Намджун
Объятья. Такие мягкие, желанные, крепкие-прекрепкие. Сколько вы не виделись? Месяц? Год? Десятилетие? Время здесь течёт иначе. Или, может, для тебя оно текло иначе. Ожидание. Что может быть более тяжким грузом? Джун молчит. И ты молчишь. Несколько часов назад тишина бы давила физически. Да последние месяцы на тебя давил даже воздух. Но сейчас он вернулся. Ты ведь ждала этого? Напряжение. Будто невесомое, но ощутимое. — Они всё ещё ищут тебя? — твой голос звучит как-то сдавленно и слегка хрипло. Он рвано кивает в ответ. — Ты уйдёшь?.. — пауза. Намджун никогда не врёт. Парень чувствует, насколько болезненно пронзит тебя правдой. — Скорее всего. — отводит взгляд, поджимает губы. Вздыхаешь. Вдыхаешь запах весны, его и недосягаемого счастья. Аккуратно отстраняешься, опуская взгляд. — Зачем ты согласился?.. — кажется, это уже сквозит отчаянье. Не вовремя, чёрт, хочется ведь его... поддержать? Опять берёшь Кима за руки. — Это ведь всё равно рано или поздно закончится. — Вопрос в том, чем именно закончится. — ответная усмешка будто с привкусом горечи. Нет, не с привкусом. Она ею пропитана. — Я не согласна тебя терять. — губы сжимаются с опасной уверенностью. Он невольно улыбается, видя решительность, но вдруг видит силуэты за твоей спиной и рывком притягивает обратно в объятья. Срываешься на смех, чуть нервный, хоть и мягкий. Тихо утыкаешься лицом в его грудь. — Люблю тебя, — шепчет неожиданно: вы обычно не говорите этого вслух. Хмыкаешь и тянешься за поцелуем, но он почему-то не даёт поднять голову, прижимая лицом к себе. Призрачные силуэты, неощутимо проскользнув сквозь тебя, липко касаются Намджуна. Чувствуешь, как он начинает растворяться. Миг — и ты обнимаешь пустоту, а его последнее 'люблю' повисает в воздухе лёгкой дымкой оставленной горячим дыханием в приморозках весеннего утра. — Я не согласна тебя терять. — повторяешь ещё решительней, как будто бы он услышит и ему там от этого станет легче. Не жалея ногтей, прочерчиваешь на сырой земле пентаграмму. С губ слетает несколько запрещенных к произношению слогов. Несколько секунд длятся вечность, а потом окутывает тьма. Мрак казался чем-то страшным, а оказалось, что это просто глубокое и липкое ничто. Ну нет, они ещё не знают, с кем связались. Усмехаешься практически безумно. Что ж, ты приняла их правила и теперь ты тоже в игре. Можно быть уверенной, что впереди - боль и страх, но за ними, определенно, воссоединение. Ты уже чувствуешь Намджуна, а он чувствует тебя, и только это стоит всего на свете.***
То же место. Снова весна. Даже уже более поздняя и перетекающая в лето: тебе не холодно в лёгком льняном платье. — Три года. — Намджун вздыхает. Опускает взгляд с солнца на тебя, лежащую головой у него на коленях. — Главное, я же говорила, что не отпущу. И что всё это закончится. — неуловимо усмехаешься и щуришься: тень парня сместилась от его шевеления и солнечные лучи ударили в глаза. — Ну теперь то всё точно навсегда не кончено, — он серьезно качает головой, гладя тебя по волосам, — ты ведь впутала в это и себя тоже. Они могут вернуться. — Ждать тебя, знаешь ли, более напряжно, чем ждать их, — легкомысленно чуть дергаешь плечами. — Ты неисправима, — он смеётся, склоняясь и осыпая лицо беспорядочными поцелуями. — Ага. — кажется, перед звонким смехом и этим вот безграничным счастьем отступит уже любая тьма.***
Юнги
Серые стены пещеры, что, кажется, в любую секунду рискуют сорваться и осыпаться, смыкаются невысоко над головой, неприятно нависая. Садишься на холодный камень рядом с ним. Юнги чуть отодвигается. Вздыхаешь, изучая чуть заострившиеся за последнее время черты лица. Опускаешь взгляд на бледные руки, между пальцев которых то и дело пробегают едва заметные молнии. — Возвращайся в город, — коротко бросает он, смотря куда-то вперёд, в темные глубины пещерного озера. — Смысл? — ты хмыкаешь с горькой иронией, — благодаря кое-кому у меня там ничего не осталось. — поднимаешь камушек и бросаешь в воду. Озеро принимает его с глухим 'бульк'. — Я не специально, — парень морщится, — скажи, что пострадала, наплети чего-то о моей лживости и жестокости, и тебе всё возместят. Они поверят во всё, а мне всё равно уже хуже некуда, — он зачем-то так же берёт небольшой камень, и тот заражается фиолетовым свечением от тонких пальцев, отсчитав на водной глади пять недолго потрескивающих теми же вспышками кругов и опять канув вниз. — Мне кто-то возместит тебя? — фыркаешь. Следующий камень сердито летит куда-то под ноги, резко стуча. — Ты опять играешь в любовь? — Мин, кажется, никак не реагирует на твою вспышку, и только тот, кто знает его более чем отлично, заметил бы проскользнувший блеск в глазах, скрытый лёгким прищуром. Ты замечаешь. — Повторяю: мы оба знаем, что в любовь не играют. Это ты играешь в обречённого, — заявляешь категорически, с трудом сдерживаясь, чтобы не запустить чем-то уже в него, чтобы хоть как-то пробить стену безэмоциональности. — Я изгой. Пуф, — нервный смешок, с его пальца срывается небольшая молния, пропуская по воде разряд. Смотришь на это уже привычно и практически равнодушно. — Здесь - да. — пожимаешь плечами, подтверждающе кивнув, — но в пещерах ведь не отсидишься. Нужно идти за горы. Выходить желательно ночью, тогда чёрт поймают. А там свободная страна, не думаю, что странники врут, и таких как ты даже ценят. — Я говорю об этом же. Круг их поисков смыкается, и мне надо бежать уже этой ночью, — парень оборачивается на пробивающиеся лучи заката, — через пару часов. Нам пора прощаться. А тебе - говорить им, как я сказал, и жить спокойно. — Ты издеваешься?! — голос предательски вздрагивает, распустив эхо, и ты пинаешь стену пещеры, ушибив ногу в тонком сапоге и сорвав каменную крошку на ваши головы. Юнги сердито шикает и резко затыкает тебе рот ладонью, ругаясь сквозь зубы. Где-то близко звучат голоса и шаги, и парень, сжав запястье практически до боли, тащит куда-то вглубь пещеры. — Я очень надеюсь, что ты об этом не пожалеешь, — планировалось, кажется, как всегда язвительно, но звучит мягко. Ты поддаешься, скрываясь вместе с ним.***
Ноги гудят от пройденных километров. Волочишься за ним всё так же молча по нескончаемой дороге, которая начала хоть немного спускаться вниз только на четвертые сутки. Мин сосредоточенный, практически хмурый. — Твои надежды пока-что оправдываются, — с ухмылкой бросаешь ему в спину, дыша чуть устало. — Какие это? Выжить? Это не самоцель, — он фыркает, но останавливается и оборачивается, смотря вопросительно. — Я всё ещё не жалею. — склоняешь голову набок, смотришь ему в глаза. Взгляд довольно тяжёлый, но ты опять находишь в нём лазейку куда-то глубже внешней холодности. — И всё-таки не играешь. Ну или сводишь меня с ума, подсаживая на веру в это чепуху, — чувства мешаются: твоей игрой и чепухой он всегда называл любовь. Его пальцы неожиданно сплетаются с твоими. Молнии на них погасают: а так ведь было всегда только при касаниях к тебе, и он вечно пытался оправдать это чем-то. Все также молча идёте по неширокой тропе, имея только друг друга и надежды на лучшее.