Попытка любить

            Машина летела по ночным улицам. Фары освещали мокрый блестящий асфальт. За городом Марк добавил скорости и Люба инстинктивно вжалась в сиденье. - Это надёжная машина, но я понимаю ваши чувства. - Скинув газ он положил ей на колени увесистую папку. - Откройте. Это выписки, рекомендации по реабилитации, схема приема лекарств. В печатном отчете о ходе операции, за каждым словом Люба невольно видела Антона: его сомнения, решительность, желание исправить то, что по неведомым причинам природа вывела из строя. Размашистым, твердым почерком он что-что исправлял, подчеркивал, его статус, опыт, не позволяли сомневаться в правильности его действий. Состояние пациентки действительно было очень сложным, и только хирургическое вмешательство давало ей шанс на нормальную жизнь. - Любовь Юрьевна, мы почти приехали. Вы не уснули? Узкую дорогу преграждал шлагбаум, стрела поднялась, беспрепятственно пропуская машину. Ещё некоторое время они ехали через лес, затем по заснеженному полю, пока вдалеке не показалось одинокое строение. Внушительная территория была ограждена бетонным забором, и хорошо освещена. Сам дом находился в глубине двора. От беседок, сада, хозяйственных построек, к нему вели множество дорожек. Едва машина остановилась, во всех окнах первого этажа загорелся свет, и где-то поблизости глухим лаем забасили собаки. Открыв дверь, Люба застыла в нерешительности. - Ну же! - Протянул к ней руки Минаев. - А они привязаны? Ей казалось, что черные силуэты мелькают за его спиной. - Они закрыты в вольере, но как только мы зайдем, охрана их выпустит, до утра. Навстречу им вышла пожилая сухонькая женщина, её въедливые, бесцветные глазки настороженно впились в нового человека. - Знакомься Ирина Ивановна, это Любовь Юрьевна, врач и жена Антона Борисовича. - Господи, радость то какая, горе то какое, уж так его ждали, так ждали, - запричитала старуха и кинулась помогать Любе снять плащ. Минаев остановил её, и сделал это сам: - Собери нам на стол, а я пока гостье покажу дом. С высоты шести-семи метров на гостиную лился мягкий свет от огромной ярусной люстры. Как успела заметить Люба, это была единственная вычурность. В остальном стиль дома был аскетичным. Камин нёс скорее функциональную нагрузку, чем декоративную. Антикварная мебель удачно сочеталась с современными кожаными диванам. Шкафы заполнены книгами и старинной посудой, никаких дизайнерских побрякушек. На галерею второго этажа вела широкая деревянная лестница с массивными дубовыми перилами. - Там спальни и гостевые. Это и так было понятно по ряду дверей. - Мы живём просто, без затей, но всё в доме подчинено Светлане. Раньше обедали в столовой, сейчас переместились в кухню, и нам ее вполне хватает. Здесь были все современные "прибамбасы", над которыми всегда смеялся Антон, и которые Люба могла только мечтать разместить на своей малогабаритной кухоньке. Ирина Ивановна уже накрыла на стол и с плохо скрываемым интересом наблюдала за Любой, отчего та чувствовала себя неуютно. - Ирина Ивановна, ты можешь быть свободной, и незачем завтра вставать рано. Любовь Юрьевна пусть поспит с дороги. - Как только за ней закрылась дверь, Минаев продолжил: - Это моя родственница. Она же экономка и кухарка, в общем мой первый помощник. Хотя стара и глуховата, и слеповата, но с ней я спокоен за дом, она свой человек, верный. "Преданный", - мысленно добавила Люба, наконец классифицировав взгляд и поведение Ирины. Несмотря на совсем позднее время стол был заставлен блюдами с яствами. Минаев щедро поперчил густую, темную грибницу, и не раздумывая плюхнул туда ложку сметаны: - Вы, наверное, шокированы, осуждаете меня, - перехватив Любин изумлённый взгляд, он закончил нарезать и пододвинул к ней кусок копчёного сала, - но я ем сегодня первый раз. И так бывает довольно часто. Работа. - Я не имею права вас осуждать, или делать замечания. У самой работа, не подчиняющаяся никакому режиму. И я тоже ем сегодня первый раз. - Вот я кретин! - Столь эмоциональный возглас вызвал у неё легкую улыбку. - Я мог бы догадаться, и мы бы перекусили в городе, но честно говоря, такого грибного супа вы нигде не отведаете, только Ира умеет его готовить. Решительно взяв инициативу в свои руки Минаев положил ей ложку сметаны, и сдвинув все тарелки ближе к ней, с наслаждением принялся за трапезу. Глядя на жующего хозяина, у Любы вдруг обнаружился аппетит, она и забыла, когда такое было, в последнее время она просто насильно заставляла себя что-нибудь поесть, чтобы не упасть в голодный обморок. - У вас очень красивый дом, но далеко. Как Света переносит поездки на осмотр? - Зато здесь тихо, спокойно, не то что в городе. У нас квартира в центре, от ночной жизни столицы не спасают тройные стеклопакеты. А я в машине переделал кресло, и дочке стало удобно. Люба оглядела широкие ладони Минаева, вне всякого сомнения, такими руками можно и ломать, и строить. Она встала, чтобы убрать со стола грязную посуду, но хозяин воспротивился: - В доме есть люди, которые это сделают. Вы гость. Пойдёмте, я покажу вашу комнату. Проходя мимо одной из комнат на втором этаже, они услышала старческий голос, причитающий на распев: - Она приехала, приехала. К добру-ли, к худу? Люба остановилась, Минаев оглянулся и беспокойно взглянул на неё: - Не обращайте внимание, я и сам порой не знаю, что у неё в голове происходит. Он открыл следующую дверь, но даже не заглянув, Люба прошла дальше, к последней в ряду двери. - Ирина Ивановна перед сном всегда навещает Свету, которая уже спит в это время, а сама живёт в комнате на первом этаже, - хозяин усмехнулся и протянул ключ, - можете закрыться, но уверяю, никто, никогда не посмеет потревожить вас. Приняв душ, запахнув халат, Люба прилегла на кровать, ожидая наплыв привычных воспоминаний, в которые она, всякий раз, погружалась все глубже, но усталость и переживания оказали благую услугу, и она быстро уснула. За окном едва светало. Люба поискала глазами часы. Они нашлись над входной дверью. Только семь часов, но чувствовала она себя отдохнувшей и выспавшийся. Комната была угловой, одно окно выходило на ухоженный участок, другое на лес. Не на парк и системные посадки. Это был настоящий лес. Листва уже опала, обнажая бурелом и заброшенную дикость чащи. В сумеречном сером свете утра картинка получалась таинственной и тревожной. Стараясь двигаться как можно тише, Люба спустилась на первый этаж. Проходя мимо приоткрытой двери, остановилась в нерешительности и заглянула внутрь. Это оказался кабинет хозяина. Он смотрел в компьютер, делая пометки в блокнот. На столе был ещё один монитор, на синем фоне постоянно менялись жёлтые цифры. - Вы рано встали, не спиться? - Я выспалась, спасибо. Вот, спустилась выпить кофе. А вы, как я вижу, и не ложились? Сероватый оттенок лица, воспалённые склеры, всё говорило о том, что она права. - Я проснулся недавно, - Минаев с хрустом потянулся и встал, - Для сна мне хватает четырех часов. Привычка. К тому же, чтобы вот это всё работало, - он обвел руками комнату, заставленную немыслимой оргтехникой, - нужен личный контроль. Так что вы там говорили про кофе, я, пожалуй, к вам присоединюсь. Люба улыбнулась бодрому, добродушному голосу, и уже было вышла из комнаты, когда увидела ещё один экран, поделенный на квадраты. - В доме ведётся видеонаблюдение? - Она изумленно воззрилась на Минаева. Он усмехнулся: - Это наружное наблюдение, за участком, а в доме, обратите внимание, всего три камеры: кухня, гостиная и комната Светы, думаю вы понимаете логику. - Понимаю, - смутившись Люба вышла, но было в этом эпизоде что-то неприятное, как минимум, её должны были предупредить. Минаев сам зарядил кофемашину и разлил его по чашкам, от чего Люба почувствовала себя неловко. - Завтрак будет позже, но, если у вас есть аппетит, я могу сварить вам кашу, или пожарить яичницу, - предложил хозяин. - Спасибо, кофе достаточно, - она поспешила остановить заботливое рвение, - я и так злоупотребляю вашим вниманием и временем. - А мне казалось, это я навязываю вас своё общество. Вы ведь здесь по моей просьбе. - Но, со своего согласия. На какое-то время повисло молчание. Люба не считала необходимостью расспрашивать о чём-либо Минаева, сегодня она уедет домой и возможно никогда больше не встретиться с этой семьей, видимо он думал о том же. Его телефон не громко пискнул. - Света проснулась. - Так пойдёмте к ней. - Любовь Юрьевна, - хозяин придержал её за руку, - будьте с ней помягче. - Я кажусь вам жёстким человеком? Она не удивлялась, просто спрашивала. В отделении о её принципиальности ходили легенды. Это касалось не только медперсонала, но и пациентов, от которых она требовала неукоснительного соблюдения режима, диет, и рекомендаций. - Нет, не поэтому. В жизни Светы было много врачей, но с Антоном Борисовичем у неё с самого начала сложились добросердечные, доверительные отношения. Я умалчивал об аварии, но недавно она попросила привезти его, пришлось рассказать. Она очень переживает, а ведь ей желательно не волноваться. Люба привычным движением хотела поправить фонендоскоп на шее, слова обидно царапнули, она не готова делиться своим горем, это её Антон и её боль, но призвав профессионализм, напомнила себе, что она у последней прооперированной мужем пациентки, это сейчас важнее всего, и всё же позволила себе указать на излишнюю отцовскую опеку: - Это желательно всем, но мало у кого получается. Света настороженно посмотрела на вошедшую женщину и перевела вопрошающий взгляд на отца. - Это Любовь Юрьевна, жена Антона Борисовича, она тоже врач, приехала специально чтобы осмотреть тебя. - Представил её отец, стоя у двери. Люба никак не могла понять, что выражают большие карие глаза девушки. Интерес, недоверие, боль? - Здравствуйте, Света. У вас что-то болит? Девушка неубедительно качнула головой. - Позвольте, я послушаю. Люба уже увидела фонендоскоп, висевший на отключенном прикроватным мониторе пациента. Её удивлению не было предела, зачем человеку, выписанному из больницы, идущему на поправку, дорогостоящая аппаратура дома? Худенькие плечи девушки поднимались и опускались от глубоких вдохов. Минаев внимательно следил за тем что происходит, и заметил, как Люба занервничала, кинула взгляд на неработающий монитор, словно ища поддержки у бездушной машины. - Света, пожалуйста, расскажите, что вас беспокоит? - Антон Борисович предупреждал о болевых ощущениях, говорил, что это нормально, нужно потерпеть. Он даже разработал для меня дыхательную гимнастику, для снятия боли. Люба узнала размашистый почерк мужа и была удивлена тому, что Антон исписал несколько страниц. Он мог сделать пометку на полях, дополнить, исправить напечатанное предложение, но, чтобы самому написать столько?! - Кто с вами занимается, делает уколы? Антон Борисович составил схему, но нужен квалифицированный медицинский работник. Света кивнула на ширму: - Оксана, - и из-за неё выглянуло лицо молодой женщины. Люба оценила сонное равнодушие и продолжила: - Вы плохо спите, боли всё-таки беспокоят по ночам? - Я сегодня хорошо спала, - заверила её Света, - и даже хочу есть. По каким-то неведомым причинам девочка защищала Антона, Люба не могла это не почувствовать, но от кого? - Любовь Юрьевна, что-то не так? - Минаев беспокойно оглянулся и подтолкнул Любу к ее комнате. - Я же видел, как вы поменялись в лице! Что случилось? - Кто наблюдал вашу дочь после... потом... после Антона? Зайдя, Минаев закрыл дверь и уже не шептал: - Мы наблюдаемся в институте кардиологии, у Маслова. - Почему не в клинике, не в НИИ? Профессор Маслов выдающийся кардиолог, но насколько я знаю, к трансплантологии он не имеет отношения. - Не имел. Наблюдение у Маслова было моим условием. Он мой старый товарищ. - Вы не доверяли Антону? Люба нахмурилась, никто и никогда не смел диктовать Антону какие-либо требования, и ставить под сомнение его компетентность, он делал операции министрам и миллионерам, но видимо, у Светы был особый случай... - Антон с пониманием отнёсся к моей просьбе, - счёл необходимым добавить Минаев. - Возможно. Дома мы почти не разговаривали про работу... Когда у Светы следующий осмотр? - Через три дня. - Нельзя ли ускорить? И если можно, я бы хотела поприсутствовать. - Что-то серьезное? - Нет. Мне надо выходить на работу, и тогда свободного времени совсем не будет. Люба отметила про себя, что к ней вернулись обычная улыбка и спокойно-убедительная интонация, с которыми она годами разговаривала с пациентами и их родственниками. - Любовь Юрьевна, спускайтесь на завтрак. Думаю, я смогу договориться с Масловым. Завтрак готовила Ирина Ивановна. У неё было место за столом, на которое она присаживалась между подачей блюд, суетой над Светой и выжидательным подглядыванием на дверь. - Задерживается. Я чувствую, что-то случилось. Как наша девочка будет без него? - Тихо причитала старушка. Люба непроизвольно вздрогнула, пальцы задрожали, вилка выпала. Марк мягко накрыл её ладонь своею, успокаивая. - Ирина Ивановна, сядь, - приказал, но тут же смягчился, - не знаю, что у тебя там в голове, но не пугай Любовь Юрьевну. И над Светой не трясись, она не инвалид, вполне может обслужить себя сама. Ирина Ивановна послушно села, поджала тонкие губки, и как-то сразу потеряла ко всему интерес. Списав поведение экономки на маразм, Люба очень удивилась, когда после завтрака, она деловито поинтересовалась у Минаева, когда их ждать, что приготовить на обед, и подала список продуктов, которые необходимо было купить. - Ничего не забыла? - спросил Минаев с улыбкой. - Обижаешь, - как ни в чем не бывало искренне обиделась Ирина. В машине Люба не стала докучать Светлане расспросами, предпочитая дождаться результатов обследования. До института доехали быстро, почти без пробок. - Это тоже одна из причин, почему я отказался от клиники Антона, вы представляете какое движение сейчас в центре? Да и договориться с вашим мужем о внеплановой консультации было бы практически невозможно он всегда занят или на операции, а Маслов сам почти не оперирует. Света довольно болезненно реагировала на все проводимые манипуляции, Люба и рада была бы ее утешить, но обсудив с Масловым волнующие темы, она мучительно искала предлог остаться с ним наедине, а Марк, словно чувствуя это, не оставлял их, прислушиваясь к каждому слову. Наконец, его отвлек телефонный звонок, и оставив Светлану на попечение медперсонала, Люба поделилась своими опасениями. Назначив дополнительное УЗИ, и получив результаты, уже не обращая внимания на Минаева, Маслов пригласил Любу в свой кабинет и закрыл дверь. - То, что вы при прослушивании смогли обнаружить повреждение артерии, просто феноменально. - В институте, в первую очередь, нас учили диагностировать, полагаясь на слух и ощущения. Меня интересует другое, Антон мог знать об этом? - Перечень обязательных обследований был соблюден, на ход и результат операции дисплазия этой артерии никак повлиять не могла, и вряд ли она возникла после, скорее всего, это врождённый дефект, и этой проблемы бы не возникло, если бы, как и предлагал ваш муж, девочке заменили клапан, тогда и давление на артерию оставалось щадящим. Вины Антона здесь нет. Я досконально изучал материалы операции, всё сделано безупречно, а сейчас, нам просто нужно решить, проведем ли мы небольшое операционное вмешательство, или будем лечить медикаментозно, тогда нужно продумать терапию. Оба врача ещё раз внимательно изучили снимок. - Думаю, что у нас есть время. Попробуем обойтись без операции. Вынесла свой вердикт Люба, и Маслов с ней полностью согласился: - Тогда дам Минаевым направление в вашу больницу. - Хотите избавиться от назойливого родственника? - Напротив делаю вам одолжение, мне кажется вы, как никто, заинтересованы в выздоровление девочки. - Но вы понимаете, со стороны Минаева начнутся вопросы... - Я найду слова, чтобы не подвергать сомнению компетентность Антона. Отправляйтесь успокоить Светлану, а я возьму на себя Марка Владимировича. В холле института в это время было много народу: пациенты, студенты, аспиранты, и Люба со Светланой уединились в небольшом буфете для сотрудников. После процедур и обследований, девушка выглядела уставшей, замученной, и начинать с ней серьезный разговор было бесполезно, ещё и потому, что все решения принимал отец. Он появился минут через десять, всё это время за столиком царило молчание, на пару вопросов о самочувствии Света ответила однозначным кивком, больше Люба не о чем не спрашивала. Увидев их Минаев подошёл к столику и крикнув в сторону бариста: - Кофе, - сел. Хотя в заведении было самообслуживание, ему тут же принесли чашку. Люба сжалась, не ожидая ничего хорошего, когда его кулак постучал по столу. - Маслов сказал, что вы на работу выходите, и он как-то легко отдал реабилитацию Светы в ваши руки. - Вас что-то смущает? Поверьте, я хороший врач. - Любовь Юрьевна, я в этом не сомневаюсь. Но всё-таки, у меня к вам есть одно предложение, отнеситесь к нему серьезно. Дочь посмотрела на отца с любопытством и тревогой. - Я предлагаю вам, прошу, стать личным лечащим врачом Светланы. Люба выдохнула: - Да? - Я абсолютно серьёзно. Три месяца, шесть, год - сколько вы считаете нужно для полноценного возвращение Светланы. Она не капризный пациент, любую аппаратуру, медикаменты я обеспечу. Подумайте. Жизнь за городом - прекрасна! Тишина, воздух. В вашем распоряжении всегда будет машина с водителем. И думаю оплата вас устроит. Увидев цифру, вбитую Минаевым в экран телефона, Люба опешила. Видя ее колебания, он добавил: - Поймите, я вручаю вам самое ценное - здоровье моей дочери. В этой сумме благодарность вашему мужу которую я не успел ему выразить. Подумайте. Расставшись со Минаевыми у института Люба долго бродила по городу, не замечая людей, не разбирая дороги, которая неизменно приводила её к дому, тогда она сворачивала и вновь стремилась уйти дальше. Но подступающий вечер заставил её открыть дверь квартиры. Каждый шаг в пустоте эхом отдавался в голове пульсирующей болью. Включив во всех комнатах свет, не раздумывая набрала номер. Ответом были длинные гудки. Ещё одна попытка дала результат, но не утешительный. В отделении ей ответили, что Надежда Петровна, с которой ей необходимо было посоветоваться по поводу предложения Минаева, уехала в командировку. Полночи Люба не могла уснуть. Воспоминания терзали её, ещё совсем недавно она окуналась в них, жила ими, но Минаев прав - это дорога в никуда. Хочет она или нет, но она жива, и она может и должна доделать работу Антона. Её рыданиями в подушку ничего не изменить, и вопросы, почему так случилось, кто виноват, и почему не я, тупиковые, разрушительные. Возможно не ведая Минаев протягивал ей руку помощи, не осознавая, как ей необходимо сменить обстановку, не возвращаться в свой дом, в котором властвовала память, не возвращаться на работу, не видеть сочувствующих, скорбных взглядов. Люба проснулась поздно, умылась и услышав звонок в дверь, поняла кто это. Необъяснимое, странное, волнение списала на благодарность, и с улыбкой открыла дверь.