Американские каникулы Good Omens: командировка советских партийных сотрудников

Выходные начались неожиданно быстро, так они и закончатся. Вы позволили ввести Вас в заблуждение, что Бог взял отпуск на эти два дня, и вмешиваться в судьбы людей Он абсолютно не планирует; но это никак не так. У Него уготован особый план для нашей парочки героев. И ровно с сегодняшней полночи «бомба» начала свой обратный отсчет. В салон самолета проникли первые лучи солнца, озаряя лица спящих пассажиров. Много человекочасов ушло на то, чтобы выяснить скорость света; для этого нам нужна информация: она равна примерно 300 тысячам км в секунду. Можете себе представить, необъятное космическое пространство и тонкий луч света, прорезая невообразимый мрак, преодолевая эти 300 тыщ км в секунду, проходя сквозь атмосферу, минуя облака и отпадающую шторку на окне-иллюминаторе, режет правый глаз Вельзевул Люциферовне. Самолет ознаменовался пробуждением первородного ЗЛА. До места прибытия, а точнее славного города Нью-Йорка, оставалось лететь каких-то n-часов. Пассажиры окончательно проснулись, потянулась вереница очереди в санузел типа «сортир» без букв «Мэ» и «Жо»: с полотенцами, зубными щетками, бритвами, недовольными, не выспавшимися и помятыми рожами. Выполнивши утренний туалэт, советские граждане, такие же недовольные, сонные и мятые, но все же умытые и бритые, выдвинув крохотные раскладные столики с сидений напротив, подоставали, заботливо приготовленные мамами и женами, бутерброды, жаренную курочку, варенные яички, свежие огурчики с помидорчиками и т.д., и т.п. (для стереотипа не хватало лишь самогону, но на столе ему быть не положено, ибо нажираться водки с утра не комильфо). Выполнив все, положенные славянскому человеку, ритуалы, пассажиры переключили внимание на иллюминаторы, откуда можно было увидеть бескрайний море-океан. Через n-минут, ровно в полдень, самолет уже садился в аэропорту города Нью-Йорка, где и предполагалось проводить выходную командировку советским атташе по культуре. Выгрузившись с самолета, Вельзевул Люциферовна, на всякий случай, прокляла сию адскую машину, лишившую ее полноценного сна и добавившую ей несколько новых фобий. Она ведь не знала, что на этом плоде любви научно-технического процесса и порождении самого Сатаны, придется лететь обратно домой. Советских гостей встречали американские дипломаты: все как на подбор, будто бы их на конвейере штампуют, холенные, гладковыбритые, в костюмах, с белоснежной лыбой до ушей. Прозвучало стандартное и непривычное для совьетиш-мэна «Хэллоу, хау ду ю ду?». Гаврил Богданыч натянул искусственную улыбку и протянул «Гуууд, сенкс ю». Вообще-то, Небесный учил в школе английский язык, но то ли учительница попалась на редкость бездарная, то ли все как-то практики не было, но знал язык Гаврюшка на уровне «Ландан из зе кэпитал оф Грейт Британ». Американцы сопроводили их до трех Роллс-ройсов и одного черного Бентли 1926 года выпуска, древнего как экскременты мамонта, но до безумия раритетного авто, в которое и усадили чету Небесных с Вельзевул. Взвизгнули шины, заревел мотор, автомобиль понесся в сторону города. Промолчим о том, что по дороге гражданку Адскую изрядно укачало. *** Дорогих гостей поселили в самые дорогие номера самого дорогого отеля в самом дорогом городе Америки. Такие готели еще часто имеют в названии слово «Гранд», ну как к примеру «Гранд отель Будапешт». Кстати говоря, в нашем случае, он походил на место, сродное дворцу, казино, публичному дому и немножко богадельни… Вельзевул посчастливилось получить комнату с видом на живописный парк и огромной кроватью с балдахином; но интерьер номера, ровно как и пейзажи, мало ее интересовал, поскольку на эти выходные намечалась культурная, а местами и не очень, программа от рассвета до поздней ночи, потому комната выполняла бы единственную и главную свою функцию – место для набирания сил на завтрашний кутеж. Супругов Небесных поселили в двухместный номер с еще большей кроватью, и видом на широкий проспект и небоскребы. Если Гаврил Богданыч придерживался подобного отношения к интерьеру, как и его коллега, то супруга Михалина Ангеловна в вопросах устройства быта упиралась нимбом в стену. Вообще, если бы она могла, то привезла бы с собой с дому занавески в желтую ромашку, настольную лампу с зеленым плафоном, настенные часы с большим циферблатом, кружевные салфетки, подаренные мамой на свадьбу, скамейку в прихожую и набор хрустального сервиза «на всякий случай». *** Распаковавши вещи, наши герои спустились к рэсторану. Двери распахнулись и перед ними предстал огромный зал с резным дубовым потолком, тяжелыми портьерами на окнах в пол, мириадами светильников и тремя десятками столиков с белоснежными скатертями. Занявши столы в центре, а Вельз обособленно скромно в углу, гости принялись пролистывать картонные странички меню, изобиловавшее буржуйскими блюдами с чудными названиями. Рядом официант тараторил про блюда от шеф-повара. Поздний завтрак – ранний обед, или как его именую тут – ланч – прошел в полном молчании, прерываемом чавканьем. Официант подал первое блюдо. Звякнули ложки, все начали хлебать. За столиком номер три товарищ Небесный сморщил нос: к нему в тарелку приземлилась забористая навозная муха. Михалина Ангеловна насупила брови, подозвала пальчиком администратора с белозубым оскалом, и начала капать ему на мозг, мол, культура обслуживания у вас хромает, санэпидстанции на вас нет; все начали проверять свои тарелки на наличие насекомых и прочих вещей, которым в еде не положено быть. Тем временем, Вельзевул Люциферовна глядя прямо в глаза брезгливого коллеги, подошла, неспешно взяла его тарелку супа с многострадальной мухой, и выпила одним махом; ни один мускул не дрогнул на ее лице. Вытерши рот рукавом, она леденяще произнесла: «С мясом вкуснее» и спокойно, как ни в чем не бывало, продолжила есть уже СВОЙ суп ложкой. Загробную тишину нарушил администратор, объявив, что второе блюдо за счет ресторана. Дальнейшая трапеза прошла без эксцессов. *** После ланча, наших героев, в лице гражданки Адской и четы Небесных, пригласили на осмотр города. Остальные же, двое Министров, замы, замы замов, охрана и n-количество спецагентов, отказались от променада и отправились на дальнейшее возлияние на дачу к одной очень важной правительственной шишке, которая приглашала и наших героев, а получив отказ настоятельно просила явиться хотя бы к ужину. Сейчас же, их мчал черный Бентли к центру Нью-Йорка со скоростью 90 миль/час (советский человек при слове «миля» подразумевает что-то абстрактное, и спроси знает ли что это значит, он многозначительно покивает головой, а рукой прочертит неопределенную линию в воздухе; так что следует уточнить, что эти 90 миль/час равняются нашим 145 км/час). Определенно, в прошлом, водитель этого авто был гонщиком. Мимо промелькнул полицейский автомобиль, но останавливать несущуюся машину с правительственными номера никто не стал. Бентли въехал на знаменитый Бруклинский мост. Гостей забыли предупредить, что водитель не только гонщик, но еще и страдает географическим кретинизмом, иначе сложно объяснить, зачем едя в центр, с него выезжать. Возвращаясь к нашим героям. С моста открывался чудесный вид, было солнечно, лучи играли бликами на воде. Гавриил невольно заметил вслух, что было бы изумительно - «полетать» прыгнув с парашютом с моста. Вельзевул мрачно прожужжала себе под нос: «Можжно и безз парашюта». Благо, никто ее не услышал, супруги были заняты своими мыслями. А ведь стоит заметить, что Михалина Ангеловна тоже любит летать, еще со времен военной службы в авиации, где она и сблизилась с Гавриилом. Петляя по городу, из переулка на проспект, с улицы на бульвар, раритетная ревущая развалюха, как окрестила Бентли Вельз, выехала, наконец-то, к Центральному парку. Укачанные пассажиры вывалились с автомобиля. Хоть Вельзевул и чувствовала себя препаршиво, но вид еще более убитой поездкой Миши прибавлял ей сил. Все согласились отпустить до вечера водителя, в тайне надеясь, что ехать обратно они будут на метро. *** Свежий воздух, яркое солнышко, зеленая травка и щебечущие птички благотворно влияют на человеческий организм, уставший от тяжелого ночного перелета, акклиматизации, смены часового пояса, отвратных водительских навыков езды и, в конце концов, от друг друга. Все дело в том, что конкурирующие отделы, где работали Адская и чета Небесных, мало пересекались, хотя и работали в одной сфере. Те редкие случаи по работе, когда это происходило, длились меньше четверти часа, а потому в следующий раз, когда кто-то из отдела Вельзевул Люциферовны встречал кого-то из отдела Гаврила Богданыча был даже не обязан здороваться. В ДАННОМ случае, Вельз с одной стороны, и Гаврил с Мишей с другой, вынуждены были терпеть существование друг друга уже, по меньшей мере, 15 часов и 45 минут. Променад по парку прошел в полном молчании. Спустя два часа, наши герои, уставшие теперь уже от прогулки, присели на скамеечку возле большого пруда, где гуляющие любили кормить голубей. Голодные и жадные до лакомств утки и прочая птица была в наличии, хлеба в наличии не было. Михалина Ангеловна, женщина строго порядка, все же позволяла себе раз в год размякнуть; этот случай выпал именно сейчас, потому как мало в чем можно было Мишу соблазнить, кроме как кормлением птиц, кое она обожала, а потому у них в доме всегда имелся черствых хлеб всех сортов (это ж СССР - батон и черный, только хардкор). Это занятие – кормление уточек - позже она привьет и своему непутевому внучку Азичке. А сейчас – Миша бежала со всех ног к продавцу хлебо-булочных изделий, скромно стоявшего на углу улицы, в каких-то трехстах метрах. Гавриил и Вельзевул остались терпеть друг друга на наедине. Неловкое молчание нарушил первым Небесный, поскольку, хоть он и является завотделом наравне с Адской, но он же Мужчина и должен показать свою непредвзятость и готовность работать даже с такими сложными сотрудниками. - Хорошая погода, не так ли? – насколько позволяет физиология человека, дружелюбно улыбнулся Гаврюша. - От чего же ей быть плохой. - по-философский заметила Вельзевул в духе «я-не-настроена-сейчас-разговаривать». Мужчины не были бы мужчинами, если бы сразу распознавали оттенки женского настроения и читали подтекст сказанного. А посему разговор продолжился. - Наверно от того же, от чего у Вас, Вельзевул Люциферовна, скверное настроение. – спокойно сказал Гаврил, и помедлив, добавил, - сейчас. Вельз закатила глаза. Как же эти мужчины бывают надоедливы. Впрочем, женщины не лучше. Она перевела взгляд с забавной полненькой утки, жадно уминающей хлеб, на Михалину, которая вдалеке, пусть и не слышно здесь, сралась с бабулей за последние пирожки с вишней, которые выдрала у нее из-под носа. Пожалуй, к характеристике женщин можно добавить «скверны и вероломны»… Гражданка Адская бросила безразличный взгляд на соседский «источник шума», именовавшийся Гавриилом. Тот же сделал вид, что ругани супруги не заметил. Прошло еще пару минут молчания. Вельзевул начала уже было засыпать, как вдруг товарищ Небесный резко шлепнул себя по руке. В воздухе зажужжала надоедливая муха. Вельзевул сосредоточила взгляд: еще с детства эти насекомые вызывали у нее какой-то нездоровый интерес; было даже время, когда она хотела стать энтомологом и изучать, в особенности, вид Musca domestica, или Муху домашнюю – двукрылое коротконосое насекомое, с продолжительностью жизни в 28 дней и… Невольно взгляд упал на сидящего рядом коллегу, от которого раздавалось сильное жужжание. Двое мух занимались непотребным делом на левой руке у САМОГО Гавриила Богдановича, который заметив сие безобразие, струхнул рукав, совершив coitus interruptus мухам. Небесный густо покраснел. Видя плохо скрываемую довольную лыбу Вельзевул, он скривился: - Не дозрели еще, на такое смотреть, Вельзевул Люцифер-на. - Я тебе помидор что ли, чтоб дозревать. – перекривляла начальство развеселевшая Адская. Гавриил промолчал, опустивши даже тот момент, когда общение перешло на «ты». Вскорости пришла недовольная и злая Михалина, без пирожков, но с хлебом. Последующие четверть часа прошли в кормлении уток и голубей. Потом было решено устроить пешую прогулку начиная с Уолл-стрит, а дальше по Бродвею осмотреть Манхеттен. Метро в помощь. *** Похоже, что географический кретинизм передается воздушно-капельным путем (*от водителя, наверно), иначе как понимать, что направляясь в самый центр города, наша тройка угодила на окраину Бруклина. Там был потрачен еще целый час на блуждания и выяснения с местными на ломаном английском, которое закончилось насильственным изъятием денег (не только долларов, но и советских рублей) и небольшой потасовкой, зачинщиком которой была уже Миша. Под громкий ржач Вельзевул приехала полиция, советских атташе повязали и доставили прямиком в обезьянник. Наступающий вечер намекнул, что на светский ужин к правительственной шишке они сегодня вряд ли попадут. А шишка обиделась, сильно. *** Уставшие, голодные, грязные, без денег и с советскими документами, недовольные Гавриил с Мишей, и от чего-то довольная Вельзевул, коротали первый вечер командировки в полицейском участке. Никаких мягких кроватей с балдахинами, никаких огней Бродвея, никакого сытного ужина. Только холодный пол, сквозняк и два бомжа по соседству. Первый час полицейский из вежливости слушал требования Гавриила на ломаном английском вперемешку с русскими трехэтажными матами, где-то в подкорке сознания понимая, что перед ним не рядовой бандит; но чем дальше темнело, тем больше у полицейского кончалась вежливость и появлялось желание уйти пить пиво. Вскоре солнце село и желание овладело полицаем окончательно. Звякнув ключами он молча удалился вон. Небесным овладело ощущение вселенской обреченности, но виду он не подал: надо же держать лицо перед подчиненными. Миша сидела хмурнее тучи, Вельзевул же напротив - была подозрительно веселой, даже дразнила бомжей в соседней камере оставшейся, после кормления уток, коркой хлеба. Небесный даже не догадывается, что такое времяпрепровождение Вельзевул по душе больше, чем заунывное таскание по музеям. Впрочем, подобными «развлечениями» Вельз себя балует каждый вечер пятницы, оттягиваясь за всю рабочую рутинную неделю. И практически всегда, будь то драка в пьяном угаре, или же марафон нагишом по центру города, заканчивалось это в участке милиции. И только благодаря батеньке Люциферу Сатановичу все заканчивалось строгой беседой, и до ушей начальства не доводилось. Но тут, в капиталистической прогнившей Америке, замолвить словечко за Вельз было не кому. Этот факт нисколько не расстраивал ее, даже наоборот – чуть ли не впервые она отдана сама себе на попечение. Товарищ Небесный устало плюхнулся на старенькую скамейку; старушка скрипнула, но удержала гиганта советской мысли на себе. Он нахмурил брови и погрузился в глубокие омуты мыслей. С ним это редко происходило, но сейчас он думал… Рядом прижалась Михалина Ангеловна, положив голову на правое плечо супруга. На его левое плечо села муха. - Да сколько это будет продолжаться?! – взорвался Гавриил, выныривая из потока мыслей, - Весь день меня преследуют мухи! – ревел Небесный. Миша никогда не любила излишние сантименты, но сегодня она уже позволила себе раз разкиснуть, а посему, гулять так гулять: - Это все потому что ты у меня сладкий, - насколько умела нежно, выдавила она. - Или просто человек-говно, - подхихикнула Вельзевул. Ее вообще забавляла эта ситуация, и чувствовала она себя в ней, как рыба в воде. На этот раз пришел черед взрываться Мише. Она долго терпела выходки этой шизоидной девицы с конкурирующего отдела, но это переходит все границы: - Вы много себе позволяете, гражданка Адская, - рычащим тоном заявила Михалина Ангеловна, - не забывайте, с кем Вы разговариваете! И имейте ввиду, я доложу высшим инстанциям о вашем поведении. Вельз закатила глаза настолько, что наверняка увидела свои глазницы изнутри. Эта крашенная фифа достала её своими вечными придирками. Даже когда вставала необходимость их отделам решить какое-нибудь дело совместно, на совещание Михалина Ангеловна принципиально шла только с подчиненными Вельз – Лёликом Бесенком (он же Лигур Аидович - дедушка Лигура младшего – сокурсника Антошеньки Кровличенка в будущем), или, на крайний случай, с Гавнюшей Демоновичем (так «ласково», за глаза называли сотрудники Хастура Азазелевича (который подрабатывал параллельно уборщиком свинарни в колхозе), деда Хастура младшего и двоюродного брата Лигура). Вообще, у этого консервативного партийного планктона фантазия в наречении детей и внуков отсутствовала как таковая. Вельзевул Люцифер-на давно подозревала, что выбор круга общения Миши в их отделе был несколько противоестественный, поскольку, по профессии герпетологи (по рептилиям Лёлик и по амфибиях Гавнюша), дальше обсуждения своих земноводных диалог поддержать не могли; но они исправно выполняли свои бумажно-актовые обязанности в Канцелярии Адской, а посему причин быть ими недовольными не поступало. И все же что-то смущало Вельзевул в этом принципиальном общении. Хоть она лично ни разу не видела, чтоб ее подчиненные встречались с супругой Небесного внерабочее время, при этом некоторые слухи, любовно перемолотые секретаршей Уриэль с завхозом Сандальфоном, имели место быть правдивыми, и самое время подлить масло в ее Адский огонь, вливая слухи в нужные уши: - Дорогая вы наша Михалина Ангеловна! Скажите, как женщина женщине, что тяжелей: найти мужчину своей мечты, или прятать его от мужа? - Мне-то по чем такое знать?! – оторопела вопросу Миша, - Гавриил твоя подчиненная не дружит с головой! - И в самом деле, Вельзевул Люциферовна, немедленно перестань паясничать! – надулся Небесный (он и сам не заметил, как перешел на «ты» с коллегой). Вельзевул же продолжала: - Гаврил Богданыч, дорогой, не кипятись, нервные клетки не восстанавливаются, а седые волосы тяжело закрашивать. Михалина Ангеловна, не хлопайте так невинно глазками, просветите же своего благоверного про ваши с Лигуром Аидовичем каждопятничные рандеву под предлогом «делового рационализаторского предложения», которые проходят в очень даже интимной обстановке у него в коммунальной квартире. Да-да, у стен есть уши, Михалина Ангеловна. Хотя у кого их не будет, если ваши стоны и крики соседи уже по первой ноте распознают. И, Гаврил Богданыч, дружеский совет, как товарища по работе, присматривал бы ты лучше за своей супругой, а то Ангел может оказаться «падшим», если кто-то случайно просветит высшие инстанции про служебный роман. Миша молча хлопала ртом, не зная, что ответить на такую дерзость; Гавриил нахмурился: вступиться-то за честь жены нужно бесспорно, но что-то ему подсказывало, что к этой теме нужно определенно вернуться, и побеседовать с благоверной (а может уже и не очень) женушкой; поскольку, до сегодняшнего дня, то, что Миша проводит вечер за домашними делами, пока он, как порядочный трудоголик, задерживается на работе каждую пятницу, не вызывало сомнений. Представить себе картину, где его ангел, его Миша, находит утешение в объятиях этого престарелого почитателя хамелеонов и всякой ползучей мерзости, было выше сил Гаврилы. Он поморщился. Впрочем, удар бы его точно хватил, узнай он, что после того, как месяц назад Лигура Аидовича списали на пенсию, Миша начала «утешаться» уже с Хастуром Азазелевичем, человеком не способным на глупые сантименты, да и вообще с эмоциональным диапазоном как у зубочистки. Но Мише нравилось. Миша одобряла. Ее даже не пугал «специфический» запах, щедро исходящий от Демоновича, за который коллеги его ласково кликали «Гавнюшей»… Тишина поглотила полицейский участок. Задержанные думали каждый о своем. К примеру, двое бомжей в соседней камере дрыхли в пьяном угаре, с каруселями и чертями. Михалина Ангеловна размышляла о том, что в маленькой интрижке с подчиненными нет ничего страшного; в конце концов, ее благоверный сам виноват: он так мало уделял ей внимания, романтика в их браке выветрилась; вот когда он приглашал ее на прогулку в последний раз? Вельзевул сонно смотрела на потолок, где от проезжающих машин расходились тени. Голова была пуста. Гавриил думал, как хорошо быть 30-ти летним. Идеалы юности преданы. Романтические иллюзии утрачены. Большие надежды разбиты. При этом тайное омертвление души еще не просвечивает наружу и есть деньги. Жить стало удобно, правда не за чем.