Золотой мальчик

      Рома проспал. Нет, он безбожно профукал сигнал будильника и уже пропустил первую пару, а теперь ему грозило опоздание и на вторую. Ему, человеку привыкшему всегда и всюду приходить вовремя, сложившаяся ситуация не нравилась от слова совсем. Его буквально трясло, пока он бежал от остановки до здания университета, и мысленно он костерил архитекторов, создавших из учебного заведения запутанный лабиринт. В аудиторию он вбежал за несколько минут до начала пары, дыша как загнанная лошадь. Плюхнувшись на свое место, рядом с лучшим другом, он откинулся на спинку стула, вытягивая ноги под партой и переводя дыхание. — Ай-ай-ай, Роман Романович, что же вы дорогой прогуливаете занятия в первый учебный день?       Рома бросил на друга затравленный взгляд, наткнулся на ехидную улыбочку и отвернулся, растирая лицо ладонями, ероша отросшие волосы, которые давно требовали стрижки, но все было как-то недосуг. — Погоди, Мишань, дай в себя прийти.       С Мишкой Соколовским, невысоким голубоглазым блондином, они как-то сдружились еще на первом курсе. Рома, тяжело сходящийся с людьми, почему-то быстро подпустил к себе шутника и балагура, от которого шарахалась половина группы, а вторая половина считали ниже своего достоинства обращать внимание на подобное недоразумение.        Коренастый симпатичный парень обладал лишь одним недостатком (это по его личному мнению) — низким ростом. Поэтому видимо и хохмил постоянно, компенсируя недостаток отменным чувством юмора (опять же по собственному мнению).       Так вот, этот юморящий тайфун ворвался в Ромкин мир не спрося разрешения и даже не заметил тщательно возведенных границ. При всем при этом не было у Ромы более надежного человека, теперь уже нет. Именно Миша помог пережить ему смерть любимой бабушки, заменившей ему родителей, когда их не стало. Благо возраст тогда позволил ей оформить опеку над единственным внуком, за что Рома был ей безмерно благодарен. И в то же время он винил себя в ее ранней смерти, ведь женщина до последнего работала, стараясь обеспечить внуку достойную жизнь.       Прошло уже больше двух лет, но Рома все еще не мог ее отпустить, скучая и коря себя. И если бы не Мишка, который своей кипучей энергией не давал сверзнуться в пучину отчаяния и алкогольного забытья, не известно что бы с ним стало. Когда после похорон Рома накидался так, что не только стоять был не в состоянии, но даже сидеть более или менее ровно, Соколовский притащил его домой, всю ночь бдил у постели, блюющего и растирающего по опухшей физиономии сопли и слезы, друга, а как только Рома пришел в себя, пропесочил его так, что оставалось только диву даваться куда пропал балагур и весельчак. Рома лекцию выслушал, осознал, и обещал больше так не делать. Но Миша еще долгие месяцы периодически поглядывал на него коршуном.       А через год после смерти бабушки, напившись в его обществе, и с разрешения самого Соколовского, Рома выдал другу свой самый страшный секрет — свою «неправильную» ориентацию. Ему самому стоило большого труда в пятнадцать лет понять, а позже и принять, тот факт, что девочки, как объект сексуального влечения, ему вовсе не нравятся. Поэтому от друга он все это скрывал за семью замками. И вот теперь, под воздействием алкогольных паров, Рома выдал то, что так давно его мучило. — Я подозревал. Ты ж парень видный, девки на тебя пачками вешаются, а ты всех отшиваешь. Спасибо, что решил довериться, — Миша пьяно хохотнул и полез обниматься, вытягивая губы трубочкой, дабы запечатлеть на его щеке дружеский смачный поцелуй. Рома инициативу не поддержал, и даже активно отбивался от наседающего друга. — Ой, отъебись, придурок! — даже в пьяном угаре Рома ни за что не стал бы рассматривать его как сексуального партнера. Когда Мишу все же удалось урезонить, он тяжело вздохнул и продолжил выяснять то, что волновало его особенно. — И что, даже не противно с таким общаться? — он старательно отводил глаза, делая вид, что его ни мало не заботит мнение Миши. А на самом деле все внутренности сводило узлом от страха потерять единственного друга. — Скажем так, пока ты не обсуждаешь со мной достоинства той или иной мужской задницы и размер члена своего, эммм, партнера, меня мало волнует твоя ориентация, — Миша не улыбался, и взгляд его был слишком серьезным для человека под шафе.       Рома хмыкнул, уверенный что это сейчас, находясь под градусом, Миша так легко реагирует, а вот что будет, когда они протрезвеют. Сохранится ли в их отношениях прежняя легкость, и не станет ли друг его сторониться. А что будет, если Миша растреплет всем о том, что он по мальчикам? Сможет ли Рома тогда остаться в универе, или придется забыть о высшем образовании? — Ой ли, Сокол, посмотрим как ты завтра запоешь, — серьезный, даже немного злой взгляд друга заставил Рому заткнуться. — Знаешь, Ром, я ведь не просто так об этом говорю. Был у меня лучший друг в школе, мы с ним чуть ли не с пеленок вместе росли, не разлей вода были. А в одиннадцатом классе я узнал, что он встречается с моим двоюродным братом. И ладно бы он мне просто в этом признался, я бы не так охренел! Но я застукал их в самый интересный момент, и вот это зрелище я бы хотел забыть, и никогда не вспоминать.       Миша открыл форточку и закурил, пуская клубы сизого дыма от которого у Ромы засвербило в носу. Никому и никогда не было позволено курить в его доме. Только Соколовскому он не мог ни в чем отказать. Нет, пока жива была бабушка, Миша, как воспитанный молодой человек, выходил на балкон, и вечно отшучивался, когда пожилая женщина ворчала по поводу угробленного здоровья и зеленых детей. — Был друг, а что с тех пор уже не друг? — не весело спросил Рома, вытягивая сигарету из пачки друга. Толком курить он не умел, но вот в такие моменты рука сама тянулась. — Почему же, и сейчас есть. Просто после окончания школы они с братцем укатили в столицу, видимся теперь редко, да ему и не до меня теперь. У них там любовь! — Миша многозначительно указал сигаретой куда-то вверх, и Рома почему-то прыснул от смеха. — А брат не боится, что столичные прЫнцы украдут его Золушку? — Не, приятель, там все серьезно, прЫнцы могут даже не седлать коней, ибо не обломится.       Так плавно, обмениваясь шуточками, они съехали с этой темы и попойка продолжилась. А Ромины опасения не подтвердились ни на следующий день, ни через неделю.       Голос друга и тычок в бок вырвали Рому из потока воспоминаний. — Ромыч, а ты слышал, что с этого года у нас новый препод по алгоритмам? Говорят что он охренительно крут в написании программного кода! — Нет, впервые слышу, — Рома не смотрел по сторонам, роясь в сумке в поисках тетради и ручки, так как звонок уже прозвенел. В этот же момент тихо закрылась дверь в аудиторию и воцарилась относительная тишина.       Справившись наконец со своей задачей, Рома положил тетрадь на стол и поднял взгляд на молчавшего преподавателя. Ему тут же захотелось спрятаться под столом, потому что слишком уж знакомым был этот насмешливый темный взгляд. Мужчина обвел всех присутствующих суровым взглядом и прошел к своему столу. — Итак, господа студенты, мое имя Богданов Тимур Сергеевич, и как вы уже должно быть догадались, я ваш новый преподаватель по основам алгоритмизации и программирования. Думаю что не открою вам страшную тайну, если скажу что по моему предмету вас ждет экзамен и в первом, и во втором семестре, а также курсовая и лабораторные. Предупреждаю сразу, на автоматы можете не рассчитывать, предмет профильный, поэтому гонять я вас буду до зеленых чертей перед глазами. Мой вам совет, вливайтесь в учебу сразу, на раскачку у вас нет времени.       Когда вся аудитория затихла, студенты забыли как дышать, а Рома скатился по стулу, практически спрятавшись под столом, Тимур Сергеевич начал перекличку. Впервые в жизни Рома захотел сменить фамилию, ибо нынешняя стояла пятой в списке, а он не был готов вставать с места и встречаться взглядом с обладателем восхитительно низкого тембра. — Арефьев Роман?       Далее следовала пауза, во время которой Рома, прикидываясь мебелью, тихо отбивался от острого локтя друга, нещадно таранящего его бок. — Арефьев отсутствует?       Роме ничего не оставалось делать, как встать, так как одногруппники начали косо на него посматривать. — Здесь, — буркнул он стараясь не смотреть в эти хищные темные глаза за стеклами очков (и когда только нацепить успел?). — Господин Арефьев, спать дома нужно, а сейчас вы задерживаете всю группу.       От холодной насмешки во взгляде мужчины, Рому будто ведром воды окатило, и в душе поднялась горячая волна гнева. — Обязательно, Тимур Сергеевич, вам тоже не мешало бы больше спать, выглядите уставшим, — стоило бы прикусить язык, но, как говорится, Остапа понесло. Не дожидаясь разрешения Рома сел на свое место, сгорая от гнева и стыда одновременно. Ситуация заставляла сидеть с гордо выпрямленной спиной, и встречать недоумевающие взгляды сокурсников спокойно. — Ромыч, ты чего не с той ноги что-ли встал? — Потом, Мишань.       Оставшееся от пары время тянулось невероятно медленно и Рома весь извелся, ловя на себе суровый взгляд профессора. Чуяла его пятая точка, что Богданов эту выходку так просто ему не спустит. Да, еще и Соколовский подливал масла в огонь, ехидно замечая, что жаждет всех подробностей, а также комментировал каждый взгляд преподавателя. В общем нервное начало учебного года у него выдалось.