её любовь, но его — осталась при нëм и казалась тяжелее, чем прежде. Прикосновение к лицу невесомых пальцев, желание расцеловать маленькую ладошку, прижать к щеке…; её растерянный взгляд, как будто вместо клинков Майтимо дал ей зайчат и велел беречь до последней песни Илуватара. С тех пор ни разу не вспомнил о советах, новых договорённостях, планах… Ну как бы он позволил ей быть подле себя, если всё перестаёт иметь значение рядом с Хисильмэ?! Другое дело Финтуима, ум концентрируется в её присутствии и иногда, споря с настойчивой кузиной, Майтимо к своему удивлению, находил полезные решения. Но видеть её сейчас — нет. Финдекано предстоял серьёзный разговор с отцом, а то заночевал бы у него.       Снаружи послышался оживлённый шёпот Арталато и… Финтуимы. Майтимо понял, через пару секунд кузина будет у его постели. Так и случилось.       Кузине пришлось наклониться, чтобы войти в шатëр. Получилось грациозно; сам Майтимо вечно забывал, что нужно наклоняться. — Нашёл их? — Нашёл. — Как вижу, вернуться они не пожелали. Что ж, — продолжила она, подумав, или сделав вид — быть может Финдекано зря огорчился? Хисильмэ с этим юношей так хороши вместе, не иначе созданы друг для друга. — Финтуима подходила всё ближе и явно не собиралась воспользоваться креслом. — Скажи влюблённому, что его избранница предназначена другому и обретёшь врага.       Она облизнула губы и присела рядом. Постель промялась под её аппетитными, в этом Майтимо не мог не признаться себе, бёдрами. Финтуима принялась расстёгивать его сорочку, застёжки на кожаных ремнях, совсем не случайно скользнув ладонью под ткань. Майтимо невольно дрогнул — её ладонь оказалось неожиданно приятной, мягкой, и эти ласкающие движения смущали и успокаивали одновременно. — Арталато…поможет мне. — сказал он пересохшими губами — Ты, наверное, тоже…устала за это день. — Вовсе нет. — глаза её подёрнулись туманной поволокой и потемнели, губы алели ярче, или ему только показалось. — Арто, ну где же ты своей водой?! — воскликнул Майтимо охрипшим голосом, чувствуя себя, как в тот миг, когда барлоги перебили весь его отряд и обступили пылающим кольцом. Только хуже; как относиться к барлогам — понятно; Финтуима — не враг, но с ней бывает труднее. — Я принесу — сказала она — И помогу. Я умею делать всё то же, что и Арталато… и, может, немного больше и…       Майтимо попятился назад под натиском кузины, подавшейся ближе и нависшей сверху, как плодоносная яблонька. — В самом деле, Финья, что скажет твоя матушка? — Скажи влюблённой, что её избранник предназначен другой и она сравняет горы с землёй.       Вырез её платья уж слишком хорошо наполнен. Кожа атласная и чуть розоватая, как бочëк наливного яблока. На миг Майтимо померещилась приятная возможность избавиться от промозглого холода, засевшего где-то глубоко. Мягкость её форм, тепло, исходящее от кузины манили обнять, ненадолго. Нет, нет… Финтуима поймёт это по-своему.       К великой славе святых айнур вошёл Арталато. — И где же тебя носит, друг мой?! Я страшно провонял лошадью! Даже не знаю, как ещё кузина не сбежала от такого смрада.       Арто с кадкой воды, пунцовый, застыл на входе, издавая какие-то малопонятные звуки. — Арталато, выйди! — повелела кузина, не меняя своего положения, но волосы упали и скрыли часть её лица.       Майтимо сел в кровати, осознавая абсурдность ситуации. Он правда собирается защищаться от любвеобильной Финтуимы? Вспомнился Финдекано и его речи о смерти от насильственного aquapahtie*. И сейчас они не казались смешными. — Нельо. — она тоже устроилась на коленях и поправила волосы. Майтимо осёкся в мыслях. Он впервые увидел глаза Финтуимы влажными; в груди неприятно провернулось что-то. — Финья, что случилось? — слеза скатилась по её раскрасневшейся щеке — Я обидел тебя? Я…не хотел. — теперь было стыдно, и Майтимо готов был смеяться уже над собой.       Она кротко посмотрела и подобралась ближе. Майтимо за столетия не знал, что она может смотреть так нежно и … обнажённо, открываясь полностью в мыслях. Его коснулись её любовь, её нежность, её отчаяние и обречённость, потоком хлынули в его осанвэ, как жаркий ливень среди зимы, и от изумления он онемел. — Тогда почему всегда делаешь это? — Это…не нарочно  Майтимо обжигало горячее дыхание и поцелуи, частые, робкие… Но он не смел мешать ей насытится, чувствуя, как одновременно растёт её голод, и полная грудь вздымается чаще, приятно касаясь его груди. Но мало что менялось в нём самом. Кажется должно было согреться от горячей девичьей страсти, но холод внутри никуда не девался, и привыкнув, даже смущение оставило его, ибо не было никакого движения в роа, которое следовало бы удержать благородному эльдо.       Майтимо погладил тяжёлый шёлк волос, отстранился, поцеловал в лоб, взял её руку и приложил к груди. — Слышишь? Мне кажется даже сам я редко слышу. Оно бьётся не сильнее чем требуется для поддержания жизни в этом роа. Оно не может дать того, что ты хочешь. После Тангородрима, я изменился, Финья. — конечно это было отчасти лукавство, если вспомнить их с Хисильмэ горячую ночь в Митриме, а Майтимо не забывал, если бы и хотел, сны упрямо напоминали. — Ты не изменился, Майтимо. И до Тангородрима ты был холоден ко мне и до раздора между нашими домами, всегда, что бы я ни делала, что бы ни надевала, на какой манер не произносила бы звуки.       Майтимо хотел возразить, но она положила пальцы на его губы и украла ещё один поцелуй. И ещё. — Но мне не нужно разрешение, ты же знаешь.       Она встала, поправила платье и позвала Арталато.       По привычке Арто устроился на ночь рядом, он скинул с себя одеяло, а Майтимо не мог взять в толк, почему его бьёт озноб; от объятий с Финтуимой тот лишь усилился.       Арталато, судя по дыханию, тоже не спал. — Мой принц, покой никак не коснётся твоих глаз. Могу ли я что-нибудь сделать?       Майтимо не сразу ответил. Вдруг его просьба покажется странной? Он знал, что Арто до самоотверженности готов исполнить любое пожелание, но не хотел злоупотреблять удивительной этой любовью, не хотел взять лишнего, ибо полагал, что берëт в долг, а отплатить ему нечем. — Обнять. Можно я обниму тебя? — О! Зачем спрашивать и мучиться так долго? — он сам придвинулся и протянул руки.       Майтимо обнял Арталато; зажмурился от того, что защипало глаза.       Тихий голос юного друга уводил всё дальше, всё раньше, до тех пор, пока свет Древ не окутал Майтимо. И там бродил он босиком по шëлковой траве, и слышал, матушка звала его по имени, где-то совсем близко.