Попытка любить

            Дождь стучал по крыше веранды. За свинцовыми тучами не было просвета. Чувствую тяжесть в голове, и ломоту во всем теле, Люба поднялась с острым желанием скорее выпить чашечку кофе. На кухне суетилась Ирина Ивановна, теперь, когда Люба работала, она вновь была хозяйкой, и не удержалась от торжествующего взгляда. Но та не обратила на неё внимание, гораздо важнее был плохой аппетит Светы, и что Марк за завтраком не отрывался от ноутбука. - Света, с тобой все в порядке? Ты ведь понимаешь, что ты должна есть через "не хочу". Пожалуйста, а то лекарства съедят тебя. Марк что это значит? Ещё утро, а у тебя уже цейтнот. Сегодня выходной. - Извини, я отъеду, важные переговоры. - Я надеюсь, ты помнишь какой сегодня день? - Конечно, прости, что всё взвалил на тебя, но у меня действительно завал в делах. - Но на обед, к двум часам, ты приедешь? - Нет. Да и зачем я тебе там? Светлане тоже там не желательно появляться. Губы предательски затряслись, Люба сжала кулак, впиваясь ногтями в мякоть ладони, сдержала слезы. - Я надеялась на вашу поддержку. - На кладбище я постараюсь успеть, но без меня, пожалуйста, не езди, погода отвратительная. Сходишь в церковь и достаточно, а вечером посидим все вместе, помянем. Марк на секунду оторвался от экрана, чмокнул её и Свету в щеку, и вышел. Света погладила Любу по плечу: - Не обижайся на папу. - Да я всё понимаю, погода подкачала, - она тягостно вздохнула. - Я надеялась, мы все вместе съездим на кладбище, это не только традиция, это наш долг. Ты бы навестила мамину могилу. - Люба, она похоронена совсем в другом месте. - Как? Вырвался невольный крик. Люба заметила, что Ирина Ивановна отвернулась к мойке и загремела посудой. В коридоре её ждал одетый Марк. - Почему ты меня..., - она замолчала, подбирая слово. Обманул? Соврал? Почему она встретила в тот день его, было это случайно или намеренно? Что им двигало? Какие чувства? - Ты прав, не надо тебе приходить на обед, - наконец выдавила из себя, решая отложить разговор на вечер. - Если ты меня не послушаешь, и решишь ехать на кладбище, возьми с собой кого-нибудь из охраны. Платона сегодня нет, возьми любого. - Не надо, - твердо сказала она, - мне хватит Варягина. - Хорошо. Старайся держать себя в руках, и не задерживайся. Совершенно спокойно он наклонился, поцеловал её, и вышел. Она не ответила, отвернулась в сторону. Обида захлестнула, сжала трясущиеся мерзкие ручки на её шее. Тряхнув головой, глубоко вздохнув, она попрощалась со Светой, предварительно приложив губы к её лбу: - После обеда накинь куртку, и подыши воздухом на балконе. Накануне она рассчитала своё время, но в одну секунду всё изменила. Варягин разговаривал с охранником на крыльце, и, хотя она планировала выезд позже, ей стало приятно, что он здесь. Он сразу посерьёзнел, увидев её и немедленно подошёл. - Куда мы едем? - В Красногорск. Ей не хотелось оставаться дома, со своими мыслями, искать оценку, и причину поступка Марка, думать о том, что она совершила ошибку год назад, соглашаясь на его предложение. Люба посмотрела на Варягина с надеждой, что он поймёт её, и хоть о чём-то спросит. И он спросил: - А что там в Красногорске? - Наша дача, но едем мы в церковь. Мы иногда останавливались и заходили туда... Всю дорогу она рассказывала о церквушке, поэтому Варягин узнал её издалека. Остановив машину, обернулся: - Можно мне с вами? - Вы верующий? - Крещеный. Люба накинула платок, они вошли в открытую калитку и прошли по не асфальтированному дворику. На пороге, перед тяжелой дверью Люба остановилась, вздохнула, несколько долгих секунд молчала, и наконец сделала шаг. Купив в церковной лавочке свечи, подошла к иконам. Варягин следил за ней, стараясь не попадаться на глаза, не мешать её молитве. Утренняя служба закончилась, и Люба долго разговаривала с батюшкой. Если ей это помогало, давало силы пережить сегодняшний день, Тимур был согласен ждать сколько угодно, ибо её состояние внушало ему опасение. Нервно подрагивающие пальцы, словоохотливость, всё указывало на внутреннее напряжение. Возле машины он придержал её: - Любовь Юрьевна, давайте заедем куда-нибудь пообедаем. Она посмотрела на наручные часики. - Ведь мы едем в ресторан. - Мне кажется, там, у вас не будет на это времени. Он всё-таки уговорил её. На подъезде к Москве они заехали в кафе, и он проследил чтобы она поела. И Варягин оказался прав. Хотя всю организацию на себя взял метрдотель, Люба вникала в каждую деталь. Когда стали подходить гости, встречала каждого, провожала на место. Людей было много, в зале стоял сплошной гул. Каждый считал своим долгом высказать Любе соболезнования, вспомнить, каким Антон был человеком, поэтому обед растянулся на три часа, за всё это время, Люба присела минут на пятнадцать. Варягин старался держаться в стороне, но не выпускать Любу из вида. Кроме добрых слов в адрес Антона, он слышал и не лестные о ней. Обсуждали её отношения с Минаевым, то, что после годичного перерыва она не вернулась в свое отделение, а прекрасно устроилась у Маслова, и даже её наряд. Тёмно-синее трикотажное платье не скрывало женственную фигуры, и было подвергнуто критике, как будто, чтобы угодить, Люба должна была надеть рубище. Все эти глупости раздражали Варягина, и услышав что-то подобное, он с осуждением смотрел на сплетников, за что естественно, был причислен к её любовникам. Люба беспрестанно отвечала на звонки, каждый раз сдержано благодарила, извиняла, за то, что абонент не мог присутствовать лично, и тихо опускала руку с трубкой. Она ждала звонка Минаева, а он так и не позвонил. Гости ненамеренно разделились на группы. Самыми тихими были друзья Вероники. Самыми сердечными - пациенты Антона. Средоточием врачей Любиной больницы была Алла, без стеснения, продолжающая обсуждать сцену в магазине, а центром представителей клиники Антона - Надя. Она одна из немногих, кому Люба могла доверить свою боль и горе, и которой была искренне рада, но та, вместо слов соболезнований, упрекнула, что не заказали автобус на кладбище. - Извини, Надя, но это только моё... Уже тогда, Тимур видел, что Люба устала, ей явно не по себе от шума, суеты официантов, и обидных взглядов. Пересиливая себя она вновь и вновь отвечала на соболезнования, на теплые слова, старалась отозваться на каждую улыбку, с сожалением замечая в глазах зависть и неискренность. Не понимая, чем заслужила это? Ей не перед кем оправдываться, никто не имеет права судить, и лезть в её жизнь. Так она себя настраивала, уговаривала, на деле же краснела, прекрасно представляя, что о ней думают. Она всегда была уверена в себе, но что-то сломалось в ней, поэтому так болезненно реагировала. Ведь Люба не стала другой, просто научилась жить с болью, и судьба послала ей Минаева. Судьба ли? Ведь если Минаев нарочно подкараулил её, какая же это случайность? Она мечтала вырваться отсюда, остаться одной, нареветься вдоволь, даже священник это позволил, и завтра снова продолжать жить. Надеясь, что станет хоть немного легче. - Любовь Юрьевна, вы уверены? Варягин с сомнением оглянулся на уставшую Любу. - Да, я обязательно должна быть на кладбище. - Но Марк Владимирович рекомендовал... - Мне поехать на такси? - Нет. Тимур завел двигатель, наблюдая, как на лобовом стекле дворники борются с потоками воды. - И мне нужно купить цветы. Варягин неодобрительно покачал головой, но подъехав к цветочному, остановил. - Сидите. Я сам. - Нет, вы не понимаете, я должна сама. Он услышал привычные раздраженные ноты в её голосе, но сейчас они были вполне оправданы. Разложив цветы на могилы, она закрепила зонт на оградке и присела на скамейку. Каждый день, бесконечным монологом она рассказала дочери и мужу о своей жизни, о текущих моментах, советовалась с ними, напоминала им о прошлом. Горе забрало у неё возможность радоваться в полную силу, но она уговаривала себя, что счастлива. Священник сказал, что жизнь величайшая ценность, и чтобы почувствовать это, нужно открыть свое сердце. Она знала о сердце всё, его физические пределы и параметры, но никогда не думала, что её собственное, сможет пережить смерть близких людей и продолжать биться дальше, даже вопреки её желанию. Вопреки желанию Любы, Варягин проводил её и донес цветы. - Теперь оставьте меня. Он не посмел спросить, сколько её не тревожить, и теперь с беспокойством гипнотизировал часы. Дождь, то приостанавливался, то начинался с новой силой. От ожидания отвлёк Рогачёв. Значит на машине Тимура жучок не только Платона. Чтобы спровоцировать Минаева на действия, была разработана операция, которая должна была осуществится в ближайшее время. Варягин рассказал о планах своих хозяев, исходя из этого, штаб будет определять точную дату. Вникая в детали, Тимур следил за выходом. Дождь перестал, резко похолодало, и стремительно темнело. Он больше не мог ни о чем думать, в данный момент его волновала только Люба. Попрощавшись с Рогачёвым, со всех ног бросился к воротам кладбища. Увидев её ссутулившуюся фигурку, внутри всё опустилось. На секунду он остановился, не решаясь потревожить, но порыв студеного ветра подтолкнул его. Присев перед ней на корточки, заглянул в лицо, взял её ледяные руки в свои, и подышал на них: - Любовь Юрьевна, вам нельзя здесь больше оставаться. В глазах её стояли слёзы, и от этого они казались бездонными. Она моргнула, и слезинка скатилась по щеке. Сердце его болезненно сжалось, он мог только представить её горе. Тимур буквально силой заставил ее подняться. Она не очень уверенно стояла на ногах, ледяной ветер трепал полы пальто. Распахнув пиджак, Варягин обнял её и прижал к себе. Её заметно трясло от плача, или холода, было неважно, главное, она нуждалась в нём. Её усталый вздох отозвался болью, непрошеным желанием согреть, защитить её, успокоить, но как это сделать, он не знал, а все слова казались банальными. - Люба, пожалуйста, пойдем. Я всё понимаю, но ты можешь заболеть, а ты должна быть сильной. - Я не хочу быть сильной, и я хочу заболеть, - её голос дрогнул. - Нет, - шептал он ей в ухо, чувствуя, как теплеет её влажная щека, - я тебе этого не позволю. Пойдем, скоро станет совсем темно. Она послушно, но медленно шла за ним, держась за его локоть. Он положил ладонь ей на кисть, и она уже не в первый раз ощутила приятный покой от его руки. Хорошо, что он оставил мотор включенным, в салоне было тепло. Тимур усадил Любу на переднее сиденье, и пристегнул. Она безвольно откинула голову, и закрыла глаза. Наблюдая за ней, он вёл машину. К счастью из-за непогоды, машин было немного. У Любы зазвонил телефон, и Варягин притормозил у обочины, потому, что пришлось перегнуться и достать её сумку с заднего сиденья. Она нехотя, односложно отвечала Минаеву. Тимур прислушивался, оправдывая своё внимание заданием. - Я еду домой. К себе на квартиру. Предчувствуя вопрос Варягина, рукой удержала ладони Тимура на руле. - Не надо ко мне никого присылать, и сам не приезжай. Я не хочу тебя видеть. Закончив разговор, отбросила трубку назад. - Вы знаете адрес? - Нет, - соврал Варягин. Такой поворот совсем не устраивал контору Тимура, но сам он не мог не восхититься, с какой твердостью Люба объявила Минаеву о разрыве. Эта женщина умеет удивлять. Остановив машину, Тимур поторопился открыть ей дверь. Не вполне понимая, что делать, и что будет дальше, он пытался отсрочить неизбежное расставание. - До свидания, - она протянула руку, - и спасибо за сегодняшний день, вы мне очень помогли и поддержали. - Вы перенервничали, замёрзли, выпейте что-нибудь покрепче. Он никак не хотел отпускать руку, всё ещё на что-то надеясь. - Спирта? - Можно. Только воды добавьте. - Вы собрались врача учить пить спирт? Она улыбнулась, и зашагала к темному подъезду. Войдя в давящую тишину квартиры, вновь оказалась в плену воспоминаний. Они были совсем близко, казалось протяни руку... Ноги не держали, пройдя в спальню, Люба упала на кровать. Вероятно, она переоценила свои силы. Тоска и отчаяние, которые она носила в себе, не выказывая ничем, с новой силой обрушились на неё, и обретение новой семьи, не заглушало боль утраты. Она не ждала от этого дня ничего хорошего, но, чтобы так всё сразу навалилось. Не понимание коллег, занятость Минаева, и Варягин. Он появился в её жизни неожиданно, не по её воле, но сегодня ворвался в неё. Как объяснить, что объятия, по сути чужого человека, дали спасительный покой. Ни страсти, ни дерзости не было, только нежность, чуткость, сочувствие, то, что она ждала от другого. Было это внезапным пробуждением, или запоздалым прозрение, но если раньше она только думала уйти от Минаева, то теперь решилась. Варягин был последним, о ком она подумала, погружаясь в спасительную дрёму. Тимур ходил вокруг машины, не представляя, что ему предпринять, сообщать ли Рогачёву о случившемся. Знал, что не имеет права испытывать к объекту никаких чувств, будь то сочувствие или жалость, но сделать с собой ничего не мог, в душе уже всё перевернулось. Слабая, обречённая улыбка Любы стояла перед глазами, а нетвердые шаги эхом отзывались в ушах. Он старался сохранить самообладание, но необъяснимая сила подталкивала его к безвыходной ловушке, одно движение, и она захлопнется, но осознать опасность, проанализировать, не было времени, он должен знать, что с ней всё в порядке. Не думая, и не сожалея больше ни о чём, бросился к подъезду, и стремглав поднялся по ступеням. У квартиры остановился, поднял руку к звонку, но медлил, потом осторожно постучал. Никто не ответил, постучал сильнее, результат тот же, тогда он толкнул дверь, и она открылась. Чувствуя странное смятение и тревогу, напряженно прислушиваясь к тишине, беглым взглядом окинул расположение комнат, безошибочно определил где спальня. Тимур потер ладонями лицо, прогоняя волнение и расслабленно вздохнул. Люба спокойно спала, на тумбочке дергался от вибрации телефон, но это не мешало ей. Какого чёрта Минаев звонит сейчас, когда она кое-как успокоилась, а не тогда, когда он ей был нужен, когда она ждала его звонка? Достав свой, отключил звук и вовремя. Сдерживая гнев, вышел из комнаты и ответил Минаеву, рассказав, что Люба спит. - Откуда ты знаешь, или ты что в квартире? Варягин замешкался на секунду: - Да, она плохо себя чувствовала, я поднялся проверить. - Выйди и стой у двери. Я уже еду. Нужно было выйти и постоять на площадке, но Тимур неожиданно развернулся и профессионально осмотрел квартиру, не пропуская ни одного шкафа и полки. Не найдя ничего, чтобы указывало на знакомства Северовой и Минаева, до аварии, вернулся в спальню. На тумбочке была включена лампа, освещая комнату мягким светом. На одной стене висели семейные фотографии, на другой школьные, институтские, фото с коллегами, но и на них не было ничего интересного. Тимур старательно отводил взгляд, но он упорно возвращался к фигуре Любы. Аккуратно сняв с её ног сапоги, прикрыл её краем покрывала, и нерешительно присел у изголовья кровати. Он прислушался к её дыханию сквозь приоткрытые губы, оно было тихим и ровным. Густые ресницы подрагивали, на лбу проступила едва заметная морщинка. Лицо казалось сосредоточенным, застывшим в ожидании, и Тимур с сожалением знал, чего ей ждать, и кто скоро прервет её беспокойный сон. По голосу Минаева было понятно, что внутри у него всё кипит, Варягин чувствовал исходящую от него опасность. Следственная группа Рогачёва, подняла из архива дело о самоубийстве первой жены Минаева. Следователя по этому делу найти не удалось, уволился из органов. Так же пропали следы, якобы психотерапевта, лечащего Минаеву от послеродовой депрессии. Сам Минаев находился во время самоубийства в другой комнате, но даже это не насторожило горе-следователя. Следствие было проведено для галочки, дело было открыто и закрыто. Люба не представляет, с каким страшным человеком живёт, повелась на его искреннюю любовь к дочери, на кажущуюся порядочность. Тимур поправил прядки волос, в беспорядке разметавшиеся по подушке. Сейчас она принадлежала только ему. Он не мог оторвать взгляда от белого как мел лица, чистое, тихое дыхание кружило голову. Этот день был долгим и неимоверно тяжёлым, завтра будут другие мысли и заботы, а сегодня он не может совладать с навязчивым желанием, терзавшим его изнутри. Дрожа от нетерпения, он приблизился к её губам, их дыхания слились, он наслаждался этим мигом, показавшимся вечностью. Её губы дрогнули и пульс Тимура участился. Сдерживаться дальше было выше его сил, соблазн был слишком велик, не до конца осознавая, что делает, прильнул к её губам, до головокружения вдыхая запах её опасной близости, впитывая её дыхание. Он растворился в поцелуе, вкус её губ опьянял, аромат кожи дурманил рассудок. Пламя, бушующее внутри не утихало, напротив, разгоралось жарче, стало нечем дышать. Острое желание большего, жгучим огнем прокатилось по телу. В ушах шумело, сердце выпрыгивало из груди, он боялся, что его стук разбудит Любу, и в то же время, хотел этого, ему необходимо было увидеть ее взгляд, он жаждал пробудить в ней ответный отклик. О том, что они не одни в этом мире напомнило жужжание телефона. Минаев. Спасибо, предупредил, что подъезжает. Тимуру пришлось сделать над собой усилие и подняться. Сердце разрывалось на части от вины, что он оставляет Любу, и ничего не может сделать. Остается только уповать на благоразумие Минаева. Люба боялась пошевелиться, спугнуть прекрасное сновидение. Хлопок двери и на душе стало пусто и холодно. Варягин ушел, а губы ещё горели от его поцелуя. Она улыбнулась, но глаза открывать не спешила, оставляя щемящую нежность его прикосновения. Что-то вспыхнуло в её душе, растревожилось, но это не пугало, наоборот, первый раз за долгое время ей стало легко, тоска, съедающая изнутри отступила, появилось ощущение будущего. Напрасно было ожидать от Минаева адекватности, его трясло от бешенства. - Она всё-таки ездила на кладбище? - С ходу накинулся он на Варягина. - Она очень просила. - Я тоже просил, только ты послушал её, - он зло выругался. - Спускайся и жди нас внизу. Нас. Он уверен, что сумеет уговорить её вернуться. - И вот ещё, - он протянул Варягину пистолет, - забери, от греха подальше. С грохотом толкнув дверь, он с той же силой закрыл её. Тимур припал ухом к холодному металлу. Пока он слышал громкие голоса Любы и Минаева, был почти спокоен. Но когда всё стихло, паника накрыла его с головой. Кровь в висках штормила, он сходил с ума от неизвестности, невозможности вмешаться, от собственного бессилия. - Не ждала?! Вставай, досыпать будешь дома, - угрожающе начал Минаев. От резкого звука глаза Любы испуганно распахнулись. Кровь в жилах застыла, превратилась в лёд. Но она не доставит ему удовольствие, не покажет свою слабость, растерянность, не опустит глаза. Наоборот, подняв подбородок встретила сверлящий, ядовитый взгляд. - Мой дом здесь. Он схватил её руку выше локтя, сжал до боли и рывком поднял. - Ты путаешь, Люба. - Зачем ты приехал? Я не ждала тебя. - Правда, а о чём ты думала, когда заявила по телефону что уходишь от меня? Что я проглочу это? - Хочешь, чтобы я сказала тебе это в глаза, лично? Пожалуйста. Я так решила. - Что ты решила? - Глухим голосом переспросил он. - Ты ушла от меня, или ты вернулась сюда, в эти стены, в эту богадельню? От вопиющей несправедливости этих слов у нее затряслись губы, она приложила к ним пальцы: - Мы хотели купить квартиру, или обменять. - Не смеши меня! - Да, у нас было желание и деньги. - Люба, я прошу тебя вернуться, - строго сказал он. - Я не требовал от тебя любви, терпел, ждал, когда пройдёт этот грёбаный год, и вместо благодарности ты спокойно заявляешь, что уходишь! Белки покраснели от ярости, его вид заставил Любу содрогнуться, от страха она повысила голос: - Как ты смеешь, упрекать меня, всё что могла для тебя и Светы я сделала. - Давай остынем, - он понизил голос, но так и не отпустил её. - Просто скажи, тебе было со мной плохо, я тебе обижал? Я тебя не удовлетворял как мужчина? - Нет, - сказала она после долгой паузы, в последний момент решая пощадить его мужское самолюбие, - но обидел сегодня. Я хотела, чтобы ты был рядом, мне нужен был ты, чтобы Антон... - Что ты городишь, какой Антон, - он опять вспыхнул, лицо покраснело от гнева, - Люба, опомнись, он умер. Не делай из него святого. Ты потрясающая женщина, классный специалист, жила в этой трёшке и довольствовалась этим? Люба сделала предостерегающий жест: - Не смей ничего говорить о моём муже, у тебя нет ничего святого. Мы встретились с тобой на кладбище, почему ты сказал, что там похоронена твоя жена? Зачем соврал? - Тебе тогда было очень тяжело, и я не хотел, чтобы ты воспринимала наше знакомство как помощь. Я люблю тебя. Любил уже тогда. Мутный взгляд блуждал по ее телу, она уловила перемену в нём, и это напугала её сильнее, чем его гнев. - Я дала тебе напрасную надежду. Да, я мечтала, чтобы у нас всё получилось, но ты же сам видишь, что нет. - Я? Я ничего не вижу, не сходи с ума, возвращайся! Люба смотрела на него диким взглядом. Минаев наклонился к ней, шумно вздохнул, и совсем потерял голову. Она отталкивала его, но всё было бесполезно, его бешенство переросло в похоть. Люба сжалась под его помутневшим взглядом, и в ужасе отступила, колени подогнулись, Минаев отпустил её руку позволив ей упасть на кровать. - Марк, пожалуйста, остановись! - Боишься, что я тебя изнасилую?! Нет, я просто расскажу тебе о своей любви, - шепнул ей в ухо растягивая каждое слово. Враждебность в его взгляде внезапно исчезла. Схватив за коленку, он подтянул её к себе. Сейчас был не важно тело, он доказывал свое право на неё. На её судьбу, мысли. Его ручищи быстро двигались вверх, сдвигая ткань, оттолкнув его руки Люба одернула платье, но он продолжил с нажимом. Она отбивалась, но вырваться не удавалось, она только судорожно вдыхала воздух и теряла силы. Навалившись на неё всем телом Минаев удержал её лицо руками, и жадно поцеловал. Она поняла, что сопротивление бесполезно, содрогаясь от отвращения, сдалась, позволяя ему закончить начатое. Минаев перевел дыхание, сердце тяжело билось, но виноватым он себя не считал. Гладил её, целовал сквозь одежду, шептал слова любви, извинялся. - Да, наша встреча не была случайной. Прежде чем доверить дочь, я всё узнал про врача. Так я узнал про тебя, а когда Антон погиб... Можешь считать это эгоизмом, сумасшествием, но меня тянуло к тебе, я ничего не мог с собой поделать. Может я дурак, но вот так решил познакомиться. Рассказ Марка не успокоил, наоборот тревога нарастала с каждым словом. Наверное, в тот момент она и вправду не могла позаботиться о себе, и Минаева приняла за посланника Антона. И что теперь делать? - Любонька, надо жить дальше. Обещаю, что этого больше не повториться, но и ты должна вернуться, и всё будет по-прежнему. Она задохнулась от возмущения: - Не трогай меня! Я не вернусь! - Ты нужна мне, ещё больше Свете. Только представь, что с ней будет, когда она узнает о твоём решении. Ты вот отключила телефон, а она звонила тебе. У неё давление сегодня весь день скачет, Оксана растеряна. Я позвонил Маслову, завтра едем на внеочередное обследование. Люба потянулась к телефону. Действительно, два пропущенных от Минаева, и множество от Светы и Оксаны. Минаев поднял её, оглядел, оправил на ней одежду, полный решимости увезти её. - О чём ты думала, о своей несчастной доле, или о нелегком выборе? - Зашептал ей в ухо, более уверенно, упиваясь властью над ней. - Выбора у тебя не будет, ты моя женщина, и поедешь со мной, и доля у тебя будет счастливая. Я обещаю. - Я никуда с тобой не поеду, - она отступила на шаг, сложила руки на груди, отгораживаясь, защищаясь, от его, в доли секунды, ставшего мрачным и напряжённым, взгляда. - Я встречу Свету, и сопровожу её на обследовании. У меня завтра выходной. - Я знаю, потому что во вторник, Маслов доверил тебе серьезную операцию, а чтобы ты получила в своём отделении, или у Нади? Презрение, зависть. - Как ты узнал, кто тебе донес? - У меня везде свои люди. - Варягин, сволочь. И ты ещё говорил, что он только водитель, а не твой соглядатай. Она закрыла лицо руками, Минаев только усмехнулся на её реакцию. Не успела она проникнуться к Варягину уважением, доверием, как он предал её. Его поцелуй вызвал волнение, подобно мелкой ряби на воде, дуновению лёгкого ветерка, оставляя отголосок в каждой клеточке. Или не было всего этого, ей приснилось, так хотелось принять желаемое за действительное. А если и было, то это поцелуй Иуды. - Ты растоптал меня, сокрушил... - Не мог я этого сделать, я тебя люблю. Но ты поставила мне ультиматум, а я этого не приемлю. Так что не обессудь ты вынудила меня показать твоё место. Именно здесь, в этой квартире, в этой кровати, чтобы тебя больше не тянуло сюда. Сейчас ты закроешь квартиру, отдашь мне ключ, и навсегда забудешь, что у тебя была другая квартира, и другая жизнь. Собирайся, приводи себя в порядок, - он расцепил её руки, и подтолкнул к туалетному столику. - И поторопись! Ты же не хочешь, чтобы я позвал Викторыча или Варягина помочь тебе? Её передернуло от ненавистной фамилии. - Не зачем выставлять наши отношения напоказ, и Свете не обязательно знать о наших разногласиях, побереги её сердце. Лицо горело от унижения и сдерживаемых рыданий. Она была одинока, помощи ждать было не откуда. Прекрасно отдавала себе отчёт, что с Минаевым их свело горе, Марк, как и она нуждался в близком человеке. Она пошла на компромисс пытаясь подменить любовь привязанностью, благодарностью, но загнала себя в капкан. Минаев обезумел, его одержимость ею пугала. Он наклонился и обул ей сапоги. Ей пришлось схватиться за его плечи, чтобы не упасть. - Всегда держись за меня, я сильнее. Тебе лучше понять это и смириться. Да, сильнее, и она убедилась, как он может использовать эту силу. Отчаяние толкает людей на необъяснимые поступки, только этим она и могла оправдать Минаева. Напряжение отступило, когда Тимур снова услышал голоса. Голос Минаева был спокоен, но Люба сказала всего пару фраз. Опасаясь разоблачения, вернулся к машине, уверенный, что они спустятся вдвоем, и облегчённо вздохнул, увидев их. Люба осторожно ступала, поддерживаемая Минаевым. Он вел её к своей машине, крепко прижимая к себе. На секунду она подняла голову, и посмотрела на Тимура. В её глазах были тоска и обреченность. У него перехватило горло, от страшной догадки, что мог сделать Минаев. Стало не по себе, что-то заныло глубоко внутри, он понял её страх, ей нужна защита, но в данный момент он не мог сделать ничего, чтобы облегчить её страдания. Запустив руки себе в волосы, с силой дёрнул, на это невозможно было смотреть, кулаки чесались, тряслись от бессилия. Усадив Любу, Минаев направился к нему. Тимур вернул пистолет. - Обошлось, - ухмыльнулся Минаев. - Завтра везёшь Любовь Юрьевну и Свету к Маслову. - Хорошо. Тогда я заеду, машину заправлю. К своему ужасу и стыду мент в его душе, был рад такому повороту. Он в очередной раз убедился, что Люба имеет не малое влияние на Минаева, он боится ее потерять, а для успеха операции, её возвращение было необходимо. И то, что он едет один, было ему на руку, есть возможность предупредить Рогачёва о завтрашней поездке.