Американские каникулы Good Omens: командировка советских партийных сотрудников

Большой красный диск солнца окончательно скрылся за горизонтом, и столица погрузилась в мягкие сумерки. Дул теплый летний ветер, пышные кроны деревьев умиротворяющие покачивались. На высокой ветке заливался поздней трелью соловей, а в прогретом воздухе витал пьянящий запах дурманов. Рабочая неделя наконец подошла к концу, уставшие люди брели, семенили, шлепали, топали, короче говоря, разбредались по домам. Вот и гражданка Адская в обязательном порядке влачилась домой, хотя еще днем она строила «наполеоновские планы» на пятничный безудержный кутеж. Надо же, как интересно получается: еще утром она не за что на свете не поверила бы, что вечером, в последующие два с половиной часа, будет метаться по просторной квартире и судорожно распихивать вещи по чемоданам, а ровно в полночь улетит в компании ненавистного начальства в командировку, в притворную капиталистическую Америку. Как, спрашивается, она вообще могла согласиться на подобное. Очень просто – она и не соглашалась, но с начальством, как известно, не спорят, а посему Гавриил даже не удосужился выяснить, согласна ли Вельз. Той оставалось лишь недовольно промолчать. Прокрутим слегка время вперед, пускай кадры спешно сменятся, и перенесемся в полуночный дремающий аэропорт, куда в данный момент спешат две пары ног и два чемодана. Полная белоснежная луна вышла из-за мягкой темной тучи, озаряя длинные шоссе; крылья «железных птиц» приветственно отблёскнули металлом. Зажглись искусственные огни, слепя сонных пассажиров, толпящихся возле выхода из зала ожидания. Некогда, это был еще военный аэропорт, куда простому человеку зась. Нынче ситуация не сильно изменилась: всё те же скромные кресла, всё те же большие тикающие часы, всё те же блеклые стены, всё та же в кране вода, всё тот же зычный голос раздается с колонки… Стук женских каблучков эхом разливался в пустом темном коридоре. Со стен как-то осуждающе провождали взглядом портреты Вождей, мол, зажрался, буржуй, за границы катаешься, пока рабочий пролетариат спины рвет на заводах. Но молодая женщина, бодро шагающая на встречу свету в конце здания, не обращала на это внимание. Сейчас она должна встретится СНОВА с этим неприятным типом из Канцелярии. СНОВА разговаривать с ним. СНОВА молчать в ответ на глупые решения. Гавриил Богданович устало перевел взгляд на наручные часы. Позолоченная «Победа», блеснув дорогим циферблатом, оттикала без четверти полночь. Опаздывает. ОПЯТЬ эта женщина опаздывает. ОПЯТЬ придется ее вычитывать. ОПЯТЬ она будет молчать в ответ. Вельзевул Люциферовна в компании огромного саквояжа зашла в зал ожидания. Надменный взгляд сиреневых глаз скользнул по коллеге. Небесный молча протянул загранпаспорт. Маленькая и хрупка женская ладошка сильно сжала документ. Рядом послышалось тихое и недовольное «Явилась – не запылилась». Адская закатила глаза, только этого ей еще не хватало: мало было этого напыщенного индюка Гаврилы, так еще и женушку с собой тащит. Мда, командировка обещает быть насыщенной… Справедливости ради, заметим, что товарищ Небесный и сам был не в восторге от жаркого желания супруги сопровождать его в поездке. Но Михалина Ангеловна умела быть настойчивой, а по сему, после игнорирования ее главного аргумента «Просиживаю свою молодость тут, в четырех стенах, а я мир хочу повидать», в ход шла тяжелая артиллерия: «Ты когда меня замуж звал, обещал любить, лелеять и развлекать. А сейчас что? Говорила мне мама, выходи замуж за Костика* с соседнего подъезда, он сейчас свою жену на руках носит и все делает беспрекословно, что не попросит» (*вообще-то, упомянутый «Костик» являлся не кем иным, как Кастиэлем Ивановичем (соседка баба Нина утверждает, что отчество у него должно быть немножко другое… - прим.авт.), и на сегодняшний день он - председатель образцового колхоза имени Ленина; следует также заметить, что Михалина Ангеловна ставя Кастиэля в пример, опускает некоторые факты, а именно то, что его супруга год назад получила инсульт и стала парализованной, и потому муж и вынужден буквально «носить ее на руках»). После гневного монолога Миши (как ласково по-домашнему называл ее Гавриил), во избежание розжига нового семейного конфликта, предубеждая высказывания «Уйду от тебя, жить так больше не могу» и «А ты локти будешь кусать, где ты еще такую найдешь?» или «Кто тебе борщ варить будет, носки стирать, сопли вытирать, колыбельную петь?», товарищ Небесный вынужден был согласиться взять в вояж свою благоверную. По аэропорту разлился звонкий голос, разрешающий посадку. Трое людей и трое чемоданов выкатились на посадочную полосу. Большая «железная птица» зазывающе распахнула двери, подъехал трап. Миленькая белокурая головка стюардессы издала стандартное и немного сонное «Приятного полета», после чего наши герои загрузились в самолет. Если Вы, вдруг, решите, что они летят как VIP-персоны, одни, в первом классе, то знайте: во-первых, в Советском Союзе не знают, что означает это капиталистическое «vip», нет первого класса в военном самолете (а это именно он – об этом свидетельствовали несколько маленьких окошечек-иллюминаторов, жесткие кресла, пару десятков противогазов, свисавших с потолка, и следы пулеметной очереди в стене, заботливо заклеенные синей изолентой во избежание разгерметизации на высоте), а во-вторых, летели они никак не одни (Канцелярию Небесного сопровождали также: заместители – 2 шт., заместители заместителей – также 2 шт., охрана – 4 шкафа (в смысле шт.), Министр внешних связей – 1 шт., Министр внутренних связей – 1 шт., Агенты спецслужбы – 3 шт. + n-количество на всякий случай (на то они и спецслужба). Вельзевул Люциферовна, отдавши багаж стюардессе, поспешила усесться против малехонького окошечка: это был второй ее полет; первый произошел в годы войны, когда она вместе с немецкими офицерами переправлялась в Ставку Гитлера в Берлине. В тот раз полет был воплощением немого ужаса, потому как самолет попал под обстрел; но была и другая сторона медали - гражданка Адская впервые искренне молилась Богу. Короче говоря, Вельз на подсознательном уровне стремилась удостоверится, что глядя в окно, она увидит звездное небо, ночные огни города, или, на крайний случай, небесную мглу, а не выжженную землю, горящие турбины и вражеский аэрофлот. Гавриил вместе с супругой уселись позади нее. Для них это был уже не первый полет. Вообще, первый раз – он у всех как-то не очень: не там, не с тем, и никак. Первый полет Рай-Небесного был, как в случае с его коллегой, вынужден случится в связи с началом войны. Его, как «блатного» сразу же зачислили в авиацию. Но тут обнаружилась маленькая проблемка. Просто поверьте на слово: Небесный Гавриил БОИТСЯ ЛЕТАТЬ. Его взлет выглядел до невероятности нелепым. Возмужалый и брутальный на земле, в воздухе он превращался в неопытного запуганного птенца. Цепляясь руками во все относительно прикрученные предметы на борту, Гаврил ошарашенно выпячивал глаза на командира, бородача Рафаэля (или просто Рафика для своих), человека с отбитым чувством страха, который невозмутимо спускал его сослуживцев-парашютистов-десантников в свободный полет. С ужасом осознав, что подошла его очередь прыгать, Небесный еще пуще вцепился в ближайший поручень. Двое амбалов – механик и второй пилот – с демонической силой отодрали мертвецки бледного Гавриила. Всучив ему в руки парашют, командир рычащим басом надиктовывал инструкции. Гаврюша его не слышал: глаза ошалело вращались, в висках пульсировала кровь, в ушах звонко гудел мотор самолета. Напоследок, командир, ухмыльнувшись, рыкнул «Не забудь расправить крылья, Ангел», за шкирку подтащив Небесного к краю. Гаврил зажмурил глаза, задержал дыхание, и молча ступил за порог. В молодое лицо ударил ветер. Секунда. Две. Три. Сейчас уже будет земля, и смерть в конце концов, - пронеслось в голове. Четыре. Пять. Шесть. Гавриил широко распахнул глаза, воздух выбился из легких. Нет, так просто он не сдастся. Он резко дернул кольцо, и парашют, как пара белоснежных крыльев, шумно раскрылся. В сиреневых глазах отблескнуло восходящие солнце. Он летит. ОН ЛЕТИТ… Служба в авиации - все случилось, как должно было случится: товарищ Гаврил Богданыч, имей бы он вначале на самом деле крылья, летел бы на всех скоростях в противоположном направлении линии фронта; и тем не менее, за настоянием многоуважаемого Деда (да славится имя Его!), был вынужден вступить в первые ряды. Впрочем, не будем занижать военные достоинства Гавриила, и отметим, что медаль за храбрость и отвагу он получил вполне заслужено: начиная рядовым по наущению «ТЕБЕ нужно» и «ТЫ обязан», и заканчивая войну генералом – «архистратигом» советской армии с энтузиазмом, геройством, самопожертвованием, лозунгом «НАМ нужно», «Я должен»… Наверняка именно эти воспоминания всплыли в памяти Гавриила Богдановича. Определенно эти - за которые достойны уважения. Но это лишь наши догадки, ведь взлезать в чью-то голову и читать чужие мысли – очень плохо (*Предупреждение: дети, не пытайтесь читать чужие мысли, это крайне невоспитанно!). В это время Михалина Ангеловна уже сладко посапывала на плече у супруга, сжавшись калачиком и уткнувшись носом в ключицу благоверного. Мотор самолета взревел, лопасти турбин закрутились, зажглись огни взлетной полосы. Машину слегка тряхнуло, шасси зашуршали по асфальту. Еще толчок, и самолет зарычав поднялся в небеса, оставляя за собой легкий запах дизеля в ночной прохладе. В маленьком иллюминаторе прощально мигнули сигнальные огни аэропорта, перед тем как погрузить пассажиров в полуночную мглу. Салон давным давно спал без задних ног, кроме одной гражданки, страдающей бессонницей, бурной фантазией и букетом фобий в придачу. Вельзевул тяжело вздохнула: спать нисколько не хотелось, в отличии от остальных. «Как они могут вот так просто дрыхнуть?», – в праведном возмущении жужжал голосок в голове, - «Вон жжже: крыло скрипит, точно отвалится; и с окна дует, разгерметизация случится; и с кабины пилотов ни звука – небось позасыпали там все – всё, теперь точно конец нам, - самолет без пилотов, упадем-разобьемся-не-кому-останки-собирать-будет….». Тряхнув головой, рассыпая непослушные пряди волос на плечи, и прогоняя дурные мысли, Вельз оглянулась: все спят, никому нет дела до их «скорой погибели». «Ну и к Черту их!» - шепотом выругалась она. Успокаивать ее не кому, даже глупая стюардесса где-то дрыхнет. Не придумав ничего лучше как отвлечься от надоедливых мыслей, Вельзевул начала нашептывать, вглядываясь в небесную темноту: «Я лечу-лечу, я - свободная птица в небесах. Всё теперь в моих руках. Ветер в лицо так сказочно, облака так низко, и знаешь как все теперь будет?...». Это слова из одной жутко популярной в притворной Америке рок-н-ролльной песни, которая казалась до невозможности глупой, но в голове засела долбящим ритмом. Где она только ее услышала?... Самолет мирно плывет под звездами, холодно мерцающими в мглистом небе. Внизу проносятся горы и моря, города и целые страны, сотни тысяч людских домишек и россыпи изумрудных лесов. Владелица небесного цвета глаз, уставше глядя в ночную пустоту, даже не догадываясь, что еще один пассажир тоже не спит; пробужденный с легкой дремоты, полуприкрыв сиреневые глаза, вслушивается в ее шепот.