Кольцо демона: легенды востока

      На следующий день в замке начались сборы к поездке Раду. Безутешные родители хотели снабдить сына в дорогу всем самым лучшим. Они заказали новую карету от известнейших крастских мастеров, выписали из столицы лучших портных и ювелиров для нарядов Раду, тщательно отбирали прислугу и охрану. Но несмотря на всю эту суету, в замке царило уныние. Леди каждый день плакала и постоянно порывалась затискать сына в объятьях. Лорд, словно постарев на добрый десяток лет, стал угрюмым и раздражительным. Эрая в кои-то веки перестала говорить о своём принце, а Шелла и Элла даже вызвались поехать вместо Раду — само собой, подобное даже не рассматривалось.       В первое время Раду чувствовал небывалый со смерти Мальвы подъём сил, активно участвуя в сборах. Однако вскоре переживания родственников вытеснили его воодушевление, а дата поездки всё откладывалась. Раду начал подозревать, что его отец саботировал приготовления: то Лорду не нравилась обивка сидений в карете, то он заставлял перечеканивать герба на дверцах экипажа, то цвет камней на заколках и брошках Раду не шёл юноше, по мнению отца. Лорд придирался к каждой мелочи, и спустя месяц, когда к поездке всё ещё ничего не было готово, Раду понял, что отец осознанно прикладывает все усилия, чтобы сын как можно дольше оставался с семьёй. И Раду был бы совсем не против такого расклада, если бы сам процесс сборов не напоминал человеческие похороны. У матери и Эраи не высыхали глаза от слёз, Шелла ушла в себя, с утра до ночи пропадая на тренировках, Элла ходила хвостиком за братом. Сначала Раду продолжал посещать занятия, хотя в этом уже не было смысла, но одноклассники постоянно сочувственно смотрели на него, стали предельно вежливыми и заботливыми с ним, словно он уже стоял одной ногой на алтаре. Даже слуги в коридорах становились печальными при встрече с молодым господином. Они отводили взгляд или наоборот глядели с унизительной для кунгуса жалостью. Куда бы Раду ни шёл, за ним повсюду следовал шлейф траура.       Из-за отношения окружающих Раду постоянно чувствовал себя умирающим. И, словно этого было недостаточно, его беспрерывно терзало горе родителей и сестёр. Единственным спасением стал Эвиэль. Кроме того первого отголоска боли, когда старший брат только узнал новость, Раду больше не чувствовал от него никаких эмоций. Эвиэль прекрасно владел собой. Возможно, в этом ему помогала работа, ведь Лорд занимался исключительно подготовкой к поездке — точнее, её отсрочиванием — и Эвиэль взял на себя абсолютно все обязанности отца. Теперь Раду любил часами сидеть в кабинете брата, читая или просто наблюдая за Эвиэлем. Он смотрел, как брат сосредоточенно читал бумаги, подписывал документы, строчил письма, раздавал приказы, отправлял посыльных с указами в вассальные города. Раду не сомневался, что Эвиэль станет прекрасным Лордом, ещё лучше отца. Глядя на брата, нетрудно было поверить, что именно Верриари веками правили страной. Может, Эвиэлю нужно было родиться на сто лет раньше? Холодный, но не бездушный, жёсткий, но не жестокий, властный, но сострадающий — он был бы прекрасным королём. И ему точно не требовалась правая рука в виде Мастера над ядами. — Что-то смешное? — листая отчёт, поинтересовался Эвиэль, когда Раду улыбнулся своим мыслям. — Просто подумал, что стань я Мастером над ядами, я был бы тебе не правой рукой, а бородавкой на пятке — только мешался бы, — хохотнул Раду.       Эвиэль улыбнулся краешком губ, не соглашаясь, но и не отрицая, а Раду подумал, что после матери и Эллы сильнее всего он будет скучать по брату. Впрочем, ему-то скучать придётся недолго. Совсем скоро для него всё закончится так же, как и для Мальвы. Может, он вновь её встретит в Сумеречном мире. А может, никакого Сумеречного Мира нет, но это тоже неплохо. Гораздо лучше осознавать, что ты исполнил свой долг перед смертью, чем жить бессмысленной, лишённой радости жизнью.       Внезапно юношу пронзила неприятная мысль: а ведь он продолжает мучить родных, вынуждая их жить такой же безрадостной жизнью, как он. Чем дольше он остаётся в родовом замке, тем сложнее будет его семье расстаться с ним. Одним своим присутствием он постоянно напоминает родственникам о своей участи. Так не должно было продолжаться.       Весь следующий день Раду посвятил семье. Перед завтраком он помог Элле накормить всех её найдёнышей, подарил сестрёнке баночку заживляющей мази — последнее, что он научился готовить на занятиях, — и объяснил, как приготовить такую мазь самой, а затем притащил Элле свои старые рубашки, чтобы было, из чего шить лежанки для животных. После завтрака Раду отыскал Шеллу в дальней части двора и полтора часа пытался попасть стрелой в яблочко, не забывая восхищаться меткостью сестры. Затем он позвал отца покататься на лошадях, и до обеда они вместе с Лордом объехали ближайшие деревни, а на обратном пути заехали в город, где Раду купил красивую шпильку матери и шёлковые ленты с жемчужным бисером для Эраи. После обеда он отправился к матери, подарил ей заколку и вручил ленты, чтобы Леди передала их старшей дочери в день её свадьбы. Раду долго разговаривал с матерью, старательно обходя тему своей скорой смерти. — Сам лиэли гарашу, тата [Я люблю тебя, матушка], — обняв женщину, улыбнулся Раду. — Не забудь подарить Эрае на свадьбу ленты от меня.       Кунгуска вновь заплакала, улыбаясь через силу. — Миира самоари [Моё золотце/моё солнышко/моё сокровище], — не желая отпускать сына, шептала Леди.       Незадолго до ужина Раду успел заглянуть к Эрае. Хотя они были близки по возрасту, у них не было общих тем для разговора. Раньше не было. Теперь Раду жалел, что мало интересовался жизнью сестры. Пусть Эрая не была такой доброй, как Элла, такой сильной, как Шелла, или такой умной, как Эвиэль, но ведь про Раду можно было сказать всё то же самое. И если Эрая его в чём-то превосходила, так это в том, что она ясно представляла своё будущее. Что плохого в том, чтобы мечтать выйти замуж за принца и жить при дворе богатейшей династии. К тому же Эрая руководствовалась вовсе не корыстными целями, она и впрямь любила принца Зейрона Асторда — Раду таки запомнил его имя — чем не тема для разговора. Юноша с неподдельным интересом выслушал, как Эрая собирается назвать своих будущих детей, какой представляет свою свадьбу и что наденет на свой первый бал в юлазианском дворце. Девушка описывала всё в таких мельчайших подробностях, что Раду не составило труда отчётливо представить мечты своей сестры. — Ты так живо рассказываешь, — похвалил кунгус. — Я думаю, у тебя вышло бы неплохо писать книги.       Девушка смущённо хихикнула и, подумав, призналась: — На самом деле, я иногда пишу небольшие рассказы. Если хочешь, могу показать, — совершенно застеснявшись, пролепетала девушка. Раду был поражён. Если бы не скорая смерть, заинтересовался бы он жизнью Эраи, казавшейся ему несколько поверхностной и слишком мечтательной? Юноше стало стыдно и грустно от того, сколько времени он потерял. — Конечно хочу! — с искренним воодушевлением ответил Раду. Эрая покопалась в комоде и вытащила толстую потрёпанную тетрадь.       Разумеется, Раду не ждал от сестры многого. Но, хотя её сочинения и выглядели наивно и шаблонно, Эраю было, за что похвалить. — У тебя красивый слог, — улыбнулся Раду. — Не смейся, — надула губки девушка. — И не думал, — серьёзно ответил старший брат.       Последний рассказ был о принце и пастушке, об их несчастной любви. Имена, места и некоторые события были изменены, но юноша без труда узнал в героях себя и Мальву. Эта повесть оказалась на уровень выше остальных. Раду был объективен в своей оценке, он действительно видел, что каким-то невероятным образом его переживания, которые отчасти чувствовала и Эрая, сделали её рассказы глубже и натуральнее. Похоже, девушке всего лишь не хватало жизненного опыта, чтобы стать настоящей писательницей. — Пообещай мне, что, когда напишешь книгу, сожжёшь для меня одну копию на жертвеннике. Я обязательно прочту её в Сумеречном мире, — попросил Раду, возвращая тетрадь сестре.       На душе стало легко и спокойно. Его родители вырастили четырёх талантливых детей, которые обязательно прославят семью в будущем. Разве многого просят Владыки, забирая к себе самого посредственного и бесталанного из отпрысков Верриари взамен на благополучие всех остальных.       Тайно собирая вещи после ужина, Раду с улыбкой представлял будущее своих сестёр и брата. Эвиэль конечно же станет сильным Лордом. В его крепких руках земли кунгусов станут ещё богаче. Как Лорд Севера Эвиэль станет надёжной опорой императору Дегроуэля. Он возьмёт себе в жёны добрую и ласковую девушку, не писаную красавицу, но любящую и верную, как их мать. Эрая выйдет замуж за крастского принца, родит ему чернявых голубоглазых детишек, а в зрелые годы, пожив при дворе и повидав мир в путешествиях, станет писать романы, которыми будут зачитываться подростки и молодые барышни обеих империй. Шелле скорее всего теперь придётся учиться на Мастера над ядами, но она достаточно упряма и сильна духом, чтобы выбиться в лучшие ученики и стать любимицей леди Энары. Шелла определённо пойдёт по стопам тётушки и станет не только сильной воительницей, но и талантливым Мастером. А Элла абсолютно точно откроет первый в империи, а может, и в мире, приют для животных. Кунгусы и люди будут восхищаться её любовью ко всему живому. Она станет помогать старикам и сиротам и будет ухаживать за родителями, когда те постареют. Жаль, что Раду ничего этого не увидит…       Он стоял посреди комнаты, окружённый разбросанными в спешке вещами, и улыбался, а по щекам текли горячие слёзы. Сминая в руке рубашку, юноша опустился на пол и, спрятав лицо в ткани, беззвучно зарыдал.

***

      Раду никогда не приходилось путешествовать одному. Несколько раз в год они с семьёй ездили в Реорбер и Виритрис — старую столицу — но тогда Раду окружало полчище слуг. Ему не приходилось задумываться о том, где он будет спать и есть в дороге, не нужно было заботиться о многочисленных бытовых мелочах, начиная от тёплой одежды, заканчивая чисткой лошади. Семья Верриари не знала, что такое таверны и полные клопов постоялые дворы, потому что на всём пути от Волчьего Рва до Виритриса и Реорбера у них были собственные усадьбы, где они могли остановиться на день-два, чтобы отдохнуть с дороги. Большую часть времени в этих поместьях жили только слуги, но зато семья Лорда, отправься она в столицу, не знала никаких неудобств в поездках.       Помимо поместий в Дегроуэле, у Верриари было несколько усадеб и дворцов за границей: в Крастской Империи и Райкуре. Правда, Раду никогда там не был. И всё-таки его семья была богаче Ниитиллов, императорской семьи Дегроуэля, и принадлежала к нескольким богатейшим семьям в мире. Поэтому не стоило удивляться, что в свои почти семнадцать Раду был совершенно несамостоятельным. Вдобавок, он ведь родился вторым сыном, ясное дело, что родители баловали его в детстве чуточку больше, чем Эвиэля. Юноша только теперь понял, какими наивными и поверхностными были его представления о мире. Он, конечно, читал кучу книг про путешествия, но ведь нигде не был указан точный список необходимых в дорогу вещей. Раду даже не знал, сколько еды ему с собой брать. А сколько дней он пробудет в дороге? Если ехать в карете, то путь до Сиванны займёт около месяца, но он-то решил отправиться верхом, следовательно, время сократится. В книгах всё было гораздо легче. Да взять хотя бы принца Гланиэля, одного из самых любимых книжных героев Раду, он ведь даже не брал с собой еду, добывая пищу на охоте и рыбалке. Охотиться Раду умел, но не имел ни малейшего представления о том, как разделывать туши.       Сборы заняли у него большую часть ночи. Руководствуясь тем, что нужно взять как можно меньше груза, Раду кое-как затолкал все вещи и провизию в одну раздувшуюся сумку. Перед тем, как навсегда покинуть родной замок, Раду зашёл к брату.       Даже в такой поздний, вернее, уже ранний час Эвиэль не спал, словно дожидаясь прихода братишки. — Кровь и деньги взял? — спросил Эвиэль, увидев сумку в руках Раду. — Ой, про кровь забыл, — спохватился младший кунгус. Эвиэль вздохнул, забрал у Раду сумку, вытряхнул все вещи на стол и аккуратно сложил обратно — теперь сумка была не такой пузатой — а затем взял свою походную флягу и, надрезав запястье, наполнил её кровью. Потом он так же молча и сосредоточенно достал из выдвижного ящика толстый кошелёк, отсчитал несколько золотых монет, положил их себе в карман, а кошелёк отдал Раду. — Спасибо, — неловко улыбнулся юноша. — Не держи деньги в одном месте. Спрячь в сапоги, нижнее бельё, подкладку плаща. Где твой плащ? — А? Кажется, в комнате оставил. Сейчас заберу. — Точно не хочешь подождать, пока отец не закончит приготовления? — вздохнув, спросил Эвиэль. — Я не могу больше, — покачал головой Раду. Пару минут братья молчали, а затем Эвиэль, по прежнему не говоря ни слова, шагнул к Раду и крепко обнял младшего брата. Он ничего не сказал, но Раду почувствовал отголосок тоски Эвиэля. — Обнимешь за меня родителей? — попросил Раду. — Мгм, — поцеловав Раду в макушку, ответил старший брат и отпустил юношу.       Эвиэль проводил братишку до ворот, перед этим тихо выведя ему коня из конюшни. — Ты знал, что я сбегу, да? — уже в седле спросил Раду. — Догадался. С чего бы ещё ты устроил обход всей семьи и провёл целых два часа с Эраей, — усмехнулся Эвиэль. — Она пишет рассказы, представляешь? — поделился Раду. — Я знаю, — спокойно ответил брат и, увидев изумлённый взгляд юноши, объяснил: — Она с детства приносит мне своё творчество.       Раду вдруг понял одну важную вещь. Его родители были лучшими родителями на свете, добрыми, заботливыми и понимающими. Они вырастили прекрасных детей. Но и Эвиэль сделал для своих младших сестёр и брата не меньше. Молча и незаметно он сглаживал углы в отношениях детей и родителей, интересовался занятиями младших, заботился о них в своей грубоватой бесстрастной манере. Возможно, именно он убедил родителей закрыть глаза на подбираемых Эллой щенков и котят. Возможно, по его совету отец снисходительно отнёсся к мальчишеским замашкам Шеллы. Возможно, он приложил руку к помолвке Эраи с Зейроном Астордом. И уж точно он прикрывал Раду, когда тот в прошлом году тайно встречался с Мальвой. Разве мог Эвиэль не заметить, что его младший брат слишком часто пропадает в городе? Скорее всего, он знал о Мальве задолго до того, как Раду ему рассказал, потому и был уверен, что Раду чист. Наверняка за младшим кунгусом следовали ищейки брата. А сколько ещё Эвиэль для них сделал? Раду уже никогда этого не узнает.       Юноша вдруг вспомнил, что видит брата в последний раз. В груди кольнуло. Эвиэль обернулся через плечо к замку. — Тата проснулась, — тихо заметил он. — И Элла, похоже, тоже. — Ревере [Прощай], — всхлипнул Раду и, пришпорив коня, помчался прочь от Волчьего Рва.       Глаза застилали слёзы, но юноша не замедлял бег лошади. Он миновал город, когда за спиной послышался топот и тяжёлое дыхание. Обернувшись, Раду увидел Бантика. Должно быть, Элла его выпустила. Натянув поводья, юноша попытался прогнать пса и даже велел теням напугать волкодава, но глупый Бантик не слушался и не желал возвращаться в замок. — Тебе нельзя со мной, — простонал Раду. Опасаясь погони, он вновь послал коня вперёд, переходя на галоп в надежде оторваться от Бантика. Но не зря кунгусские волкодавы помимо своих размеров славились скоростью и выносливостью. Бантик упрямо не отставал, и в конце концов Раду пришлось смириться. Рассудив, что вдвоём в пути веселей, а присутствие громадной чёрной псины может отпугнуть нежелательных лиц на дороге, Раду повёл коня шагом, давая отдохнуть и лошади, и Бантику. — Глупое ты создание, — вздохнул Раду, грустно улыбнувшись бежавшему рядом с довольной мордой псу. Бантик, несмотря на тяжёлое дыхание, хрипло гавкнул. — Да-да, весь в меня, — хохотнул Раду. — Ну что, говорят, дуракам везёт. Раз нас теперь двое, значит, и повезти должно в два раза больше, верно, Бантик?       Бантик согласно гавкнул, весёлой трусцой равняясь с лошадью.

***

      Около полудня Раду решился сделать перерыв. Бёдра ныли от непривычно долгой езды. После бессонной ночи клонило в сон, впрочем, переживания семьи из-за его побега все равно не позволили бы ему спокойно поспать. Раду свернул с дороги к ручью и спешился. Пока лошадь жадно пила ледяную воду и щипала жухлую траву, Раду разделил с Бантиком почти треть своих запасов. — Эдак нам не то что до Сиванны, даже до границ наших владений не хватит, — вздохнул кунгус, заворачивая еду обратно. — Надо бы нам где-нибудь остановиться на ночь. Что скажешь?       Бантик, полностью поддерживая идею, гавкнул и радостно завилял хвостом. Хотя Раду подозревал, что радость псины объяснялась кровяной колбасой, которую Бантик успел сожрать, пока Раду доставал нож, чтобы нарезать её.       Отдохнув с час, юноша с псом поехал дальше, торопясь покинуть отцовские владения. Заботливости родителей могло хватить на то, чтобы отправить за ним погоню, но Раду надеялся, что брат остановит родителей от этого широкого жеста любви. Впрочем, Эвиэль и без того очень помог младшему брату. Если бы не его кровь, Раду едва бы продержался в седле до вечера. На ночлег он остановился на постоялом дворе с симпатичным названием «Белый мотылёк».       Внешне заведение казалось приличным: белёные стены таверны, отдельный двухэтажный дом со спальнями, крытая конюшня, колодец и маленький пруд за таверной. Не то чтобы Раду было с чем сравнивать, но постоялый двор выглядел лучше, чем представлял себе юноша. Однако, стоило ему, оставив лошадь конюху, зайти в таверну, как сбылись его худшие опасения относительно подобных заведений. В полутёмном помещении с закопченными стенами стоял кислый запах дешёвого пойла, смешанный с вонью потных мужиков, грязных портков и перегара. Вдобавок, несмотря на уже довольно поздний час, веселье в таверне, похоже, только начиналось. Две шумные компании в обнимку с «ночными мотыльками», услуги которых, как оказалось, предоставлялись заведением, заняли большую часть зала, вынудив путников-одиночек, таких, как Раду, ютиться по углам. — С собаками нельзя! — грубо рявкнула на Раду хозяйка, разливая пиво в кружки. — Бантик будет почище ваших постояльцев, — надменно фыркнул кунгус. Женщина подняла на него свирепый взгляд, но увидев, кто перед ней, моментально изменилась в лице. — Ах, для молодого господина мы, конечно же, сделаем исключение.       Хотя женщина никогда не видела Лорда и его семью, похоже, она поняла, что перед ней чистокровный кунгус, а значит, знатный господин. К тому же, пусть Раду и оделся в свою самую простую одежду, качество ткани выдавало его происхождение опытному глазу. — Чего желаете? — самым приветливым тоном поинтересовалась хозяйка. — Ужин, ночлег и завтрак, — перечислил Раду. — И неплохо было бы помыться с дороги. — Всё устроим, милейший, — улыбнулась женщина. — Только вы, не сочтите за грубость, покажите сначала, что деньги при вас. Просто это так необычно, чтобы господин вашего возраста и происхождения путешествовал в одиночку.       Раду достал из кармана горсть золотых. — Этого хватит? У меня ещё есть. — Конечно! Конечно хватит. Спрячьте-ка пока ваши монеты, сударь, — посоветовала женщина. Раду спешно убрал золото. В зале стало тише. Спиной юноша почувствовал прикованные к нему заинтересованные взгляды. — Вот, возьмите две. Собаку тоже нужно накормить, — подвинув пару монет хозяйке, сказал Раду. — Это слишком много, сударь, — ахнула женщина. — А я голодный, — ответил кунгус.       Он выбрал себе самый укромный столик в углу зала. Вскоре подошла хозяйка с полным подносом еды для него, а следом за ней мальчишка-подавальщик с большой миской полной тушёного мяса для Бантика.       Скорее всего, еда сильно уступала замковой, но Раду так проголодался в дороге, что с удовольствием уплёл и суп с гренками, и бараньи рёбрышки с масляной перловой кашей, и здоровый кусок яблочного пирога с мёдом, запив всё это кислым квасом — ни чая, ни кофе в таверне не подавали. В зале вновь стало шумно, и Раду почти забыл о неприятном моменте у стойки, когда к нему подошли трое не самого трезвого вида мужчин.       «Шахтёры», — догадался Раду, оценив мускулы рабочих. «Или из кузниц», — мысленно поправил себя юноша, вспомнив, что шахтёрские города западнее. — Что грустишь, малыш? — подсаживаясь к кунгусу, поинтересовался самый пьяный мужчина. Его приятель сел с другого бока Раду, а третий здоровяк уселся напротив. Бантик тихо зарычал. — Не грущу, — спокойно ответил Раду, отставив в сторону кружку с квасом. — Выпьешь с нами? — не унимался мужчина. — Эй, хозяйка, неси ещё пива! — Я не пью. — Такой большой мальчик и не пьёшь? — захохотал здоровяк. — Может, вам не известно, но кунгусы не пьянеют, — прохладно ответил юноша, попытавшись встать. — Так ты у нас кунгус, — расплылся хмельной улыбкой второй мужчина, насильно усаживая мальчишку обратно. — То-то такой хорошенький. Полукровочка, небось? — огладив кудри юноши, ухмыльнулся приставала. Раду ударил ладонью по чужой руке. — Вас ваши барышни ждут, — силясь сохранять спокойствие, заметил кунгус под утробное рычание Бантика. Тени беспокойно вились у ног. — Барышни тут каждый день, а такие ласточки нечасто залетают в наши края, — усмехнулся первый мужчина, обнимая Раду за талию. И прежде чем юноша успел что-то предпринять, Бантик с грозным лаем вцепился в руку здоровяка. Мужчина забранился под хохот пьяной толпы, а затем, стряхнув с прокушенной руки пса, со всей силы пнул его. Бантик взвизгнул, отшатнувшись. Не то чтобы кунгусскому волкодаву это могло причинить сильный вред, но стоило Раду увидеть, как кто-то осмелился ударить его собаку, как тени мощным ударом повалили здоровяка на землю. С трудом сдерживая ярость, Раду от души замахнулся ногой и пнул пьяницу по лицу, а затем, поманив Бантика за собой, направился к стойке за ключом от своей комнаты.       Комната оказалась бедной на мебель, но чистой. Хозяева позаботились о чистом белье, кувшине с водой для питья и большом корыте с горячей водой для купания. Помывшись и сменив одежду, Раду ещё раз спустился в таверну — приставучих пьяниц там уже не было — и попросил хозяйку за ещё один золотой собрать ему к утру еды в дорогу.       Спалось плохо. Волнение родственников накладывалось на шум из таверны, храп из соседних комнат и частое хлопанье дверей в коридоре. Бантик, проигнорировав приготовленную ему лежанку, забрался в постель и постоянно клал свою тяжёлую голову на живот Раду, что, разумеется, будило юношу. — Сегодня будем ночевать под открытым небом, — ворчал кунгус, спускаясь к завтраку.       В отличие от прошлого вечера в таверне было тихо и даже почти уютно. Прибранные столы, никакого мусора на полу, чистые салфетки на столах. Только въевшийся в стены запах, несмотря на открытые окна, напоминал Раду о том, как помещение выглядело ночью.       Поев и попрощавшись с хозяйкой, ставшей ещё добрее после оставленного за вкусный завтрак золотого, Раду поехал дальше. Юноша так переплатил хозяевам «Белого мотылька», что те велели конюшонку не только накормить коня молодого господина овсом, но и вычистить лошадь. Поэтому, если не считать неприятной стычки с пьянчугами и беспокойной ночи, можно было считать, что первая в жизни остановка в таком месте прошла хорошо. Раду даже немного гордился собой.       До границ отцовских владений оставалось ещё около пятидесяти миль, а дальше начинались земли Лорда Востока. И хотя с самим Лордом у Верриари были неплохие соседские отношения, жители этих земель не слишком жаловали кунгусов, всё ещё помня зверства Мериеля Кровавого — последнего кунгусского короля. Раду не был уверен, стоит ли ему останавливаться на постоялых дворах в этих местах. Так, размышляя о своём и любуясь ожившим под выглянувшим солнцем пустынным пейзажем, юноша неторопливо приближался к границе владений Лорда Верриари. Вскоре дорога вывела его к широкой реке и продолжалась вдоль её русла. Хороший знак. Если Раду не изменяла память, он наконец добрался до Вержевазры или Белые Воды, если перевести с кунгусского. Люди часто именовали реку просто Вержи. Радость Раду объяснялась тем, что эта река текла из Дегроуэля через Сиванну в Астеллу, где впадала в море, а значит, ему оставалось просто ехать вдоль её русла по Приречному Тракту или, как его ещё называли, Виржевской дороге, чтобы попасть в Сиванну.       В полдень Раду съехал к реке, чтобы напоить коня и перекусить вместе с Бантиком. От холодной воды веяло прохладой. Осеннее солнце почти не грело, но облака рассеивались, а значит, день обещался быть пригожим — разве не повод для радости?       Юноша немного взбодрился, перекусив сладкими пирожками, приготовленными ему хозяйкой таверны, и стал собирать вещи, когда вдали послышался топот копыт. Что ж, всадники не редкость на больших дорогах. Не слишком задумываясь о том, кто бы это мог быть, Раду успел неторопливо сложить еду в мешок, проверить подпругу и привязать сумку к седлу, прежде чем всадники появились в поле зрения кунгуса. Нетрудно догадаться, что всадниками оказались вчерашние знакомые, прихватившие с собой друзей. Возможно, Раду и смог бы оторваться от них на своём коне, но острый взгляд кунгуса различил арбалеты за спинами всадников. Юноше совершенно не хотелось получить арбалетный болт между лопаток.       Он отвёл коня подальше и привязал к кустам, чтобы тот не убежал, испугавшись битвы, а затем приготовился к бою. — Соскучилась, ласточка? — усмехнулся мужчина с заплывшим глазом и синяком в половину лица. — По-хорошему попросишь прощения или заставить?       В теории Раду должен был справиться с этой шайкой, если, конечно, последние не были магами, в чём юноша очень сомневался. Хотя все мужчины были гораздо выше и шире Раду, его это не беспокоило — теней размеры жертвы не смущали. Другое дело, что без малейшего боевого опыта желания проверять теорию на практике Раду не ощущал. Заткнув свою гордость, юноша вежливо ответил: — Прошу прощения за то, что пнул вас по лицу. Если вы хотите компенсации, я могу заплатить.       Окружившие юношу мужики загоготали. — И верно, благородный, — ржал один. — Ком-пен-сацу он заплатит, — смеялся второй. — Снимай штаны, будешь нам всем компенсировать, — хохотал третий.       Здоровяк, которого Раду пнул прошлым вечером, оставался серьёзным. — Будешь хорошо себя вести, обкатаем и отпустим. А компенсацию твою мы и так возьмём. Соглашайся. Уйдёшь хромым, но живым, — улыбнулся мужчина под новый шквал хохота. — У меня тоже для вас предложение, — с горящими алым от подавляемого гнева глазами ответил Раду. — Вы немедленно разворачиваетесь и уезжаете, а мои тени остаются голодными. — Что-то ласточка расщебеталась, — хохотнул один из мужчин и выстрелил под ноги кунгусу. Очевидно, он собирался напугать юношу, но вместо этого дал теням сигнал нападать.       Лошади под всадниками обезумели, заживо изгрызаемые демонами. Четверо мужчин оказалось на земле. У уха Раду просвистел арбалетный болт. Юноша, вернув контроль над тенями, направил их на бандитов. Однако тени не успевали нападать, как им приходилось обращаться щитами по команде хозяина, чтобы защитить его от стрел. Одну тень Раду обратил в клинок, но в пылу сражения промахнулся, лишь задев одного из противников. Бантик тоже помогал. Он, повалив ближайшего к Раду нападавшего, вгрызся в лицо мужчины. Безумный крик привлёк внимание остальных, и в следующее мгновение на Бантика были направлены два арбалета. — Нари! [Щит!] — не своим голосом от страха за пса заорал кунгус, посылая теней на защиту питомца. Два арбалетных болта отскочили от теневого щита, а третий пробил лёгкое Раду.       Юноша едва не захлебнулся кровью. Пока он, жмурясь от боли, пытался, вопреки природе, вернуть контроль над тенями, мужчины перезарядили арбалеты. Быстрая регенерация кунгусов имела и обратную сторону. В то время, как организм концентрировал всю энергию для исцеления раны, кунгус не мог использовать магию крови. Неуправляемые демоны набросились на арбалетчиков, однако ещё один болт успел вонзиться в ребро парализованного болью кунгуса.       Похоже, он зря пытался самостоятельно управлять тенями. Те лучше него знали, как защитить хозяина, и вскоре на берегу лежало четыре трупа. Оставшиеся двое всадников умчались, как только поняли, что добыча оказалась не на один укус. — Гарад девару [Можете есть], — хрипло выдохнул Раду и, шатаясь, побрёл к ближайшему дереву. Тени радостно накинулись на свежие трупы. Конечно, нехорошо приучать их к человечине, но это было последним, о чём думал пронзённый двумя толстыми стрелами кунгус. Бессильно прислонившись спиной к стволу, он опустился на землю и попытался выдернуть болт, но стоило его пошевелить, как острая вспышка боли заставила Раду взвыть и съёжиться под деревом. Вот и ещё один миф развенчан — невозможно самостоятельно выдернуть из себя толстую арбалетную стрелу.       Почти час юноша пытался вытащить болты, опасаясь, что из-за регенерации они врастут в него. Короткие вскрики чередовались с долгим, прерывающимся судорожными вздохами, скулежом. Бантик беспокойно нарезал круги вокруг хозяина, не зная, как ему помочь. С десятой попытки Раду удалось выдернуть один болт, тот, что пробил ребро и не ушёл так глубоко. Но второй всё ещё пронзал лёгкое и мешал дышать. Однако самым худшим было то, что семья тоже чувствовала стрелы в груди юноши. Раду злился на себя. Теперь он заставлял близких чувствовать ещё и физическую боль. Он злился, но ничего не мог поделать. Обессиленный кунгус был уже на грани отчаяния. Он не знал, сможет ли продолжить путь со стрелой в груди и гадал, не лучше ли вернуться домой, хотя одна мысль о том, чтобы пошевелиться, внушала ужас.       Вдалеке на дороге появились люди. Они шли с юга на север, туда, откуда ехал Раду. Юноша очень надеялся, что люди пройдут мимо и не заметят коня в кустах. Сам он отполз чуть дальше, теперь от дороги его закрывал толстый ствол дерева. Бантик послушно лёг рядом. Тени обгладывали кости в сухой траве и не слишком шумели. Раненый кунгус свернулся калачиком под деревом, с беззвучными слезами моля Владык о помощи. Группа людей подходила всё ближе. А затем сбылись худшие опасения юноши — путники решили устроить привал на том же берегу, что и он. Осторожно выглянув из-за дерева, Раду увидел мужчину преклонного возраста и нескольких юношей и девушек. Всего людей было чуть больше десяти. Что ж, либо они мирные путники, либо у теней снова будет пир. Раду не знал, чего ожидать. Он видел у юношей луки и колчаны со стрелами и короткие, не лучшего качества мечи. У одной из девушек за поясом висел кинжал. Лошадь была только у предводителя и использовалась в качестве вьючного животного.       Спустившись к реке, люди, само собой, заметили коня Раду. — Бедняжка запутался! — ахнула одна из девушек. — Да нет же, его привязали. Смотри, седло и сумки, — скептично заметил разгружавший лошадь юноша. — Тогда где же хозяин? — спросила девушка. Ей в ответ из-за дерева выскочил Бантик, радостно гавкая и виляя хвостом. Схватившиеся было за мечи юноши выдохнули, поняв, что пёс только играет, а затем всё внимание переключилось на дерево. — Кто там? Выходи! — потребовал один из молодых людей.       Раду не знал, что ему делать. Он доверял чутью Бантика, решившего, что люди хорошие, но с болтом в груди кунгус чувствовал себя слишком уязвимым. Вдобавок, боль сковывала движения, и он не представлял, как сможет спокойно, не проронив ни звука, встать. — Эй! — поторопил юноша, доставая лук. — Я вас не трону! Отдыхайте и уходите! — крикнул в ответ Раду. Голос предательски дрогнул в конце, и кунгус прикусил губу. Затем он услышал лай Бантика, похоже, он звал людей к хозяину, а потом различил осторожные шаги. — Твой пёс не отпускает моего платья, — прозвучал женский голос. — Тебе нужна помощь?       Из-за дерева вышла девушка, подол платья которой аккуратно тянул Бантик. Увидев кунгуса, она ахнула и крикнула остальным: — Здесь раненый!       Глаза юноши настороженно заалели, тени кружили у ног хозяина, чувствуя его беспокойство. Старик, возглавлявший группу, поспешил к дереву вместе с остальными. Тени утробно зарычали, Раду прижался к стволу дерева. Он ещё никогда не ощущал себя таким беспомощным.       Старик, очевидно, уже имел дело с кунгусами. Остановившись в нескольких шагах от Раду, он поднял руку, давая остальным знак не шевелиться. — Юный господин, мы хотим помочь вам, — мягко сказал мужчина. — Мы лекари. — С оружием? — напряжённо спросил Раду. — На большой дороге нередко встречаются опасные люди. Вы, похоже, и сами успели в этом убедиться, — сочувственно улыбнулся старик. — Меня зовут Атор. Мы с моими учениками держим путь из Кастара в Волчий Ров по приглашению леди Энары Верриари. Вам должно быть знакомо это имя, она нынешний глава Мастеров над ядами.       Раду кивнул, не торопясь раскрывать своё родство с женщиной. — Госпожа Энара пригласила меня, чтобы я прочёл лекции её ученикам. Взамен она обещала провести небольшой курс моим подмастерьям. Кратко говоря, мы с госпожой Энарой решили обменяться опытом в медицине. Как видите, путь из Кастара не близкий. Мы намеренно держим оружие на виду, чтобы пресечь нежелательные знакомства.       Объяснения старика немного успокоили Раду. Он даже припомнил, что тётушка часто упоминала некоторых прославленных лекарей из людей, в числе которых был Атор Кастарский, знаменитый хирург и исследователь. Могло ли Раду так повезти? Юноша всё ещё настороженно наблюдал за людьми, не решаясь согласиться на помощь. Атор решил за него. Он велел юношам отойти и приготовить место, а затем обратился к двум ученицам: — Мина, Иса, помогите ему подняться.       Исой звали ту, что приглянулась Бантику, а у Мины, судя по внешности, кто-то из бабушек или дедушек был кунгусом. Девушки осторожно помогли Раду встать и, аккуратно поддерживая его, вывели к расстеленному на берегу покрывалу. — А что стало с теми, кто в тебя выстрелил? — Там в траве должны были остаться кости. Можешь сходить и посмотреть, — раздражённо ответил Раду. Он так устал и замучался, что сил на разговоры совсем не оставалось. Бантик радостно нарезал круги вокруг хозяина, пока ученицы заботливо помогали кунгусу снять рубашку и лечь. Тем временем Атор открыл небольшой чемоданчик с инструментами и достал скальпель. Тени зарычали, передавая состояние кунгуса. Старик невозмутимо объяснил: — Боюсь, просто так выдернуть не получится, иначе вы бы сами это сделали, не так ли?       Убеждая себя, что скальпелем его всё равно не убить, Раду, скрепя сердце, приказал: — Инель [Кольцо/браслет].       Четыре тени обвились вокруг его запястий и лодыжек, удерживая юношу и тем самым облегчая работу врачу. Пятая тень свернулась у головы хозяина, выжидая, что будет дальше. Бантик смирно сел рядом. — Учитель, вы не дадите ему обезболивающего? — ужаснулась одна из учениц. — Если бы оно имело на кунгуса действие, я бы, конечно же, дал его, — подготавливая инструменты, ответил Атор. — Пользуясь случаем, расскажу вам о природе кунгусов. Мне видится, этот молодой господин обладает достаточно чистой кровью. Я не знаток тонкостей кунгусской иерархии, но могу поспорить, юноша перед нами знатен. Я прав, молодой господин? — Хм, — неопределённо хмыкнул Раду, не отрывая взгляда от скальпеля. — Окажете ли вы любезность побыть образцом для небольшой лекции, милейший? — Смотря что вы имеете под этим в виду, — ещё больше напрягся юноша. — Только изымание стрелы из грудины, — заверил его хирург. — Мне видится, это уникальный опыт для моих учеников. Нечасто приходится лечить кунгусов, — улыбнулся врач и лёгким движением сделал небольшой, но глубокий надрез вниз от стрелы. Это произошло так неожиданно, что Раду даже не успел испугаться. Он стиснул зубы, однако по сравнению с болью от попыток выдернуть болт, ранка от тонкого скальпеля была терпимой. Врач, между тем, продолжил урок. — Природа создала наши расы весьма продуманно. Для людей она придумала травы и вещества, исцеляющие нас и успокаивающие боль. Я могу дать любому из вас розмариновый отвар, маковое молоко, настой из мандрагоры, опий и так далее, в зависимости от силы и происхождения боли, и это поможет вам. Я могу дать всё то же самое и вместе взятое этому молодому господину и, вероятно, единственное, что он почувствует — это отвратительный вкус подобной смеси. — И запах, — добавил Раду. — Благодарю, — склонил голову врач. — Всем известна регенерация кунгусов, то есть способность быстро сращивать ткани, но не все знают об абсолютной сопротивляемости кунгусов к ядам. По той же причине их невозможно напоить алкоголем. — Бывали случаи, — вставил кунгус, заинтересованный лекцией не меньше остальных. Он даже не заметил, как врач сделал ещё пару надрезов, расширив ранку. — Как любопытно. Обязательно спрошу об этих феноменах у госпожи Энары, — ответил Атор, продолжая оперировать. — Но вернёмся к нашей матушке природе. Поскольку организм кунгусов подавляет яд даже в малых, несущих исключительно успокаивающих эффект, дозах, природа снабдила их более высоким, чем у людей, болевым порогом. Иными словами, — Атор осторожно, но твёрдо дёрнул стрелу пинцетом, Раду простонал сквозь стиснутые зубы, но болт сдвинулся почти на дюйм, — боль, которая любого из нас свела бы с ума своей невыносимостью, кунгусы смогут стерпеть. Мне действительно любопытно, как ощущается арбалетный болт в груди? — Выстрелите себе в грудь, узнаете, — прохрипел Раду, на губах которого вновь запузырилась кровь. — Боюсь, последуй я вашему совету, и это станет последним экспериментом в моей жизни, — беззлобно улыбнулся врач. — И всё-таки? — Как арбалетный болт в груди. Как ещё это может ощущаться? — раздражённо ответил кунгус. — Ну же, проявите фантазию, мой друг. Нам важно узнать ваши впечатления, — продолжил настаивать мужчина. Раду прикрыл глаза, стараясь не спровоцировать теней своей злостью. — Он мешает дышать. Я чувствую его при каждом вдохе, — начал перечислять юноша. — Когда я пробовал вытащить стрелу, она цеплялась за ребро, и становилось ещё больнее. Из-за неё лёгкие и мышцы не могут нормально срастись. Я не знаю, с чем сравнить ощущение, но думаю, если бы вы умудрились вдохнуть кость, ощущалось бы так же: кололо и резало внут… — остаток фразы оборвался коротким наполовину удивлённым, наполовину болезненным вскриком. Раду распахнул глаза. Атор продемонстрировал ему окровавленную стрелу. Юноша пару мгновений смотрел на болт, мучивший его последние полтора часа, и облегченно выдохнул. — Однако удивительные же создания кунгусы, — задумчиво протянул врач, разглядывая толстую стрелу. — Хотелось бы мне знать, какие механизмы обеспечивают феноменально быстрое исцеление. — Магия крови, — дыша полной грудью, ответил Раду. — Это мне известно. Но как именно всё происходит? Ещё очень любопытно, как у вас выводится яд из организма, — пробормотал Атор, проведя кончиком пальца от груди к низу живота Раду. Юноша вздрогнул, резко сел и отодвинулся. Лекарь невозмутимо поинтересовался: — Вы позволите посмотреть, как проходит регенерация? — Д…да. Если вы передадите мне кровь. Она во фляге, к седлу привязана, — чувствуя некоторую неловкость от прикосновения, ответил кунгус.       Вместе с болью отступило и раздражение, и юноше стало стыдно за то, что он так неучтиво разговаривал с врачом и девушками. Только теперь он понял, что Атор намеренно забалтывал Раду, чтобы отвлечь его от боли. Один из учеников принёс флягу, и Раду с жадностью припал к горлышку. — Ничего не происходит, — наблюдая за дыркой в груди кунгуса, пожаловалась Иса. — Вовсе нет. Смотри, кровь уже не течёт. Это свидетельствует о том, что регенерация начинается с внутренних тканей, — заметил Атор. Вскоре и кожа на груди начала затягиваться, а спустя пару минут на ней не осталось ни следа от ранения.       Одна из учениц, поражённая зрелищем, дотронулась до места, откуда ещё недавно торчала стрела и текла кровь. Раду ещё больше смутился, отшатнувшись от ладони, и девушка спешно отдёрнула руку. — Простите, — покраснев, пролепетала она. — Н…ничего, — растерянный не меньше юной врачевательницы пробормотал Раду. — Любопытство — мать открытий, — успокоил обоих врач. — Скажи-ка, Дара, — обратился старик к излишне любознательной девушке, — заметила ли ты ещё что-нибудь интересное? — Ну… у него нет волос на груди и руках, — заалев пуще прежнего, тихо ответила ученица. — Умница, — похвалил Атор. — Кунгусы — единственная раса, полностью лишённая растительности на теле. Вы замечали мурашки на коже, когда вам холодно? У кунгусов таких не бывает. Вероятно, некогда у людей было нечто подобное шерсти, защищающей нас от холода. У кунгусов в этом плане более совершенный, хотя, вероятно, и более энергозатратный способ защиты — они могут регулировать теплоту тела, а потому волосы на теле и мурашки, поднимающие эти волосы, им без надобности. По той же причине вы не встретите ни одного толстого кунгуса. Их организм не накапливает жир, нужный животным и людям для обогрева, — складывая инструменты, закончил урок Атор. — Мне уже можно одеться? — спросил Раду. Хотя он и мог регулировать температуру тела, ему всё равно было холодно и, вдобавок, неуютно под заинтересованными взглядами учениц. — Конечно, мой друг. Благодарю за помощь, — улыбнулся старик. — Это мне следует поблагодарить вас, — неловко хохотнул Раду. — Могу я вас как-то отблагодарить? — Наша работа помогать всем, кто нуждается в нашей помощи. К тому же ваш случай стал ценным опытом для моих учеников, так что вы уже нас отблагодарили, — отмахнулся врач.       Раду переоделся в новую рубашку и запасную куртку — старые были безнадёжно испорчены кровью — и, взобравшись на коня, подъехал попрощаться с отдыхающими людьми. — Когда прибудете в Волчий Ров, передайте госпоже Энаре поклон от её бывшего ученика Раду, — улыбнулся юноша и пришпорил коня.

***

      Опыт первых двух дней путешествия сделал Раду осторожнее. Он так и не решился ночевать на улице — иней на траве и ледяные корочки на лужах по утрам не обещали приятных ночей под открытым небом — но стал придерживаться некоторых правил. Он больше не ел в общих залах, требуя приносить ужины и завтраки в комнату. Он не снимал капюшона на людях — так, к слову, делали многие, поэтому Раду не выглядел подозрительным. В одном городке юноша нашёл менялу и разменял часть золота на серебряные монеты и медяки. После того, как в одной из деревень крестьяне долго провожали кунгуса враждебными взглядами, Раду выпрямил волосы жиром и нарисовал себе шрам на щеке: накладывать грим он научился у бродячих артистов ещё когда намеревался сбежать с ними — кто бы мог подумать, что однажды этот навык ему пригодится. Бантик тоже помогал. Мало того, что своими размерами и грозным видом пёс отпугивал большую часть недоброжелателей, так он ещё и чувствовал угрозу там, где Раду подводила даже интуиция. Теперь юноша при встрече с людьми внимательно следил не только за их движениями и мимикой, но и за реакцией Бантика. Дважды за приветливой улыбкой скрывался нож, а за располагающим добродушием — плеть работорговца.       Работорговцев Раду опасался больше всего, особенно охотников на кунгусов, снабжённых хитроумными приспособлениями вроде шипованных сетей и арбалетов с гарпунами. Ещё недавно кунгус и представить не мог, что кому-то придёт в голову охотиться на кунгусов. Раду всегда гордился чистотой своей крови, не представляя, что в глазах некоторых людей это делает его дорогим товаром. В целом, он успешно избегал таких встреч, но на одном из постоялых дворов любезный хозяин, проводив юношу в комнату, послал за охотником в надежде получить свою долю за наводку. Раду спасло беспокойство Бантика. Пёс не давал распаковать вещи, гавкал на дверь и метался к окну. Встревоженный юноша проверил цепочку на двери и, отложив сумку, осторожно выглянул в окно. Спустя некоторое время к постоялому двору подошли четверо крепких мужчин в плащах и со специфичным оружием за спиной. Им навстречу вышел хозяин и что-то спешно заговорил, указывая в сторону окна Раду. Юноша быстро и бесшумно собрал вещи, которые успел выложить, забрал сумку и, когда охотники вошли в здание, тихо открыл окно. Комната находилась на втором этаже, и Раду легко спрыгнул вниз. Бантик приземлился с меньшим изяществом — Раду решил, что стоит кормить разжиревшего пса поменьше. В дверь стучался хозяин, якобы с ужином для кунгуса, когда Раду вместе с Бантиком крался к конюшне. Выезжая с постоялого двора, юноша не удержался и бросил слабое огненное заклятье в окно таверны. Сильного пожара оно не устроило, и, само собой, никто не пострадал, но Раду надеялся, что попорченная мебель отучит хозяина таверны сдавать своих постояльцев. После этого кунгус гнал коня галопом всю ночь — Бантик порядком выдохся — и после небольшой напряжённой передышки ехал ещё весь день, чередуя галоп с шагом. Он едва не загнал коня, благо кунгусские лошади были на порядок сильнее прочих пород, но всё-таки оторвался от возможной погони, хотя ещё два дня после этого практически не спал, шарахаясь от каждого шороха, и истратил все запасы крови, поддерживая организм. Но в целом, если не считать этого неприятного происшествия, кунгус достиг границ с Сиванной без приключений. Он провёл в дороге всего полторы недели, но получил так много впечатлений, что путешествие показалось ему вдвое длинней. — Должно быть, так на самом деле и выглядят все эти приключения из книг, да, Бантик? — обратился к псу Раду на привале у границы с Сиванной. Вержевазра, вобрав в себя ручьи и речушки, была здесь ещё шире. Чуть выше по течению находился порт, откуда ходили речные суда в Сиванну и Астеллу. — Если бы я написал об этом книгу, в моих описаниях я был бы смелее и ловчее. Что плохого в том, чтобы приукрасить историю? — продолжил рассуждать Раду. Бантик ответил многозначительным гавком. — Книги приключенческого характера ведь пишут для развлечения читателей, а значит, художественный вымысел не повредит. Но с другой стороны, это даёт читателям неверное или искажённое представление о мире. Хм… Как думаешь, стоит ли написать семье письмо с подробностями или лучше опустить детали? Думаю, лучше с подробностями. Им же нужны объяснения моих страхов. Может, подкину Эрае пару идей, — разламывая мясной пирожок пополам, улыбнулся Раду Бантику. — И нужно не забыть написать тётушке, чтобы она ввела в свой курс уроки по извлечению стрел из самого себя, — хохотнул юноша и, посерьёзнев, мрачно добавил: — И сообщить Эвиэлю об этих охотниках на кунгусов. Не думал, что в наше время может существовать нечто настолько ужасное. Брат должен что-то предпринять.       Раду замолчал и, бесстрастно глядя на стылые стальные воды реки, думал о том, как сильно его путь на юг отличался от поездок с семьёй. Когда они ездили в Реорбер или Виритрис, всё путешествие было как один большой пикник. Они останавливались перекусить в живописных местах, где слуги расставляли плетёные столик со стульями, которые перевозились в отдельной повозке. Из корзин доставалась еда и глиняные кувшины в оплётке с соками и молоком. Раду хорошо помнил вкус грушевого сока и сладких творожных пирогов с абрикосами, которые он очень любил в детстве. На ночь они останавливались в своих усадьбах или в гостях у знакомых лордов. До недавнего времени Раду не мог даже представить постель с клопами и комнату с пьяными соседями за стеной. Когда они проезжали через вассальные города, их встречала радостная толпа. Особенно хорошо это было заметно в Виритрисе. Люди бросали цветы перед экипажем. Дети Лорда махали толпе, высовываясь из окон кареты, а Леди часто бросала бегущим за ними детям золотые и серебряные монеты. Порой они останавливались посреди этого ликующего людского скопления, и страже приходилось теснить людей, чтобы освободить место для Верриари. Во время таких остановок Леди раздавала детям сладости, а Лорд выслушивал жалобы горожан. Раду с сёстрами под присмотром Эвиэля пытался со всеми познакомиться и с удовольствием делился с новыми друзьями припрятанным в карманах печеньем. В детстве он не понимал, почему старший брат так настороженно смотрит на людей, ведь везде, куда бы Верриари не приехали, их любили и чествовали.       Ребёнком Раду думал, что их все любят, потому что они хорошие. Повзрослев, стал считать, что людей подкупало богатство его семьи. Но теперь понимал, что одного золота недостаточно. — Знаешь, что я заметил, Бантик? — додумав мысль, вновь обратился к спутнику Раду. — Если добавить к выставленному счёту медяк, тебя, скорее всего, сочтут снобом и скупердяем. Если три медяка — приятным малым, из своих. Десять медяков или даже серебряный — и ты станешь в глазах хозяина таверны щедрым, благоразумным молодым господином, знающим цену чужому труду. Но если ты положишь золотой, то ты уже глупый богатенький лорд, раскидывающийся деньгами. Такого не стыдно обмануть, обсчитать или украсть у него деньги, у него ведь всё равно их много. Я помню, как матушка брала с собой в дорогу сундучок с монетами и, когда нас встречали в городах, бросала из окна золото и серебро нищим. Но её всё равно все любили, несмотря на такую расточительность. И я думаю, почему? Не потому ли, что за нашими спинами всегда была вооружённая стража из лучших бойцов, которые могли даже в одиночку смести эту толпу? Похоже, что у людей просто не оставалось выбора, кроме как любить нас, потому что только таким способом они могли заслужить нашу милость. Не будь у нас сил защитить себя и золото, люди бы всё отобрали. А ты как считаешь?       Бантик внимательно посмотрел на хозяина, склонив голову набок, а затем согласно гавкнул. — Ладно, что-то я разболтался. Идём. Думаю, вечером уже будем в Сиванне.       В Сиванне Раду оказался даже раньше. Густой, плотный туман вынудил юношу повести коня шагом. Раду ориентировался на плеск воды и старался держаться реки, пока не вышел к первому поселению. Там же оказалась переправа. Перевозчик на широкой плоскодонке взял десять медяков с Раду и по двадцать за животных. Ещё за пять медных монет он любезно объяснил, как проехать к постоялому двору.       Первое, что бросилось в глаза юноши, стоило ему войти в корчму, это двое сидящих у окна кунгусов. Один, очевидно, был смешанной крови, зато другой явно принадлежал к мелкой знати. Присутствие сородичей так успокоило Раду, что тот впервые после Белого Мотылька решил поужинать в общем зале. К тому же это была самая опрятная и чистая таверна из всех, что довелось поведать юноше. — Долгая дорога? — сочувственно поинтересовалась хозяйка, оглядев кунгуса. — Может, желаете крови? — У вас есть кровь? — потрясённо округлил глаза Раду. — Нам часто приходится встречать кунгусов-беженцев из Дегроуэля и спасшихся от работорговцев, — покачала головой женщина, протирая тарелки. — Заказывайте всё, что хотите. Видно, вам нужен добрый ужин, ванна и тёплая постель.       Любезность хозяйки насторожила Раду. — Не уверен, что смогу всё это оплатить, — тихо ответил кунгус, наблюдая за реакцией женщины. — Община заплатит, — отмахнулась хозяйка. — Она платит постоялым дворам в двойном размере за каждого получившего приют кунгуса. Вы мне только расписочку оставьте, а об остальном за вас позаботятся. — С Верриари не поладил? — окликнул юношу полукровка. Раду подавил желание сказать, что он и есть Верриари. — Сбежал из дома по серьёзным семейным обстоятельствам, — неопределённо ответил Раду. — Невеста что ли некрасивая? — засмеялись кунгусы. Раду не знал, что заставило его мрачным тоном сказать: — Мою невесту убили.       Это заткнуло кунгусов. Больше никто никаких вопросов не задавал, а Раду получил бесплатный ужин и кровь. Выставив гостю еду с подноса, хозяйка ободряюще похлопала юношу по плечу. — Что бы с тобой ни приключилось, теперь всё позади. У нас люди и кунгусы начинают новую жизнь. Община найдёт тебе дом, достойную работу или семью, ты ж поди ещё совсем дитё. Кушай, деточка, и хорошенько отдохни. Здесь ты в безопасности. А на этих шалопаев не смотри, это солдаты. Они границы и дороги патрулируют. Тоже за счёт общины тут трапезничают, дармоеды. Кушай, кушай. Совсем отощал, бедняжечка, — причитала женщина.       Она села напротив Раду. Похоже, в отсутствии постояльцев у неё было много времени, и ей не терпелось поболтать с новым лицом. Пока Раду ел, она рассказала пару случаев о сбежавших с проплывающих мимо их деревни кораблей кунгусах, пойманных работорговцами, о том, что смотрители на таможне периодически арестовывают торговцев живым товаром и выпускают похищенных людей и кунгусов из клеток. Солдаты потихоньку пересели со своими кружками за стол Раду. — И впрямь чистокровный, — заметил полукровка. — Ты часом не родственник Верриари? — полюбопытствовал второй кунгус. — А что если так? — прохладно поинтересовался Раду, бросив взгляд на Бантика, который пока что не подавал никаких признаков беспокойства. — Да ничего. Интересно просто. Что же у вас там на севере случилось, что тебе пришлось бежать аж сюда, — улыбнулся солдат. — А это твой охранник? — почесав Бантика за ухом, спросил кунгус. Бантик довольно зажмурился, ластясь к нежной руке. — Хороший мальчик. Смотри-ка, тоже чистокровный, да, зверюга? — И конь у тебя породистый, — как бы между прочим заметил второй солдат. Раду напряжённо смотрел на сородичей, но ничего не говорил. — Отстаньте от мальчика! Ишь чего, допрос ребёнку устроили! — накинулась на солдат хозяйка. — То-то и оно, сударыня, — ласково улыбнулся кунгус, продолжая чесать Бантика за ухом. — Верно подметили, ребёнок. Да только не простой. Я ж чую, что он, если не Верриари, так точно их родственник, из основной ветви. Считайте, королевская кровь. Часто ли у вас принцы приюта ищут? — Я не ищу приюта, — огрызнулся Раду и, достав пару золотых, положил монеты перед хозяйкой: — Плачу в тройном размере за ужин, ночлег и овёс для коня. — Боги милостивые! — ахнула женщина. — Успокойся, малыш, — хохотнул второй солдат. — Если ты не беглый преступник, тебе нечего бояться. Мы проводим тебя до Акерана, и глава общины тебя пристроит с подобающим тебе комфортом. — Благодарю. Мне нет нужды обращаться за помощью. Я еду в императорский дворец, — холодно ответил юноша. Если бы не Бантик, он ничего не сказал бы солдатам, но, похоже, это было частью их работы допрашивать новых лиц на границе, и никакого злого умысла их вопросы не несли, иначе волкодав так не ластился бы к ним. — Хм? В таком виде? — снисходительно улыбнулся кунгус. Раду некоторое время молчал, колеблясь. — Меня зовут Раду Верриари. Я второй сын Лорда Верриари. Полтора месяца назад мы получили письмо от его величества. Надеюсь, вы понимаете, что это значит. Я не стал дожидаться окончания сборов и поехал сам, потому что в Волчьем Рве все, включая прислугу, относились ко мне, как к покойнику. Что до моего вида, я выглядел и похуже, когда мне приходилось маскироваться под людей, чтобы избежать нежелательных встреч. Эскорт до Акерана мне не нужен, но я был бы рад, если бы вы снабдили меня картой. Благодарю за беспокойство, — спокойно, но несколько прохладно рассказал юноша. Солдаты посерьёзнели, а хозяйка прижала ладони ко рту, изумлённо хлопая глазами. — Повидал охотников, значит, — спустя некоторое время вздохнул полукровка. — То-то такой нервный. — Ну уж нет, милорд. Ежели вы и впрямь к его величеству, то теперь мы просто обязаны проводить вас, — серьёзно сказал второй солдат. — Давайте вы сегодня отдохнёте, выспитесь, а мы пока пошлём за сменой. Завтра утром спокойно поговорим, идёт? — Всё ещё принимаете меня за беглого преступника? — подозрительно сощурил глаза Раду. — Не исключаем такой вероятности. Но если ваша совесть чиста, вам незачем отказываться от охраны, — ответил солдат. — Даже не будь вы Верриари, мы бы всё равно не смогли отправить ребёнка одного в столицу. — Ребёнка? — усмехнулся Раду. — Ты ещё не прошёл обряд совершеннолетия. Это мы сразу почуяли. Детский запах, знаешь ли, тебя выдаёт. Хоть дороги у нас безопаснее, чем в Дегроуэле, но контрабандисты тоже встречаются. Нет, одного мы тебя не отпустим. И можешь отозвать своих теней, у нас они тоже есть, — бесстрастно сказал кунгус, пододвигая к юноше кружку с кровью.       Раду глубоко вздохнул, успокаиваясь. Затем послушно выпил крови. Кровь вообще была универсальным успокаивающим средством для кунгусов. По здравому размышлению, ничего плохого в сопровождении не было. Возможно, Раду успел привыкнуть к одиночеству. С другой стороны, похоже, он совсем одичал за время путешествия, а после всех злоключений перестал доверять окружающим. — Хорошо, — тихо ответил Раду и ещё тише добавил: — Спасибо. — Вот и славно, — хлопнул в ладоши полукровка. — Меня зовут Луэиль. — Очень приятно. Как «ночной»? — «Светлая ночь», — поправил солдат. — А этого злюку — Вахриэль, — кивнул на своего коллегу Луэиль. — Имя настоящего аристократа, да? — Странное сочетание, — улыбнулся Раду. — У нас так не называют. Верный и хороший. — Неправильно переводишь, грамотей, — хохотнул полукровка. — «Вернейший» будет. — Нашли, кого учить, — поджал губы юноша. Должно быть, за сто лет в Сиванне образовался свой диалект кунгусского, отличающийся от классического языка.       Некоторое время Раду болтал с новыми знакомыми, пока усталость не взяла своё. Было уже за полночь, когда солдаты, заметив, что юноша всё чаще зевает и клюёт носом, слушая их байки со службы, взяли ключи от его комнаты и пошли проводить своего подопечного до постели. Луэиль держал сумку, Бантик смирно сидел и ждал, когда его впустят в комнату, а Вахриэль возился с замком. — Надо сказать хозяйке, чтоб замки поменяла, — проворчал кунгус, открывая дверь.       Это была просторная в светлых тонах комната, больше напоминавшая кабинет или приёмную. Пара зависших в воздухе магических шариков освещали помещение. За столом у окна сидел рыжеволосый юноша. — Ваше высочество? — удивился Вахриэль и, одновременно с напарником, спешно поклонился. Раду непонимающе уставился на незнакомца. — Здравствуй, Раду, — улыбнулся незнакомец. — Мы решили встретить тебя.

***

      Раду так и не понял, каким образом он попал из таверны в императорский дворец, но его порадовало, что не пришлось ехать дальше. Принц Урнгар, так звали встретившего его юношу, быстро о чём-то поговорил с солдатами на сиванском и, как только дверь за кунгусами закрылась, занялся гостем. Слуги быстро организовали Раду горячую ванну, в которой юноша умудрился задремать, и расстелили постель. Раду ещё никогда не засыпал так быстро, стоило лишь коснуться подушки. Утром его никто не разбудил, дав отоспаться после долгой дороги, и встал кунгус только к обеду. Зашедший к нему Урнгар ещё раз представился, что было очень кстати, поскольку Раду помнил прошлую ночь весьма смутно, а затем повёл знакомить гостя с императорской семьёй. — Вы занятный юноша, — с некой долей усмешки улыбнулся император Нигушур, как только его правнук представил кунгусу всех акшар. — Почему? — удивился Раду. — Мы ожидали увидеть вас через несколько месяцев. Обычно Верриари не спешат отправлять выбранных. Приготовления занимают, в лучшем случае, два-три месяца, дорога ещё месяц. Бывало, к нам приезжали и спустя год после отправки письма. Вы же, мало того, что прибыли раньше своих предшественников, так ещё и предпочли двинуться в путь в одиночку. Признаться, мы были крайне удивлены, когда узнали, что вы сбежали, и очень сомневались, что едете к нам, а не подальше от нас. — У меня были причины, — прохладно ответил Раду. Ему стало неприятно от того, что император подозревал его в трусости. — Видим, — усмехнулся Нигушур. — Бедная девочка. Удивительно, что кто-то из Верриари умудрился влюбиться в простолюдинку. — Отец, — нахмурилась принцесса Этана. — Ваше величество, — так же осуждающе посмотрел на прадеда принц Урнгар. — Я не собираюсь жалеть глупого малолетку самоубийцу, — хмыкнул император. — И надеюсь, у него не хватит наглости считать, будто он воспользуется нами, чтобы вновь увидеться со своей возлюбленной, — насмешливо протянул Нигушур.       Первое впечатление императора о Раду оставляло желать лучшего. Впрочем, Раду отвечал ему в этом отношении полной взаимностью. Не будь акшар императором, юноша бы многое ему сказал, но из уважения к древней расе и статусу Нигушура кунгус предпочёл держать язык за зубами, думая о том, какой же император на самом деле сварливый, горделивый и жестокий старикашка.       Из-за того, что Раду приехал слишком рано, ему предстояло прожить в Сиванне ещё пару месяцев до обряда. Он, как и планировал, написал длинные письма родственникам. В письме родителям он сглаживал углы, рассказывая о своих приключениях, и старался преподнести свой рассказ с юмором и иронией. В письме тётушке поделился подробностями знакомства с Атором Кастарским. Брату со всей серьёзностью сообщил о работорговцах, охотниках на кунгусов и сиванской кунгусской общине, дающей кров беженцам. Эллу поблагодарил за Бантика. Шелле посоветовал больше тренироваться, чтобы она всегда могла постоять за себя. А Эраю попросил меньше верить художественным книгам.       Времени у Раду было предостаточно. Никто не ограничивал его в передвижениях и не ставил никаких запретов относительно образа жизни. Кунгус мог гулять всю ночь по Акерану, а потом спать до обеда. Мог устроить себе пикник где-нибудь среди скал на восточном побережье или ужинать с императорской семьёй в трапезной. Мог приказать слугам подать блюда из любой кухни мира, мог каждый день менять покои, мог попросить пригласить во дворец музыкантов — в общем, его образ жизни меньше всего походил на образ жизни обречённого на смерть. Несмотря на то, что практически любое желание Раду немедленно исполнялось, юноша не злоупотреблял гостеприимством акшар. Он много времени проводил в компании Урнгара, с которым они подружились настолько, насколько вообще могут подружиться мясник и ягнёнок на закланье. Принц оказался большим любителем живности, и Раду с неподдельным восторгом знакомился с разными диковинными созданиями, от астельских огненных червей и параку до райкурских чёрных темограз и жёлтых цветочных пауков. Единственными тварями, которыми Раду не смог умилиться, оказались релиоры. Возможно, это объяснялось тем, что эти до крайности жестокие и дикие создания обладали разумом, пусть и примитивным. Увидев этих уродливых громадин с молниеносно быстрыми жалами, Раду понял, что его любовь ко всему живому распространяется не на всё и некоторых тварей он предпочитает любить на расстоянии, на большом расстоянии. Ещё кунгус с удовольствием исследовал дворец с его тысячами переходов и коридоров, выводящих в разные уголки империи. Благополучно вернуться помогал Бантик. Волкодав по прежнему отказывался выполнять даже простейшие команды, зато без труда приводил хозяина обратно в его покои, куда бы тот не забрёл. Кунгусу нравилось, что в один день он мог собирать лотосы в озёрах на юго-восточных границах Сиванны, на другой — искать орлиные гнёзда, карабкаясь по крутым скалам — Бантик довольно легко следовал за ним — а на третий — собирать клубнику на лужайке с бело-серыми бабочками, где Раду ел ягоды, а Бантик охотился на бабочек.       Ещё Раду часто гостил у главы общины. Лорд приехал во дворец на третий день пребывания юноши в Сиванне и после недолгого разговора с императором забрал кунгуса в своё поместье на пару дней. Раду понравились некоторые особенности сиванской общины. Некоторые из них, по его мнению, неплохо было бы перенять и его семье. Например, община знала точное количество всех кунгусов, включая смешанных кровей, в стране. Браки, дети, беженцы, умершие — всему вёлся учёт. Ещё у общины был общий фонд, куда каждый месяц вносили часть денег все работающие общинники, и из этого фонда обеспечивались жильём беженцы и семьи, у которых возникли трудности. Община помогала всем своим участникам. Хочешь открыть своё дело — обратись к главе, он ссудит тебе деньги, вернёшь, когда окупишься. Получил серьёзную травму и не можешь работать, пока идёт регенерация — вот тебе деньги и ежедневная поставка свежей крови. Потерял родителей — община найдёт тебе новую семью в отсутствии родственников. Такой уклад был выполним лишь благодаря относительной малочисленности кунгусов в империи и их сплочённости. Раду понимал, что на его родине устроить жизнь кунгусов подобным образом вряд ли бы получилось. И всё-таки юноша описывал в письмах семье всё, что считал полезным для их народа опытом. Письма он писал почти каждый день, но не отправлял их, а складывал в стопку, чтобы отправить все разом перед обрядом. Иногда он писал всей семье разом, иногда кому-то из сестёр, брату или тётушке отдельно. Он даже написал пару писем Санье, посоветовав девушке прочесть некоторых авторов интересных медицинских исследований. Раду надеялся, что родственникам будет приятно узнать, что последние месяцы перед смертью он прожил хорошо и не тратил время зря. Юноша действительно старался гармонично сочетать развлечения с пользой. В первую же неделю своего пребывания во дворце он попросил Урнгара показать ему библиотеку, которая оказалась настоящей цитаделью знаний. Высотой в добрых двадцать этажей, на самом верхнем из которых располагалась обсерватория, она потрясала своими размерами. На каждом этаже были высокие стеллажи с приставными лестницами и читальные залы, при этом все этажи различались оформлением. Особенно Раду нравился этаж с огромной картой мира во всю стену. Составленная из светящихся кристаллов разных цветов, она обозначала материки и страны. Из этой карты Раду узнал, что у Сиванны нет колоний, что Райкур являлся одновременно империей и маленьким материком и что южнее Райкура был ещё один крупный континент. Глядя на эту карту, Раду невольно впадал в уныние. Мир такой огромный, и в нём столько неизведанного, но у Раду уже не будет возможности его посмотреть. Теперь он как никогда раньше понимал Мальву в её желании вырваться в люди и увидеть нечто большее, чем маленький городок, в котором она родилась, жила и умерла.       Впрочем, с унынием Раду боролся успешно. Он гостил у главы общины, помогал Урнгару с его питомцами, исследовал дворец — почти все дороги были ему открыты — а перед сном читал. Кунгус старался читать самые разные книги, от медицинских трактатов до размышлений философов, от высокой поэзии до лёгких приключенческих романов. Так незаметно пролетел месяц.       Очередной новый найденный юношей коридор привёл его в роскошный дворец. Кунгусу понадобилось время, прежде чем он осознал, что каким-то невероятным образом попал в Аль-Джаир. Однако полюбоваться красотой золотой жемчужины Астеллы ему не удалось, очень скоро разгуливающего по дворцу юношу с собакой заметила охрана. Раду не понимал, что кричали гнавшиеся за ним стражники, но слово, которое упоминалось в его адрес чаще всего, запомнил. Бантик вывел Раду обратно в сиванский дворец, и тем же вечером, за ужином с акшарами, юноша спросил: — Что значит «махратта»? — Наложник, — ответил Урнгар. — Кто это? — полюбопытствовал кунгус. Акшары удивлённо переглянулись. — Это какой-то преступник? — предположил Раду.       Нигушур внимательно посмотрел на юношу. В жёлто-зелёных старческих глазах блеснул лукавый огонёк. — Это раб для постельных утех, — ответил император.       Раду сморщил лоб, пытаясь понять, зачем нужен раб в постельных утехах и, если уж на то пошло, почему не рабыня? А потом он вспомнил намёки мужчин из Белого Мотылька. Тогда он не придал их словам значения, сосредоточившись на предстоящем бое, но теперь юношу охватило запоздалое отвращение. В следующий момент в мыслях мелькнула ещё более страшная догадка: неужели охотники на кунгусов отлавливали его сородичей именно для таких целей? Раду не представлял, как мужчина может удовлетворить мужчину без соответствующего органа, но не сомневался, что фантазии у людей для этого хватит. Однако сама мысль о том, что кто-то находит удовольствие в принуждении к такому интимному действу, вызывала у юноши недоумение вперемешку с омерзением. Невольно вспомнилась смерть Мальвы, и аппетит начисто пропал.       Владыка Нумос благословил соитие как высшее проявление любви и страсти, как начало новой жизни, как стремление двух половин к единому целому. Разве можно осквернять постель, его алтарь, насилием и принуждением? Даже недолюбливая Нумоса, кунгусы с почтением относились к заветам Владыки. Возможно, когда-то давно они тоже имели варварскую традицию держать рабынь для утех, но даже в таком случае — Раду припомнил, что встречал упоминания в старых балладах, — наложники и наложницы назывались не иначе как любовники и любовницы, то есть, в представлении юноши, были любимы, а не воспринимались, как предмет обихода. На следующий день Раду отправился в библиотеку, прояснить скопившиеся за ночь размышления вопросы. — Интересную литературу вы читаете, — послышался насмешливый голос за спиной. Раду, вздрогнув от неожиданности, выронил книгу и обернулся. Рядом стоял Нигушур. — Интересная у вас привычка подкрадываться из-за спины, — подбирая книгу, ответил юноша. Он так и не нашёл ничего, кроме песен и стихотворений, написанных мужчинами своим любовникам. — А вы даже занятнее, чем я думал, — заведя руки за спину, улыбнулся император. — Рад вас потешить, — деланно улыбнулся Раду. — Ну, если так, значит, вы не откажете мне в прогулке, — усмехнулся Нигушур. Похоже, у Раду не было выбора.       Император вывел юношу в окутанный туманом сад. — Почему в Сиванне постоянно туманы? — полюбопытствовал кунгус. — Наше зрение острее, чем ваше, и солнечный свет кажется нам слишком ярким. Впрочем, я уже стар, поэтому солнце не доставляет мне тех же неудобств, что в молодости, — ответил Нигушур.       Раду вспомнил слова Атора о том, что природа всё создаёт продуманно. Сначала юноша решил, что с акшарами всё вышло иначе, а затем подумал о ночных животных. Выходит, акшары ночные создания. У кунгусов в этом плане было преимущество: они хорошо видели и днём, и ночью. — Выходит, вы никогда не видели мир под солнцем? — спросил Раду. — Разве он чем-то отличается от мира без солнца? — Конечно! Без солнца не блестит снег, не сверкает вода в ручьях, не серебрится ковыль, даже не все цветы цветут! Это совершенно другое! Вот разгоните туман и посмотрите, — возмутился кунгус. Император засмеялся и лениво махнул рукой. Вскоре выглянуло солнце, заставившее старика сощуриться, и сад заблестел от росы. Влажная духота развеялась, а воздух наполнился ароматом цветов. Ближе всего цвели кусты жасмина, их благоухание окутало Раду и его спутника. — Что скажете? — спустя некоторое время спросил кунгус. Нигушур долго молчал, созерцая изменившийся пейзаж. — Скажу, что признаю твою правоту. Выглядит действительно несколько иначе, — мягко улыбнулся император. — И вам раньше никогда не приходило в голову посмотреть, как всё выглядит под солнцем? — удивился Раду. — Я прожил три тысячелетия без солнца, — пожал плечами старик. — И никогда в нём не нуждался. — Тогда вам нужно многое наверстать, — твёрдо решил за императора кунгус.       Следующие две недели Раду таскал его величество по всей империи, заставляя разгонять туман в каждом новом уголке страны. Нигушур совершенно не сопротивлялся. Он даже сменил свои длинные парчовые одеяния цвета тусклого золота на удобные брюки и рубашку. Само собой, совместные прогулки сильно сблизили обоих.

***

      До обряда оставалось чуть больше недели, когда Раду привёл Нигушура на маленькое лесное озеро с кувшинками. Пока Бантик счастливо плескался в прохладной воде, кунгус с императором сидели на берегу. Раду жевал печенье и слушал рассказ Нигушура о далёкой-далёкой восточной стране. Такие истории юноша любил больше всего. — А вы сами там были? — полюбопытствовал кунгус. — Давно. Видишь ли, я не люблю покидать дворец, но ради одного моего друга порой приходится это делать. — Он тоже акшар? — Нет. — Некоторое время Нигушур молчал. — На будущей неделе к нам приедет крастский наследник со своей супругой. — Я думал, вы не пускаете к себе посторонних, — заметил Раду, доставая из корзинки следующее печенье. — Он не посторонний, — просто ответил император.       Бантик, наплававшись, вылез на берег и хорошенько отряхнулся, забрызгав водой сидящих. — Ну спасибо, — проворчал Раду, вытирая рукавом капли с лица. Испорченное печенье пришлось выбросить. — Не хочешь искупаться? — предложил вдруг император. — Можно, — кивнул кунгус. Пока он раздевался, Нигушур скинул одежду и вошёл в воду. Подняв взгляд, Раду обомлел. Вместо старика императора перед ним стоял рослый мужчина средних лет, в красивых чертах лица которого теперь едва угадывался Нигушур. — Как это вы? — хлопнул глазами кунгус. — Как оборотень, — хохотнул мужчина. — Не думал же ты, что мне захочется показывать дряблое тело рядом с юношей. Иди сюда, — отплыв на расстояние, позвал император.       Раду вошёл в воду по грудь, раздвигая руками кувшинки, и остановился. — Кого ждёшь? — поинтересовался Нигушур. Раду никак не мог привыкнуть к его молодому голосу. — Я не умею плавать, — признался юноша. Император удивлённо вскинул брови, затем улыбнулся и ответил: — Тогда давай научимся.       Остаток дня они провели на озере. Раду плавал неуклюже, больше барахтаясь, но всё-таки научился держаться на воде. Впрочем, император держался поблизости и поддерживал юношу, когда тот уставал. Рядом с ним Раду не боялся ни заплыть слишком далеко, ни запутаться ногами в водорослях, ни усталости в мышцах, потому что заботливая рука неизменно подхватывала его под локоть или обнимала за талию и притягивала к груди мужчины. Тогда Раду расслаблялся и позволял своему учителю вытащить его на отмель. Подобная близость казалась немыслимой, учитывая, каким было их первое впечатление друг о друге.       Нигушур был насмешливым, склонным к жестоким шуткам, равнодушным к чужим бедам, эгоистичным и даже капризным. В своей упрямости он сильно превосходил Раду, хотя и умел признавать чужую правоту. К жизням людей он относился с не большим интересом, чем к жизням бабочек-однодневок. Он проявлял несколько садистские наклонности, вынося преступникам слишком суровые приговоры, не важно, были они людьми или кунгусами. Короче говоря, он объединял в себе все те черты характера, которые особенно не любил Раду. В окружающих юноша превыше всего ценил доброту и искренность. Нигушура нельзя было назвать ни добрым, ни искренним. И всё-таки каким-то непостижимым образом Раду тянуло к Нигушуру. Кунгусу нравилось, что несмотря на многовековой опыт Нигушур был открыт новому, несмотря на возраст — полон жизни и несмотря на характер — был прекрасным собеседником и мудрым наставником. А ещё Нигушур всё чаще прислушивался к юноше. Пару дней назад Раду присутствовал на суде. Судили крупного мошенника. Раду внимательно слушал все обвинения и заметил, что хотя подсудимый обманывал людей на крупные суммы, в результате его действий никто не пострадал, то есть, не был убит или покалечен. Насколько знал кунгус, деятельность таких крупных аферистов редко обходилась без жертв, поэтому Раду, улучшив момент, незаметно попросил императора ещё раз пересмотреть приговор. К удивлению юноши и всех присутствующих Нигушур сменил казнь на заключение. Это радовало, хотя кунгус и не понимал, почему император слушает его, оставаясь при этом равнодушным к просьбам собственных детей, внука и правнука.       В тот день Раду всё-таки научился плавать, хотя и вымотался до смерти. На следующий день, проспав до обеда, он решил отдохнуть от прогулок и отправился в библиотеку. Нигушур уже ждал его там. Он всё ещё выглядел как молодой мужчина. — Кажется, в прошлую нашу с тобой встречу здесь ты искал это? — император, опустив приветствия, протянул кунгусу книгу. Лукавый огонёк в светлых глазах вызывал подозрения, что от подарка его величества добра ждать не стоит. Однако, Раду взял книгу. Она оказалась непривычно тонкой и в мягкой обложке. Название «Сливовый цвет» ассоциировалось с дешёвыми романами с картинками, которые Раду иногда видел у своих одноклассников. Сам он подобное не читал. Не потому что не хотел, а потому что его тётушкой была леди Энара, а братом — Эвиэль Железная Рука. Однажды Раду одолжил у знакомого такую книжицу, но не успел даже открыть её, как его застукала наставница. Рассечённая плетью спина научила юношу осторожности и ещё больше подстегнула любопытство. Когда он достал книгу в следующий раз, его застал за чтением старший брат. Вообще-то Раду только начал читать, когда Эвиэль вошёл в комнату что-то спросить. Сперва Раду получил книжкой по лицу, а затем остаток дня простоял на коленях в углу кабинета брата, предварительно выслушав длинную лекцию о том, какой вред несёт подобного рода писанина неокрепшим умам. Родители ничего не узнали ни от тётушки, ни от брата. Нотации о моральном упадке и осквернении заветов Владык юноше хватило, чтобы больше не интересоваться подобного рода литературой. И вот похожая книга была у него на руках и, по утверждению Нигушура, могла ответить на интересующие Раду вопросы. — Спасибо, — растерянно ответил юноша. Он разглядывал книжку и не видел предвкушающей улыбки императора. — Пожалуйста, — ответил мужчина.       Раду понял, почему ему не разрешали такое читать довольно быстро, с первых же иллюстраций. Роман был небольшим, сюжетными изысками не отличался, хоть сколь-нибудь интересными персонажами тоже. Впрочем, читателей подобного жанра это и не интересовало, ведь весь смысл таких книг заключался в красочных и подробных описаниях плотских утех и в соответствующих картинках, сопровождавших каждую главу. Раду не понимал, почему он прочёл до конца. Это было так ужасно и мерзко, что невольно заставляло читать дальше, ежеминутно захлопывая книгу и от стыда пряча лицо в ладонях. Настолько отвратительно, что юноша захотел почитать ещё что-нибудь в этом роде, отчего ему стало ещё совестнее.       Нигушур застал кунгуса расхаживающим по комнате в попытках успокоиться. Раду даже не мог упрекнуть императора, поскольку посоветованная им книга действительно дала юноше наглядный ответ о том, как именно и в каких позах мужчины могут друг друга ублажать. — Смешно вам, да? — юноша укоризненно посмотрел на вошедшего. — Отчего же? — широко улыбнулся Нигушур. — Я просто не могу пройти мимо, когда кто-то так алчет новых знаний. — Благодарю. Было крайне познавательно, — огрызнулся Раду. — Обращайся. Я тут тебе ещё кое что принёс, — мужчина продемонстрировал стопку книг.       Должно быть, он ожидал, что юноша, спасая остатки своей невинности, начнёт яростно отказываться от книг, заикаясь от стыда. Раду был близок к такой реакции, однако не собирался и дальше развлекать императора. — О, расширенный курс, — съязвил юноша. — Я весь внимание. — Нет, — хохотнул Нигушур. — Это чтобы перебить впечатления от первой книги. Коль ты теперь знаешь, как выглядит практическая сторона, вот тебе, скажем так, романтическая, — складывая книги на стол перед Раду, усмехнулся мужчина.       Раду не без опаски оглядел новый подарок императора. Две книги оказались знакомыми: «Падший легион» и сборник запрещённых на севере стихов Элберта Ниитилла, посвящённых Мериелю Верриари. О последних юноша знал как раз-таки потому, что они были запрещены, и именно запрет сделал эти стихотворения такими популярными среди молодёжи. Подростки переписывали стихи и вручную делали копии сборников с той же скоростью, с какой Верриари их уничтожали, и эта война велась уже почти сто лет со смерти последнего кунгусского короля. — Эти две я читал, — отложив книги в сторону, сказал Раду. — И что ты об этом думаешь? — с любопытством спросил император, усаживаясь в кресло. — Ну, легенда грустная и немного глупая. В смысле, конец глупый получился, хотя и поучительный — не стоит связываться с кхарди и уж тем более нельзя гневить Владык. А стихи… не знаю, ничего особенного на самом деле. Если бы моя семья их не запрещала, вряд ли бы их читали, — ответил Раду. — Я не об этом. Что ты думаешь о подобной любви? О любви двух мужчин? — Мериель не любил Элберта! Как вообще можно любить своего пленителя? Возможно, Элберт и испытывал к Мериелю извращённые желания, но это проблемы Элберта. А принца Гланиэля в конечном итоге обманули и предали! Где ж тут любовь? — рассердился кунгус. — Что ж, я неясно выразился. Имелись в виду не конкретно эти персонажи, а отношения между мужчинами в целом, — уточнил Нигушур.       Раду долго думал, прежде чем ответить. — Раньше я полагал, что описываемая любовь между мужчинами это нечто вроде очень-очень крепкой дружбы. Поцелуи ведь могут быть дружескими или братскими. — Смотря какие, — тихо вставил император. — Вашими стараниями я вижу, что от дружбы это всё-таки отличается. Да… С одной стороны, какой смысл в такой любви? Мужчины не рожают. Если это, конечно, не улюны. Но они давно вымерли, так что не считается. Мужчины не рожают, не могут пожениться и продолжить род без женщины. Казалось бы, к чему тогда такое извращение? Но с другой стороны… если это неправильно, то почему это вообще существует? Зачем тогда Владыки создали нас способными любить свой пол? Чего ради? Чтобы обречь на страдания? Тогда зачем нас вообще создали? Я не вижу в этом никакой логики. Сердцу ведь не прикажешь. Кто дал нам право указывать другим, кого можно любить, а кого нет? Мне видится, настоящее извращение — это запрещать любить. Неважно кого. — Раду подумал, что если смотреть на вещи с такой стороны, то между любовью двух мужчин и любовью сына Лорда к простолюдинке нет особой разницы — и та, и другая обречены на всеобщее порицание. — Если считать, что Владыки намеренно создали нас с изъянами — возникает вопрос: зачем поклоняться таким Владыкам. Если допустить, что они сделали это не специально, то ставится под сомнение их всевластие и всезнание. Поэтому я думаю, что никакого изъяна тут нет, и Владыки создали нас такими, какие мы есть, чтобы мы любили тех, кого любим. Думаю, им нет дела до того, чем мы занимаемся в спальнях, — закончил кунгус, а затем добавил: — Я не знаю, как я отношусь к такой любви. Не сталкивался. Но осуждать точно не буду. Знаете, мне кажется, лучше оставить такие вопросы мыслителям. — Меня интересовало твоё мнение, — улыбнулся император. — Я удовлетворил ваш интерес? — Более чем. Для отпрыска столь консервативной семьи у тебя довольно широкие взгляды. Ты вновь меня удивил, — похвалил мужчина. Из-за его улыбки Раду так и не понял, смеются над ним или нет. — Верриари — хранители чистой крови. От нас и нашей политики в отношении кунгусов зависит сохранение нашей расы. Естественно, что однополые отношения строго порицаются, — ответил Раду. — И как же при подобном воспитании получился ты? — по-прежнему улыбаясь, поинтересовался Нигушур. — Не знаю, — честно ответил кунгус.

***

      Книги Раду всё-таки взял. Он был уверен, что после «Сливового цвета» его уже ничто не удивит и взялся читать скорее для того, чтобы в этом убедиться. Как он мог ожидать подвоха от такой серьёзной литературы? Нигушур собрал для него классику и мемуары. Среди книг оказался дневник королевы Дарины Круанты, значительную часть которого занимали описания её любовных переживаний относительно своей возлюбленной Саны Мабеллы. До этого дневника Раду попросту не знал, что и женщины иногда любят друг друга.       Император заходил по вечерам, и они с Раду обсуждали прочитанное. Так, за чтением и долгими разговорами прошло ещё несколько дней, приближая день обряда, а потом приехал наследный принц Крастской Империи Деймон Асторд со своей молодой супругой роанской принцессой с длинным именем, на запоминание которого у Раду ушла пара дней. Девушку звали Адалина Кармилл Виньен де Сенлин. Деймон звал её Адой.       Ада была невозможно красивой, словно сошла с полотен величайших художников. Должно быть, именно так выглядели принцессы из древних легенд. Те самые принцессы, ради которых мужчины шли на смерть, развязывая войны и сражаясь с чудовищами. Тонкая, нежная, лёгкая, с золотистыми волосами, большими зелёными глазами и идеально правильными кукольными чертами лица. Она и впрямь напоминала Раду фарфоровую куклу, способную разбиться от одного неосторожного прикосновения. Даже болезненная бледность Ады подчёркивала её хрупкую красоту. Люди не могли оторвать от неё глаз, и, пожалуй, Раду был единственным, кого подобная красота только отталкивала. На его взгляд, принцессой можно было только любоваться. На месте Деймона кунгус бы поостерегся к ней прикасаться, вдруг что-нибудь ей сломает. Ада была очень тихой и застенчивой. Возможно, невыразительность её мягкого характера объяснялась болезнью, из-за которой Деймон и привёз жену в Сиванну. Как объяснил кунгусу Нигушур, наследный принц женился зимой. Вскоре принцесса забеременела, но весной она сильно заболела, и у неё случился выкидыш. От болезни Ада так до конца и не оправилась, поэтому муж привёз её на целебные сиванские источники.       Бантику принцесса очень понравилась. Бантик принцессе — нет. Волкодав так пугал девушку, что когда на следующий день по приезду наследника они вчетвером отправились на источники, Раду пришлось оставить пса, впервые с тех пор, как они с Бантиком покинули дом. Юноша не понимал, почему император его пригласил, но отказываться не стал.       Скудно освещённый коридор, из подобных которому по большей части и состоял сиванский императорский дворец, вывел их в туманный влажный лес. Вывел почему-то только Нигушура и Раду. — А где его и её высочества? — оглядевшись, спросил кунгус. — Вышли сразу к источнику. Мне захотелось прогуляться, если ты не против, — ответил император. — Почему бы и нет, — пожал плечами Раду. — А далеко идти? — За час, думаю, дойдём. Надо же молодожёнам немного побыть наедине, как считаешь? — двинувшись вверх по тропе, поинтересовался Нигушур.       Раду не ответил. Следуя за его величеством, он подумал, что император пригласил его, чтобы не чувствовать себя третьим лишним. Но зачем ему вообще сопровождать принца и принцессу? Можно ведь было просто довести их до места и вернуться. Раду предпочёл не ломать над этим голову. Наверное, он опять просто чего-то не знает. Какая разница, зачем его позвали? Зачем об этом думать и портить себе впечатления?       Подъём стал круче, но из-за густых зарослей над ними, Раду не видел, как далеко ещё идти и как высоко подниматься. Вскоре тропа вывела к руслу узкой реки, бурной от сковывавших её каменных берегов. Тропа тоже стала каменной и неровной. От воды поднимался пар, оседавший скользкой влагой на камнях и каплями на листве — стоило Раду отодвинуть с дороги какую-нибудь ветку, и его окатывало холодными брызгами. Туман сгущался, но, похоже, в этих горах он стоял постоянно. Решив подтвердить свою догадку, Раду спросил: — Это ведь не ваш туман? — Интересно ты выразился, — хохотнул Нигушур. — Нет, не наш. — Значит, он всегда здесь обитает. — Почти. В жару его нет. Он тебе мешает? — Нет. Думаю, ему тут самое место. Туману. Как-то он красит этот лес. — А в других местах ему значит не место? — с весёлой улыбкой спросил Нигушур. — Ну… — Так не любишь туман? — Люблю. А ещё люблю, когда всё в меру. В тумане всё расплывчатое, загадочное, но когда постоянно один туман, перестаёшь замечать его красоту и загадочность. Остаётся только тоска. Серая и холодная. Как туман.       Они долго поднимались молча. Раду даже с природной ловкостью умудрялся оскальзываться на камнях — Нигушур ловил его под локоть или придерживал за спину. Деревья встречались реже, кустарники чаще, речушка стала бурливей и кипучей, срываясь короткими водопадами с высоких валунов, задерживаясь в выточенных водой и временем каменных чашах, журча и плескаясь на порогах. Водная взвесь вместе с тёплым паром вымочила одежду Раду. Стало промозгло, но ещё не холодно. Где-то в глубине леса, прорезая тягучую туманную завесу, чирикали птицы. Чуткий слух различал в многообразии шорохов взмахи крыльев, чьё-то копошение в мягкой лесной подстилке, лёгкий бег крошечных лапок. Кунгусы редко слышали тишину. И теперь Раду прислушивался к приглушённым туманом и шумом воды звукам, пытаясь угадать, кого он слышит. Из-за этого он чаще оскальзывался, а Нигушур чаще его ловил. Так они дошли до конца тропы, упёршейся в отвесную скалу высотой не меньше шести ярдов. Раду не успел оглядеться в поисках обходного пути, как император обнял его за талию, и они вдвоём взмыли в воздух. На несколько мгновений Раду увидел под собой окутанные молочной дымкой верхушки деревьев и чёрную на фоне камней речушку, а затем оба приземлились на выступе скалы. — Почти дошли, — сказал Нигушур.       Деревьев вокруг не осталось совсем: одни низкие колючие кусты да острые, обломанные скалы, сквозь которые прорезалась река. Там, где скалы оказывались слишком высокими, Нигушур поднимал Раду, взлетая на своих невидимых крыльях, и на несколько мгновений кунгус невольно прижимался спиной к груди императора. Сердце акшара в такие моменты билось быстрее. Раду считал, что это из-за лишней нагрузки — мужчине же приходилось не только работать крыльями, но ещё и поднимать ношу. Наверху туман был реже. Раду вместе со своим спутником оказался на вершине горы, где среди скал и каменных зубцов прятались десятки курящихся горячим паром источников, заполнивших своими целебными водами каменные чаши в вулканической породе. — Это случайно не хребет Эоа-Ло? — спросил Раду, оглядываясь. К югу тянулись чёрные пики, прорезавшие туманное покрывало. — Мгм, — кивнул Нигушур, раздеваясь и бросая одежду прямо на камни. Где-то неподалёку был слышен голос принца Деймона и тихий смех принцессы Ады. Купающихся молодожёнов скрывали камни, поэтому Раду без стыда присоединился к императору.       Он залез в чашу природного бассейна. Оттуда открывался вид на горы и дымящие сопки вулканов на горизонте. Над головой только сизо-голубое небо с тусклым, подёрнутым дымкой солнцем. Вокруг, сколько хватает взгляда, бесконечные скалы и чёрные горы. Внизу укутанные туманами влажные леса.       Вода оказалась даже горячее, чем представлял Раду. В самом глубоком месте она доставала до плеч, но юноша сидел у края, облокотившись на камни, и, подставив лицо прохладному ветерку, смотрел в серо-синюю даль. Величественная тишина гор нарушалась только плеском срывающейся со скал воды и тихим журчанием мелких горячих родничков. Раду прикрыл глаза, вытягиваясь на каменном скате. Мысли текли лениво, медленно, неохотно. Горячая вода разморила юношу, погружая в сонливое бездумье. — Будь добр, разомни-ка мне плечи, — оборвал благодатную тишину император. Раду сморщил нос. Теперь понятно, для чего его пригласили — выполнять мелкие капризы его величества. Юноша вздохнул, но встал и, выбравшись из воды, пошёл к Нигушуру. Запнулся о невидимые крылья. С трудом сохранил равновесие на покатых и влажных камнях и кое-как устроился между крыльев за спиной сидящего в воде императора.       Раду не видел крыльев, но слышал и чувствовал их присутствие. Ладонь нащупала основание одного крыла на лопатке и провела вдоль верхней части до первого сустава. На ощупь крыло было кожистым, гладким и тёплым. Пальцы опустились ниже к невидимой перепонке. Нигушур вздрогнул, и Раду отдёрнул руку. — Извините, — смутившись, промямлил юноша. Император не ответил, и Раду принялся массировать плечи.       По правде говоря, у него совершенно не было опыта в таком деле, поэтому он больше гладил плечи мужчины. Но поскольку Нигушур ничего не говорил, Раду полагал, что всё делает правильно. — О, вы уже здесь, а мы тут хотели… — Вышедший из-за огромного валуна Деймон застыл и, переведя взгляд с императора на кунгуса и обратно, поспешил ретироваться со словами: — Приношу свои извинения.       Ничего не понявший Раду даже не успел остановить принца. Недоумённо пожав плечами, он повернулся обратно к Нигушуру и увидел его стылый взгляд, обращённый в сторону, где только что стоял крастский принц. — Ваше величество? — занервничал Раду. — Теперь ты, — мгновенно переменившись в лице, с улыбкой обернулся император. — Что я? — не понял кунгус. — Идём сюда, — позвал мужчина. Раду осторожно обошёл крылья и, всё ещё не понимая, чего от него хотят, спустился в воду возле его величества. Нигушур подтащил юношу ближе к себе и, усадив перед собой, принялся массировать плечи Раду. Последний ахнул от неожиданности. Удивлённый вскрик отчего-то вышел похожим на стон, и кунгус поспешил прикрыть рот рукой.       В отличие от Раду, Нигушур действовал куда уверенней, и если бы не мысль о том, что ему разминает плечи сам император, Раду смог бы здорово расслабиться. Должно быть, Нигушур заметил, как напряжён юноша, потому что вскоре отпустил его. — Я скоро вернусь, — бросил мужчина и исчез, прежде чем удивлённый Раду обернулся.       «Наверное, что-то случилось», — пожал плечами кунгус и, отыскав себе удобное место, снова лёг расслабляться в горячей воде. Долго нежиться в одиночестве ему не пришлось. Спустя несколько минут вновь появился Деймон. — Не могу поверить, — хохотнул принц, залезая в воду. — Хм? — изобразил интерес Раду. — Да так, — улыбнулся Деймон и, немного помолчав, сказал: — Говорят, акшары влюбляются лишь раз в жизни. Жена Нигушура его не любит, как и он её. Потому-то она и уехала, как только подросли дети. До сих пор где-то путешествует.       Раду подобрал челюсть и вежливо уточнил: — Так значит, вам известно об акшарах? — Нигушур мой друг. Конечно, мне известно, — улыбнулся Деймон точь в точь нигушуровской улыбкой. Новостью для Раду стало то, что император способен дружить с человеком. Раду легче бы в это верилось, будь Деймон дряхлым столетним стариком, но крастскому принцу было двадцать пять. Когда же он успел завести крепкую дружбу с акшаром?       Деймон не выглядел на свой возраст. Когда он улыбался, он превращался в пятнадцатилетнего подростка, а когда становился серьёзным — ему легко можно было дать и лет тридцать. Такой вот человек неопределённого возраста. Свои длинные чёрные и прямые волосы он собирал в высокий хвост. Теперь они были подвязаны лентой в небрежный пучок, придавший принцу совершенно мальчишеский вид. На груди Деймона блестел кулон на цепочке — алый полупрозрачный камень с чёрными прожилками в серебряной оправе. Раду заметил его только сейчас, когда увидел принца без одежды. Кроме кулона Деймон носил только одно украшение — старое бронзовое кольцо с треснувшим чёрным камешком. Мусор, а не драгоценность. — Давно вы знаете его величество? — поинтересовался Раду. — Давно, — уклончиво ответил принц. По его голосу кунгус понял, что углубляться в этот вопрос не стоит и поспешил сменить тему. — А где же ваша жена? — Ада устала. Я отвёл её в наши покои отдыхать. Решил посидеть с вами, пока она спит. Нигушур не сказал, когда вернётся? — Сказал, что скоро. — Мгм, — многозначительно хмыкнул принц, вертя кольцо на пальце. — Что ж, если хотите что-то о нём узнать, пользуйтесь случаем, — вдруг оживившись, с улыбкой предложил Деймон. — Не очень-то это по-дружески, — заметил Раду. — Как раз наоборот. В некоторых вопросах мой друг совершенно неопытен. Я просто не могу не помочь, — снова совершенно по-нигушурски улыбнулся Деймон. Эта улыбка заставляла поверить, что принц с его величеством действительно такие старые друзья, что переняли повадки друг друга. — Неужели у вас нет вопросов? — Может, и есть, но предпочту задать их его величеству в лицо. Вдруг он не захочет отвечать, — сказал Раду. — Он это оценит. Тогда я могу сам кое-что рассказать. Может, вас заинтересуют некоторые особенности акшаров? — спросил Деймон с хитрой улыбкой. — Одну из них могу назвать сам, — прозвучал голос за спиной принца. — Мы убиваем так тихо и быстро, что жертва не успевает понять, что её убили, — очень ласково улыбнулся Нигушур. Жёлто-зелёные глаза остались холодными. — Какой ты кровожадный, — ничуть не смутившись, хохотнул Деймон. — Надеюсь, ты принёс попить? Тут ужас как жарко, — пожаловался принц. Нигушур махнул рукой и возле принца появился поднос со стаканом и полным воды графином. Второй такой поднос появился возле Раду, только помимо воды там стоял ещё и кувшин с грушевым соком. Пока гости утоляли жажду, император спустился в воду. — Тебе нельзя нервничать в твоём-то возрасте, — прокомментировал Деймон хмурый взгляд Нигушура. — Кольцо не потеряй, — посоветовал акшар и гораздо спокойнее продолжил: — Мы не ждали тебя так рано. Разве уже всё готово? — Нет. Я просто соскучился по нему. — И каких неприятностей от тебя ждать в этот раз? — Что за тон, дружище? В половине моих «неприятностей» ты принимаешь активное участие, — засмеялся Деймон. — Потому и спрашиваю. В моём возрасте нельзя нервничать, — усмехнулся император. — Обещаю в этот раз не высовываться. До нужного расклада ещё далеко, поэтому я тут, скорее, отдыхаю. Давай-ка о хорошем. Меня очень заинтересовал твой протеже, — подавшись вперёд, улыбнулся принц. — А меня интересует твой к нему интерес, — сощурив глаза, оскалился нехорошей улыбкой Нигушур. — Ну что я говорил? — обращаясь к Раду, вздохнул Деймон. — Великовозрастный старик, а ведёт себя похуже ранимой барышни. — Кто бы говорил, — хохотнул Нигушур. — Могу принести целую коллекцию чьих-то сопливых стихов. — Фу, как некрасиво, — притворно обиделся принц. — Так и быть, я тебя прощаю, мой глупый друг. Уступи дорогу старой опытной гвардии и дай протянуть руку помощи. — Твой опыт делает тебя не лучшим советчиком, — фыркнул император. — Я ведь и впрямь могу обидеться, — серьёзно ответил Деймон и вновь обратился к Раду: — Я вас где-то видел. — Утверждение, не вопрос. — В прошлом году на балу в Реорбере, — напомнил кунгус. — И верно! Выходит, вы старший брат Эраи Верриари? — Да. — Зейрону она понравилась, — улыбнулся принц. — Рад слышать. — Постойте-ка, — Деймон осёкся, перевёл задумчивый взгляд с императора на Раду и обратно. — Только дошло? — мрачно спросил Нигушур. — Ты же ничего не сказал, — несколько расстроенно ответил принц. Раду решил, что пора начинать привыкать к тому, что он не понимает и половины разговоров Деймона с императором. Принц долго молчал. — С моей стороны это было нетактично. Прости, — вздохнул крастский наследник. — Так и быть, я тебя прощаю, мой невнимательный друг. — Откуда ж мне было знать? Я только обрадовался за тебя, а тут… — Я не обижаюсь. Привык, что ты не видишь ничего дальше своего носа рядом со своей второй половиной.       Некоторое время оба молчали, а потом заговорили совсем о другом, втянув в беседу и Раду.

***

      Оставшиеся до обряда дни кунгус проводил с Бантиком и Урнгаром. По вечерам к нему заходили Нигушур и Деймон, а иногда и Ада, преодолевшая свой страх перед волкодавом. Рядом с женой Деймон превращался во влюблённого дурачка. Он с неподдельным обожанием смотрел на супругу, предугадывал любое её желание и обходился с ней так нежно и бережно, что Раду начал подозревать, будто принц всё-таки опасается ненароком сломать возлюбленную. Ещё Раду думал о том, как он выглядел рядом с Мальвой. Скорее всего — не лучше. Неудивительно, что Мальва относилась к нему с некоторым снисхождением. Что ж, по крайней мере Ада любила супруга, хотя и вполовину не так сильно, как он её. А может, лучше это скрывала. Она по прежнему каждый день ходила с мужем на источник и долго отдыхала после купания. Вид у неё с каждым днём становился всё здоровее, а у Деймона — всё счастливее. На их фоне Нигушур выглядел почти траурно. Его семья тоже стала какой-то напряжённо угрюмой. Раду решил, что акшары просто готовятся к ритуалу. За день до обряда к кунгусу зашёл Деймон. — Добрый день, не помешал? — поинтересовался принц, заметив, что юноша читает. — Нет. Вы ко мне? — удивился Раду. — Да, — кивнул Деймон. — Чем могу помочь? — отложив книгу, спросил кунгус. — Просто зашёл поговорить, если вы не возражаете. — Хорошо, — улыбнулся Раду. Бантик тоже одобрял присутствие принца. Деймон ему понравился даже больше, чем принцесса. Вот и теперь, заметив крастского наследника, пёс затрусил к нему и, повиляв хвостом, умильно положил голову на колено мужчины. — Интересные книги вы читаете, — улыбнулся принц, взглядом указав на книгу возле кунгуса. Юноше показалось, что недавно он уже это слышал. — Его величество посоветовал, — поспешил перевести стрелки Раду. — Вот как, — хохотнул Деймон. — И что вы об этом думаете? — О книге? Или о любви между мужчинами? — сразу уточнил кунгус. — Он вас уже спрашивал, да? — догадался принц. — Да. — И что же вы ему ответили?       Раду пересказал принцу свой ответ императору. Деймон рассмеялся. — Я не над вами, — сквозь смех выдавил принц изумлённому юноше. Отсмеявшись, он сказал: — Знаете, некоторые художники, слушая мнения о своих картинах, обнаруживают, что люди нашли в них такой глубокий смысл, который художник не закладывал. — Откуда вам знать, что Владыки закладывали, а что нет, когда создавали нас? — оскорбился кунгус. — Действительно. Откуда мне знать? — покрутив кольцо на пальце, мягко улыбнулся Деймон. — В любом случае, мне нравится ваша версия. Пожалуй, тоже буду её придерживаться. — Вы ведь не за этим пришли. — И за этим тоже. Всему своё время, малыш. — Боюсь, у меня не осталось времени, чтобы придерживаться такой философии, — усмехнулся Раду. — Об этом я и пришёл поговорить. Нигушур мне это, конечно, припомнит, но я хочу чтобы вы кое-что знали об акшарах. Возможно, эти знания помогут вам что-то быстрее понять. — Не думаю, что теперь это имеет значение. — Я бы на вашем месте не спешил прощаться с жизнью. — Вы меня переоцениваете, ваше высочество. — Вовсе нет. Просто я не недооцениваю Нигушура и его упрямство. — Простите, я вас не совсем понимаю. — Поэтому я пришёл, — улыбнулся Деймон. — Вам известна слабость акшаров? — Зрение? — предположил Раду. — Нет. Крылья. Крылья акшаров сильные, но хрупкие и чувствительные. Они чувствительны даже к обращениям, поэтому акшары не убирают их, принимая человеческий облик. — Вы что же, думаете, что я стану сопротивляться и это знание поможет мне выжить? — не понял Раду. — Разумеется, нет, — рассмеялся принц. — В схватке даже со слабейшим из акшаров твои шансы ниже нуля. Я не об этом. Видишь ли, из-за этого уязвимого места акшары никогда ни к кому не поворачиваются спиной. Как правило. — Они предпочитают сами подкрадываться из-за спины, — мрачно заметил кунгус. Он даже не заметил, как принц стал обращаться к нему на «ты». — Верно! Для них это доминирующая позиция. С их точки зрения, находиться за спиной кого-то, значит держать его в подчинении. Однако, если акшар сам поворачивается к тебе спиной, значит, он оказывает высшую степень доверия.       Раду вспомнил массаж на горячем источнике. — А что означает, если они позволяют потрогать крылья? — тихо спросил юноша. — Оу, — лицо Деймона изумлённо вытянулось. — Ну… кхм… это… попробуй сам догадаться. Крылья акшаров очень и очень чувствительные. — И что вы хотите этим сказать? — резко спросил кунгус. — Я предлагаю тебе подумать. О том, что я сказал сейчас и на источнике и о книгах, которые тебе советует Нигушур. — Это невозможно, — покачал головой Раду. — Невозможно и глупо. — Может быть, — пожал плечами принц. — Однако ты сам сказал — сердцу не прикажешь. Советую тебе всё-таки поразмыслить, — улыбнулся Деймон, вставая, к разочарованию Бантика.

***

      Раду не думал. Всеми силами старался не думать, потому что ничего хорошего из его размышлений не выходило. Он долго не мог уснуть, перебирая в голове всё, что нужно сделать в последний день своей жизни — определённо, об этом думалось легче, чем о возможной заинтересованности в нём Нигушура. Раду даже мысленно не хотел называть предполагаемые чувства императора иначе, чем интересом. На следующее утро Раду собрал все письма семье и отправил их в Волчий Ров. Написать прощание он не смог. Просто приписал к каждому письму, что любит их: мать, отца, брата, сестёр, тётушку. Затем он нашёл Урнгара и взял с него обещание отправить Бантика домой после обряда. — Не смотри на меня так, дружище, — пожурил пса кунгус. — У тебя ещё полно забот. Будешь присматривать за Эллой. И за остальными тоже. Но за Эллой особенно. Никому её в обиду не давай. Договорились?       Волкодав заскулил, тычась носом в ладонь хозяина. — Я же знаю, ты её любишь. Обещаешь присматривать за ней вместо меня? — Раду почесал Бантика за ухом. Бантик ничего обещать не спешил. — Ты и так меня очень выручил. Я написал об этом своим, так что они будут тебе очень рады. Вот увидишь. А Элла всегда тебе рада. И никто больше не будет называть тебя глупым. Я тоже беру свои слова назад. Ты не глупый. Ты просто очень своенравный пёс. Да, Бантик?       Бантик продолжал скулить. Затем куда-то убежал, а спустя некоторое время вернулся с веткой в зубах. — Ты хочешь, чтобы я сегодня провёл весь день с тобой? — догадался Раду. Пёс, выронив ветку к ногам кунгуса, гавкнул. — Даже готов ради этого выполнять команды? — ошарашенно уточнил юноша. Бантик завилял хвостом и радостно залаял. — Вот хитрюга, — рассмеялся Раду. — Идём.       Весь день они провели вдвоём. Неутомимый Бантик всё время порывался убежать из дворца и увести за собой хозяина. Он сбегал в Акеран, видимо, надеясь, что Раду пойдёт за ним, но кунгус упрямо стоял возле ворот, дожидаясь возвращения волкодава. День пролетел незаметно. Ужин Раду принесли в его покои. Его последний ужин. Никто не пришёл посидеть с ним. Юноше стало обидно. Он ел в гордом одиночестве, не считая Бантика, когда в гостиную заглянули Деймон с супругой. — Мы присоединимся? — Конечно, проходите! — обрадовался компании кунгус.       Ада сидела рядом с мужем и осторожно гладила довольного Бантика. Деймон с умилением смотрел на супругу. — Мне кажется, вы ошиблись, — тихо сказал принцу Раду. — То, о чём вы вчера говорили. Если бы это было так, он бы сейчас был здесь. — Он надеется, что ты сбежишь, чтобы не брать на себя ответственность, — отмахнулся Деймон, незаметно подкладывая пирожное в тарелку супруги. — Зачем мне сбегать? — Чтобы они могли снова написать твоей семье, и Верриари прислали кого-то другого. Нигушур догадывается, что предложи он тебе подобный вариант, ты, не раздумывая, откажешься. — Конечно откажусь! — воскликнул Раду. — Поэтому он и не предложил. Зато открыл все выходы из дворца, — ответил принц. — Бантик с ним случайно не в сговоре? — Раду подозрительно покосился на пса. Пёс с самым невинным видом млел под ласковой ладонью принцессы. — Может, и в сговоре, — хохотнул Деймон. — И что он собирается делать, раз я не сбежал? — Быть осторожным. — Это сильно повысит мои шансы? — уточнил Раду. — Не думаю. — Я так и знал. Мне только интересно, для чего обряд вообще нужен.       Деймон удивлённо посмотрел на него и обратился к супруге: — Милая, подождёшь меня немного? Мы с Раду скоро вернёмся.       Ада кивнула, опасливо посмотрев на волкодава. — Бантик явно настроен тебя защищать, — улыбнулся принц, погладив жену по плечу и потрепав пса за ухом. — Мы скоро. Поешь пирожное. Оно шоколадное, как ты любишь.       Ада снова кивнула, а Деймон, махнув кунгусу следовать за ним, пошёл к выходу. — Не хочу говорить о таких вещах при Аде, — прокомментировал уход Деймон. — Понимаю. — А я вот не понимаю, как Верриари отправляют сюда своих детей, не зная зачем. — Может, и знают. Просто мне никто не говорил. — И ты не спрашивал? — Это что-то изменит? — Удивительно, какими порой покладистыми бывают кунгусы, — усмехнулся принц. — Тогда зачем спрашивать теперь?       Раду ответил не сразу. — Наверное, потому что мне страшно, — закрыв глаза, тихо сказал юноша. — Нам преподносят это как великую честь служить Владыкам. Мы приносим им жертвы. Это понятно. Но как именно мы служим Владыкам, жертвуя себя акшарам? Я просто… не хочу терять веру.       Настала очередь Деймона долго молчать. — Тогда я ничем не могу тебе помочь, — глухо ответил мужчина. — Скажите как есть. Даже если моя смерть будет бессмысленной, я не собираюсь сбегать.       Принц помедлил, прежде чем ответить. — Раньше акшары приносили в жертву своих родичей. Одного раз в сто-двести лет, а то и реже. Но племя даханавар изначально было малочисленным, поэтому пришлось искать альтернативу. — Альтернативой стали мы. — Да. Хотя с вами это приходится делать гораздо чаще, потому что энергии в вас меньше. Это не просто обряд. Это долг акшар в этом мире. Как наместники этого мира, они обязаны поддерживать проходы в Сумеречный мир. Те, что остались. Энергия кунгуса — не только магия крови, а вся жизненная полностью концентрируется и становится подпиткой для порталов. — Значит, можно попасть из нашего мира в Сумеречный, не умирая? — Все проходы тщательно охраняются, чтобы этого не допустить. — А из Сумеречного в этот? — Нельзя. Возможно, но нельзя. — Это как? — Теоретически ты можешь это сделать, но это запрещено. — … — В твоём случае, это всё равно не имеет значения. Принесённый в жертву не попадает в Сумеречный мир. Он становится частью портала. Большая его часть. Если он выживет, то всё равно какая-то его часть будет навсегда утеряна. — Откуда вы всё это знаете? — потрясённо округлил глаза Раду. — Откуда-то знаю. — Мне просто любопытно. Всё равно я уже никому не смогу рассказать, даже если захочу. — Я не полагаюсь на удачу, потому что мне обычно не везёт, — улыбнулся принц. — Выживешь — расскажу. — Вы издеваетесь? — Нет. Повышаю твои шансы за счёт своего невезения. Значительно повышаю, — хохотнул собеседник. — Если вы мне расскажете — это будет невезением? — Это будет неоправданным риском, — улыбнулся Деймон и тихо добавил: — Хотя некоторые считают, что я постоянно неоправданно рискую. Что ж, тебе, наверное, уже пора собираться.       Деймон забрал Аду, грустно посмотрев на нетронутое пирожное, и ушёл. Вскоре пришли слуги, чтобы подготовить кунгуса к обряду. Возможно, из-за страха перед неизбежным, Раду впал в подобие оцепенения. Происходящее казалось ему каким-то нереальным, словно он смотрел со стороны или разглядывал сменяющие друг друга картинки. Бантик, яростно скребущий закрытую за спиной Раду дверь. Протяжный вой пса, отголоском пронёсшийся по тёмным каменным коридорам. Огромная пещера. Исполинская статуя Владыки Охеса. Почему Охес? Мысли текли вяло, обрывались, не успев сформироваться. Бесконечные ступени вверх. Круг алтаря и акшары. Нигушура среди них не было. Нигушур пришёл после Раду. Он не смотрел на Раду. Раду не смотрел на Нигушура. Холодный камень под спиной. Принимающие свой истинный облик акшары.       Раду уже не боялся. Отчего-то вспомнилось раннее детство. Он сидел на коленях воркующей над ним матери. Рядом на диване сидел маленький, но уже серьёзный Эвиэль. Зачем-то Раду пытался дотянуться до брата. Короткие ручки не доставали, и Эвиэль сам протянул ему руку, взяв в ладонь крошечный кулачок братишки. Раду счастливо улыбался в воспоминании. Раду счастливо улыбался воспоминанию. А затем тело пронзили длинные иглы, и разум объяло пламенем. В рушащемся сознании беспорядочно мелькали обрывки памяти, чьи-то голоса, лица, прикосновения. «Боль, которая любого из нас свела бы с ума своей невыносимостью, кунгус сможет стерпеть». Кто сказал такую глупость? Кто-то в зелёном платье с белыми кружевами смеялся и кружился среди цветов. Кто? Засохший букет из цветов мальвы на чьей-то могиле. Чьей? «Верриари знают об этом?». О чём? «Откуда-то знаю». Всё знает. «Да, Бантик?». «Сам лиэли гарашу». Сам асаму…       А потом всё растворилось в лютой огненной агонии: разум, чувства, время. — Я не могу… — Ты можешь. — Не в этом теле. — Ты можешь. — Я могу только дать ему шанс. И никаких гарантий. — Так дай…       Вздох. Холодные губы на сухих воспалённых губах. Короткая алая вспышка. Чёрные кривые линии на алом. Далёкие-далёкие голоса. — Это всё, что я смог сделать. Держи. Его жизнь теперь здесь. — Спасибо… Спасибо, Нумос. — Он всё ещё может умереть. — Не может. Я не отпущу.

***

      Первое, что почувствовал Раду проснувшись — это холод. Никогда в жизни ему не было так холодно. Словно мороз поселился прямо в его груди. Было темно. Или он ничего не видел. Юноша попробовал пошевелиться. Тело пронзила боль. — Раду, — тихо позвал мягкий голос. — Я здесь. Я с тобой. Скоро станет легче.       Кто-то гладил его по спине, не выпуская из объятий. Кто-то обнимал его тёплым крылом.       Долгие дни и недели выздоровления обернулись самой длинной пыткой в жизни кунгуса. Сначала вернулось зрение. Постепенно. От смутных расплывчатых образов до обеспокоенного лица Нигушура. Император не отходил от Раду. Ни на секунду. Он отпаивал юношу кровью, купал в горячей воде, обнимал по ночам, силясь вытеснить холод из груди Раду. Холод понемногу отступал. На его место пришла грызущая изнутри пустота. Раду больше не чувствовал семью. Не потому, что они совсем не переживали, а потому что в нём что-то оборвалось. Что-то прежде связывавшее его с семьёй. Теперь на этом месте была только пустота. И боль. Боль отступала медленней, неохотно выпуская кунгуса из своих цепких когтистых лап. — Где бы ты хотел жить? — спросил Нигушур, и Раду знал, что император снова пытается отвлечь его разговорами от боли. Только раньше Раду не мог отвечать. Язык не слушался, и вместо слов получались булькающие звуки. — Не знаю, — прошептал Раду. — Все знают. Просто представь это место, — настаивал Нигушур. — Там, где всегда тепло, — ответил кунгус. — Как это выглядит? — Какой-нибудь небольшой домик в солнечной долине, где много-много цветов и никогда не бывает холода. Вокруг домика сад с фруктовыми деревьями. И цветы. Пусть будет жасмин. Но другие цветы тоже. — Что ещё? — В домике большой очаг и кухня. И спальня с огромной кроватью на втором этаже. А ещё там есть маленькая библиотека с двумя креслами у окна: кресло-качалка и глубокое с высокими подлокотниками, на которые удобно закидывать ноги. — Звучит уютно, — улыбнулся Нигушур. — А что с долиной? — В долине маленькие озёра с тёплой водой. Туда прилетают утки. Часть долины закрыта горами. На ближайшей горе, прямо среди скал есть большой выступ, откуда хорошо видно долину, озёра и мой домик, — фантазировал Раду. — На этой площадке можно отдохнуть. Там есть стол, стулья, маленький сад и полукругом цветут кусты жасмина. — Почему жасмин? — Вкусно пахнет. — Не слишком сильно? — Я не буду срывать цветы и заносить домой. Пусть цветёт на улице. Там ведь всегда тепло. — Хорошо. Как скажешь, — улыбнулся император.       Ещё несколько месяцев ушло на то, чтобы Раду вновь научился самостоятельно ходить и бегать, не жмурясь от боли. Бантик радовался этому больше всех. Хоть Урнгар играл с псом время от времени, Бантику хотелось играть с хозяином, и он никак не мог дождаться, когда же тот поправится. Волкодав даже лечил Раду. Своими методами. Он ложился на ноги хозяина, придавливая его своей громадной тушей, но Раду никогда не прогонял пса. Пусть вес Бантика был для него тяжеловат, укрытые псом ноги переставали мёрзнуть.       За полгода, прошедших с обряда, Раду привык засыпать на груди Нигушура, чувствуя, как его укрывают крылья. Привык, что император позволял себе кормить кунгуса. Когда руки ещё не слушались юношу, Нигушур подносил к его губам бокал с кровью, бульоном, молоком или соком — твёрдую пищу Раду тоже смог есть не сразу. Раду привык к постоянному присутствию мужчины. Кунгусы не болеют, для них немыслимо провести несколько месяцев прикованными к постели. В минуты слабости кунгусы становятся подозрительными, враждебными ко всем, кроме самых близких. Но у Раду больше не было семьи. Связь оборвалась, и он чувствовал себя одиноким, брошенным, одним во враждебном мире. Почти одним. Своим неотлучным присутствием Нигушур умудрился постепенно заполнить собой образовавшуюся дыру. Другие акшары навещали Раду — кто-то чаще, кто-то реже — но их визиты юношу совсем не радовали. Уязвимый и слабый, он стыдился своего состояния, позволяя находиться рядом только Нигушуру и Бантику. Раду не понимал, как императору хватило терпения пережить эти полгода вместе с кунгусом. Долгие месяцы беспомощности, скребущей тоски на пороге отчаяния, постоянной боли, холода и желания исчезнуть могли бы считаться самым кошмарным периодом жизни Раду. И считались бы, если бы не Нигушур. Именно с ним Раду заново учился ходить. Он помнил свои первые два дрожащих шага, после которых обессиленные ноги подкосились, но он не упал. Он ни разу не упал за всё это время, потому что его неизменно ловили руки мужчины. Ловили, обнимали, ласково утешали, не позволяя сдаваться. Нигушур массировал его закостеневшие от холода пальцы перед сном и гудевшие после попыток ходить ступни. Он справлялся с перепадами настроения Раду, когда тоска сменялась беспричинной злостью, а злость беспросветным унынием. Кунгус часто пытался прогнать императора, но тот никогда не уходил. Он молчал в ответ на оскорбления и продолжал обнимать юношу, ни на минуту не покидая его. Но, пожалуй, больше всего Раду был благодарен Нигушуру за то, что мужчина не давал ему впасть в отчаяние. Он отвлекал его разговорами, задавая глупые, по мнению юноши, вопросы о будущем. — Куда бы ты хотел поехать? — спросил однажды император, заметив, что настроение Раду вновь начало падать. Юноша не хотел отвечать. Даже говорить не хотел. Но молчанием от мужчины не отвязаться, уж кому как ни Раду об этом знать. — Подальше отсюда, — проворчал кунгус, зарывшись лицом в предплечье акшара. — И всё-таки? — докапывался Нигушур. Раду заставил себя подумать, хотя думать хотелось лишь о том, что лучше бы он не пережил обряд. Почему-то он даже не вспомнил Волчий Ров. — На восток. Я видел на карте континент на востоке. Я бы поехал туда. — А почему именно туда? — полюбопытствовал император. Кунгус с горящими от раздражения алыми глазами едва удержался от соблазна послать мужчину. — Потому что там всё не как у нас. Я слышал, что там водятся люди с головами животных, которые строят дома из травы. Что вместо лошадей они ездят на слонах, а вместо кошек и собак держат тигров и пантер. Я слышал, что их короли строят причудливые дворцы ещё причудливей вашего и что они поклоняются тысяче богов. Ещё они носят кольца в носах и обвешиваются золотыми украшениями. Я бы хотел на всё это посмотреть. А ещё, говорят, с того континента приплыли Асторды.       Если Раду ни в какую не хотел говорить, Нигушур читал ему вслух, сажал юношу перед собой так, чтобы тот опирался спиной о грудь мужчины, и читал. Чаще всего книги с того далёкого восточного континента. Раду не понимал написанного, поэтому император переводил ему вслух сказки и легенды далёких стран и народов. Он рассказывал о тысячах богов, злых и добрых, каждый из которых отвечал за что-то одно, рассказывал о чудесных садах с диковинными птицами и животными, рассказывал красивые легенды о том, как родилась луна, о морских людях, о сынах богов и древних чудовищах. Некоторые легенды заканчивались победой героя, некоторые смертью. Одни были о славных подвигах, другие о любви. От императора Раду узнал, что у людей в тех странах обычные головы, просто у некоторых народов было принято во время войны украшать шлемы головами диких зверей для устрашения врагов. Раду узнал о сотнях разных традиций и обрядов, непонятных ему, но от этого не менее интересных. А затем Нигушур начал учить его трём самым распространённым на том континенте языкам. И Раду, не зная зачем, учил. Ломал голову над странной грамматикой, выговаривал звуки, о существовании которых прежде даже не ведал, и постепенно начал сам читать сказки и легенды.       Нигушур постоянно находил Раду занятие. Они вместе рисовали — даже если Раду не хотел — чтобы быстрее восстановить подвижность пальцев. С той же целью лепили из глины. Вместе купались в горячих источниках хребта Эоа-Ло. Вместе учили астельские стихи и райкурские песни. А ещё Нигушур часто играл для Раду на лютне, арфе, скрипке, флейте — на любом инструменте, какой только хотел послушать кунгус. Император научил его играть в карты и «Стратегию» и постоянно поддавался юноше, чем только раздражал последнего.       Теперь Раду было сложно выделить что-то особенное, потому что император старался каждый день сделать особенным. Совсем плохо было только в самом начале, когда от боли Раду едва не терял сознание, когда не мог ни шевелиться, ни говорить — только лежать хладным трупом в объятьях рук и крыльев и бездумно смотреть перед собой, уставившись на висевший на груди Нигушура медальон, который раньше висел на ком-то другом. Иногда Раду казалось, что медальон пульсировал. Иногда казалось, что в такт биению его сердца.

***

      В день, когда Раду смог пройти тренировочный лес в одиночку, акшары решили отпраздновать его выздоровление. Спустя два дня во дворце, вернее в откуда-то взявшихся дворцовых залах, состоялся пышный банкет, куда были приглашены немногие знакомые Раду из общины и некоторые знатные вельможи Сиванны. Кроме кунгусов никто не знал истинной причины торжества, остальные полагали, что отмечают именины юноши, поэтому Раду принимал подарки и поздравления сразу по двум поводам. С другой стороны, во время своих настоящих именин он был чуть живее, чем мертвец, так что теперь не имел ничего против того, чтобы отметить заодно и день рождения, пусть и с полугодовалым запозданием. Среди гостей оказался и Вахриэль. Раду не сразу узнал кунгуса без солдатской формы. — Рад, что вы выжили, — искренне улыбнулся мужчина. — И я рад, — ответил Раду. — Ты больше не пахнешь, как ребёнок, — заметил Вахриэль. — Наверное, это из-за обряда, — пожал плечами юноша. — Так ты и обряд совершеннолетия успел пройти? — удивился солдат. — А? Нет. Мне ещё семнадцать. — Странно… — Я говорил про тот обряд, из-за которого я сюда приехал. — Я уже догадался. Вот только он не имеет к этому никакого отношения, — сказал Вахриэль. — Тогда почему? — Мне откуда знать. У них спроси, — солдат указал взглядом на Тизкара с супругой. Акшары держались в тени, избегая яркого света свечей. По идее, хорошее освещение нужно было только людям. Кунгусы спокойно обошлись бы и полумраком, и даже полной темнотой. Раду попытался представить банкет без света. В таком случае роль светильников взяли бы на себя кунгусы с их горящими алым глазами. От этой мысли юноше стало смешно. Собеседник недоумённо посмотрел на него. — Нет, ничего. Я просто представил кое-что. А как поживает ваш коллега? Луэиль, если я не ошибаюсь. — Женится скоро. Попросил о переводе в столицу, чтобы к семье поближе. — Передайте ему от меня поздравления, — искренне порадовался за знакомого Раду. — Ты и сам можешь передать. Тебя точно пригласят. — Почему вы так уверены? — Все выжившие становятся почётными гостями общины. Я полагаю, ты теперь останешься здесь, в Сиванне? — Скорее всего. Если не выгонят, — неловко хохотнул Раду. — С чего бы? — удивился Вахриэль. — Может, я им уже успел надоесть. — В таком случае тебя, скорее, передадут под опеку главе общины, — улыбнулся солдат.       Праздник проходил спокойно. Люди и кунгусы ели, пили, обменивались новостями, танцевали. Раду постоянно был в центре внимания, но чего-то всё-таки не хватало. Нигушура. Император всё ещё пребывал в молодом обличье и не мог показаться в таком виде подданным. Последние полгода его обязанности выполнял Тизкар, сын Нигушура. Отсутствие императора людям объяснили болезнью. Кунгусам, разумеется, объяснения не требовались.       Раду не видел императора всего пару часов, но уже успел соскучиться. Не выдержав, он тихо улизнул с собственного праздника и отправился на поиски Нигушура. Долго искать не пришлось. Мужчина ждал его в темноте коридора сразу у выхода из банкетного зала. Казалось, он стоял там всё время с начала торжества, безмолвно дожидаясь возвращения Раду. При виде юноши он улыбнулся. — От меня тоже полагается подарок, — заметил Нигушур и, приобняв Раду за плечо, повёл за собой. — Вы уже сделали для меня больше, чем слишком много и собираетесь дарить подарок? — укоризненно покачал головой кунгус. — Собираюсь. И давай уже на «ты». Я столько раз просил тебя об этом, — улыбнулся император.       Раду не ответил. Какое у него было право так обращаться к императору, к акшару, который во много раз старше юноши. Кем Нигушур ему приходился? Раду не собирался менять обращение, пока не получит чёткий однозначный ответ. Нигушур нервничал. Внешне это не было заметно, но Раду знал, что император о чём-то переживает. Он чувствовал это, словно Нигушур был его родственником. Отголоски его эмоций каким-то неведомым образом передавались кунгусу. Впрочем, если подумать, это была не совсем родственная связь. Раду никогда прежде ничего подобного не ощущал, но по рассказам старших подозревал, что это что-то вроде той связи, что образовывалась между кунгусами-супругами. Это пугало. Ужасно пугало. Потому что если для Нигушура он всего лишь ученик, приёмыш или временный интерес, то их разлуку Раду будет переживать болезненней, чем обряд. Потому что по собственным ощущениям, у Раду больше никого не было. С обрывом связи он умер для своей семьи, а они словно умерли для него. И как-то в эту образовавшуюся брешь протиснулся император. Раду тряхнул головой, отгоняя хмурые мысли. — Пришли, — открывая двери, сказал Нигушур.       Раду по инерции сделал пару шагов и обомлел. Они стояли посреди окружённой цветущим жасмином площадки на выступе скалы, а внизу до самого горизонта утопала в цветах солнечная долина с зеркалами озёр и пушистыми пятнышками маленьких рощиц. У края долины, ближе к горам, прятался в тени деревьев аккуратный двухэтажный домик с черепичной крышей.       Когда Раду в полубредовом состоянии рассказывал императору, где бы он хотел жить, он не задумывался о правдоподобности своих фантазий, не задумывался, могут ли расти в одном месте цветы, которые цветут в разное время года и в разных странах мира. Он просто представлял себе идеальное для него место. На деле его бы устроило и что-то более реалистичное. Юноша долго смотрел на долину с высоты площадки, и его не покидало ощущение, будто он спит и видит сон. Разве в жизни кто-то исполняет такие нереальные мечты? — Как тебе? Похоже? — весело спросил Нигушур. Однако за его смехом Раду различил нотки беспокойства. — Зимы здесь никогда не будет. Только поздняя весна, лето и ранняя осень, а затем снова весна. Сейчас все цветы цветут одновременно, а потом будут цвести согласно своему сезону, чтобы не надоедали, — зачем-то принялся объяснять мужчина. — Я хочу спуститься. Можно? — спросил Раду. — Конечно. Это теперь твоя комната во дворце. Всё это. Если не нравится… — Очень нравится, — перебив императора, бросил Раду, заметивший тропу вниз, и побежал к домику.       Ну как он мог объяснить словами то, что испытывал? Он даже не мог до конца поверить в происходящее. Юноша остановился у деревянной двери в дом. Он знал, что император уже у него за спиной, и смело вошёл внутрь. — Здесь даже лучше, чем я представлял, — озвучил свои мысли кунгус, обходя жилище. — Я рад, что тебе нравится, — улыбнулся Нигушур. — Шутите? Как это может не понравиться? Вы не думайте, что я притворяюсь. Просто… просто мне не верится, что это всё взаправду. Нужно сначала осознать, привыкнуть. Я даже не знаю, как вас благодарить… Слов не могу найти, — попытался объяснить своё состояние Раду, опасаясь, что Нигушур расстроится из-за отсутствия бурной реакции юноши. — Мне это знакомо, — тихо сказал мужчина. — Не хочешь перекусить в саду? — На площадке? — Мгм. — Я не голоден, но ещё раз посмотреть на свои владения с высоты не против, — хохотнул юноша, а про себя подумал: «Что я несу?»       В следующее мгновение оба оказались посреди площадки, на которой их уже дожидался накрытый стол. Хотя есть Раду не хотелось, от чая он не отказался. Нигушур почему-то стал нервничать ещё больше. Юноше вспомнились чьи-то слова: «В некоторых вопросах мой друг совершенно неопытен». Раду плохо помнил события до обряда, словно это было в другой жизни. — Раду, — наконец прервал долгое молчание Нигушур. — М? — Я хочу тебя кое о чём попросить, — сказал мужчина и снова замолчал. — Я вас слушаю, — напомнил о себе кунгус, когда спустя несколько минут император так и не вымолвил ни слова. Нигушур уже даже не скрывал своей нервозности. Он выглядел так, словно собирался прыгнуть с обрыва и никак не мог на это решиться. — Пожалуйста, позволь мне всегда быть рядом с тобой, — очень тихо сказал мужчина.       Раду изумлённо округлил глаза. Император, должно быть, шутит? За полгода он так приучил юношу к своему присутствию, что тот и двух часов не может без него вынести. Нигушур привязал Раду к себе чем-то покрепче стальных цепей. — Боюсь, даже если бы захотел, не смог бы вам отказать, слишком привык к тому, что вы всегда рядом, — неловко засмеялся юноша. «Что-то я не то говорю», — пронеслось в его голове. Нигушур тоже казался удручённым. — Я хотел сказать, — старательно подбирая слова, начал Раду, — что даже если вы передумаете, я от вас всё равно не отлипну. Не с тем связались, — улыбнулся кунгус, думая, что опять прозвучало не совсем так, как он чувствует. Тем не менее, император облегчённо вздохнул, а затем одним рывком оказался возле Раду и, притянув юношу к себе, поцеловал его.       Кунгус от неожиданности забыл, как дышать, а затем, рассмеявшись, мягко отстранил от себя мужчину. Загоревшиеся алым глаза потухли, наливаясь синевой. — Вы больше так не делайте, — отсмеявшись, улыбнулся Раду. — Так резко, я имею в виду. А то я чуть было не решил, что вы… что ты на меня охотишься. — Так и есть, — обнимая юношу, со счастливой улыбкой ответил Нигушур. — Мы влюбляемся один раз, и я наконец поймал свою добычу. — Добыча никуда не убегает, так что, пожалуйста, без резких движений. Иначе у меня тоже проснётся охотничий инстинкт, — смеялся кунгус. — Как прикажет мой раду [господин], — прошептал император и снова притянул юношу к себе, на этот раз целуя нежно и неторопливо.       Им больше не нужно было спешить. До следующего обряда оставалось больше двадцати лет, поэтому Раду даже не собирался вспоминать о нём. Как и о запрете на отношения до совершеннолетия. Свой долг перед Владыками он исполнил. И ему было абсолютно плевать, разгневает их или нет нарушенный им закон. Всё это совершенно не важно. Важно лишь то, что он стоял в объятьях рук и крыльев единственного дорогого существа, что он любил и был любим и что их окутывал сладкий аромат жасмина.