***
Принц вместе с Акиэлем сидел в беседке посреди пруда и разбирал письма и документы с родины. Вся подготовительная работа по строительству библиотеки была уже сделана, так что Айлину оставалось лишь проверять ход стройки, поэтому, спустя полтора месяца у него, наконец, появилась передышка. Письма из Дегроуэля были, увы, безрадостными. Два бунта в провинциях, подавленные местными силами, погибший во время дождей в конце лета урожай на юге империи, нехватка денег на отстройку столицы — от всего этого болело сердце и опускались руки. Юноша мечтал построить в своей столице что-то подобное новой библиотеке в Аккаде, но с пустой казной его мечты ещё долго будут оставаться мечтами. Конечно, были и хорошие новости — старшие сыновья Триалина, близнецы, которым уже исполнилось по два годика, выучили новые слова и, по словам нянек, весьма быстро развивались — сказывалась кунгусская кровь. Айлин скучал по всем своим детям, но по малышам-первенцам особенно сильно. Он ведь застал момент их появления на свет, своими руками забрал их с жертвенного алтаря, на котором мать близнецов собиралась убить детей во славу Владыкам. Мериель и Гланиэль были крошечными копиями отца, и, глядя на них, Триалин легко мог представить, как выглядел он и его собственный близнец в раннем детстве. Размышления принца прервал вбежавший в беседку посыльный. Поклонившись, раб сообщил, что его величество ожидает обоих юношей в тронном зале. Друзья едва успели занести письма в свои комнаты и переодеться для приёма. Войдя в тронный зал, они увидели, что в нём уже собралось большинство чиновников и придворных. Управляющий дворцом пригласил юношей встать возле принца Шехрияра, который, в свою очередь, стоял у подножия трона. Эрииль уже занимал своё место. Свои повседневные лиловые одеяния он сменил на белые с пурпурной оторочкой и снял большую часть украшений, оставив лишь корону и несколько перстней. «Интересно, кого он встречает, что ради этого решил одеться поскромнее?» — подумал Триалин. Гость точно был важной персоной, иначе ради него не собрали бы весь двор, с другой стороны — Айлин не заметил никаких приготовлений к пиршеству и не слышал ни о каких важных гостях. Наконец, двери распахнулись, и любопытным взорам предстал молодой человек в длинных белоснежных одеяниях с серебряно-синим поясом. Гость вполне мог сойти за одного из сыновей императора, да и выглядел он едва ли старше Раяна или Шехрияра. Триалин сразу понял, что вошедший приходился родственником Эриилю — это подтверждали и длинные, почти до колен, серебристо-белые волосы, и ясные глаза сине-зелёного цвета, в точности как у императора, и мягкие черты лица. Гость, тем временем, прошёл до середины зала, не поднимая глаз к трону, затем плавно опустился на колени и низко поклонился. Выпрямившись, он встал и, наконец, поприветствовал его величество: — Возрадуются очи мои, ибо вижу я своего господина в добром здравии. Да благословят боги государя на долгие лета царствования! Эрииль на это улыбнулся — во взгляде мелькнул лукавый огонёк — затем, легко и быстро поднявшись, он спустился с трона и распростёр руки навстречу юноше. — Мои глаза радуются куда больше, брат мой. Сколько лет прошло, а ты всё так же юн и чист, — с этими словами он крепко обнял юношу и, чуть наклонившись, поцеловал в щёку. — Мой повелитель оказывает слишком много почестей этому скромному слуге, — потупив взгляд, улыбнулся гость, утонувший в объятьях мужчины. — Никакие почести не могут быть излишними, когда речь идёт о моём любимом брате, — тепло улыбнулся в ответ император. «Так это и впрямь его брат?» — удивился про себя Триалин. Слушая рассказы о борьбе за трон, предшествующей правлению Эрииля, принц был уверен, что всех братьев учителя давно убили, да и многих сестёр тоже. Император, приобняв дорогого гостя за плечи, повёл его к выходу из тронного зала, не забыв при этом сделать знак троим юношам следовать за ним. Акиэль с Триалином удивлённо переглянулись, но вместе с Шехрияром пошли за учителем. — Ты просил не устраивать пира в твою честь, так и быть, — обратился к брату император, шедший на несколько шагов впереди учеников и сына. — Вижу, тебя утомил долгий путь, и всё же, надеюсь, ты не откажешь мне в чести разделить с тобой обеденную трапезу? — Слово государя закон для меня, а приглашение — радость, — не поднимая глаз, отвечал юноша. — Оставь церемонии. Мы почти тридцать лет не виделись, — отмахнулся Эрииль. — И не увиделись бы ещё столько же, не попроси я тебя приехать. Однако же, долго ты сюда добирался. Что тебя задержало, друг мой? И где твоё сопровождение? — Путь с востока не близкий, мой повелитель. Задержали меня приготовления. Я не мог оставить храм, не озаботившись, чтобы в моё отсутствие сохранялся порядок. Что до сопровождения — его, как видит государь, нет. — Почему? — нахмурился Эрииль. — Охрана требуется великим господам, принцам и властителям. Я же просто жрец. Едва ли кто-то осмелился бы покуситься на жизнь вестника богов. Однако, если бы нашёлся такой нечестивец, моих собственных сил с божьей помощью хватило бы, чтобы остановить грешную руку и направить её на путь истины. — Только не говори мне, что ты в одиночку пересёк пустыню. — Трудности закаляют тело и дух, мой господин. За такую возможность я должен благодарить вас. — И что же, песчаных пауков и параку ты тоже наставлял на путь истины? — усмехнулся император, однако, в его голосе мелькнуло беспокойство. — Боги милостивы. Они отвели от меня тварей ночи, — улыбнулся юноша. Так за обменом любезностями они дошли до просторной мраморной беседки в глубине сада, где рабы уже накрыли обед на пятерых. — Что ж, пришло время познакомить вас, — начал Эрииль и, обратившись к юношам, представил им своего гостя: — Это Намииль, мой единственный оставшийся брат, родной не только по отцу, но и по матери. Некогда он носил титул тридцать шестого принца Астеллы, а теперь занимает пост настоятеля храма у восточных границ. Намииль, это мой второй сын Шехрияр, наследный принц Дегроуэля — Триалин и Лорд Севера Дегроуэля — Акиэль. Прошу тебя позаботиться о них. — Рад знакомству, — улыбнулся юношам жрец. — Но разве ты писал не об одном ученике? — изумлённо вскинул бровь Намииль, обратившись к брату. — Да. Вначале я хотел, чтобы ты учил только Триалина. Но теперь появилась необходимость и в обучении Шехрияра, если он действительно надеется когда-нибудь стать императором. Что до Акиэля — он один из моих лучших учеников, я думаю, твои наставления будут ему полезны для медицинской практики. Вдобавок, он близкий друг Триалина, не стоит их надолго разлучать. — Хорошо, — кивнул Намииль. — Тогда приступим завтра утром. — Ты не хочешь отдохнуть с дороги? — Эрииль казался немного расстроенным. — Прогуляться по городу? — Благодарю за приглашение, — улыбнулся жрец. — Но чем раньше мы начнём, тем скорее закончим. — Неужто ты совсем не скучал по дому? — Признаться, прямо сейчас я скучаю по тишине своего храма. Что до этого места… Оно вызывает слишком много кошмарных воспоминаний, чтобы считаться домом. После этих слов некоторое время все молчали. Намииль спокойно пил чай с таким видом, словно не сказал ничего неловкого. — Что ж, это твоё право, — вздохнув, признал император. — В конце концов, я тоже виноват. Спасибо, что приехал, несмотря на всё, что было. — Прошлое в прошлом, мой господин, — Намииль одарил брата ласковой улыбкой. — Я рад видеть тебя после стольких лет. — Я тоже, — с грустной улыбкой отозвался Эрииль. — Я подготовил всё, что ты просил, — уже бодрее добавил он. — Ваше величество, — осмелился вмешаться Триалин, — А как же библиотека? — Ты уже сделал большую часть, остальное не требует твоего постоянного присутствия, — отмахнулся учитель. — Сколько вы будете учить нас, ваше высочество? — Айлин деловито обратился к новому наставнику. — О, нет, прошу вас, зовите меня по имени, — улыбнулся жрец. — Или просто «учитель». Я давно не принц. Что касается сроков — всё зависит от вас. — И чему вы будете нас учить? — скучающим тоном поинтересовался Шехрияр, за что сразу получил недовольный взгляд отца. — Разве его величество вам не сказал? — удивился Намииль. — Вижу, что нет. Я буду учить вас тому, чему большинство людей учатся всю жизнь, и далеко не все могут научиться этому. — Что это? — Айлин с интересом придвинулся ближе. — Гармония, — улыбнулся Намииль. — Согласие с собой, с людьми, с миром. Умение контролировать свои эмоции, управлять желаниями, подавлять низкое. Умение видеть и понимать. Его величество мог бы обучить вас всему этому сам. — Но у меня нет столько времени, — подхватил император. — К тому же твои методы не в пример гуманнее моих. Впрочем, Триалин уже прошёл половину моих уроков, полагаю, с ним не возникнет сложностей. Акиэль одарён этой мудростью с детства, тебе нужно лишь направить его. А Шехрияр… надеюсь, тебе удастся с этим что-то сделать и хватит терпения не убить его. — Уверен, у его высочества есть иные достоинства, — Намииль ободряюще улыбнулся племяннику. — Если так, то я их не заметил, — равнодушно отозвался Эрииль. Триалину стало жаль наследного принца. Бедный Шехрияр сидел пунцовый от слов отца, но не сказал ни слова поперёк. Он был глуповат, заносчив, не следил за языком, долго думал, но, по крайней мере, искренне почитал отца. Это действительно вызывало сочувствие. Айлин успел неплохо узнать нового наследника. Шехрияр во всём уступал Раяну. Раян был умён, внушал людям любовь и уважение, его в меру побаивались, он был амбициозен, искусен, обладал исключительными манерами. Его друзья пусть и проводили много времени в праздности, но были такими же умными людьми и интересными собеседниками. Окружение же Шехрияра вызывало головную боль. Вся его свита состояла либо из подхалимов, друживших с принцем лишь из-за его положения, либо из таких же, как сам Шехрияр — недалёких подпевал, ржавших над сальными шутками и вызывающих отвращение у любого хоть сколь-нибудь приличного человека. Конечно, Эрииль невольно сравнивал своего любимого первенца с этим недоразумением. Его раздражение было обоснованно, и всё-таки, он был отцом, и Триалин отказывался понимать отношение учителя ко второму сыну. — Если ваше величество не заметили, то позвольте мне указать. Его высочество, в отличие от некоторых, не обделён сыновней почтительностью. — Со стороны Триалина это было дерзостью. Вопиющей дерзостью по отношению к императору. Но видя такую несправедливость, он не мог смолчать. Эрииль спокойно ответил: — Если бы не это, я не дал бы ему и шанса. Так вот оно что. Означают ли эти слова, что император отправляет Шехрияра на обучение к своему брату, потому что хочет дать сыну шанс вырасти в его глазах? Намииль, сглаживая неловкое молчание, обратился к Акиэлю. — Ты единственный ничего не сказал. — На все свои вопросы я уже получил ответы, учитель, — улыбнулся в ответ кунгус. Намииль с довольным видом кивнул, и на его губах, впервые за всю беседу, заиграла по-настоящему радостная улыбка.***
За окном было ещё темно, когда кто-то потряс Айлина за плечо. С трудом разлепив веки, юноша оторвал голову от подушки и увидел стоящего у кровати Намииля, бледное лицо которого освещал дрожащий в ладони огонёк пламени. — Одевайся, — тихо сказал новый учитель. За его спиной стоял едва справляющийся с зевотой полностью одетый Акиэль. Пока принц по совету друга надевал шерстяную тунику, плотные брюки и сапоги, наставник сходил за Шехрияром. Астельский принц тихо ворчал себе под нос и неприкрыто зевал. От него так разило винным духом, что не оставалось никаких сомнений в том, как он провёл прошлый вечер. Намииль вывел юношей из дворца, провёл через спящий город и в сереющих сумерках повёл в горы. — Обязательно тащиться пешком? Мы могли переместиться. Я уже все ноги стёр, — ныл Шехрияр. Акиэль с Триалином ещё даже не запыхались. Будучи ветеранами войны и ежедневно упражняясь, они были куда выносливее астельского наследника, но даже им нужна была еда и вода. Новый наставник не предупредил, что они пойдут в горы, поэтому юноши не взяли с собой припасов, а поскольку позавтракать они тоже не успели, в их животах уже неприятно бурчало. — Долго ещё? — задыхаясь, спросил Шехрияр, когда они преодолели половину подъёма. — Долго, — ответил Намииль. Он шагал легко и быстро, словно не взбирался по крутой горной тропе, а прогуливался по дорожке в саду. — Куда мы идём? — догнав учителя, полюбопытствовал Триалин. — Разве это важно? — не оборачиваясь, улыбнулся наставник. Они прошли мимо чинары, под которой был похоронен прах Раяна, вскарабкались меж кустов можжевельника на скалистый выступ, и только тогда Намииль остановился. Небо на востоке уже алело в преддверии восхода. Учитель сел на краю скалы и закрыл глаза. Недоумевающие ученики последовали его примеру и опустились на холодный камень следом — Шехрияр слева от учителя, Триалин и Акиэль справа. Прохладный ветерок ласкал разгорячённую тяжёлым подъёмом кожу, воздух, чистый и свежий, пах травами. Аккад и море остались за спиной, а впереди, сколько мог объять взор, раскинулись покрытые скудной растительностью горы и тёмные ущелья, где уходящая ночь спасалась от алого сияния зари. — Закройте глаза, — велел Намииль, не оборачиваясь к ученикам и по-прежнему сидя с прикрытыми веками. Юноши послушались, и всё же, когда лица коснулись первые тёплые лучи солнца, Айлин, не утерпев, захотел взглянуть на рассвет в горах, который прежде ему не приходилось видеть. Но, приоткрыв один глаз, он увидел взметнувшийся перед ним широкий рукав белого одеяния. Триалин не знал, чем выдал себя. «Должно быть, он тоже менталист», — подумалось принцу. — Твоё желание слишком громко, — ответил Намииль. — Не нужно уметь читать мысли, чтобы услышать его. И, предвосхищая твоё любопытство, я не наделён этой способностью брата. — И смысл сидеть мордой к рассвету, если нельзя смотреть на него? — проворчал Шехрияр. Должно быть, он тоже попытался схитрить и открыл глаза только для того, чтобы лицезреть перед собой белый рукав. — Чтобы увидеть красоту, не обязательно на неё смотреть. Кажется, Айлин начинал понимать. Кожа ощущала тепло осеннего солнца, слух ласкали пение птиц и стрёкот проснувшихся насекомых, а память и фантазия рисовали перед внутренним взором горы и багровое, затянутое паволокой тумана, солнце. Этого было достаточно, но юноша не совсем понимал, зачем додумывать рассвет, когда на него можно просто взглянуть. Видимо, астельский принц разделял его недоумение. — Что за чушь, — тихо пробубнил себе под нос Шехрияр. Утренняя прохлада пробиралась под одежду. Все четверо сидели в молчании, но не тишине. Лишившись возможности видеть, Триалин стал внимательно прислушиваться к окружающим звукам. Вскоре он начал слышать дыхание сидящих рядом, различать копошение какой-то мелкой живности в траве и кустарниках, трепет крыльев пролетающих над ними птиц и далёкий, едва различимый шум города и прибоя. Акиэль наверняка слышал ещё больше. Возможно, его обострённый слух улавливал даже мягкий топоток ящерок на камнях. Интересно, сколько кунгусы могут видеть ушами? — Зрение ослепляет, — спустя долгое время заговорил Намииль. — Вы сами в этом только что убедились. Идёмте, — жрец встал, и его ученики, наконец, открыли глаза. Солнце успело оторваться от горизонта и из алого окраситься в цвет тусклого золота. Из-за того, что они долго сидели с закрытыми глазами, всё вокруг казалось нестерпимо ярким, но Намииль не дал ученикам времени привыкнуть и повёл их дальше. Голодные, замёрзшие и уставшие юноши осторожно спускались по осыпающейся тропе на противоположной стороне горы в маленькую, спрятанную в тени скал, долину. У подножия горы прямо из камня бил источник, где Намииль, первым зачерпнув воды, разрешил ученикам передохнуть. Триалин никогда не пил ничего вкуснее. Ледяная родниковая вода обжигала пальцы, но для иссушенных губ и пересохшего горла была слаще самых изысканных вин. Все трое юношей вдоволь напились и умылись, после чего продолжили путь. На дне долины раскинулась буковая роща. Лес, питаемый горными родниками, был зелен, а воздух в нём — влажен и прохладен. Привыкшие к палящему солнцу и жаре подростки даже представить себе не могли, что совсем рядом с Аккадом есть такое тихое благодатное место. Они шли, шумно вдыхая запах прелой листвы, и, если бы не голод, вполне могли бы быть довольны утренней прогулкой. Наконец, учитель привёл их к спрятанной в лесу небольшой полузаброшенной усадьбе. — Здесь мы пока что будем жить, — объявил он. — Одни? — удивился Шехрияр. — Тебе нужен кто-то ещё? — поинтересовался жрец. — Да тут сто лет никто не жил. Кто будет здесь прибираться, готовить нам, охранять нас? — У тебя есть руки и ноги, — просто ответил Намииль. — Вы хотите, чтобы я, Я, занимался рабским трудом?! — выпучив глаза, возмутился принц. — Ты мнишь себя более достойным, чем рабы, потому что не знаешь труда? Чем сотрясать воздух пустыми словами, займёмся делом. Им предстояла масштабная уборка, с которой за один день вчетвером точно не управиться. Триалин с Акиэлем начали с кухни, чтобы было где готовить. Друзья отыскали целые вёдра, натаскали из ближайшего ручья воду, которую Акиэль затем согрел, и принялись протирать пыль, драить полы, мыть посуду и скоблить котлы. Намииль принёс хворост для очага, собрал травы для чая и, как только Акиэль с Айлином привели кухню в приемлемый вид, начал готовить. Шехрияр за это время успел кое-как подмести галерею, опоясывающую усадьбу, и достать всех своим нытьём. Пока наставник готовил обед, Триалин с Акиэлем выбрали себе комнаты и наскоро в них прибрались, а затем сбегали до ручья ополоснуться от пыли. Хотя с прошлого вечера у них во рту не было и крошки, глядя на Шехрияра, они ни разу не пожаловались, стыдясь уподобиться астельскому принцу. На обед Намииль приготовил пресную рисовую кашу, на которую Шехрияр смотрел с отвращением, Триалин с обречённостью, и только Акиэль с аппетитом. Стоило юношам сесть за стол, как учитель положил перед Айлином и его другом по большой спелой хурме. Сладкоежка Триалин поначалу обрадовался, но, взглянув на обделённого Шехрияра, не смог не посочувствовать и, разрезав свою хурму, протянул половину принцу. Тот недоумённо посмотрел на юношу, рассеянно кивнул и принялся хлебать безвкусную кашу, прикусывая сладким фруктом. Оставшуюся половину Айлин покрошил в кашу. Он старался зачерпывать кусочек с каждой ложкой риса и вскоре обнаружил, что хурма в его миске закончилась, зато пресной каши осталось больше половины. Как бы голоден Триалин не был, а заставить себя есть то, что невкусно, он не мог. Акиэль, заметив затруднения друга, закатил глаза, придвинул к себе тарелку принца, мелко порезал в неё свою хурму и, тщательно перемешав, вернул подслащенную кашу Айлину. — А ты? — поинтересовался Триалин. — Я не ем сладкое, — отмахнулся кунгус. Свою порцию риса он уже почти доел. Едва тарелки учеников опустели, Намииль разлил чай по чашкам и поставил на середину стола блюдце с тремя круглыми конфетами. Шехрияр тут же отправил одну себе в рот. Триалин не спешил следовать его примеру. Учитель мог положить конфеты возле каждого, зачем было класть их в середину стола, куда всем приходилось тянуться? Айлин немного подождал, и, действительно, стоило проявить толику терпения, как наставник, чуть придвинув блюдце в сторону Акиэля и Триалина, добавил туда ещё две конфеты. Юноша догадался, в чём дело, и не стал, как и его друг, тянуть руку за сладостями, вместо этого допив чай и попросив добавки. Спустя некоторое время Намииль достал новое блюдце, положил в него четыре конфеты и подвинул обе тарелочки вплотную к Акиэлю и Триалину. Вот теперь Айлин мог спокойно насладиться сладостями. Тем более, что Акиэль, ожидаемо, тут же отдал принцу свою половину, а блюдце с оставшимися двумя конфетами небрежным жестом толкнул в сторону Шехрияра, чтобы Айлину не пришлось делиться с астельским наследником. Если бы не снисходительное выражение лица и грубый жест кунгуса, словно он дал милостыню попрошайке, Шехрияр, наверное, поблагодарил бы Лорда, но уязвлённый принц лишь поджал губы и, одарив Акиэля злым взглядом, не притронулся к сладостям. Спустя некоторое время Намииль добавил в его блюдце ещё одну конфету. Взгляд Шехрияра прояснился, на лице отразилось понимание, и принц, повторяя за Айлином, не стал спешить, дожидаясь, когда учитель добавит ещё конфет. Кто же мог предположить, что несколько минут спустя Намииль с самым невинным видом заберёт блюдце племянника себе и под ошарашенным взглядом Шехрияра одну за другой съест все конфеты. — Это нечестно! — воскликнул астельский принц. — Разве? — весело улыбнулся Намииль. — Вы дали им по четыре конфеты, а у меня всё забрали! — Это результат твоих действий. В начале каждого урока условия для всех равны, — спокойно ответил жрец. — Какого ещё урока? — не понял Шехрияр. — Первым уроком было смирение. Триалин и Акиэль без жалоб встали затемно, ни разу не высказали своего недовольства, пока мы шли сюда, а узнав, что придётся заняться уборкой, молча принялись за дело. В награду оба получили поощрение. Второй урок с конфетами обнулил результаты первого и вновь поставил вас в равные условия. Триалин понял, что я не просто так положил конфеты там, где до них тяжело дотянуться, и дождался лучших для себя условий, прежде чем протянуть руку. Он знал, что Акиэль с ним поделится, поэтому не стал ждать дальше, в надежде получить ещё. Акиэль дал тебе подсказку, бросив блюдце так, чтобы ты к нему не притронулся. Разве этот воспитанный юноша поступил бы столь неучтиво с вашим высочеством? Неужто ты думаешь, что он действительно хотел тебя оскорбить? Затем я добавил тебе ещё одну конфету, и это были лучшие условия, которых ты смог, с помощью Акиэля, добиться. Но ты этого не понял и упустил возможность, дожидаясь идеального расклада. С конфетами всё просто, но в жизни увидеть нужный момент куда сложнее. Запомни, Шехрияр, идеальные условия могут никогда не настать, поэтому ты должен уметь видеть и создавать такие условия, которые удовлетворят твои нужды, должен научиться выбирать не идеальный момент, а лучший из возможных. Разница есть, и со временем ты поймёшь её.***
После обеда учеников вновь ждала уборка. Шехрияр с кислым видом протирал пыль и с недоумением поглядывал в сторону собратьев по несчастью, которые несчастными отнюдь не выглядели и, закатав рукава, усердно скоблили пол. Не выдержав, астельский принц поинтересовался: — Как вы можете это делать? — Что «это»? — откинув с влажного лба прядь волос, уточнил Триалин, поскольку тон Шехрияра наводил на мысль, будто они тут занимаются каким-то непотребством. — Драить пол! — не скрывая отвращения, воскликнул наследник. — А что в этом такого? — переглянувшись с Акиэлем, удивился Айлин. — Да это же рабский труд! — не переставал возмущаться Шехрияр. С таким же тоном можно было бы говорить о ритуальном поедании человеческого мяса в диких племенах. — Ну, рабов здесь нет, а я не хочу жить в грязном доме. Так что придётся нам справляться своими силами, — пожал плечами Триалин. — Если кто-то узнает об этом… — с ужасом в голосе начал Шехрияр, но так и не закончил, давая юношам самостоятельно додумать страшные последствия. — Боги, что стыдного в уборке? — Айлин решительно не понимал истерики астельского принца. — Этим должны заниматься рабы! — Но их здесь нет. — А должны быть! — Чем рабы хуже тебя? — В проёме двери появился Намииль. Он с улыбкой прошёл в комнату и не без любопытства взглянул на племянника. — Вы шутите? Я принц. Как можно сравнивать меня с презренными рабами? — Шехрияр едва не задыхался от негодования. — Любой раб спокойно обойдётся без тебя, а ты сможешь прожить без рабов? — присаживаясь, поинтересовался учитель и, не услышав ответа, продолжил: — Еда на твоём столе, твоя одежда, украшения, оружие, конь — всё, что у тебя есть или когда-либо было, создано чьим-то трудом. Ты считаешь себя особенным из-за происхождения? Но какова твоя в этом заслуга? Задумывался ли ты, отчего нужно разделение на сословия? Если бы твоему отцу приходилось обеспечивать самому себе пропитание и жильё, разве оставалось бы у него время на что-то ещё? Не смотри на рабов свысока, пока ты зависим от них. И уж тем более ты не должен презирать их работу. Пока одни занимаются ручным трудом и обеспечивают его благами высшие сословия, последние могут заниматься трудом умственным. Шехрияр сомневался. На его лице явственно проступало недоверие — было видно, что старый образ мыслей не хотел сдавать позиции. Намииль же ковал железо, пока горячо и добавил: — Раз уж на то пошло — твой отец целый год прослужил простым моряком. Он предпочёл драить палубы и таскать грузы, нежели бороться за власть. Учитель поступил верно, упомянув Эрииля, потому как только пример отца мог заставить Шехрияра всерьёз задуматься. — Я слышал об этом, но думал, это только слухи, — после долгого молчания ответил астельский принц. — Дыма без огня не бывает, — беспечно встрял Триалин, закончив с полами, и обратился к наставнику: — Что на ужин? — Есть предложения? — улыбнулся Намииль. — Есть. Я уверен, в лесу водится какая-нибудь живность, поэтому предлагаю отправить Акиэля на охоту. Шехрияр поможет мне натаскать воды, а я приготовлю ужин. — Вы умеете готовить? — округлил глаза Шехрияр. — Да, немного, — отмахнулся Айлин и, обращаясь к учителю, спросил: — Ну что? — Хорошее предложение, если, конечно, Акиэль не против, — кивнул жрец. — Не против, — отозвался кунгус. — Замечательно, — вновь улыбнулся наставник и спросил Триалина: — Ты позволишь мне помочь с готовкой? — Конечно. Покончив с уборкой, Акиэль отправился на охоту, а остальные пошли за водой. — Где вы научились готовить? — поинтересовался Шехрияр, ради любопытства даже оставивший своё негодование о том, что на нём, принце, возят воду, как на муле. — Правильнее было бы спросить «как», — хихикнул Айлин. — Во время войны, когда я был ещё мелким, на линию фронта меня не пускали, а я страсть как хотел помогать своей армии, поэтому, несмотря на протесты учителей, подрядился помощником на полевой кухне. Потом эти навыки пригодились во время разведок. Мы уходили маленькими отрядами и не брали с собой слуг, так что я научился, ко всему прочему, стрелять из лука и готовить на костре. Правда, охоту я не люблю. — Почему? — Жалко убивать животных, хоть они и вкусные. Я иду на это, только когда нет другого выбора. — То есть, вы не выезжаете на охоту со своим двором? Или у вас это не принято? — Принято. Но когда половину придворных составляют Верриари… знаете, охота с кунгусами вредна для самооценки. — Понимаю, — хохотнул Шехрияр. — А уборка? На родине вам тоже приходится… — принц замялся, подбирая слова, но Айлин и без того понял. — О, вовсе нет. Только в годы войны, когда рук не хватало. Довольно стыдно просить кого-то убраться в твоём шатре или зашить дырку в штанах, когда каждый человек на счету и в тылу, и на фронте. — Принц не должен просить — только приказывать, — возмутился Шехрияр. — Идите прикажите усталым солдатам, только что вернувшимся с поля боя, — усмехнулся наивности собеседника Триалин. — Я должен был объединять солдат, а не настраивать их против себя. — И как же вы это делали? — полюбопытствовал Намииль, поудобнее перехватив вёдра с водой. — Я бы не сказал, что делал что-то особенное. В общем-то, началось всё с того, что лордам запада и юга нужны были деньги и человек, посадив которого на трон, они все были бы одинаковы довольны, ну, или одинаково недовольны — это как посмотреть. После того, как Верриари вырезали всю императорскую семью прошлой династии, лорды юга и запада сцепились между собой за престол, отчего не могли серьёзно противостоять кунгусам. Потом кто-то вспомнил, что Асторды приходятся ближайшими родственниками погибших Ниитиллов, а у моего отца родились двое сыновей, поэтому лорды предложили моим родителям отдать одного из близнецов в качестве наследника на трон Дегроуэля. С одной стороны, моя семья расширила бы своё влияние. С другой — лорды получили бы помощь и свежие силы в войне с Верриари. Лордов устраивало, что ни у кого из их соперников не было больше законных прав на престол, и, едва получив меня в своё распоряжение, они принялись перетягивать меня, как одеяло, каждый на свою сторону. Но всё это происходило не слишком открыто, даже я не всегда понимал их интриги. Солдатам просто объявили, что, наконец, появился законный наследник. Казалось бы, на этом моя роль должна была закончиться, но я всё время рвался на фронт, общался с солдатами, с раннего детства помогал им, чем мог, а когда подрос — стал сражаться бок о бок с ними. В общем, солдаты относились ко мне, как к любимому младшему брату. Поэтому, когда война закончилась и лорды запада надумали от меня избавиться — всё равно моя семья меня больше не поддерживала — солдаты встали на мою защиту. Поэтому, Шехрияр, если вы хотите преданности своих людей — любите их. Любовь солдата не купишь деньгами и званиями, только человеческим отношением и признанием его заслуг. — Пф, солдаты и так обязаны мне подчиняться, — фыркнул астельский принц, на что Триалин просто пожал плечами, не желая спорить.***
Акиэль в очередной раз доказал, что кунгусы лучшие охотники, раздобыв на ужин двух упитанных кроликов и фазана. Вместе с Айлином они быстро освежевали тушки, после чего Намииль занялся кашей к мясу, а Триалин принялся тушить кроликов. Фазана они оставили на следующий день. После ужина утомлённые за день ученики разошлись спать по своим комнатам. Триалин долго не мог заснуть. С приходом осени ночи в Астелле стали холоднее, и если в Аль-Джаире, где температуру воздуха регулировали барьеры, это не ощущалось, то в старой, спрятанной в межгорной ложбине усадьбе с её сквозняками и тонкими стенами, принц чувствовал, что с тем же успехом мог ночевать на улице. Покрывало ничуть не защищало от холода, а лишённый энергии организм не мог вырабатывать достаточно тепла для обогрева. Окончательно закоченев, юноша с головой завернулся в покрывало и, выскользнув из комнаты, прокрался к самому теплокровному существу в округе. В темноте блеснули два рубиновых огонька глаз разбуженного кунгуса. — Что случилось? — приподнявшись на постели, зевая, спросил Акиэль. — Я замёрз, — бесцеремонно вскарабкавшись в кровать Лорда, объяснил принц и, не давая другу возмутиться, нырнул под его покрывало. — А-а-а, какой ты тёплый, — обняв кунгуса обеими руками и ногами, пробормотал Айлин. — Лягушонок, — проворчал Акиэль, но, повернувшись набок, обнял юношу в ответ. Магия крови позволяла кунгусам регулировать температуру своего тела, разгоняя или замедляя кровь в организме. Вдобавок, не обделённый талантами в магии Акиэль мог с лёгкостью согреть воздух в комнате своей энергией. Может, ему было лень это делать, поскольку он предпочёл потесниться на одной кровати с принцем, чем греть комнату Айлина. Триалин не задумывался об этом. Отыскав себе грелку, он быстро заснул, не подозревая о том, что стал причиной бессонницы кунгуса. Острое зрение позволяло Акиэлю видеть в полной темноте. Юноша лежал на боку, задумчиво разглядывая мордашку, пускающую слюни на его плечо, и ласково перебирал длинные гладкие волосы. Впервые он встретил Айлина на поле брани. Для человека и своего возраста юный принц хорошо сражался, и меч, и сабля в его руке становились одинаково грозным оружием. Свои небольшие умения в магии он мастерски использовал в бою с обманными манёврами. Впрочем, несмотря на всё это, Акиэль никогда не считал Айлина достойным соперником. Для кунгусов предложение южных и западных лордов признать Триалина своим принцем было сродни насмешке. Да, среди предков мальчишки были кунгусы, но самого принца нельзя было назвать даже полукровкой. Законный наследник? Что за чушь! На севере столетиями правили кунгусы, и только Верриари могли называть себя законными наследниками королей древности. Однако за плечами ничего собой не представляющего ребёнка стояла одна из богатейших и влиятельнейших семей на континенте. Асторды не могли похвастаться глубокими корнями и прославленными предками, зато у них были деньги. Много денег. Отец Триалина без особых усилий вёл войну на два фронта, одновременно сражаясь с Королевским Союзом и поддерживая армию южан в Дегроуэле. Формально он помогал только золотом и провизией, но Верриари знали, что через границу их противникам поставляли новое оружие, амуницию и, конечно же, наёмников. Силы севера истощались. Верриари воевали с югом и западом и в то же время сдерживали набеги кочевников на востоке. С гибелью родителей Триалина удача, казалось бы, должна была вернуться к кунгусам. Но было слишком поздно. У них почти не осталось союзников, не хватало еды даже для себя, не то, что для людей, чья кровь в годы война была особенно нужна кунгусам. Некому было добывать уголь и руду в шахтах, некому было работать на золотых приисках, сеять рожь и собирать урожай. Оборотни предали их. Люди бежали на юг. Сиванна не откликнулась на призыв о помощи, как обычно сохранив нейтралитет. Когда Акиэля взяли в плен, его утешала лишь одна мысль — он умрёт раньше, чем увидит гибель своего народа. Ему было четырнадцать, но за свою короткую жизнь он повидал и испытал больше, чем некоторые за полвека. Он родился во время войны, жил во время войны и должен был умереть во время войны. Так он думал, когда его пытали враги, и с такими мыслями он смирился, когда, не добившись от пленника ни единого слова, его заперли в клетке. Он был военным трофеем. Увы, трофеем, пугающим солдат. Хотя юношу неделями морили голодом, хотя даже в клетке держали закованным в цепи, хотя его рот заткнули кожаным намордником, люди всё равно чувствовали исходящую от него опасность. Акиэль слышал, как они недоумевали, почему пленника оставили в живых, почему принц не захотел казнить второго сына Лорда Верриари. В конце концов, они решили избавиться от зверя ночью, пока принц спит, а наутро сообщить его высочеству, будто кунгус пытался сбежать и при задержании был случайно убит. Случайно убит. Как смешно. Как трусливо. Акиэль ждал их. Ждал свою смерть. Но вместо смерти посреди ночи к нему забрался мальчишка с ключами. Воровато оглядываясь, глупый ребёнок успел освободить одну руку кунгуса, прежде чем на его хрупкой шее сомкнулись ледяные пальцы. Акиэля мучала жажда. Он был готов выгрызть намордник изнутри, но напиться крови. Ребёнок в его руках не издал ни звука, не попытался позвать стражу, только поднял слабеющей рукой связку ключей и взглядом указал на второе, ещё закованное запястье кунгуса. Акиэль ослабил хватку, но не отпустил шеи принца. Он внимательно наблюдал, как человеческое дитя, путаясь в ключах и тихо бормоча ругательства, освободило его вторую руку, как мальчишка, не пытаясь вырваться и сбежать, осторожно потянулся к затылку пленника и расстегнул ремешки намордника. — Имей в виду, это была не моя идея. Просто они боялись, и мне пришлось уступить, — прошептал принц, указывая на клетку и кандалы. Глаза кунгуса горели алым, взгляд замер на пульсирующей на шее ребёнка жилке. Триалин достал из кармана металлический коготь и протянул Акиэлю со словами: — Только всю не выпивай. Я с тобой ещё поговорить хотел. В отличие от акшаров, у кунгусов не было когтей и клыков. Чтобы достать кровь жертвы, они пользовались теневыми клинками и кинжалами, но в годы войны, когда голод всё чаще становился спутником кунгусов, им приходилось носить при себе кулоны в виде острого металлического когтя, на случай, если их хозяин будет слишком истощен и потеряет оружие. Коготь в ладони принца принадлежал Акиэлю. Кунгус, продолжая удерживать мальчишку за шею одной рукой, второй — опасливо забрал оружие и, не веря, что принц оказался настолько глуп и наивен, быстрым движением сделал прокол на шее юнца. Из крошечной раны хлынула кровь. Не теряя ни секунды, кунгус прижался губами к тонкой коже и обеими руками крепко прижал к себе глупую жертву. Даже взрослый не смог бы вырваться из этой хватки, что и говорить про четырнадцатилетнего подростка. Акиэлю нужно было просто напиться крови, освободить ноги и, бросив вражеского принца умирать, бежать из лагеря людей. Должно быть, глупость заразительна. Почувствовав, как хрупкое тело в его объятьях слабеет, Акиэль заставил себя оторваться, а затем, не отдавая себе отчёта в действиях, прижал мерцающую алым светом ладонь к ранке и исцелил её. Триалин обессиленно прислонился к прутьям клетки и бросил ключи кунгусу. — Ноги сам освободи, — слабым голосом сказал юноша. Акиэль, не медля, разомкнул кандалы и ринулся к дверце клетки. Остановился. С полминуты размышлял и вернулся за принцем. Видимо, выпив его крови, он заодно нахлебался и безрассудной тупости мальчишки, иначе как объяснить то, что вместо того, чтобы сбежать, Акиэль, подхватив вражеского принца под руку, потащил его к шатру юноши. — У входа охрана. Нужно обойти. Сзади есть полотно, не прикреплённое колышком, считай, чёрный ход, — едва слышно прошептал Триалин. Акиэль собирался только дотащить мальчишку до постели, просто, чтобы не оставаться в долгу, и уносить ноги из стана врагов. Но стоило ему свалить свою ношу в импровизированную кровать из толстых одеял и шкур, как неугомонный ребёнок, пошатываясь, сел на постели и, не успел кунгус скрыться, указал на стол. — Там молоко и булочки. Поешь. Акиэль понимал, что ему предстоит долгая дорога до дома, ещё и без лошади. Поколебавшись, он прошёл к столу. Помимо кувшина молока и корзинки с подсохшими булочками, на столе стояла тарелка с остатками ужина. Триалин перехватил голодный взгляд бывшего пленника. — Я не доел, так что, если ты не брезгуешь… Кунгус не стал дослушивать и тут же набросился на остатки мяса. Если бы на столе не было приборов, он бы не постеснялся есть руками. Айлин несколько секунд ошарашенно наблюдал, как сын Лорда с жадностью сметает объедки, затем встал и, бросив «Жди здесь», выскользнул из шатра. Акиэль настороженно прислушивался к каждому шороху. Стража у входа в палатку принца бессовестно дрыхла — даже не обладая слухом кунгуса, можно было услышать их храп сквозь плотную занавесь. Удивительно, что ещё никто не заметил пропажи пленника и не поднял шум. Уверенные в скорой победе люди совсем расслабились. Время текло нестерпимо медленно. Юноша всё больше склонялся к мысли просто сбежать и не понимал, отчего хочет дождаться принца. Спустя полчаса нервного ожидания, полотно на задней стенке шатра поднялось, и внутрь скользнул Триалин с миской в руках. — Боюсь, оно могло не до конца прожариться, — извиняющимся тоном предупредил юноша, протягивая кунгусу тарелку с перловой кашей, на которой покоился огромный кусок мяса. — Я люблю с кровью, — успокоил принца Акиэль. — Правда? Тогда приятного аппетита. — Ты сам приготовил? — Да. Кухня тут недалеко. Пока мясо жарилось, я ещё успел сделать чучело и посадить его в клетку. В темноте не поймёшь, кто там сидит, — злорадно улыбаясь, поделился мальчишка. — И зачем тебе это? — усевшись за стол и, как подобает, принявшись разделывать мясо, поинтересовался кунгус. Принц казался ему всё чуднее и чуднее. — Я велел им тебя не трогать, а они решили избавиться от тебя у меня за спиной. Вот пусть теперь поволнуются. Не люблю, когда делают не по-моему, — проворчал юноша. «То есть, меня освободили из вредности», — подумал Акиэль и едва не рассмеялся от этой мысли. — Вообще-то я хотел с тобой поговорить. Ты пока ешь и слушай, хорошо? — предложил Триалин и, немного подумав, продолжил: — Ты ведь понимаешь, что мы победим? Я думаю, все кунгусы это осознают, но всё равно продолжают сражаться. Это восхищает. Правда. Я с детства одновременно боюсь вас и восхищаюсь вами. — Это нормально для человека, — усмехнулся Акиэль. — Наверное, нет, — тихо возразил Айлин. — Большинство людей вас просто боятся. Не стану говорить за всех. Сужу о том, что видел. Они хотят стереть кунгусов с лица земли. Я не хочу. И дело вовсе не в том, что в моих жилах течёт ваша кровь — моя прабабушка была из дома Верриари — это всё равно не имеет для вас значения. Просто я вырос, слушая ваши сказки, рассказы о вас, ваших королях. Было бы очень печально, если бы всё это в один миг исчезло. Если бы кунгусы сдались, я бы сумел убедить своих людей не трогать их. — Этого не произойдёт, — покачал головой Акиэль. — Ни мой отец, ни мой брат никогда не преклонят колена. — Я уже понял, — вздохнул Айлин. — Поэтому я надеялся, что, может, ты подскажешь, как убедить их. — Никак, — отрезал кунгус. — Не будь так категоричен. Пожалуйста, подумай, что я мог бы им предложить, чтобы они согласились мирно сдаться. — Свою голову и трон. Тогда они, может, и подумают. — Я серьёзно. — Я тоже. Долгое время Триалин молчал, обдумывая слова кунгуса, затем вздохнул и заговорил вновь. — Что ж, раз ничего нельзя поделать… Правда, всё это очень печально… В общем, поскольку мы всё равно скоро победим, нет смысла держать тебя в плену. Выспись, а утром я дам тебе коня и провизию. Хотя бы увидишься с родными, прежде чем… ну… — замялся юноша. — Я тебя понял, — кивнул Акиэль. — И как ты собираешься объяснять это своим людям? — С чего бы я должен им что-то объяснять? Я их принц. Хотят они того или нет, но им придётся считаться с моим мнением. В конце-то концов, я не прошу многого. — А почему ты уверен, что я не убью тебя, пока ты спишь? — прищурил алые глаза Акиэль. — Хотел бы убить меня — давно бы это сделал, — пожал плечами принц. — Шансов у тебя было предостаточно. Ладно, идём спать. Надо выспаться, пока дозорные не подняли шум из-за твоей пропажи. Акиэль не шевельнулся. Он взглянул на чистую постель, затем на свою покрытую грязью и кровью одежду и спросил: — Я могу где-нибудь помыться? — А? Да. Вон бочка. Только вода, наверное, уже остыла, — ответил Триалин. — Не страшно, — усмехнулся кунгус. Он прошёл к бочке, опустил в неё руку, и, спустя пару мгновений, от поверхности воды пошёл пар. — Твою одежду теперь только выбрасывать. Боюсь, моя тебе будет мала. Завтра поищем что-нибудь приличное, — пообещал Айлин, пока его гость раздевался. Акиэль старался мыться как можно быстрее, видя, что ребёнок уже клюёт носом, но всё равно к тому времени, как ему удалось вернуть себе пристойный вид, Триалин уже дремал сидя. Натянув на себя бельё принца, кунгус помог расстелить постель и лёг спать. Человеческое дитя почти сразу заснуло, а вот сон Акиэля отгоняла мысль, что он, должно быть, сошёл с ума. Любой на его месте прикончил бы врага и сбежал, но глядя на спящую мордашку, доверчиво прижимающуюся к нему в поисках тепла, Акиэль просто не мог поднять на неё руку. Триалин был добрым. Вредным, эгоистичным, взбалмошным, упрямым, но добрым. Его стратегии и тактики помогли одержать победу в нескольких крупных сражениях с кунгусами. Он был достаточно умён и сообразителен для своих лет. Солдаты больше любили его, чем боялись. Всё это Акиэль знал со слов окружающих. Чего он не знал, так это того, что южный принц, так же, как и Акиэль, не хотел гибели кунгусов. Почти всю ночь юноша размышлял, хватит ли у Айлина сил спасти древнюю расу, и на следующее утро, когда крик дозорных, как и предсказывал принц, поднял на уши весь лагерь, Акиэль решил не возвращаться домой, а остаться с принцем и понаблюдать за ним, чтобы узнать, можно ли доверить этому наивному и доброму ребёнку судьбу некогда величайшей нации в мире. Айлин оправдал ожидания Акиэля и сумел удержать своих людей от геноцида кунгусов. Поэтому, даже если этот по-прежнему наивный ребёнок не добьётся в жизни ничего большего, Акиэль всё равно останется с ним до самого конца, со своим маленьким добрым человеческим принцем.***
Намииль снова поднял своих учеников до рассвета. — Вижу, вам нужно взбодриться, — покачал головой наставник, глядя на заспанные лица юношей. — Выбирайте оружие. — Из чего выбирать? — усмехнулся Шехрияр, не заметив ни возле себя, ни подле учителя ничего похожего на оружие. — Просто скажите, чем хотите сражаться, — улыбнулся Намииль. Акиэль создал два теневых клинка. — Моё оружие всегда при мне, — заметил кунгус. Айлин немного поколебался, выбирая между мечом и парными саблями, и остановился на последних. Шехрияр, не задумываясь, выбрал палаш. Стоило им назвать оружие, как оно тут же появлялось в руках Намииля. Раздав сабли ученикам, жрец вызвал для себя обычную палку. — Ваша задача довольно простая — вам нужно всего лишь задеть меня, — объявил Намииль. Триалин был уверен, что простая эта задача только на словах. — Это же настоящее заточенное оружие, — напомнил Шехрияр. «Он что, совсем дурак?» — подумал Айлин. Ясное дело, учитель не стал бы выбирать палку, если бы не был уверен в том, что сумеет ей защититься. Более того, раз император доверил ему обучение своих учеников, можно сказать наверняка, что Намииль далеко не так прост и мил, как кажется. — Можешь не беспокоиться за меня, — улыбнулся наставник. — Мои навыки в целительной магии не многим уступают способностям его величества. Спустя час из трёх учеников на ногах стоял только Акиэль. Он уже тяжело дышал и едва удерживал контроль над тенями, но за всё это время ему удалось только срезать кончик пряди белоснежных волос учителя. Намииль даже ни разу не ударил их. Он просто-напросто уворачивался и блокировал сталь палкой. Триалин не спешил вставать, внимательно наблюдая за поединком наставника и кунгуса. Тот единственный раз, когда Намииль не сумел до конца увернуться, был почти в самом начале, из чего принц предположил, что Акиэлю сыграло на руку то, что учитель был просто незнаком с кунгусским стилем боя. Эту догадку косвенно подтверждал Шехрияр, чьи идеальные выпады и отточенные манёвры Намииль предугадывал задолго до того, как его племянник начнёт двигаться. Передохнув, Айлин махнул Акиэлю, давая знак отойти. Если принц не ошибался, то единственный шанс достать наставника — это не дать ему считывать твой следующий шаг. Айлин владел крастским, кунгусским, а теперь ещё и восточным стилями. Намииль безусловно знал восточный — тот, что использовали в Аккаде и, благодаря Акиэлю, успел ознакомиться с возможностями кунгусского. Остаётся крастский стиль, но Намииль слишком быстро учился, поэтому, если Айлин положится на один вид боевого искусства, велика вероятность, что он проиграет. Оставалось только импровизировать и мешать стили боя. Стоило Триалину встать в стойку, как Шехрияр подскочил и бросился напролом к учителю. Казалось, Намииль не заметил племянника, поскольку даже не взглянул в его сторону, продолжая смотреть на Айлина. И только юноша собрался предупредить о занёсшимся над головой наставника палаше, как жрец в самый последний миг шагнул в сторону, и Шехрияр пронёсся мимо. Триалин едва не рассмеялся, а затем его едва не подкосило обрушившимся озарением. Только что наставник продемонстрировал им идеальный выбор момента. Он не сделал ни одного лишнего движения — не обернулся, не отскочил — просто шагнул в сторону. Прекрасный в бою навык — уметь не только просчитывать действия противника, но и выбирать лучшие моменты для нападения, защиты и отступления. Экономия сил и ресурсов, умение брать от ситуации всё, что она может дать, умение ждать. Эрииль тоже так умел. Он знал, когда пойдёт дождь, он знал, когда его вмешательство необходимо, а когда только навредит, он знал, когда Триалин будет готов учиться магии. Он использовал своё умение видеть в таких огромных масштабах, что большинство людей попросту не понимало его действий, принимая их за бездействие. И только теперь, когда младший брат императора продемонстрировал то же самое на примере куда более частной ситуации, до Айлина дошло. Принц опустил сабли и обратился к наставнику: — Кто основал это учение? Намииль радостно улыбнулся, словно ждал этого вопроса. — Оно не появилось в одночасье. Основу положил Зхарах. С течением времени его учение менялось и дополнялось, пока не пришло к нынешнему виду. . Раньше Айлину казалось, что умение ждать нужного момента — это то же самое, что плыть по течению. Сейчас же он словно прозрел, осознав бездну разницы между этими понятиями. Плывущий по течению пассивен, тот, кто выбирает нужный момент — экономит время и энергию. Плывущий по течению верит в удачу, тот, кто выбирает момент — куёт свою удачу сам. Не все обстоятельства зависят от человека, но он имеет возможность, если не обернуть их в свою пользу, то, по крайней мере, взять всё, что они могут дать. Вот чему, помимо прочего, хотел научить принца Эрииль. Терпению, смирению и умению ждать. Айлину нужно было овладеть изящными науками, но они не давались ему — лишь терпение могло помочь юноше заниматься тем, к чему душа не лежит. Смирение перед обстоятельствами, над которыми он не властен — начиная от методов обучения императора и постельными утехами с Эриилем, заканчивая тем, что сделал Нерсес. Если бы Триалин сразу смирился, он не был бы самим собой, но, с другой стороны, именно нежелание смириться привело его к большинству неприятностей. И, наконец, умение ждать — наука, которую Айлин до сих пор не мог освоить. Он не стал ждать, когда учитель сочтёт его готовым для обучения магии, и решил поднять свой уровень самостоятельно. Все его ошибки, все невзгоды — всё произошло потому, что юноша не мог терпеть, мириться и ждать. Он не хотел терпеть пренебрежительного, как ему казалось, отношения к себе и задумал отомстить Эриилю, пробравшись в гарем. Он не хотел мириться со своим положением простого ученика, которого не посвящают в политические отношения, и оказался втянут в заговор. Он не захотел ждать и убил своим нетерпением десятки людей. Осознание и осмысление так резко обрушились на юношу, что он едва не забыл, как дышать. Взгляд Намииля просиял. Он подошёл к принцу и, поманив его за собой, повёл вглубь буковой рощи. — Тебе нужно побыть одному, — забирая сабли, улыбнулся Наставник и указал на широкий плоский камень, возвышавшийся на пригорке посреди круга поросших лишайником каменных тотемов. Погружённый в собственные мысли юноша даже не заметил, что учитель говорил на родном языке Айлина.***
Принц долго сидел на прохладном камне, вдыхая чистую свежесть гор и пряный запах палой листвы. Он думал обо всём на свете, и в то же время его голова оставалась лёгкой, словно он, наконец, вырвался из грязного омута и воспарил к небу, подобно соколу, свысока охватывая взором прошлое, настоящее и будущее. Вечность — это мгновение. Мгновение — это вечность. Простая истина, неподвластная утонувшему в трясине рутины человеку. Древние тотемы с нечитаемыми письменами на забытом языке веками дремали среди столетних буков, молчаливо внимая ходу времени. Сколько птичьих песен они слышали, сколько дождей впитали, сколько деревьев пережили. В воздухе запахло дождём, хотя небо, занавешенное густыми кронами буков, ещё оставалось чистым и ясным. Птицы понемногу смолкали, и лес затихал, погружаясь в беззвучное ожидание. Значит, будет гроза. Если задержать дыхание, то можно было расслышать, как откуда-то с запада доносился глухой гул далёких раскатов грома. — Ещё не проголодался? — на поляну вышел Намииль. — Напротив. Только сегодня я узнал, насколько был голоден, и только теперь смог вкусить то, чего жаждал, сам того не подозревая. Но до насыщения ещё далеко, — ответил Триалин. — Мне тоже, — признался наставник. — Не знал, что вы говорите на крастском, — заметил принц. — А я не знал, что ты склонен к высокопарным речам, — улыбнулся жрец. — Я всего лишь спросил, не голоден ли ты. — Немного. — Тогда идём в дом. Скоро пойдёт дождь. — Если бы нас здесь не было, вы бы спрятались от дождя? — поинтересовался Айлин. — Нет. Я люблю его. Как и большинство жителей Астеллы. — Но по другим причинам? — Не копай глубоко, — снова улыбнулся учитель. — У любви нет причин. А я вовсе не тот возвышенный и всезнающий мудрец, каким ты сейчас хочешь меня видеть. — Намииль присел рядом с принцем. Серебряные волосы скользнули вдоль белых одеяний и растеклись по шероховатости камня. — Я думал, откуда здесь взялись эти тотемы, — сменил тему Триалин. — Мне приходилось видеть похожие на севере, в кхардских лесах. Раньше кхарди почитали духов природы и строили для них тотемы. По преданиям, в этих тотемах духи отдыхали, а леса, где стояли такие вот кольца столбов, назывались тотемными рощами. Потом я вспомнил, что национальность вашей семьи относится к расе кхарди. Должно быть, именно ваши предки установили здесь тотемы, а после забыли о них, когда пришла новая вера. — Похоже на правду, — согласился Намииль. — Но это единственная тотемная роща в Астелле. По крайней мере, мне не доводилось слышать о других. Жители Цаганала возвели своего первого короля, Зхараха, в ранг бога, и долгие столетия здесь царил его культ. Потом королевство погибло, на его руинах рождались и умирали города и страны, которые позже превратились в две империи — Райкур и Астеллу. Кто знает, когда за эти века кхарди успели прийти с севера и основать здесь правящую династию. — Тотемы, — ответил Айлин. — Они знают. Если бы можно было спросить их возраст, мы бы узнали, когда ваши предки пришли сюда. — Возможно, кто-то в этом мире и способен слушать и понимать камни, — вздохнул учитель. — Я бы хотел такому научиться. Сколько знаний нам открылось бы. Сколько историй вышло наружу. Некоторое время они оба молчали, словно надеялись услышать ответ тотемов. Затем, не сговариваясь, одновременно поднялись с места и так же молча направились к усадьбе. Не доходя до дома, они услышали возгласы, прерываемые звоном оружия, и поспешили вперёд. На поляне перед усадьбой застыли с озлобленными выражениями на лицах Шехрияр и Акиэль. Глаза кунгуса гневно полыхали багрянцем, в воздухе висело несколько теневых клинков, а под ногами вились увеличившиеся в размерах тени. Шехрияр сжимал палаш одной рукой, а вторую прижимал к ране на плече. — Выблядок, — прошипел астельский принц. — Дикарь неблагодарный. Акиэль не отвечал на оскорбления, но тени под ногами утробно зарычали, чуя малейшие изменения в настроении хозяина. Триалин бросился к другу. — Акиэль, опусти оружие! Что происходит? — Этот тварёныш напал на меня! — не давая кунгусу и рта раскрыть, воскликнул Шехрияр. — Ваше высочество, прошу вас, успокойтесь, — обратился к астельскому принцу Триалин. — Кто-нибудь объяснит мне, что на вас нашло? — Мы разговаривали, а потом он накинулся на меня! Настоящий дикарь! Тени угрожающе дёрнулись в сторону наглеца. — Акиэль! — воскликнул Айлин. Лорд глубоко вдохнул и, призвав всё своё терпение, дал демонам команду отступить. Теневые клинки растаяли в воздухе. — Ваше высочество, опустите оружие. Акиэль вылечит вашу рану. — Вот ещё, — презрительно плюнул кунгус. Айлин беспомощно обернулся на учителя, но того и след простыл. Ага, поди, решил посмотреть, как они сами справятся, а потом вывести из этого урок. В небе проворчал всё ещё далёкий, но уже отчетливо слышимый гром. — Так. Идёмте внутрь, — скомандовал Триалин и обернулся к другу: — Акиэль, вылечи его рану. Что бы он ни сказал, ты не имел права поднимать на него руку. Лорд поморщился, но всё-таки подошёл к расплывшемуся в самодовольной улыбке Шехрияру, который, пусть и не понял слов Айлина, но догадался, что принц приказал сделать своему подчинённому. Акиэль, не поднимая глаз, чтобы лишний раз не смотреть на раздувшуюся от самомнения рожу его высочества, окутал плечо Шехрияра алым сиянием магии жизни. — Сразу бы так, — ухмыльнулся астельский принц. Глаза Акиэля вновь опасно зардели. — Ваше высочество, на вашем месте я бы не стал провоцировать разозлённого кунгуса, — холодно заметил Айлин. — А на вашем месте я бы лучше дисциплинировал этих дикарей, — парировал Шехрияр. — Благодарю за совет, — сухо ответил Триалин. Он мог бы сказать, что кунгусы основали своё королевство ещё в те времена, когда люди были дикими племенами, мог бы сказать, что кунгусская цивилизация была одной из первых цивилизаций в мире, но зачем понапрасну сотрясать воздух, когда об этом и так знал любой, кто хоть немного ориентировался в истории, а Шехрияр к таким явно не относился. Не было нужды развивать спор, тем более, причиной драки его друга с наследником стало явно не происхождение Акиэля. Лорд без труда игнорировал любое оскорбление в свой адрес и уж точно не позволил бы себя спровоцировать глупыми насмешками. В крайнем случае, он бы ответил колкостью в ответ, да так, что наверняка отбил бы у обидчика желание хамить. Значит, дело в чём-то другом. Триалин дождался, когда друг залечит рану на плече Шехрияра, прежде чем продолжил разбираться. — Ваше высочество, позвольте спросить, о чём вы говорили до того, как Акиэль, с ваших слов, напал на вас? — поинтересовался принц. — Я предложил ему своё покровительство, — небрежно ответил Шехрияр. — Какого рода? — не вполне поняв, о чём речь, уточнил Айлин. Уж кому-кому, а Акиэлю защитник и покровитель явно не требовался. — Ну, знаете ли, я нахожу его, несмотря на характер, весьма симпатичным, — начал Шехрияр. — Любой на его месте счёл бы это за честь. Я ведь принимал в расчёт и его высокое положение, заметьте. А этот неблагодарный даже слушать не пожелал, — жаловался принц. — Простите, я всё ещё не понимаю, к чему вы клоните, — нахмурился Триалин. Смутное подозрение, о чём ведёт речь астельский принц, уже закралось в мысли, но юноша не отрицал, что, возможно, есть какое-то иное объяснение, просто сам он, испорченный Эриилем, везде видит намёки на одно и то же. — Я же говорю, я нахожу его симпатичным, даже красивым. Из благородной семьи, пусть и дикарь — так даже интереснее. Экзотичная пташка. Молодой, хорошенький, с характером. — Он хотел меня трахнуть, — фыркнув, резюмировал объяснения принца кунгус. Айлин с ошеломленным видом обернулся к другу. Ну кто бы мог подумать, что Акиэль, который всегда был со всеми подчёркнуто вежлив, которого коробило всякий раз, когда Триалин бранился, знает такие слова. Впрочем, это было не удивительно. От самого Айлина, небось, и нахватался. — Но-но-но, следи за выражениями, — одёрнул Лорда принц, с трудом сохраняя серьёзный тон и насилу удерживая рвущийся из груди хохот. Юноша даже не мог сказать, что его рассмешило больше — попытка представить Шехрияра, предлагающего Акиэлю своё покровительство, или то, что Лорд впервые замарал язык. Впрочем, дело оставалось нерешённым. Айлин точно знал, что его друг не стал бы, подобно оскорблённой леди, обращать внимания на попытки ухаживания и уж точно не бросился бы с оружием на наследного принца только потому, что тот, по незнанию кунгусской культуры, попробовал затащить Акиэля в постель. Лорд, скорее, высмеял бы Шехрияра. Так в чём же дело? Ответ не заставил себя ждать. — Вот вы же были любовником Раяна, — не успокаивался астельский принц. Алые глаза Акиэля потемнели. — Хотя по статусу равны ему. А ваш друг, по моему мнению, либо слишком возгордился, либо абсолютный невежда, раз не понял, какую честь ему оказывают, — возмущался Шехрияр. Судя по стиснутым кулакам кунгуса, Триалин понял, что разговор уже ближе к теме. — Продолжайте, — спокойно ответил юноша. — Вот хотя бы вы его вразумите! Вы же спите с моим отцом, а до этого ходили в любовниках Раяна, и… — Захлопни пасть! — взорвался Лорд. Триалин едва успел поймать друга за руку, когда тот бросился на Шехрияра. Теперь всё встало на свои места. Акиэль мог стерпеть что угодно в свой адрес, но выходил из себя, стоило кому-либо сказать что-то непотребное про Триалина. Самое смешное, что Шехрияр даже не понял, из-за чего кунгус так взвился. — Акиэль, успокойся, — твёрдо приказал Айлин. — Пусть следит за своим языком, — прошипел Акиэль, но всё-таки остановился. — Да что с ним такое?! — непонимающе воскликнул Шехрияр. Триалин почувствовал, что у него начинает болеть голова от происходящего. Взяв себя в руки, он спокойно обратился к астельскому принцу. — Ваше высочество, позвольте узнать, на каком основании вы считаете, будто я был любовником Раяна? Или продолжаю таковым являться по отношению к вашему отцу? — Насчёт отца всё просто — он же учитель. Погодите… Вы что, хотите сказать, что он с вами… — озарённый догадкой осёкся Шехрияр. — Что? — холодно поинтересовался Триалин, изогнув бровь. — Ну, вы не знаете про традицию? — попытался зайти с другой стороны принц. — Какую? — весьма успешно прикинулся удивлённым Айлин. — Ясно. И любовником Раяна вы не были, так? — Так, — скрепя сердце, ответил Триалин, про себя добавив «я был всего лишь разменной монетой в его интригах». — Мгм, каких только слухов не разведут, — неуклюже почесал затылок Шехрияр. — Выходит, ваш друг тоже с моим отцом… — По законам кунгусов, свою невинность они дарят демонам во время обряда совершеннолетия по достижению восемнадцати лет. Так что ни с вашим отцом, ни с кем-либо ещё и никогда, — отрезал принц. — О, понимаю. Я не знал. Что ж, это всё объясняет, — задумчиво протянул Шехрияр. — В таком случае, раз недоразумение разрешилось, предлагаю вам извиниться друг перед другом и обо всём забыть, — улыбнулся Триалин. Шехрияр великодушно попросил прощения первым, в очередной раз подтвердив мнение Айлина в том, что, несмотря на свою недалёкость и глупость, астельский принц был, в общем-то, неплохим человеком. Акиэль, по-прежнему хмурясь, сухо извинился в ответ. — Право слово, что я могу с собой поделать? Он даже злой выглядит очаровательно, — вздохнул Шехрияр. Кунгус на это только закатил глаза. Триалин боялся, что астельский принц ляпнет что-нибудь ещё, но тут, к счастью, в дверях появился Намииль и пригласил учеников к столу. Гроза, наконец, достигла гор. За окном потемнело, ливень барабанил по черепице и заливал крытую галерею вокруг усадьбы. Все четверо обедали в абсолютном молчании. Шехрияр с аппетитом уплетал свою порцию фазана, наставник скромно довольствовался постной кашей, а вот Акиэль вяло ковырялся в тарелке. Заметив отсутствие аппетита у друга, Триалин догадался, что разговор ещё не закончен. После обеда Намииль предложил всем немного отдохнуть. Это было весьма своевременное предложение, поскольку из-за дождя всех одолела сонливость, и юноши разбрелись по своим комнатам. Акиэль не заставил себя ждать. — Ты солгал ему, — тихо сказал кунгус, закрыв за собой дверь. Оглушительный раскат грома пророкотал прямо над ними. — А что мне оставалось делать? — сохраняя спокойствие, поинтересовался принц. — Мне ты тоже лгал, — заметил кунгус. — Нет. Просто ничего не говорил. — Какая разница? — Как ты себе это представляешь? Ты бы на моём месте рассказал? — с вызовом в голосе спросил Триалин. Акиэль некоторое время молчал, прежде чем ответить: — … Да. Может, не сразу, но рассказал бы, потому что ты мой самый близкий человек. Лорд говорил так тихо, что Айлин едва различал его глухой голос. — А я не смог, — уже спокойнее ответил принц, тронутый словами друга. — Не знал, как ты отреагируешь на всё это и… — Давно? — спросил Акиэль. — С Эриилем сразу после того, как меня арестовали за побег с наложницей. С Раяном чуть позже. — Признание далось юноше куда легче, чем он себе представлял. Более того, теперь, когда у него не было тайн от лучшего друга, он почувствовал, как между ними словно рушится стена. — И ты… — Акиэль запнулся, — Раяна ты любил. А его величество? Ты его… Голос кунгуса стал ещё глуше. Айлин не видел лица друга — тот стоял в тёмном углу у двери и сумеречный свет из окна не достигал его. — Я бы не назвал это любовью. Скорее… привычкой или, хм, привязанностью. Наверное, так. Мне уже объяснили, что в Астелле такие отношения между учителями и учениками не только приемлемы, но и широко распространены. Так что ты, пожалуй, единственное исключение, — как можно беззаботнее ответил юноша. — Если ты его не любишь, зачем… почему не захотел уехать сразу же? — прошептал Лорд так тихо, что Айлину пришлось напрячь слух, чтобы расслышать. — Ну, я об этом даже не задумывался. Мы же учиться приехали. Да и Эрииль, по большей части, заботится обо мне. Знаешь… это на самом деле не так уж и плохо, как тебе кажется. Может, я уже привык, но… к слову, Эрииль очень опытный, — смущённо пробормотал Триалин. — Привык… — тише шелеста травы повторил кунгус. — Эй, ты чего… — начал было Айлин. Яркая вспышка молнии осветила комнату, и на мгновение принц увидел бледное залитое слезами лицо Акиэля. Трескучий грохот разгневанного неба проглотил все несказанные слова, и когда перед глазами ослеплённого юноши перестали сверкать белые пятна, он увидел лишь опустевшую комнату.***
К вечеру буря стихла, и ливень превратился в туманную изморось. Айлин вышел на мокрую после дождя галерею и глубоко вдохнул напитанный влагой воздух, всё ещё хранящий запах грозы. — Простудишься, — проворчал Акиэль, выйдя следом и небрежно бросив другу плащ. Что ж, раз кунгус решил делать вид, что ничего не произошло, так тому и быть. Всему своё время. Может, Триалину в той вспышке молнии просто померещилось, будто губы кунгуса беззвучно сложились в «Сам лиэли гарасу» [Я люблю тебя]. Может, Лорд сказал что-то другое, а принц просто себе надумал. Всему своё время. Он не станет просить Акиэля повторить. В конце концов, у Триалина есть глаза, и если до этого он был ослеплён, то теперь будет смотреть внимательней. Каким бы хорошим актёром не был кунгус, если что-то есть, теперь Айлин это обязательно увидит. Всему своё время. Возможно, в следующий раз эти слова повторит принц. А пока они просто друзья, и их дружбу больше не затемнят тайны и недосказанность.