Попытка любить

            У Любы вошло в привычку просыпаться пока все в доме спали. Как всегда бесшумно, она спустилась по ступенькам и направилась в кухню. Дверь в кабинет Минаева была плотно закрыта, значит хозяин снова остался в городе, в последнее время это происходит всё чаще. Застав в кухне молчаливую женщину, отдраивающую поверхности, давно оставив бесполезные попытки разговорить её, Люба налила себе кофе, и просмотрела меню, составленное с учётом пожеланий всех домочадцев, и особенно Ирины Ивановны. Как подозревала Люба, она отнюдь не добровольно передала некоторые свои обязанности, и её появление всегда сопровождалось бухтением с обязательным, показательным опрокидыванием посуды. Минаев с дочкой беззлобно посмеивались на такие причуды, но, когда Ирина Ивановна, по каким-то причинам была тиха и кротка, даже Любе не доставало эксцентричных выходок. Кое-какие заготовки уже стояли в холодильнике. Осталось провести ревизию Минаевских буфетов, в поисках подходящей посуды, для праздничного ужина. Сдвинув блокнот, отпив глоток, Люба прикрыла глаза. Хотелось расслабленно отключиться, и получить удовольствие от тишины, от вкуса терпкого, ароматного напитка, но одна неотступная мысль не давала покоя: - Что дальше? Неожиданно для самой себя, семья Минаевых стала для неё близкой, необходимой. После новогодних праздников Света заболела гриппом, с её слабеньким иммунитетом это была катастрофа. Конечно, о том, чтобы покинуть их в такое время, не могло быть и речи. Тем более, что кто-то должен был сохранять здравомыслие, ибо Марк находился в полнейшей панике, даже поменял трех охранников в доме, считая их источником инфекции. Он очень переживал, не отходил от дочери круглые сутки. Когда через месяц, общими усилиями удалось справиться с болезнью, разве могла Люба забыть, как в горячем бреду Света звала её, как ночами держалась горячими пальцами за её руку, не отпуская от себя. Как бы она не сопротивлялась, доверчивость и непосредственность девушки обезоружила и проникла в её сердце, наполняя его теплотой и нежностью. - Люба, привет! Срочно кофе, - на ходу застегивая рубашку Минаев громогласно ворвался не только в кухню, но и в её мысли. - Разве ты дома? - Она поставила перед ним чашку, и приняла его лёгкий, благодарный поцелуй в щеку. - Я не слышала, когда ты приехал. - Я старался не шуметь, - он перехватил её руку, потянувшуюся к холодильнику, - некогда завтракать, я проспал. - Вообще-то сегодня выходной. - Не для меня. Иностранцы не понимает, что такое наше 8 марта, для них это рабочий день. - Для меня когда-то тоже, праздников не существовало. - Разве это правильно? - Правильно работать, и не пытайся меня в этом разубедить, ты сам сутками впахиваешь. - Разве ты не приносишь пользу людям? И эти люди, в моем лице тебе безмерно благодарны. Я действительно в последнее время много работаю, но сегодня освобожусь пораньше, мне нужно тебе кое-что сказать. - Я помню, чем закончился наш последний разговор, надеюсь в этот раз ты обойдешься без излишеств, а поговорить нам надо, ты прав. В новогоднюю ночь Марк подарил им со Светланой кольца. Подарок не нашёл отклика в её душе, те немногие украшения, которые у неё имелись, надевались очень редко, по случаю, и то, с напоминанием Антона. Она бы отказалась от перстня без сожаления, но Свете понравилась идея отца. - Это здорово, два одинаковых кольца почти родство, символ объединения. За восторженными поцелуями Светланы, она тоже приложилась к щеке Минаева. На следующий день приветствуя её, Марк проявил инициативу и поцеловал её, и Свету. Получилось, что она сама положила начало обычному, ничего не значащему утреннему ритуалу. - Постараюсь быть сдержанным и скромным в своей благодарности. Марк торопливо прикоснулся губами к её щеке, и вышел, в дверях поприветствовав Оксану. - Всё не оставляешь попытки захомутать богатого хозяина? - Люба и обидится не успела, а Оксана, хохотнув над своей шуткой продолжила вполне серьезно: - Ты и правда не видишь, как он по тебе слюни пускает? К грубости Оксаны Люба почти привыкла. Со Светой они перешли на Ты, после прогулки к часовне, Минаев спросил разрешения, когда они дежурили у постели больной дочери, и только Оксана сделала это самостоятельно, видимо на правах коллеги. Минаев хотел уволить её, но Люба не думала задерживаться в этом доме, и остановила его, зная, как трудно найти профессиональную сиделку, к тому же молодую и крепкую. - Попридержи язык, Минаев всё-таки твой работодатель, имей уважение. - Я бы его не только уважала, но и любила. - И что тебе мешает? Ты молодая, бойкая, даже странно, что ты только сиделка. Люба хотела подразнить Оксану, хотя доля истины в её словах была. Она не могла не отметить, что в последнее время Марк смотрит на неё по-особенному, внимательней чем раньше. Неудивительно, что это заметила Оксана. Безусловно, на такого мужчину можно обратить внимание: высокий, статный, не красив, но не лишён мужского обаяния, добр, не скуп, приятен в общении, с ним интересно и с ним спокойно. - Почти год у них работаю, он кроме как про Свету, меня не о чем не спрашивал, как будто я пустое место. А тебя так сразу заметил, хотя ты и не молодая, и не яркая, и горем своим пристукнутая, и нормальной никогда не станешь, так и будешь в прошлое оглядываться. Извини. - Нечего извиняться, ты права. Может тебя утешит, что в ближайшее время я собираюсь вернуться на работу. Так что дерзай. - Угу, так он тебя и отпустил. Минаев умеет добиваться желаемого, поэтому если уедешь ты, мы уедем следом за тобой. - Ты преувеличиваешь моё влияние. Ему нужны мои услуги квалифицированного врача, но я же не откажусь навещать Свету, буду приезжать на выходные. - Кстати, и у меня сегодня законный выходной. - К вечеру, на ужин вернёшься? - Хочу повеселиться нормально, а не вздрагивать от каждого жеста Ирины Ивановны. - На Новый год получился отличный праздник. - Минаев не сказал тебе, что расщедрился и отпустил всех, оставил только охрану, так что бегать с факелами и поджигать петарды, будет некому. После завтрака Люба со Светланой вышли на прогулку и наблюдали, как от ворот отъехали несколько машин. Ирина Ивановна тоже уехала. - Странно, я думала у неё кроме нас с папой никого нет. - Возможно есть подруги. Или ты надеялась, что она поможет нам с ужином? - Вот ещё, сами справимся! За кухонными хлопотами незаметно пробежал день. На плите и в духовке жарилось и запекалась. Света поставила в холодильник очередное готовое и оформленное к подаче блюдо, когда внезапно погас свет. Растерянно Люба оглянулась на темное окно. - Стой на месте, и не волнуйся, - приказала она, дрогнувшим голосом, лихорадочно припоминая, что в этом доме спичек она не видела. - Давай папе позвоним, - спокойно предложила Света, - и можно мне уже отойти от холодильника, включи фонарик в телефоне. Конечно, почему она сразу подумала про свечи, хотя источник света был под рукой. - Не надо, - Люба вздрогнула, и нашла рукой ладонь Светы. Охранник поставил на стол светодиодную лампу, и вышел за дверь, теперь он будет стоять там. - Никак не привыкну, что в доме всегда есть люди. Минаев позвонил в ту же секунду, сообщил, что на подстанции авария, и успокоил их, сказав, что через десять минут заработает генератор. Когда ничего не произошло, он вновь опередил Любу и позвонил сам. - Автомат не сработал, а охрана не может включить. Я пришлю Платона, это же его бездари не разбираются в элементарных вещах. Люба, пожалуйста, не отпускай Свету от себя, - кажется он был расстроен и переживал больше их. - Ты, когда освободишься? - Сдержанным тоном она хотела успокоить его. - Часа через два. - Тогда не надо никого присылать, мы подождем тебя. - Ты уверена? - Уверена. Уверена она была только в том, что ни под каким предлогом не хочет видеть начальника охраны Минаева, Крупнова. Мужчин связывало общее прошлое, многолетняя дружба. Видимо эти отношения давали ему право с подозрением и пренебрежением относится ко всем. Несколько раз Люба была свидетелем его досмотров рабочих, прибывших с выходных. К счастью, сам он не часто появлялся, но его натасканные охранники были достойны своего хозяина. Яркая лампа достаточно освещала кухню, но не давала тепла, и очень быстро в помещении стало холодно. - Ну что, Света, пойдём одеваться. Вместо нарядных платьев будем отмечать праздник в свитерах и лыжных штанах. - Может быть мы сможем разжечь камин? - Никогда этого не делала, но кажется и спичек у нас нет. Люба вышла из кухни, и обратилась к охраннику с просьбой разжечь камин, или одолжить спички. - Спичек и зажигалок нет, нам курить запрещается. Здоровяк отчеканил эти слова как будто стремительно понижающаяся температура была ему нипочём. Укрывшись пледом, они сидели, обнявшись перед камином. - Люба, пожалуйста, не уезжай! - Света сильнее прижалась к ней. Столько боли и мольбы было в её просьбе, что Люба прикусила губу, надеясь этим удержать готовые выплеснуться слёзы. - Мне надо работать. Я буду приезжать. Обещаю. - Разве тебе плохо с нами? Как ты будешь жить одна? Её пробил судорожный озноб, сердце сжалось. Попытка представить, как она войдёт свою пустую квартиру грозила пошатнуть её с трудом восстановленное душевное равновесие. Люба щедро делилась своими чувствами, и Света отвечала ей взаимной привязанностью. Было стыдно признаться, что ей это было приятно и необходимо, а вернуться домой в пронзительное одиночество и холодную тишину, казалось невозможным. Но неизбежным. - Меня ждут на работе. Ты здорова, и нужно думать, что ты будешь делать дальше. Наверное, учиться, чтобы продолжать дело отца. - Меня это совсем не интересует. Хотя ты права, папа настаивает на преемственности. - Чем бы ты сама хотела заниматься? Давай подумаем. Может быть - медицина? Света не успела ответить, с улицы донёсся визг тормозов и почти сразу в дом ворвался взвинченный Минаев. Он громко и грубо ругался по телефону и пообещал спалить к чёртовой матери контору, если через полчаса к нему не пришлют бригаду, затем отбросив трубку, наклонился над диваном и разом обнял и Любу, и дочь. - Как вы? Я чуть с ума не сошел! - С нами всё в порядке. Если бы ещё разжечь камин... - Сейчас сделаю. Марк сбросил куртку и занялся растопкой, по ходу выговаривая безруким, бестолковым охранникам. Через десять минут огонь весело прыгал по сухим поленьям. - Ничего не поделаешь, всё в моём хозяйстве завязано на электричестве, а вот почему генератор не заработал, с этим будем разбираться, - оправдывался Минаев перед Любой. А ей как раз всё нравилось, и треск дров в тишине, и то, что яркую лампу заменили свечами, и то, это что обеденный стол остался в кухне, а вместо него, к камину был придвинут низкий журнальный столик, и сидели они на ковре и подушках, и ели рыбу и салаты, потому что мясо не успело приготовиться. Было тихо и уютно, и даже то, что Марк периодически выходил и снова громко ругался по телефону, не раздражало, а веселило, ведь и без электричества можно жить. - Один день да, а что вы скажите завтра, когда сядут ваши телефоны и компьютеры? Холодильник разморозится не беда, весна нынче холодная, а без воды мы что будем делать, у нас электронасос? Справедливо спрашивал у них Марк. Но о плохом в такой вечер думать не хотелось. Наконец подъехала ремонтная бригада, Минаев вышел, и вернулся с двумя букетами лилий. - Это лично выращенные. Кстати, и оранжерея и теплица не могут без электричества. Люба ахнула: - Я знала, что на участке есть теплица, но оранжерею не видела. - Я её никому не показываю. Зачем видеть меня с лейкой, нюхающим цветочки? Я серьезный человек, и должен таким оставаться для всех. А мое хобби - секрет. - Марк, ты меня удивил. Но раз уж мы посвящены в секрет, устроишь нам экскурсию. - Обязательно, но не сегодня. Потому, что уже поздно и Свете пора спать. - Я провожу, - Люба встала, но Света обняла её за плечи и усадила обратно: - Я сама. А вам нужно поговорить. Уходя дочь наклонилась к отцу и приободрила его поцелуем, но как только она ушла, Марк как-то сразу сдулся, растерялся. Пытаясь скрыть смятение, подкинул в камин поленьев, тем самым давая Любе время, как можно деликатнее сформулировать причину, по которой она должна покинуть этот дом. Ей нужно вернуться в свою квартиру, где ее ждут пустота и одиночество, и продолжать жить, как бы это не было больно. - Марк, я очень благодарна тебе и Светлане, - в горле першило от волнения, - вы сделали для меня очень много... Он резко придвинулся к ней и его ладонь коснулась её. Он всегда брал её за руку, когда хотел сказать что-то важное: - Не о том ты говоришь! Как можно измерить доброту, щедрость, великодушие, то чем ты делилась с нами? Я не хочу, чтобы ты уходила, разве ты этого не видишь? Не чувствуешь? - Он в отчаянии встряхнул её за плечи. - Но меня уже ждут в отделении... - пролепетала она потрясённо. - Ты всем нужна, но прежде всего ты нужна мне. Её глаза отсвечивали огонь камина, ему бы хотелось, чтобы эти яркие всполохи были отражением её чувств, страсти. Неожиданно он навалился на неё всем весом, придавив к густому ворсу ковра. Сопротивляться в таком положении было бесполезно, если только крикнуть, но и этой возможности Минаев её лишил, припав к губам дерзким поцелуем. В голове всё перемешалось, бросило в жар, она понимала только, что ей необходим глоток воздуха. Почувствовав её потребность его губы переместились на шею: - Ты сводишь меня с ума, ты должна быть моей. Не отталкивай меня, не отказывай себе и мне, давай попробуем быть счастливыми. - Марк прижался щекой к её щеке, от горячего шёпота, мольбы в голосе мурашки разбежались по телу, - ты самая прекрасная женщина. Я тебя люблю. Пожалуйста, дай мне шанс! Его рот вернулся к её губам, нежно лаская теперь он испрашивал её разрешения на продолжение. Мужская энергия, запах сандала и бренди окружили её, взяли в плен. Что-то отозвалось внутри, пусть не любовь, не пьянящая страсть, но тело словно ожило, разгоряченная кровь заполнила собой пустоту остывшей души. Его действия будили в ней женщину, а она сомневалась, имеет ли она на это право? Достаточно ли прошло времени, ведь ещё недавно умирала от горя. Внезапная вспышка света всё решила за неё: - Извини, не сегодня. Оставив удрученного Минаева благодарить электриков за блестящую работу, она убежала в свою комнату. Полночи проворочалась с боку на бок, и уснула, так и не найдя объяснения произошедшему. Утром поспешила в кухню, надеясь застать Марка, но он уже уехал. А в обед ей доставили конверт, в котором была путевка на море, и записка: - Отдохни. Подумай.