***
После событий в Наршаре Айлин приобрёл привычку подолгу не вылезать из горячей воды. Обычно он ходил в горячие источники Аль-Джаира, но там редко можно было посидеть одному, не застав кого-нибудь из сыновей или учеников императора, поэтому юноша всё чаще пользовался личным бассейном его величества. Эрииль не возражал. Он абсолютно спокойно относился к тому, что принц мог позволить себе прийти в его покои, когда пожелает, без спроса пользоваться купальней, часами торчать в библиотеке или даже заснуть в постели учителя, несмотря на отсутствие последнего. Наверное, он понимал, что его подопечный делает это не со зла. Просто покои наставника казались Айлину самым безопасным местом, и если вдруг посреди ночи юноша вскакивал от кошмара, в котором зелёное пламя мешалось с лицами насильников, а мотылёк разбивался об окно и стекал на пол кровавой лужей, в середине которой блестело чёрным камешком бронзовое кольцо, то принц, наспех одевшись, бежал в другое крыло дворца и прятался в комнатах Эрииля. На близости учитель больше не настаивал, но когда Триалин забирался к нему в постель, никогда не оставлял своего любимчика без почти целомудренных поцелуев в лоб и крепких объятий, в которых кошмары и беспокойные сны не могли достать юношу. Акиэль полагал, что Эрииль начал учить Айлина магии, чтобы отвлечь. Он ошибался. Учитель был последним человеком, который стал бы жалеть принца или пытаться занять его, чтобы тот не думал о случившемся. Наоборот, именно император разговаривал с Триалином на тему, запретную для того же Акиэля. Именно Эрииль не давал юноше запутаться в своих мыслях. А думал принц много. И во время занятий, и перед сном, и в горячей воде купальни. Хуже всего было, когда он пытался найти кого-то ещё повинного в том, что произошло. Учитель объяснил ему, зачем они это сделали, но когда Айлин думал слишком много, ему начинало казаться, что этих объяснений недостаточно. Раян хотел поскорее занять трон и править так, как считал нужным. Он не желал зла Триалину, просто счёл его достаточно ценным для торга. Нерсес тоже не желал зла юноше. Ему вообще не было дела до принца. До этого принца, потому что он хотел другого. Близнеца Триалина. По всему выходило, что Айлин перенёс всё это из-за Рубеллина, который, поди, и знать не знал, какое впечатление оставил у брата райкурского императора. А может, знал. Может, он делал это специально, пользуясь своим обаянием, чтобы таким получестным путём добиться благоприятного для себя итога переговоров. Судя по тому, как часто и с каким восхищением говорили о крастском принце, вполне возможно, что Рубеллин был хорошим актёром и намеренно очаровывал людей. Пусть он не предполагал, что из-за его штучек кто-то пострадает, это лишь немного умаляло его вину. Айлину было даже немного приятно так думать. Думать, что не он один виноват во всём, что случилось. — Ты бы хотел, чтобы на твоём месте оказался Рубеллин? — спросил однажды принца Эрииль. — Нет, — уверенно мотнул головой юноша. — А что бы ты чувствовал, узнай, что с ним произошло что-то подобное? — Убил бы тех, кто это сделал. — Я не спросил, что бы ты сделал. Я спрашиваю, что бы ты чувствовал. Айлин задумался, пытаясь представить. — Злость, — ответил Триалин. — Сильную злость. Даже ярость. — А ещё? — И… боль. Уж лучше бы надо мной ещё раз надругались, чем он пережил бы подобное. Эрииль молча кивнул, а Триалин больше ни разу, даже мысленно, не винил близнеца.***
Шехрияр приехал за день до прибытия Рубеллина. Очевидно, он, как новый наследник, рассчитывал на тёплый приём, но Эрииль не выехал его встречать, не послал к нему людей для положенного приёма, не сделал ровным счётом ничего, чтобы отметить приезд сына. Император сидел в беседке вместе с Триалином, Акиэлем и Бриэлем — тремя своими любимыми учениками — неторопливо пил чай и беседовал с юношами о поэзии, когда Шехрияр появился в проёме входа. За его спиной неуверенно переглядывались приближённые принца. — Отец, я вернулся! — поклонившись, широко улыбнулся юноша. Он был похож на Раяна, но до изящества и утончённого благородства покойного наследника ему было далеко. — Я вижу, — спокойно ответил Эрииль. И хотя на его лице ничего не отразилось, все трое учеников заметили, что император поставил чашку в блюдце чуть резче, чем следовало. Неизвестно, какой реакции ждал от отца Шехрияр, но явно не этой. Натянутое молчание почти давило на всех наблюдателей этой неловкой сцены, пока Бриэль, осторожно взглянув на учителя, не решился сгладить обстановку. — С возвращением, ваше высочество! — поднявшись с подушки, ласково улыбнулся юноша. — Позвольте представить вам наследного принца Дегроуэля Триалина Асторда и сатрапа* северных земель Дегроуэля Акиэля Верриари. Они почтили нас своим присутствием, чтобы учиться под наставничеством его величества, — Бриэль изящной ладонью указал на своих младших товарищей по учёбе. Представленным пришлось встать, вежливо поклониться — Айлину немного кивнуть головой, Акиэлю отвесить полупоклон. — Наслышан-наслышан, — улыбнулся Шехрияр. — Это же вы подвинули Раяна. Чашка в ладони императора разлетелась сотней мелких осколков. Триалин с Акиэлем, повинуясь инстинкту самосохранения, почти синхронно сделали пару шагов назад, дабы оказаться вне поля зрения разгневанного императора. Только Бриэль остался рядом, мгновенно подскочив к учителю, и, смахнув осколки, занялся его окровавленной рукой. Приближённые Шехрияра благоразумно пали ниц, хотя даже не вошли в беседку. Триалин с Акиэлем замерли на своих местах, подобно статуям, и только Шехрияр не уловил никаких изменений в атмосфере. — Ты поранился? — округлил глаза принц, приблизившись к столику. — Сейчас вообще разучились стекло делать. У меня тоже недавно в руке чашка лопнула. Казнить бы таких стеклодувов, из-за которых сам император… Договорить юноше не дал Эрииль. — Что заставило тебя думать, будто ты можешь позволить себе приходить ко мне, когда пожелаешь? — прохладным тоном, от которого у всех присутствующих, кроме Шехрияра, волосы встали дыбом, поинтересовался император. — Ну, я ведь теперь твой наследник, — с самоубийственной беззаботностью ухмыльнулся принц. Акиэль с Триалином потрясённо округлили глаза, одинаково думая о том, что, впервые видят кого-то, кто так старательно подкладывает дров в свой погребальный костёр. Бриэль, закончив стирать кровь с ладони учителя, поспешно обратился к принцу. — Ваше высочество, видите ли, до вашего прихода у нас с его величеством проходил урок. — А, так я вас прервал, — проявил, наконец, сообразительность Шехрияр. — Прошу прощения. Я думал, вы просто пьёте чай. Тогда позже загляну. Хорошего дня, — поклонившись, улыбнулся юноша и, махнув своим спутникам, вышел. Триалин с Акиэлем отмерли и осторожно вернулись на свои места. Бриэль взмахом руки убрал осколки и чайную лужу, а затем наполнил новую чашку свежей порцией чая и опустил её перед учителем. — Тебе в дипломаты, а не в целители, — мрачно усмехнулся Триалин, про себя думая о том, что если Шехрияр станет императором, Астелле придёт конец. — Может, его высочество Шехрияр и не обладает теми же выдающимися способностями, что были у его старшего брата, но за его спиной стоят влиятельные родственники из очень древней, очень знатной и очень богатой династии, — угадав мысли Айлина, вздохнул Бриэль. Триалин не разбирался в тонкостях отношений между императором и астельским дворянством, но тон Бриэля и холодный приём, устроенный Эриилем сыну, подсказывали, что учитель совершенно не желает оставлять трон Шехрияру. Интересно, как в Астелле относятся к сыноубийству?***
Триалин сидел в курящейся паром воде купальни, задумчиво глядя на созданный им огромный водяной шар. В такой сфере и он сам спокойно смог бы поместиться. Мысль не давала покоя, и юноша, отпустив шар, создал водяную сферу вокруг себя. Удерживать её изнутри оказалось куда сложнее. Он попробовал заставить пузырь взлететь выше, но, едва оторвавшись от поверхности воды, шар развалился, и принц с громким плеском плюхнулся в бассейн. Через полчаса попыток ему удалось заставить водяную сферу с собой внутри летать в двух ярдах над бассейном столько, сколько хватало дыхания юноши. За этим занятием и застал его Эрииль. Заметив вошедшего, Айлин на долю секунды ослабил контроль и едва не расшибся о мраморный пол, над которым пролетал в водяном пузыре. Император ленивым жестом замедлил падение ученика, и тот мягко опустился голой задницей на тёплый камень. — Неплохо, — отметил мужчина. — Думаю, и с водяным щитом ты уже сможешь справиться, — добавил Эрииль и, приблизившись к ученику, поднял из бассейна огромную толщу воды, которая, спустя мгновение, окружила крутящейся массой императора и принца. — Чем быстрее вращение, тем прочнее щит. Не забывай, что толщина водяного слоя должна быть везде одинакова, поэтому ты должен регулировать поток как с внешней, так и с внутренней стороны. У тебя две недели для практики. Пока Рубеллин будет здесь, наши с тобой занятия приостановятся. Айлин проводил взглядом возвращающуюся в бассейн воду и обернулся к учителю. — Вы знаете, что в моей семье все лучше владеют огненной стихией? — Все это знают, — кивнул Эрииль. — И это знание даёт противнику преимущество. — Поэтому вы хотите, чтобы моей основой стала вода? — Отчасти. — А когда мы будем изучать боевую магию? — Когда ты освоишь в должной степени защиту. Впрочем, ты можешь попробовать хлыст. Принцип тот же, что и у щита, только вращение не по кругу, а по прямой, — с этими словами мужчина продемонстрировал принцу несколько тонких, скрученных из водяных струй, щупалец. Быстрый удар и розовые бутоны цикламенов попадали в бассейн срезанные хлыстом. Айлин выудил из воды подплывший цветок, с грустью глядя на изуродованные кусты. — Идём спать. Корабль твоего брата должен приплыть на рассвете, — позвал учитель. — Только не говорите, что сами поедете его встречать, — вставая, возмутился юноша. — Не говорю. Ты сам это сказал, — невозмутимо ответил Эрииль. — Значит встречать меня вы отправили сына и мужа, а к Рубеллину сами поедете? — Ты приехал ко мне, как ученик. Он едет как зять. И не забывай разницу между Дегроуэлем и Крастской Империей. Последние слова задели Триалина. Настолько, что он всерьёз подумал о том, чтобы вернуться в свою спальню. — Твои обиды и истерики не изменят положение вещей, — усмехнулся император. — Хочешь, чтобы Дегроуэль воспринимали всерьёз, сделай свою страну достойным конкурентом для остальных империй. — И сделаю, — огрызнулся Айлин. — Сделаю так, что при одном упоминании о Дегроуэле все будут трястись от страха так, что будут искать мира со мной. — Подрасти для начала, — снисходительно улыбнулся Эрииль, снимая свои длинные одеяния.***
На предложение учителя поехать вместе с ним встречать кронпринца Крастской Империи Триалин ответил отказом. От предложения Акиэля затеряться в толпе и посмотреть издалека, Айлин тоже отказался. Он не хотел, чтобы брат его видел, но и скрываться среди зевак тоже не собирался. — Ты, надеюсь, не хочешь прятаться, как Триалин? — поинтересовался у Акиэля император, когда они втроём завтракали рано утром в гостиной его величества. — Не хочу, — честно ответил Лорд. — Более того, он будет моими глазами и ушами, — вставил Айлин. Глаза и уши устало вздохнули, выражая полную покорность причудам своего принца. — В таком случае, тебе лучше поехать со мной, — улыбнулся Эрииль кунгусу. В дверь поскреблись. Затем, не дождавшись ответа, ещё раз. Почти вползший раб бухнулся на колени и с нескрываемым ужасом на лице пролепетал: — Помилуйте, ваше величество. Его высочество Шехрияр желает… — не успел раб предупредить о визите наследника, как дверь снова открылась, впуская сына императора. — Доброе утро, — лучезарно улыбаясь, поздоровался вошедший. — И вам доброго утра, — чуть склонил голову в знак приветствия Триалин, искоса взглянув на наставника. Жаль, с ними не было Бриэля, способного разрядить атмосферу, поскольку ни Айлин, ни его друг на эту роль абсолютно не годились. — Ты вчера так и не уделил мне время, — без приглашения усаживаясь за стол, с ноткой обиды обратился к отцу Шехрияр. — А в этом есть необходимость? — изогнув бровь, прохладно поинтересовался император. — Я думал, ты обрадуешься моему приезду, — вздохнул юноша. — С чего бы? На это Шехрияр не нашёл, что ответить, поэтому поспешил перевести тему. — Мне сообщили, что сегодня приедет наследный принц Крастской Империи. — Ближе к делу. — Мне, наверное, тоже нужно поехать встречать его. — Как пожелаешь. — А вы, — Шехрияр обратился к Айлину, — соскучились по брату? — Не знаю, — пожал плечами Триалин. — Как можно скучать по тому, кого не знаешь? — О, так сегодня первая встреча? — оживился принц, отыскав повод не встречаться взглядом с отцом. — Нет. Я не хочу, чтобы он обо мне знал. По крайней мере, пока. Поэтому я прошу вас не упоминать меня в разговоре с ним, — вежливо попросил Айлин. — А почему? — полюбопытствовал собеседник. — Много причин. Надеюсь, вы извините меня, если я опущу подробности, — улыбнулся юноша. Эрииль, казалось, растерял остатки терпения. — Если ты собираешься встретить его высочество Рубеллина, ступай и подготовься к встрече, — тоном, не расположенным к пререканиям, отрезал император, обращаясь к сыну. Шехрияр пожал плечами и, бегло попрощавшись, вышел. — Почему вы его не любите? — не мог не спросить Триалин и тут же получил болезненный пинок под столом от Акиэля. — Он глуп, жаден, беспричинно самовлюблён, — начал перечислять учитель, — и, вдобавок к этому, легко поддаётся эмоциям и чужому влиянию. — А ещё он ваш сын и вы могли уделить чуть больше времени его воспитанию, чтобы он не был глупым, жадным и самовлюблённым, — хмыкнул Триалин. Эрииль не стал оправдываться. Он вообще предпочёл не развивать тему, вернувшись к завтраку. И когда Айлин уже было решил, что последнее слово, в кои-то веки, осталось за ним, учитель обронил полунасмешливое: — Не суди о том, чего не знаешь.***
Триалин стоял на балконе второго этажа тронного зала и с интересом разглядывал толпу внизу. Казалось, людей было даже больше, чем в приезд Айлина. Некоторым чиновникам невысокого ранга, младшим сыновьям и племянникам императора внизу места не хватило, потому их определили на галереи второго этажа. Женщины, закутанные в чёрные чадры, стояли на балконах третьего. Шум внизу усилился, толпа с трудом расступилась, и в тронный зал вошёл император, а следом за ним кронпринц Рубеллин в окружении своей свиты. Рядом с юношей шли Шехрияр, Акиэль и какой-то незнакомый Триалину молодой человек. Впрочем, окружение крастского принца интересовало Айлина далеко не в первую очередь. Он едва удержался от желания перегнуться через перила, а ещё лучше, спуститься вниз и затеряться среди придворных, лишь бы увидеть близнеца ближе. В последний раз Триалин видел его шесть лет назад, когда его не успели забрать из дедушкиного поместья, а Рубеллина и их младшего брата привезли пораньше. Тогда они несколько дней находились в одном особняке, и у Айлина была возможность наблюдать из окна, как его близнец читает в саду, а младший брат — принц Вардлас — играет с другими детьми во дворе. «Что ж, по крайней мере, он похудел», — отметил про себя Триалин. Из его последних воспоминаний брат был очень-очень толстым ребёнком. Толпа ринулась к кронпринцу — все хотели поприветствовать дорогого гостя и взглянуть на будущего зятя его величества. Айлин не мог расслышать, что отвечал брат. Со второго этажа ему оставалось только наблюдать за чернявой макушкой Рубеллина, который вдруг, словно ощутив пристальный взгляд, резко обернулся. Триалин едва успел скрыться за колонной. Неужели его близнец что-то почувствовал? Или кто-то сказал ему, что на него нагло пялятся? Когда юноша осмелился выглянуть из-за колонны, близнец в его сторону уже не смотрел. Рубеллин с очаровательной — даже Айлин это признал — улыбкой о чём-то говорил с окружавшими его людьми. Решив, что больше рисковать не имеет смысла, Триалин отлепился от колонны и, юркнув в толпу, покинул тронный зал.***
— Ну, как он тебе? — подорвался с места юноша, стоило Акиэлю войти в комнату. — Очень милый. В отличие от тебя, — фыркнул кунгус. — От нас с тобой, — невозмутимо поправил Айлин. — Давай поконкретнее. — Я с ним толком не общался. Очередь не дошла. Единственное, что могу сказать — вы разные. Вроде одно лицо, отличий не найти, но почему-то разные. Это как, знаешь… если сравнивать Рубеллина с картиной, то ты будешь её наброском. Странно, правда? Он кажется каким-то… не знаю… неземным. Я даже не запомнил лиц и имён его свиты. — Вот тебе глаза и уши, — проворчал Триалин. — Кстати, его величество велел передать, чтобы ты зашёл к нему. Поняв, что большего от друга не добиться, принц отправился к императору. — Ты сегодня с утра не ел, — заметил мужчина, едва Айлин закрыл за собой дверь. — Неправда. Я перекусывал, — возмутился юноша, хотя трудно было назвать полноценной едой горсть сорванных в саду фиников. Весь день, дожидаясь окончания приёма в честь своего близнеца, Триалин провёл в горячих источниках, тренируясь в создании водяных щитов, и прятался в руинах старого замка, где практиковался в метании ножей. — Садись, — указав на стол, устало вздохнул учитель. Айлин охотно подчинился и, подвинув к себе тарелку лепёшек с мясом, спросил: — Что вы о нём думаете? Уточнять, кого принц имел в виду, не приходилось. О ком же ещё он мог спрашивать, если не о брате. Эрииль, глотнув чаю, спокойно ответил: — Безупречно воспитан, прекрасно владеет астельским, безукоризненно вежлив… — Можете не продолжать, — скис Триалин, перебив наставника. — Я в последний раз закрываю глаза на твою привычку перебивать собеседника, — строго сказал император и, уже мягче, добавил: — И, кроме того, я всё ещё не сказал, что думаю о Рубеллине. То, что я перечислил, тебе скажет любой, кто присутствовал сегодня при встрече твоего брата. Если тебе этого достаточно — ты мог спросить кого угодно. — Простите. Продолжайте, пожалуйста. — Рубеллин не уверен в себе, хотя и преуспел в том, чтобы хорошо скрывать это. Скорее всего, он репетирует речь перед тем, как встретиться с кем-то. Он мало ест, избегает своего отражения в зеркале. Его пугает большое количество людей. Он пьёт слишком много кофе. У него прекрасный вкус в одежде и, очевидно, он сам выбирает, что надеть. Его друг, Эсний, оказывает на Рубеллина куда больше влияния, чем Акиэль на тебя, — перечислял Эрииль. — Рубеллин прекрасно образован и умеет поддержать беседу, хотя далеко не всегда хочет этого. Всё это я узнал, полагаясь только на свои глаза. — Как? — удивился принц. — Наблюдал и делал выводы. Не обязательно быть менталистом и лезть в чужую голову, чтобы узнать, что в этой голове творится. — Научите меня? — Когда же ты станешь молча слушать? — вздохнул мужчина. — Об этом я и собирался поговорить. Уверен, что, несмотря на практические задания, что я тебе дал, ты будешь находить время, чтобы понаблюдать за своим братом. Поэтому я запрещаю тебе спрашивать что-либо о нём у Акиэля или кого-то из свиты Рубеллина. С завтрашнего дня ты сам будешь рассказывать мне, что узнал о Рубеллине. Это твоё новое задание. — Но я же не могу постоянно за ним следить? — возмутился юноша. — Ты собираешься искать возможности или оправдания? Прояви смекалку. Надеюсь, она нужна тебе не только для того, чтобы пробираться в чужие гаремы. При последних словах императора уши Айлина запылали, и принц молча вернулся к ужину, обдумывая слова наставника. Спустя некоторое время Триалин тихо заметил: — Вы так и не сказали, что думаете о Рубеллине. — Верно, — кивнул Эрииль. — Я думаю, твой брат несчастлив. Думаю, он не хочет править и жалеет, что родился раньше Вардласа, а порой, что вообще родился.***
Учитывая, что последующие две недели все разговоры при дворе были, в основном, о Рубеллине, выполнить задание императора оказалось совсем не трудно. Самой громкой и часто обсуждаемой сплетней была новость о знакомстве крастского принца со своей невестой. Десятилетнюю принцессу Сарру Ильсир Лириан ла Астелла, дочь любимой сестры императора, привезли в Аль-Джаир на третий день пребывания Рубеллина в Аккаде. Принц заранее настоял на том, чтобы встретиться не только с отцом невесты, но и с матерью, хотя это и шло вразрез с астельскими правилами. Первая встреча, само собой, проходила при многочисленных свидетелях. Рубеллин привёз своей невесте платья и туфельки по последней крастской моде, подарил инкрустированную гранатами шкатулку с брошками и заколками, огромную шарнирную куклу от лучшего мастера игрушек в Крастской Империи, а к ней — кукольный сервиз из настоящего фарфора. Девочка к подаркам оказалась совершенно не готова и беспомощно озиралась в поисках подсказки. Закутанная в бесформенные одеяния, но, по крайней мере, с открытой головой, принцесса, едва не заикаясь от страха, благодарила будущего мужа на ломанном крастском и постоянно опускала голову, не осмеливаясь смотреть принцу в глаза. Неприятно удивлённый такой реакцией Рубеллин решил было, что девочка переволновалась и, предложив ей отдохнуть, заговорил с отцом Лириан. Гордый отец во всех красках, к ужасу кронпринца, расписал, как проходит подготовка его дочери к замужеству, рассказал, что её обучают всему, что должна знать и уметь жена императора, что она сумеет не только родить наследников, но и позаботиться о супруге, ублажив его в постели. Выражение лица Рубеллина в этот момент обсуждали вплоть до его отплытия. Выслушав своего тестя, юноша пришёл в бешенство. Он попросил увести Лириан, а затем, пожалуй, впервые выйдя из себя, высказал всё, что думает об астельских традициях и умалишённых родителях, заставляющих ребёнка — он подчеркнул это слово — учиться ублажать мужчину. — Она ещё даже знать не должна, что это такое! — горячился принц. — В её возрасте ей положено играть в куклы и учиться. И не тому, чему её учите вы! Мне нужна жена, а не наложница, уж не знаю, понимаете ли вы о чём я. Взяв себя в руки, мрачный Рубеллин извинился за несдержанность и попросил разрешения поговорить с матерью невесты. Видимо, он хотел успокоить женщину, потому что начал заверять сестру Эрииля, что её любимую дочь никто не тронет, пока она не достигнет нужного возраста. Можно только догадываться, как восприняла слова будущего зятя женщина, но, выслушав его, она, озираясь на мужа, принялась рассказывать о том, что и у неё, и у её матери лунная кровь началась рано, а значит и Лириан очень скоро будет пригодна — так и сказала — для рождения детей. Очевидцы этого разговора позже рассказывали, что Рубеллин после таких слов выглядел так, словно вот-вот упадёт в обморок. Несколько минут он молча сидел, одной рукой вцепившись в подлокотник кресла, другой — потирая переносицу, собирался с мыслями и искал способ спасти свою невесту от происходящего кошмара. Для начала он запретил обучать девочку таким непристойным вещам, чем вызвал непонимание и негодование её родственников, считавших, что без должных навыков она будет плохой женой. Затем он попросил одну из своих кузин, что была в составе его свиты, задержаться в Астелле в качестве гувернантки для Лириан, а потом пообещал прислать из Крастской Империи учителей, гувернанток и молодых леди, чтобы те обучили девочку всему, что должна знать и уметь крастская аристократка. — Прошу, поймите меня правильно, — устало повторял Рубеллин. — Обязанности вашей дочери не будут ограничиваться рождением наследника. Об этом ещё даже говорить рано. Я знаю, что у вас нет императрицы, но у нас она есть. Должна быть. Лириан обязана будет организовывать всю светскую жизнь при дворе, устраивать аудиенции, а если я не смогу исполнять свои обязанности, временно или постоянно заменять меня на троне. Она будет вторым императором, если вам так понятнее. Понятнее родителям принцессы не стало. Весь этот разговор, передаваясь из уст в уста, оброс многочисленными подробностями. Одни говорили, что Рубеллин в ярости швырял мебель, другие — будто принц и вправду упал в обморок, столкнувшись с астельскими традициями, а третьи утверждали, что наследник недоволен невестой и помолвки не будет. Но всё это было не более, чем домыслами. Уж Триалин мог за это поручиться, потому что во время встречи его близнеца с невестой юноша сидел в кустах под окном, чистил мандарины и задыхался от беззвучного смеха. Тем же вечером он рассказал Эриилю, что Рубеллин благороден, чист помыслами и всецело разделяет ужас Айлина перед безжалостными законами Астеллы, пусть и не подозревает о существовании близнеца.***
Впрочем, к огорчению юноши, на этом забавные моменты закончились. Рубеллин встречался с эмирами и сатрапами, катался вместе со своей свитой на галере вдоль побережья, развлекал придворных игрой на скрипке, рисовал портреты на память и, как будто ему было мало демонстрации своих талантов в искусстве, постоянно удивлял всех своим мастерством в магии. — Самое обидное, — жаловался другу Триалин, — самое обидное, что он делает это как бы невзначай. Вот сегодня, например, во время ужина раб-подавальщик запнулся и чуть не опрокинул поднос с чаем на какого-то сатрапа, а он, не глядя, махнул рукой, и, оп, чашки целы, одежда сатрапа не испачкана, поднос в руках у подавальщика, а на полу ни одной капли. Или вот вчера, после приёма в честь помолвки, устроил фейерверк! Я даже не знаю, какую формулу он использовал, — сокрушался юноша. Близнец превосходил его во всём — начиная от игры на музыкальных инструментах и умения вести светскую беседу, заканчивая уровнем магии и безупречными манерами. Он даже на астельском говорил лучше, чем Триалин. Даже его крастский, слегка картавый, акцент звучал изящно и мило. Это раздражало. Просто выводило из себя. Чем больше Триалин узнавал о близнеце, тем больше уверялся во мнении, что поступил правильно, не открывшись ему.***
Наконец, приблизился день отплытия Рубеллина на родину. За две недели наблюдения за братом, Айлин успел многое узнать о нём, разочароваться в себе и возненавидеть собственную никчёмность. Впрочем, кое-что немного обнадёживало юношу — единственное, как он считал, преимущество перед близнецом. Он заметил, что Рубеллин, как и большинство Астордов, использовал, в основном, огненную стихию, и был безмерно благодарен учителю за то, что тот решил сделать основой принца водную магию. Подстёгиваемый желанием стать сильнее, Триалин быстро освоил и водяной щит, и хлыст, и даже умудрился соединить обе техники, чем заслужил похвалу императора. Когда юноша продемонстрировал наставнику свой прочный водяной щит с выстреливающими из него струями-хлыстами, Эрииль заметил, что не каждый смог бы не только додуматься, но и суметь использовать такое сочетание. Обнадеженный собственными успехами принц даже осмелился пойти на риск и пробраться в комнату Рубеллина. Ночью, накануне отъезда брата, Айлин прокрался к гостевой усадьбе и, осторожно заглядывая в окна, отыскал покои крастского принца. Поддев остриём кинжала раму, юноша тихо открыл окно и, убедившись, что не разбудил близнеца, залез в спальню. Рубеллин спал так же, как Айлин, свернувшись калачиком и обнимая подушку. И, похоже, ему так же, как и близнецу, снились кошмары. Он хмурился во сне и сминал пальцами шёлк наволочки. Триалин медленно опустился на постель рядом с братом и махнул рукой над его головой, словно отгоняя плохие сны. Не то чтобы он верил в приметы, но, по странному совпадению, это сработало, и Рубеллин перестал ворочаться. Такой тихий и беззащитный. Странная нежность затопила сердце принца. Как он мог обижаться на брата? Разве Рубеллин виноват в том, что превосходит близнеца? Конечно, нет. Вместо того, чтобы жаловаться и завидовать, Айлину лучше заняться собой. Он ведь и сам видел, как Рубеллину тяжело. Видел, но не хотел об этом думать. Не хотел признавать, что его брат превозмогает себя, чтобы быть таким совершенным хотя бы внешне. Рубеллин. У него ведь тоже было сокращённое имя, которое Айлин теперь силился вспомнить. Где-то в глубинах памяти полустёртый временем голос матери ласково звал: «Айлин! Эллин!» Айлин и Эллин. Четырёхлетние близняшки, всегда держащиеся за руки. Айлин защищал Эллина. От плохих снов, от страшных теней в углу их детской комнаты, от строгой няни. Они были вдвоём против всего огромного мира. Ладошка в ладошке. Кулачок к кулачку. А потом их разлучили. Разорвали пополам одно целое. Двое маленьких близнецов превратились в похожих и совершенно разных принцев. Триалин и Рубеллин. Айлин и Эллин. — Подожди немного, — шепнул Айлин. — Я стану сильнее и снова буду защищать тебя. Только подожди, Эллин. Обещания, произнесённые вслух, нельзя нарушать. Триалин дал слово и себе, и своей спящей половине. Рубеллин, не просыпаясь, протянул ладонь и, поймав руку брата, мягко сжал её. — Ты меня слышишь, — тихо улыбнулся принц.***
Проведя полночи с близнецом, Триалин не смог отказаться от идеи проводить его. — Я не хочу, чтобы ты находился в толпе без охраны, — отрезал Эрииль, стоило юноше поделиться с ним своим намерением. — Охрана привлечёт много внимания, — стоял на своём Айлин. Император махнул рукой перед лицом ученика и ответил: — Пойдёшь со мной и будешь находиться в поле зрения. Принц, увидев, как побелели его волосы, метнулся к зеркалу. Ну, конечно, маска. Как же он сразу не догадался попросить учителя накинуть на него маску. С уровнем магии Эрииля никто не почувствует формулу сокрытия. — Чьё это лицо? — поинтересовался юноша, разглядывая свой новый облик. — Какого-то родственника. Не помню, — отмахнулся император. В порту собралась толпа зевак. Охрана едва справлялась, расчищая дорогу монаршим особам. Пока рабы грузили вещи кронпринца и его свиты на корабль, Рубеллин прощался с императором и придворными. Дойдя до скрытого маской Триалина, юноша запнулся. — Простите, кажется, я вас не видел, — с извиняющейся улыбкой обратился к принцу Эллин. Триалин заметил, как занервничал его брат, не знавший, как сгладить неловкость. — Я приехал только вчера вечером, ваше высочество, — улыбнулся в ответ Айлин. На помощь пришёл Эрииль. Положив ладонь на плечо ученика, император обратился к кронпринцу: — Это мой племянник … — Айлин, — грубо перебив наставника, вставил юноша. Почему-то ему хотелось, чтобы брат услышал это имя. Всё равно он не знает, кому оно принадлежит. Если Рубеллину и приходилось слышать о принце Дегроуэля, то наверняка он знал его только по полному имени. — Очень приятно, — тут же нашёлся Эллин. — Жаль, у нас не было возможности познакомиться поближе. — Обычная вежливая фраза, но Айлин ответил на неё искренне: — И мне жаль. Только увидев округлившиеся от удивления глаза брата, до юноши дошло, что последнюю фразу он сказал на родном крастском языке. К счастью, у Рубеллина не было времени задуматься. Свита торопила его, и вскоре крастский принц, поднявшись по сходням, махал толпе рукой с корабля. Судно отчалило, ветер расправил флаг на грот-мачте. Фигурки на палубе становились всё меньше, но, когда толпа уже собралась расходиться, посреди залива прямо из воды вдруг поднялись десятки фонтанов. Мельчайшие капли в воздухе засияли радугой. Фонтаны танцевали, складывались в арки, исчезали в глубине залива и вновь взметались ввысь. Прощальный подарок его высочества вызвал восторженный гул толпы и поднял настроение всем, кроме Айлина. — В таком возрасте и такой талантливый, — заметил где-то поблизости Шехрияр. — Его брат, наверное, тоже не уступает. «Если бы», — горько вздохнул про себя Триалин, отворачиваясь от удаляющегося корабля, увозившего его главную гордость и главного соперника. * Называя Акиэля сатрапом, а не Лордом, Бриэль пытается объяснить Шехрияру статус кунгуса, чтобы тому было понятнее. Хотя сатрап это ближе к герцогу или губернатору. Статус Лорда в Дегроуэле выше, чем у сатрапов в Астелле или губернаторов в Крастской Империи.