Голос моей весны

      Просидев ещё некоторое время в таком положении, Чим поднимает свое обессиленное тело и несет на кухню. В укромном месте у него запрятаны таблетки и куда более сильные, чем обычное успокоительное. Врачи дали ему их только с условием, что он будет принимать их только в экстренных ситуациях, строго по одной таблетке. Но, в пылу всей горечи, он забывает об этих словах и всех предупреждениях, принимая сразу несколько штук, чтобы угомонить эту дрожь в теле.       Вновь запирается в комнате, надеясь, что сможет спрятаться здесь навечно. Старший приходит домой, но под шафе. Не смог он вытерпеть такого наплыва всего и решил немного выпить, но немного — это понятие растяжимое, и Юн оценил его в две бутылки виски. Дешёвого виски. И ему сильно вдарило в голову.       Он с грохотом прошел на кухню, раскрыл окно нараспашку и, с горем пополам закурив, сел на подоконник, смотря на оживленные вечерние улицы. Он мог в любой момент упасть из окна, но парень пьян, и не знает такого слова, как страх.       Пак сквозь сон услышал грохот в коридоре и тихую ругань. По голосу было понятно, что тот уже под градусом — «Неудивительно, шокирован моим признанием, вот и выпил от отвращения» — И тут Чим вспоминает, что те самые таблетки оставил прямо на столе.       Первая мысль, была срочно выбежать и забрать их, так как, если парень в состоянии сейчас читать, то он голову оторвет ему на месте. Но даже если он не выйдет, ему всё равно не поздоровится, ведь младший не может сидеть здесь вечно. Всё взвешивая на свой страх и риск, розоволосый тихо выползает из комнаты и бесшумно крадется на кухню, замечая, что старший сидит к нему спиной, и хочет уже забрать злосчастное лекарство, от дозы, которого он мог уже и не проснуться, и испариться обратно.       Мин сидит на подоконнике, докуривая уже третью сигарету, он поворачивается и видит младшего. — Чего крадешься, как вор? — парень отвечал холодно и грубо, безразлично кинув взгляд на Пака. Он слез с подоконника, сильно пошатнувшись, взялся за голову и бормотал что-то непонятное себе под нос. Сколько раз Чимин говорил не пить много паленого алкоголя, достаточно много раз, и парень его слушал, но сейчас он наплевал на всё и сейчас не соображает толком.       Юноша садится за стол и видит таблетки. Он не может разглядеть текст на упаковке, решает прочитать позже и кладет баночку в карман брюк. — Отдай, п-пожалуйста, — парень старается пропустить первый вопрос мимо ушей, но не смог, от чего в груди вновь защемило. Он, как правильно отметил старший, ощущает себя мелким и ничтожным вором, которому здесь не место, — «Эта грубость и холод — единственное, чего я заслуживаю…» — Но сейчас его больше волновало, что парень забрал таблетки, которые никогда не должен был увидеть. — Зачем? Что это за лекарство? Я не могу прочитать, всё плывет в глазах, — тот смотрел на Пака сонно, ему не мешало поспать, чтобы отрезветь, но будет сидеть до тех пор, пока не услышит нужного ответа.       Юноша редко напивался до того, что он даже прочитать надпись не может, но он надеялся, что утром младший поможет ему оклематься после этого, потому что предполагает, что на утро у него будет ужасное похмелье. — Это… витамины. Самые обычные витамины, — тихо проговаривает младший, всё также стоя рядом у стола. Он ни за что в жизни не признается, что это за препарат. Это равносильно тому, если парень спрыгнет с подоконника прямо сейчас. Чимина снова пробирает дрожь от страха, — Это мое, так что, я прошу тебя, верни их, — Пак уже был мысленно готов забрать их силой, хотя на практике маловероятно, что его ждет в этом успех. — Витамины говоришь. Ну ладно.       У старшего язык просто заплетался. Перед тем как отдать баночку, он взял пару таблеток из нее и быстро проглотил. Парень поверил младшему на слово и думал, что от простых витаминов ему ничего не останется. — Вот, держи, — он протянул баночку с таблетками и уже собирался уходить в спальню.       Вот тут-то Пак захотел упасть замертво, испуганно распахнув глаза. Он только представил, что будет, если смесь алкоголем усилит эффект. Парень выхватывает эту чертову баночку и выкидывает в открытое окно. — Что ты наделал?! — Пак берет под локоть тяжелое тело и сажает обратно на стул. Обхватывает ладонями его лицо, а после подбегает к стеллажу и вытаскивает все свои тайные заначки с лекарствами, — Нужно срочно промыть тебе желудок! И от этой дешевой выпивки и от… — парень прикусил губу и начал только больше капать лекарства в стакан, с чем-то смешивая воду.       Поначалу юноша не понимал, почему младший так запаниковал, а потом, когда голова начала ещё сильнее кружиться и трещать, Мин прямо-таки закричал. — Блять, что это за хуйня, Чимин?!       Юнги не мог ориентироваться в пространстве, в глазах всё слилось в одни разноцветные круги. Парень упал со стула на пол, крепко вцепившись в свои волосы от боли.       Пак бросился к нему и потащил в ванную. — Вот надо было тебе проверять! Мне себя не жалко, но не позволю тебе вот так глупо помереть! — Сквозь мандраж кричал младший, он сразу влил в старшего то, что намешал, и сразу начался нудный процесс. У Чимина ноги подкосились, когда он осознал, что самое страшное закончилось. Эту настойку он научился делать закрытыми глазами, так как сам часто перебарщивал с лекарствами. Теперь он сидит на полу рядом со старшим, что благополучно опустошает свой организм от всякой дешевой фигни.       Брюнету было несказанно плохо, в голове всё смешалось, начались какие-то непонятные галлюцинации, от которых он постоянно осматривался и бормотал что-то непонятное, пока его тащили в ванную. — Чимин-а, я люблю тебя…       Самое понятное было из того, что пробормотал парень.       После непонятной хрени, которую заставили выпить парня, его начало очень сильно рвать. Ему наконец стало полегче, но позывы рвоты не отступали.       Пак всё это время сидел рядом, не отходя ни на шаг. Он всё также корил себя за рассеянность и в общем за свои психологические отклонения, ведь не будь их, младший не знал бы, что такое успокоительное и тому подобное. — П-прости меня, Юнги-я, я во всем виноват… — поглаживая того по спине, говорит он.       Он знал, что в таком состоянии что угодно может прийти на язык. Но такого он явно не ожидал. Три заветных слова, от которых на душе было одновременно так тепло и горько, ведь его хён сам себя не контролирует, и эти слова не имеют смысла. Как только тому стало лучше, парень крепко обнимает его со спины и начинает опять всхлипывать, — Прости, прости меня…       Через какое-то время состояние парня стало более-менее стабильным, но всё равно небольшой эффект от алкоголя вперемешку с какими-то таблетками давали о себе знать.       Мин сначала встаёт с пола и тщательно чистить зубы, чтобы хотя бы частично убрать неприятный запах изо рта. После снова садится к Чимину, обнимая того. — Успокойся, булочка, всё же хорошо, коньки не отбросил, инвалидом не стал и ладно, — юноша перешёл на более мягкий тон, но говорил тихо, так как голос сильно охрип от криков. Он погладил по волосам младшего, крепко прижимая к себе, — Прости меня тоже. Мне не стоило столько пить и, вообще, пробовать эти таблетки. И кричать днем не стоило, выпрашивая от тебя правды, прости…       Такой хён просто чудодейственным способом действует на младшего, постепенно успокаивая, эффективнее любого лекарства. — Я думал, ты меня возненавидишь после моих слов, и это было бы правильно. Боже, я так боялся… — признается Чим, виновато пряча глаза, — Мне не нужно было говорить правды, ни в коем случае. Вот только вру я плохо, как ты мог заметить… — Чимин-а, ты всегда будешь моей булочкой, я не могу ненавидеть тебя за это, но и ответить на чувства тоже не могу, ты сам понимаешь почему, — Юнги постарался улыбнуться и стиснул младшего за мягонькие щёчки, — Всё равно я когда-нибудь узнал бы об этом. Булочка, я тебя знаю, как свои пять пальцев, и прекрасно знаю, что ты врать не умеешь. — Понимаю, хён, я всё понимаю… — Пак отвернулся, стараясь сделать голос по обычному спокойным.       Хён рядом с ним и не испытывает ненависти. Но всё равно младшему больно и будет больно всегда, зная, что сердце любимого человека к нему не лежит. Зная и поддерживая это. Это однотипно, что топить себя, спасая другого. Вот только «спасибо» за это тебе никто не скажет. Да оно и будет не нужным, бесполезным. Чим замечает на полу телефон, что обронил старший, видит, как приходит оповещение о сообщении. — Возьми и ответь ей, наверное, это для тебя важно, — перекладывает телефон тому на колени и, поднимаясь, идет на кухню, убирать весь этот беспорядок. — Постарайся принять это, я не буду тебе много напоминать о ней или что-то рассказывать, чтобы меньше ранить.       Парня что-то скребло на душе, ему было больно не только из-за алкоголя, а ещё на душе было больно за младшего. Ну что мог он поделать, если чувствовал к Паку только братскую любовь?       Юн вздыхает и кладет телефон в карман, не отвечая. Он встал с пола и поплелся к Чимину. — Булочка, ты для меня важнее девушки, честно, она может подождать, а ты нет. Спасибо тебе за помощь. Спасибо за то, что спас мне жизнь, — крепко обнял младшего, по-дружески, но тепло и искренне. — Да ладно, хён. Эта девушка тебе нравится, если у вас всё сложится, то вы станете хорошей семьёй, — говорит младший, поворачиваясь к нему, ладонью нащупывает у того в кармане телефон и вновь подает его ему в руки, приходит ещё несколько сообщений, — Не упускай свой шанс. Никогда не знаешь, когда-то, что тебе приятно и нравится изменится, и тебе придётся от него отказаться, — грустно улыбается Пак. Слова утешения… хён о нем заботится, это приятно. Но, если только так его лучший друг будет счастлив, он готов завять чувствами и душой. Младший медленно уходит в свою комнату, почти бесшумно поворачивает защелку на двери. — Спасибо, Чимин, ты такой добрый, я тебя так обожаю.       Брюнет берет в руки телефон и смотрит на младшего. После всех сказанных слов он вновь крепко обнимает друга, поцеловав в макушку. Он желает спокойной ночи младшему и начинает отвечать на сообщения взволнованной девушки. Юноша уходит в комнату, переписываясь с Хвасой.       Младший входит в комнату, не включая света. Садится на кровать и вновь устремляет свой взгляд на небо, что сегодня было темным без единой звезды на небе. Точно также, как внутри него самого. — Нет, хён, я не добрый… я наивное ничтожество, раз во мне нет ничего, что могло бы тебе понравиться…       Эта истина остается осадком в душе юноши, что смирился с собственной участью…