Попытка любить

            Они вошли в дом, и Любу сразу насторожила подозрительная тишина. Она оглянулась, всё было по-прежнему, всё на месте, но сердце неспокойно забилась в отвратительном предчувствие. Оксана выглянула из-за спинки кресла, странно посмотрела на них, и вновь впялилась в телевизор. Варягин помог Любе снять пальто, дождался пока она уйдет в кухню и подошел к Оксане. - Где все? - Она пожала плечами. - Что случилось? - Ещё не случилось, но обязательно. Во-первых, почему вы не поехали в клинику Вяземского? Минаев так орал... - Он что, был дома? - Это уже, во-вторых. Он провожал Свету и Ирину Ивановну в аэропорт, они уехали в Италию. - Что? Как такое могло произойти, он вчера связывался с Рогачёвым? Как они допустили, ведь теперь Люба остаётся единственной, через кого можно хоть как-то влиять на Минаева. - Тебе то что? Вот Любе будет тяжко, всё-таки она сблизилась с падчерицей. Только ей пока не говори, пусть Минаев сам выкручивается. Тимур посмотрел на дверь кухни, не хотел бы оказаться рядом, когда Люба всё узнает. Плита сияла чистотой, так же, как и выстроенные в ряд предметы кухонной утвари. Никаких признаков готовящегося обеда не было. Отсутствие Ирины Ивановны не обеспокоило, Люба привыкла к её странностям. Та, несмотря на возраст и состояние здоровья хотела успеть везде. И накормить, и постирать, при этом остаться доверенным человеком Минаева. Раскрыв холодильник, Люба стала методично выставлять на стол кастрюльки и плошки, с остатками пищи, заботливо сохраняемыми Ириной, освободив их, составила в мойку. Если сегодня ей вновь доверили роль хозяйки, она сделает все по-своему. Достав кусок мяса, поставила его на разморозку. Из шкафа извлекла кухонный комбайн, которого Ирина Ивановна страшилась как черт ладана. Выполняя нехитрые операции, Люба невольно прислушивалась к тому, что происходит в гостиной, то, что Света до сих пор не спустилась, начинало напрягать. В последние несколько дней с ней явно что-то происходило, она избегала Любу, а при вынужденной встрече прятала глаза. Вчера перед сном зашла к ней, попросила не включать свет, так и разговаривали в темноте. О Минаеве. Света очень привязана к отцу, для неё он непререкаемый авторитет. Люба никогда с этим не спорила, и её отношения с ним никаким образом не должны задевать Свету. Но вчера дочь, как будто оправдывала отца, не предъявляя ему никаких обвинений, всё твердила, что папа хороший, мудрый, всегда знает, как поступить правильно, и самое главное, очень любит Любу. Ушла к себе за полночь, поэтому Люба не удивилась, что утром она так долго спала. Если бы что-то было со здоровьем, Оксана бы рассказала. Хотя, как знать, кроме Варягина её никто не волнует. В конце концов тревожные ощущения заставили бросить готовку. В гостиной Оксана обхаживала своего кавалера, без смущения заливаясь громким смехом на его редкие реплики. Демонстративно не замечая сладкой парочки, Люба двинулась к лестнице, но была остановлена бдительным охранником. - Ты чего? - Возмутилась она. - Я к Свете. Тимур видел, как она взволнована, венка на шее подрагивала в сумасшедшем ритме. - Подождите. Успокойтесь. Люба намеренно сдерживала себя, не поднималась на верх, будто чувствовала, что Светы там нет, - Где она? В больнице? Растерянность сменилась недоумением, недоумение - ужасом. Перед глазами потемнело, пол уходил из-под ног. Люба слышала свой дикий, истерический голос, и не верила, что она может так кричать. - Что с ней? Она умерла? - Держи её, я за уколом. Крикнула Оксана и прыгая через две ступеньки, побежала на верх. - Любовь Юрьевна, Люба, - слышала Люба сквозь ватную пелену спокойный мужской голос, - пожалуйста, успокойтесь, с ней всё хорошо. С ней всё хорошо. - повторил Тимур по буквам, заглядывая ей в глаза, пытаясь разглядеть там осмысление. Он не мог допустить, чтобы ей сделали укол, обман может раскрыться, ведь физраствор, не седативный препарат. Услышав топот на крыльце почувствовал облегчение, это было эгоистично, но смотреть, как изводит себя Люба, было невозможно. Минаев буквально ворвался в дом, придав сумасшедшее ускорение тяжёлой бронированной двери, которая резво захлопнулась следом за ним. Глаза его горели гневом и яростью. - Почему, черт возьми, ты не поехала в клинику Вяземского? - Формально вопрос относился к Любе, но Минаев подхватил Варягина за лацканы пиджака, тряс того с бешеной силой. - Почему ты повёз её не по маршруту? Что за самодеятельность? Люба знала, что это будет его первый вопрос при встрече, правда не рассчитывала, что она произойдет так скоро и неожиданно. Она наблюдала, как хозяин вытрясал душу из холопа, осознавая равную с ним бесправность. - Оставь его, я сказала ему отвезти меня к Надежде, потому что я не доверяю твоему Вяземскому. Минаев отвлекся, отпустил Варягина, и не церемонясь подтолкнул Любу в спину, в сторону кухни. Закрыв дверь, проговорил зловещим шепотом: - Он не мой, он кандидат наук. - Твой кандидат наук - жулик. Я не доверяю ему! - Оксана мне сказала, что ты отказалась от уколов, которые он прописал. - Мне стало лучше. Это правда, сама не заметила, как прошли тошнота, вялость и слабость, вернулся аппетит. - Ну вот видишь, правильное назначение. - Но он не мог мне поставить диагноз - "здорова", в то время, как мой врач сделала это за 15 минут. - Алексей тоже поставил такой диагноз. Вот, - Минаев достал из папки бумагу и потряс перед Любиными глазами. - Здорова. Ты видишь плохое там, где его нет и меня это очень тревожит. - Хорошо. Давай поговорим о хорошем, где Света? - Я отправил её в Италию, с Ириной Ивановной, там у меня дом. Люба судорожно вздохнула, вбирая воздух в лёгкие. Самообладание и выдержка, которые редко ей отказывали, дали сбой, беспомощно она смотрела на него. - Почему ты скрыл это от меня, и ей приказал молчать. Она не хотела уезжать, ты заставил её. Приказал. Бездушно приказал выполнить то, что хотелось тебе, - выпалила, не сдерживая волнения и горечи. - Этого требовали обстоятельства. Мой бизнес трещит по швам. На меня давят со всех сторон. Двадцать лет моего труда, коту под хвост. Я не мог оставить здесь больного ребенка - Она здорова. - Это ты так думаешь, и твой муж так думал. Забыла, что у неё чужое сердце. - Не упоминай моего мужа. Во всех своих бедах виноват ты сам. Ты циничный, неблагодарный, и жестокий человек. Как она могла так обмануться, или что-то случилось с ним, что разбудило в нём спящего зверя. - Не говори так, - сказал, не отрывая от нее взгляда, который она не понимала, столько в нем было намешано: и ярость, и злость, и любовь. - Я вынужден был расстаться с дочерью, хотя ты знаешь, что она для меня значит. Я люблю тебя, и не скрывал слёз, оплакивая нашего ребенка. - Ты сам убил нашего ребенка. Конечно, твой врач тебе никогда этого не скажет, а моя - сказала открытым текстом. И я почувствовала унижение, ещё бо́льшее, чем, когда ты меня насиловал. Опрокинутый им стул загремел в наступившей тишине. Ярость бушевала в их глазах, взгляды искрились, как молнии над чёрном штормовым морем. Она не могла пошевелиться, страх сковал тело. - Я не делал этого. Люба, ты просто не представляешь, что я чувствую рядом с тобой! - Внезапно обхватив её затылок, он притянул её лицо к своему, и горячо и страстно зашептал ей в ухо. - Разозлился, психанул, захотел доказать, что моё слово главнее... - ...меня? От его резко поменявшегося настроение, по спине пробежал холодок. Она стояла перед ним совершенно беззащитная. Если он решит снова её изнасиловать, или ударить, или убить, вряд ли Варягин или Оксана заступятся. Это его люди. Но чтобы не произошло, в этот раз у него это так просто не получиться. Она покосилась на посудный шкаф, на рабочий стол, заставленный посудой. Нет. Чего бы ей это не стоило, так просто она не сдастся. Чтобы он не задумал. Как минимум половник она должна успеть схватить, если повезёт больше, то сумеет уронить антикварный буфет. - Люба, не думай даже. - Он перехватил её взгляд и усмехнулся, - Такой ты мне нравишься ещё больше. Дерзкая, непримиримая. Послушай, ещё до Нового года, или чуть позже, мы уедем из России, в Испанию или Италию. В Тоскане у меня огромные виноградники, тебе там понравиться. Ты не представляешь, какой там воздух! Любая работа, на винограднике, в саду, доставляет наслаждение. Вам со Светой там будет хорошо. Ты успокоишься, я тоже, родишь мне сына или дочь, всё будет замечательно. - Он наклонился и поцеловал её в лоб. - Видишь, что ты со мной делаешь, - улыбнулся с иронией, - а ведь мне хочется в губы. Но я сдерживаюсь. Пока. Ты всё равно будешь моей, пойми, я люблю тебя. Она понимала, только это и удерживало рядом, надеялась, что взаимоуважение, добрые отношения, постель, в конце концов, разбудят в её сердце ответное чувство. Но это не происходит по желанию или заказу. - Я не люблю тебя. Никогда не любила и не полюблю. Прикажи Варягину отвезти меня домой. Теперь, когда здесь нет Светы, меня ничего не держит. - Молчи! Мы прожили с тобой год, он был для меня самым счастливым, после смерти жены. И я не откажусь от тебя, от своего счастья. Вяземский посоветовал отвлекающую терапию, и он прав, в Италии ты обо всём забудешь. - Он гинеколог или психолог? Может психиатр? - Почему с тобой так трудно, Люба? Почему ты не понимаешь, что я просто люблю тебя? - Ты любишь только себя! Ты не удержишь меня. Не желая покоряться, она была полна решимости разорвать круг опеки Минаева. Отступив на шаг дернулась, и вздохнула с облегчением, когда он отпустил её. - Ты что, думаешь сбежать? - Оглушающе рявкнул он, и усмехнулся абсурдности мысли. Люба зажмурилась закрыла руками уши, не желая слышать ничего. - Когда я строил эту усадьбу, в первую очередь думал о своей безопасности. На севере - естественная граница река, на юге - болото и лес. Не тайга, конечно, но волки и кабаны, имеются. Ну и забор по всему периметру, так что Люба даже не думай. - Я пленница? - Зачем ты так говоришь? Ты хозяйка в этом доме. - Под присмотром твоих людей. - Для твоей же безопасности. - Я хочу вернуться в профессию, а жить с насильником - не хочу. Она ничего не могла с собой поделать, кричала, зная, что провоцирует его. - Замолчи! В очередном приступе гнева вены на его руках вздулись, кровь прилила к лицу. Массивный серебряный крест, как маятник, качался на его груди. Он замахнулся, рассекая воздух перед её лицом, но не ударил, сдержался, но и этого было достаточно, чтобы перед её глазами заплясали черные точки. - Ты будешь жить здесь. Твердость и решительность его слов не оставляли сомнения, что так всё и будет. Слова и действия Минаева сокрушили её душевное равновесие, гордость была сломлена, чувства растоптаны, сил сопротивляться ему не осталось. Она бесстрастно смотрела в его глаза, как в пустоту, как в могилу. Он не может унизить её сильнее, она уже мертва. Не пытаясь сдерживать подступившие рыдания, развернулась и тихо вышла. Минаев продолжал орать, так, что его голос сотрясал гостиную. Люба закрыла лицо руками, стыд-то какой. Её жизнь изменилась окончательно и бесповоротно, разбилась и рассыпалась на мелкие кусочки. Как теперь собрать её? И стоит ли? Варягин не находил себе места, его смена подходила к концу, вот-вот должен был подойти ночной охранник, а судя по нарастающим звукам, Минаев и не думал заканчивать издеваться над Любой. Её голос становился всё тише, по всей видимости, противостояние было сломлено, она сдавалась. Он не смел её винить, что такое хрупкая женщина, перед обозленным мужиком, привыкшим, что его слово бесспорно? Как профессионал Варягин должен был игнорировать безобразная сцену, но оставаться безучастным было сложно. Он был готов заступиться за Любу, пусть не как мужчина, а как телохранитель. Он не допустит, чтобы Минаев повторил то, что сделал с ней в её квартире. Услышав грохот, рука Варягина инстинктивно легла на кобуру, на поясе. Хватит ли у него духа выстрелить, то, что только так Минаева можно будет успокоить, он не сомневался. И имеет ли он право ставить под угрозу операцию. Если убить его, перерыть дом, они найдут то, что им надо, несомненно. Но было ещё что-то, какая-то тайна из его прошлого. - Ты чего? - Оксана, всё это время, тесно прижимавшаяся к нему, испуганно отодвинулась. - Думаешь он может её убить? - Спросила шепотом. - Тебе виднее, ты же давно у него работаешь. - Второй раз слышу, чтобы он так орал. Первый, кстати, на её мужа. - Он что, бывал в этом доме? - Ну, - девушка задумалась, - три раза. Первый - Света попросила, когда Марк Владимирович увез её из больницы, он же был категорически против, чтобы Антон делал ей операцию. Свете он очень понравился, она поэтому и на операции настояла, хозяин вынужден был согласиться, и ему это совсем не нравилось. Знаешь, Света ведь последние годы жила затворницей, поэтому чему удивляться, что первый же мужчина пробудил в ней девичьи грёзы, романтические мечты. - А Минаев? - Ему это было очень не по душе. Может быть он знал, что тот давно и безнадежно женат. И если бы он не погиб, это внесло бы серьезный раздор в семейство. С Ириной он из-за этого поссорился, ей, как и Свете Антон нравился. Информация Оксаны была очень важной. Учитывая характер Минаева, его оскорблённые чувства отца, всё это вкупе могло оказаться для Северова роковым. Во всяком случае, проглядывал мотив, если бы ещё удалось привязать сюда звонок с неизвестного номера, за секунду до аварии. Варягин строил догадки, предположения, ни на секунду не теряя бдительности, внимательно следил за происходящим в кухне. Казалось этот крик будет продолжаться вечно, даже первоначальный интерес Оксаны, теперь больше походил на страх. Требовалось принять решение. Варягин задумался над отвлекающим маневром, и чуть не пропустил появление Любы. Не мигая он смотрел, как она выходит из кухни. Нетвердой походкой, осторожно ступает, сохраняя равновесие, ожидая чего угодно, только не помощи и участия. Кровь ударила в голову, Тимур напряг всю свою волю, чтобы не броситься на Минаева, и не вырвать ему кадык. На секунду, на миг, он потерял контроль, и не успел перехватить Оксану, доставшую из кармана шприц. - Любочка, у тебя истерика, надо сделать укол. - Сделай, - равнодушно согласилась Люба, - чтобы я успокоилась, навеки. Даже боль от укола не изменила выражение её лица, только ресницы чуть-чуть вздрогнули. Ужас подтолкнул её к Тимуру, когда за спиной появился Минаев. - Варягин, Любу на верх, отвечаешь головой, глаз с неё не спускай. Оксана, освободи ему комнату, сама перебирайся в Светину. - Хладнокровно и самоуверенно командовал Минаев. Подхватив Любу на руки, Тимур торопился унести её из этого кошмара. В её широко раскрытых глазах был страх, затмевающий влажную синеву, веки вздрагивали при любом звуке. Ладонями Тимур ощущал лихорадку, терзающую её тело. Толкнул дверь ногой, вошёл и остановился. Запрокинув голову, посмотрел на потолок, не желая выпускать из рук драгоценную ношу. Её обжигающее дыхание касалось его шеи, близость будоражила кровь, искорки страсти разжигали пожар в сердце. Он крепче притянул её к себе, и наклонился к лицу. От неё не ускользнул странный блеск в его глазах. - Отпустите меня. Её голос вернул в действительность. Тимур осторожно поставил её, придерживая за плечи. - Вам лучше? Вы пойдите умойтесь, а я проветрю комнату. Его участливые слова тронули её, не отвечая, она поспешила скрыться в ванной и там дала волю слезам. Её пугало желание принять его поддержку, заботу, инстинктивно её душа стремилась к этому. Но это был Варягин, человек Минаева. Боль, предательство, разочарование обрушилось на неё с новой силой. Ей казалось, что вся радость, вся энергия, само желание жить безвозвратно покинули её. Обессиленно она плескала воду на лицо, боясь посмотреть в зеркало. - Любовь Юрьевна, с вами всё в порядке? Отзовитесь! Если захотите принять ванну, предупредите. Люба слышала, что Варягин ещё не ушел, ходит по комнате, не представляя, как выйти, ведь она даже в глаза не могла ему смотреть, слишком многому он был свидетелем - Ты ещё здесь! - Люба резко распахнула дверь. - Разве тебе не приказали спуститься за инструкциями? - Это хорошо, что вы успокоились. - Ты считаешь, что, умывшись можно успокоить душу. Я в отчаянии. Лучше бы он меня убил. Он пропускал мимо ушей её слова и тон, понимая, что за неё сейчас говорит гнев и досада. - Вам надо лечь и уснуть. Завтра всё будет по-другому. - Серьезно? Я проснусь в своей квартире? Покрывало с её края кровати было скатано. - А дальше? Или ты собираешься спать в кресле, - она раздражённо кивнула в угол, где оно стояло. - К слову, я предпочитаю эту сторону кровати. Мужчина даже во сне должен охранять свою женщину. Но спать я буду в соседней комнате. - Разве не тебе приказали глаз с меня не спускать? Идите. Я ничего с собой не сделаю. Меня только что осчастливили уколом, чтобы я ничего не чувствовала, не соображала, и отключилась. Тимур осторожно взял её ладошку и слегка сжав, встряхнул: - Вы не отключитесь. Просто возьмите себя в руки, успокойтесь и усните. Она прониклась спокойной уверенностью его голоса. Рука Варягина была теплой, мягкой, но хват жёсткий, твердый. От прикосновения её тело растаяло, рассыпалось на мелкие кусочки, переполнявшие эмоции рвались наружу. Слёзы крупными градинами посыпались из глаз, она вздохнула, не смея признаться, что сожалеет о том, что выплескивает свою боль на другом. Варягин обнял её, она всхлипнула, прижалась к нему и уткнулась лицом в его плечо. Он хотел её поцеловать отчаянно безрассудно, с полным сознанием что играет с огнём. Сердце бешено колотилось, содрогалось от неизведанных прежде чувств. - Спите. Эта женщина становилась неотъемлемой частью его жизни.