***
Эрииль краем глаза взглянул на водяные часы в кабинете. Пора гасить фонари в Аль-Джаире. Почти все обитатели дворца давно спали, но император продолжал сидеть за бумагами, пытая несчастного раба-писаря, глаза которого уже слезились от попыток сдержать зевоту. Как и ожидал Эрииль, сезон дождей принёс больше бед, чем засуха. Большинство крестьян, что переселилось ближе к рекам и озёрам, лишились домов из-за наводнений и оползней. В шести сатрапиях урожай почти полностью погиб. Ежедневно поступали донесения о затонувших галерах и яхтах, чьи капитаны не смогли справиться с приливами. Потребовалось немало сил, чтобы отвести часть воды в пустыню и море. Весь последний месяц Эрииль почти не бывал в Аккаде, разъезжая по сатрапиям, и теперь ему предстояло разобраться с кучей отложенных за несрочностью дел. Всё чаще проскальзывала мысль привлечь к работе старших сыновей, но сколь бы заманчивой ни выглядела идея, мужчина понимал, что принцы будут только мешать, а на их полноценное обучение уйдёт время, которого императору и без того не хватало. По-хорошему, всё же стоило занять их работой в ближайшем будущем. Сразу нескольких, чтобы не получилось как с Раяном, вложенные усилия в которого пропали впустую в один миг. Может, хоть так у принцев будет меньше времени на козни друг против друга. А может, Эрииль, наоборот, вместе с новыми полномочиями даст сыновьям больше возможностей подчистить себе путь к трону. Император вздохнул. Его в своё время никто ничему не учил. Он абсолютно ничего не понимал в государственных бумагах, когда выходил замуж за старшего брата. Учиться приходилось самому, наблюдая за императором, ласково предлагая ему помощь, прося объяснить неразумному супругу, что значат эти цифры или эти слова. Если смотреть на вещи под таким углом, то Триалин куда образованней, чем был Эрииль в том же возрасте. Мужчина снова посмотрел на часы, затем на писца и отпустил беднягу. Самому бы тоже отправиться на покой. Только сперва бы закончить эту стопочку отчётов из Бакатры, а потом можно идти спать. Идти спать в полном одиночестве, потому что с отъездом дегроуэльского принца желание навещать наложников или приглашать к себе мужей и учеников начисто пропало. И если перед гаремом Эрииль не обязан был отчитываться, то вот многие мужья, жёны и даже некоторые ученики сильно оскорбились, принимая отсутствие интереса у императора на свой счёт. Первому мужу даже хватило смелости потребовать объяснений. Пришлось задаривать его подарками и обещаниями проводить с ним больше времени, как только Эрииль освободится. Конечно, при желании мужчина нашёл бы время. Однако желания не было. Совсем как тогда, больше двадцати лет назад. Эрииль до сих пор отчётливо видел точёный профиль юного Аврелия, игравшего на рояле старый романс. Тонкие пальцы порхали над клавишами, почти не касаясь их, и музыка лилась, ведомая изящными кистями, заполняла весь дворец и заставляла каждого случайного прохожего замереть, затаив дыхание, и проникнуться лёгкой печалью старинной мелодии, мотив которой находил отклик даже в самом чёрством сердце. О чём думал Аврелий, играя те романсы? Тосковал ли по дому, скучал ли по семье? В его музыке всегда было столько несказанных слов. Нелепо было предполагать, будто Триалин смог бы так же… Он и не должен был. В конце концов, Айлин не его отец. И, конечно же, он не мог знать, что исполнял на экзамене похабные песенки на том самом инструменте, на котором Аврелий много лет назад заставлял случайных слушателей обронить слезу, проникнувшись немой печалью, навеянной сонетами неизвестного автора. Разумеется, не стоило из-за этого не засчитывать принцу экзамен и тем самым толкать его на новые глупости. Мужчина устало откинулся на спинку кресла. Он о многом сожалел в своей жизни и давно простил себе грехи прошлого. Лишь одна ошибка до сих пор тяготила душу и, видимо, будет тяготить до самой смерти. Аврелий. Сколько боли может причинить одно только имя. Эрииль старался не думать о том, как они расстались, вспоминая время, что были вместе. Поначалу крастский принц приглянулся императору красивым личиком и мягким нравом. Устроить помолвку оказалось совсем нетрудно, и, когда Аврелий приехал в Аккад, Эрииль ощущал радость коллекционера, заполучившего редкий экспонат в свою коллекцию. Он был чудовищем, таким же, как его покойный супруг. Его не волновали желания и чувства окружающих. До знакомства с Аврелием. Аврелий нашёл в его почерневшем сердце остатки человечности, нашёл человека в том, кто сам себя перестал им считать. За нежным личиком юноши скрывались необыкновенная чуткость и редкий дар исцелять душевые раны. Эрииль ни с кем столько не разговаривал, сколько с Аврелием. Император с таким нетерпением ждал каждой новой беседы с будущим мужем, невольно поражаясь тому, как умело крастский принц выводил на откровенность и как легко становилось после разговоров с ним. Свободолюбивый Аврелий принимал мир таким, какой он есть, и даже после долгих месяцев в темнице, откуда вышел уже Свайдеревик, отбросивший все страдания вместе со старым именем, в нём всё равно угадывался прежний, пусть и повзрослевший, принц, игравший старые романсы в Аль-Джаире. Эрииль до сих пор мог их услышать. Особенно легко это получалось глубокой ночью, когда весь дворец спал. Стоило тишине окутать Аль-Джаир, как императору казалось, что он вот-вот услышит отзвуки нот из глубины залов. Порой ему и впрямь слышались обрывки мелодий… И как больно было осозновать, что за эхо музыки сознание принимало звон фонариков на ветру или случайный лязг оружия стражников на посту. Поэтому Эрииль не любил тишину. Даже больше чем одиночество. Такая же тишина стояла во дворце, стоило Аврелию доиграть очередной романс. Все замирали в ожидании продолжения. Эрииль замирал до сих пор. Мужчина потёр переносицу и вернулся к бумагам, но стоило начать вникать в доклады из провинций, как по спине прошёл холодок от прорезавшей барьеры чужой силы. Ожидая худшего, император резко встал, сосредотачивая все силы для отражения атаки, однако колебания в барьерной системе почти сразу прекратились. На смену им появились три новых огонька энергии, два из которых определённо были знакомы Эриилю. Император переместился в пустовавшую больше месяца спальню Триалина. Больше не пустую. Принц сладко спал в своей постели, рядом мирно посапывал, подложив ладонь под щёку, молодой Лорд Верриари, а в ногах у юношей завозилось, просыпаясь, чёрное косматое чудище, вглядевшись в которое, Эрииль опознал собаку. В углу комнаты аккуратными стопочками лежали книги — подарок сиванского императора — Эрииль взмахом руки отправил их к себе в кабинет. Вещи учеников оказались разложенными по местам, словно юноши никуда не уезжали или приехали нынче вечером. Император подошёл к постели, перво-наперво проверив состояние обоих учеников. К Триалину вернулась энергия, и вид у него был вполне здоровый. Акиэль выглядел даже лучше, чем когда приехал в Астеллу полгода назад. Выходит, акшары знали, что делали, когда звали юношей к себе. Эрииль с облегчением сел на постель рядом с мальчиками. Он бы оставил их спать, но сон обоих был навеян чарами, а потому, как только они развеются, ученики проснутся. Лучше не пропускать этот момент. Ждать пришлось недолго. Первым очнулся Акиэль. Последним, что он помнил, был обряд и, почему-то, Бантик Двенадцатый — так звали косматого зверя, пускавшего слюни на ковёр в спальне Триалина, пока Акиэль сбивчиво рассказывал об их с принцем времяпровождении в Сиванне. Сбивчиво, потому что кунгус не слишком умело пытался умолчать о некоторых деталях, не зная, как много можно поведать учителю. Кроме того, юноша постоянно подрывался с места проверить Айлина. Эриилю ещё не приходилось видеть своего любимого ученика настолько издёрганным, что его нервное состояние помимо воли передавалось и императору. Неудивительно, что к тому моменту, как Айлин очнулся, Эрииль и сам начал волноваться, несмотря на то, что сам же первым делом проверил здоровье обоих учеников. С пробуждением принца и появлением доступа к его воспоминаниям тревожные моменты из рассказа Акиэля прояснились. Впервые за свою достаточно долгую жизнь Эрииль совершенно не знал, как реагировать и что делать. Его немало потрясло, что Тизкар давно мёртв и в Сиванне остался только один акшар, но куда большее смятение вызвали воспоминания Айлина о беседах с Нигушуром. Выходит, невероятное предположение Эрииля оказалось верным. Ситуация оказалась слишком серьёзной, слишком исключительной и слишком неопределённой, чтобы можно было что-то предпринять без тщательнейших размышлений. Эрииль не стал препятствовать желанию ученика отправиться к гробницам, но намеренно немного отсрочил поиски кольца, сказав, что добраться до древних захоронений можно только пешим ходом. Он не солгал про аномальную зону, однако сил Эрииля при желании хватило бы для перемещения вместе с принцем вплотную к гробницам. Но Эриилю нужно было время. Триалину, похоже, тоже. Император с облегчением отметил, что перед ним всё ещё его ученик, готовый немного отложить дело ради тренировок с Серой Гвардией, а не хладнокровный расчётливый демон, прячущийся за личиком принца. Оставив юношу наедине со своими мыслями, Эрииль просто-напросто малодушно сбежал. Одно дело предполагать о сущности принца, пока сам юноша ничего не подозревал, другое — знать наверняка, что до возвращения мифического демона осталось, в лучшем случае, два-три месяца. Кто сможет поручиться за его дальнейшие действия? Не лучше ли избавиться от мальчишки и обезопасить мир, предотвратив все те ужасы, что обычно сопровождали возвращение короля демонов? Первой мыслью императора и впрямь было убийство Триалина. Впрочем, продержалась эта идея не дольше мгновения. Будь Айлин хоть самим исчадием бездны, Эрииль не сможет причить вред тому, в ком течёт кровь Аврелия. Даже ради спасения мира он не убьёт юношу, что носит лицо того, кто снится Эриилю каждую ночь. К тому же, цели и мотивы Владыки демонов ещё не известны. Нет нужды действовать сгоряча и выносить приговор и без того растерянному ребёнку. Эрииль неторопливо шёл в свой кабинет, размышляя об ученике. Даже если отбросить эмоции, нет никаких гарантий, что император, при всей своей силе, сможет убить мальчишку. В конце концов, Владыка демонов должен был позаботиться о сохранности своего сосуда до возвращения кольца. Возможно, этим объяснялось и феноменальное везение Триалина. Вспомнить хотя бы взрыв библиотеки. Насколько нужно быть везучим, чтобы при обрушении стены отделаться сломанной ногой и ушибами, в то время как люди, находившиеся куда дальше, погибли от обломков и огня? Наверняка, попробуй Эрииль причинить Айлину серьёзный вред, и это выйдет боком самому императору. По трезвому расчёту, лучше не чинить демону препятствий, но, наоборот, всячески помогать ему, тем самым отведя несчастья хотя бы от своей страны. Мужчине не составило труда убедить себя не трогать Айлина, тем самым примирив сердце с разумом. Окончательным аргументом в пользу решения стало обнаруженное на письменном столе письмо от Нигушура, в котором акшар, хоть и вежливо, предупреждал не мешать Триалину и намекал на возможные последствия для Астеллы и самого Эрииля, если тот не послушает. В конце послания Нигушур, опустив подробности, описал, с чем столкнулся, пытаясь вернуть принцу магию, и попросил Эрииля приглядывать за здоровьем принца. Так, получив недостающие фрагменты картины, Эрииль мог трезво и объективно обдумать мысль, не поздно ли ему ещё податься в культ Владыки Нумоса.***
Слова императора не расходились с делом, и на следующий же день Акиэля определили в городской лазарет, где уже проходил практику Бриэль. Кунгус полагал, что городской лазарет будет отличаться от морского лишь категорией больных. Глубину своего заблуждения он осознал в первый же день практики. Всего в Аккаде, не считая морского, имелось шесть лазаретов, в которых лечили рабов и ремесленников из низших сословий. Главным отличием от морского госпиталя было, пожалуй, разнообразие травм и болезней у пациентов. И, конечно же, количество больных оказалось несоизмеримо больше, нежели в лазарете для моряков. Едва зайдя в зал, где почти всё свободное пространство занимали старые койки и лежанки с тяжело больными людьми, Акиэлю на миг показалось, что он вернулся в годы войны, когда раненых и больных было так много, а мастеров над ядами и лекарей так мало, что всех пострадавших попросту не успевали обслуживать. Некоторые так и умирали, не дождавшись помощи. Акиэль хорошо помнил холодные залы, где трупы складывали штабелями, чтобы позже сжечь все разом. Помнил, как улицы разорённых городов покрывались пеплом от останков людей и кунгусов, как смрадный смог от незатухающих костров оседал тяжестью в лёгких, резал глаза, пропитывал одежду. — Ах, вы наконец-то вернулись! — засиял улыбкой заметивший вошедшего кунгуса Бриэль. — Вас назначили сюда? — Да, — кивнул Акиэль, переборов тревожные воспоминания. — Идёмте, я вам всё покажу. Здесь всегда рук не хватает. Говорят, этот лазарет самая горячая точка из всех госпиталей. С другой стороны, здесь самая лучшая практика. В полевых условиях, так сказать, — улыбнулся Бриэль, явно соскучившийся по младшему товарищу. «Что ты знаешь о полевых условиях?» — усмехнулся про себя Акиэль, а вслух вежливо поинтересовался: — Вас давно сюда назначили? На любопытство кунгуса натолкнул внешний вид Бриэля. Если бы старший ученик не подошёл к нему, Акиэль едва ли узнал бы юношу. Это во дворце Бриэль носил лёгкие и яркие одеяния, браслеты и драгоценные подвески. Это во дворце он распускал свои длинные густые волосы, лишь на время занятий подвязывая их атласной лентой. Здесь же Бриэль был одет в простую рубаху из серого хлопка и грубые плотные брюки. Волосы юный лекарь заплёл в тугую косу и спрятал под платок, такой же серый и невзрачный, как и вся остальная одежда. Ни следа от изнеженного мальчика, каким Бриэль представлялся Акиэлю в Аль-Джаире. — Я здесь уже два месяца, — ответил Бриэль и, неловко улыбнувшись, добавил: — Попросил его величество определить меня туда, куда его высочество Шехрияр добровольно не сунется. Акиэль фыркнул, вспоминая поползновения астельского принца в свою сторону. Что ж, кунгусу прятаться от Шехрияра нужды не было, тем более теперь, когда тени вновь слушались Лорда безукоснительно. — Здесь новоприбывшие. Их осматривают и распределяют по отделениям. В том коридоре больные с травмами, на втором и третьем этажах — больные с инфекциями и лихорадками. Правое крыло закрыто для учеников, но вас, наверное, пустят. Там пациенты с особенно заразными хворями, поэтому и работают там только лекари лазарета. Потом покажу вам столовую для целителей, там со всеми и познакомитесь. Идёмте, пока что поможете мне с новенькими. Разнообразие травм действительно поражало: от ножевых ранений после пьяной драки до гангрен от укусов обезьян, от раздробленных мельничными жерновами костей до вспухших от укусов скорпионов конечностей. Букет трущобных болезней тоже не давал заскучать, хотя, чаще всего приходили с малярией и песчаной лихорадкой. Но самым отвратительным из увиденного в первый день практики стала заживо съедаемая опарышами нога нищего старика, которого притащила в лазарет городская стража. Акиэль и не помнил, сколько раз за эти несколько часов он поблагодарил Владык за то, что кунгусы не болеют. Доведись ему в детстве увидеть ещё и такие картины, он, наверное, сам бы бросился в погребальный костёр, просто из страха подцепить одну из бесчисленного множества людских зараз. А ведь Айлин мог заболеть любой из них. Эта мысль обдала юношу таким ужасом, что кунгус замер, живо представив, как его принц загибается от холеры или малярии. Бриэлю пришлось потормошить юношу, чтобы тот вернулся к работе. Акиэль встряхнулся. Верно, он ведь для того и приехал учиться в Астеллу, чтобы не дать Триалину умереть от болезни, яда или ран. К тому же под опекой Эрииля принцу точно ничто не угрожает, кроме собственной дурости. Успокоив себя подобным образом, Лорд с облегчением принялся за нового пациента. Ему показалось, что даже сил как будто прибавилось, а начавшая было скапливаться усталость отступила. Мгновенная радость сошла на нет, когда больной ребёнок перед кунгусом потерял сознание. Акиэлю потребовалось несколько долгих секунд на осознание, а затем он бросился прочь из лазарета. — Акиэль? — удивлённо окликнул кунгуса Бриэль. Не обращая внимания на окрики за спиной, Акиэль пропетлял по узким и тёмным коридорам лазарета и выскочил на улицу. Только там юноша позволил себе остановиться и в полной мере проникнуться страшной мыслью. Акшары научили его жить без крови, но взамен, похоже, лишили возможности нести исцеление. Лучше бы он умер от голода… Не умея контролировать свою новую способность, он был опасен для больных и раненых, пришедших в лазарет за помощью. Но хуже всего, он был опасен для Триалина. — Акиэль, что с вами? — в голосе запыхавшегося Бриэля звучало беспокойство. Ещё бы, Акиэль считался одним из лучших учеников Эрииля и мог бесстрастно вынести любое зрелище. Едва ли кунгус убежал бы от потерявшего сознание пациента без веской причины. — Я… мне нельзя туда, — мотнул головой Лорд. — Почему? — удивился Бриэль. — Ой, какой огромный! Кунгус изумлённо обернулся и, проследив за взглядом старшего ученика, увидел трусившего в их сторону волкодава. Должно быть, пёс уже давно сидел неподалёку, дожидаясь, когда новый хозяин выйдет, и теперь, не до конца проснувшись, спешил к кунгусу и его товарищу. — Привет, Бантик, — улыбнулся Лорд, присев перед псом. — Это ваш? — подойдя ближе, полюбопытствовал Бриэль. —Вроде как, — пожал плечами кунгус. Вопрос о происхождении Бантика всё ещё оставался открытым. Акиэль предполагал, что пса ему подарили акшары. Быть может, они увидели в глубине его воспоминаний, что когда-то в детстве он мечтал о собаке? На десятые именины отец Акиэля подарил сыну щенка гончей. Акиэль назвал его Графом. Спустя два года Граф подорвался на магической ловушке, оставленной диверсионным отрядом южной армии, прямо на глазах двенадцатилетнего Акиэля. Граф стал первым погибшим на войне другом молодого кунгуса. После этого у Акиэля больше не возникало желания заводить собаку. Но теперь, глядя на лохматую морду кунгусского волкодава, Акиэль думал, что был бы совсем не против оставить пса себе. Война закончилась, да и убить такую громадину куда труднее, чем гончую. — Такой грозный с виду и такой добрый, — умилился Бриэль, присаживаясь рядом и почёсывая разомлевшего Бантика за ухом. — Так почему вам нельзя здесь находиться? — Сначала мне нужно поговорить с его величеством, — вставая, уже гораздо спокойнее ответил Акиэль. Юношу кольнул стыд за минутную панику. Зачем сразу ставить на себе крест? Сперва необходимо посоветоваться с императором — уж маг его уровня и опыта просто обязан что-нибудь придумать. В конце концов, кунгус ещё никого в лазарете не убил. Наверняка, есть способ как-то ограничить его новую способность. — Тогда увидимся во дворце, — ободряюще улыбнулся Бриэль. Если Акиэлю что-то и нравилось в старшем ученике, так это его безупречный такт. Бриэль никогда не доставал лишними вопросами и старался не лезть в чужие дела, если не считать случая, когда он пытался предостеречь Айлина насчёт Раяна. Уж хотя бы за подобную деликатность и чуткость Бриэля стоило уважать, не говоря уже о его трудолюбии. Большинство прочих учеников относились к Бриэлю благосклонно за его талант в целительной магии и приятную внешность, однако Акиэль находил глупым уважать человека или кунгуса за данное природой. От мыслей возвращающегося во дворец Лорда отвлёк шагавший рядом Бантик. Пёс вдруг ткнулся влажным носом в ладонь кунгуса, а затем метнулся в ближайший проулок. — Ну и куда ты меня повёл? — проворчал Акиэль, следуя за взбалмошным псом. Заблудиться юноша не боялся — ищейки выведут его к дворцу из любой точки города — но ему хотелось как можно быстрее решить проблему с неконтролируемым потреблением энергии, а своенравный пёс зачем-то повёл его в сторону от Аль-Джаира. Акиэль несколько раз окликал волкодава, пытался уйти без него, в надежде, что пёс последует за новым хозяином, но Бантик терпеливо ждал, когда Лорд подойдёт и бежал дальше, пока не привёл кунгуса в Наршар. Единственный раз, когда Акиэль был в этом районе Аккада, вызывал у него теперь не самые приятные ассоциации и желание поскорее убраться подальше, но упрямый пёс продолжал уводить его всё глубже в лабиринт извилистых улочек, и кунгус, смирившись, шагал за ним. Не стоило задаваться вопросом, как Бантику удалось выбраться из Аль-Джаира — кто бы стал останавливать эту гору мышц и меха — однако как волкодав нашёл Акиэля в огромном городе, оставалось неясно. — А ты часом не оборотень, дружок? — с некоторой долей раздражения поинтересовался Лорд. Бантик на это предположение только фыркнул. Оскорблённо, как показалось Акиэлю. Что ж, в Аккаде нашлось бы не так много кунгусов, а таких чистокровных, как Лорд Верриари, и вовсе не было. Может, найти его запах среди тысяч других оказалось не так уж и сложно. Акиэль как раз успокаивал себя подобными размышлениями, когда Бантик остановился у чайной лавки в крастском квартале и, подождав, когда Лорд подойдёт, толкнул мордой дверь. — Мы закрыты! — навстречу юноше с собакой тут же выскочил хозяин, яростно размахивая руками и подталкивая непрошенных клиентов обратно на улицу. Акиэль не успел ничего сказать, как рядом раздалось низкое утробное рычание, дрожь от которого пробрала даже кунгуса, что и говорить про владельца лавки, воинственный настрой которого начисто сдуло рыком волкодава. — Я… я позову стражу, — пискнул мужчина, ретировавшись за прилавок. Бантик на эту угрозу высокомерно фыркнул и царственным шагом повёл своего хозяина через лавку во внутренний дворик. — Туда нельзя! Именем его величества, туда нельзя! — простонал хозяин лавки, по прежнему опасаясь выйти из-за прилавка. Теперь Акиэль и сам бы не смог уйти, не узнав, в чём дело. Юноша осторожно выглянул во двор и обомлел. В тени олеандра за плетёным столиком сидел император, единственный посетитель чайной, ради которого, очевидно, лавку и закрыли. Эрииль с любопытством смотрел на подбежавшего к нему Бантика, Бантик с не меньшим интересом вынюхивал содержимое тарелок на столе. — Ваше величество? — Акиэль всё же вышел во двор. — Вижу, тебе подарили отличную ищейку, — добродушно усмехнулся император и ленивым жестом бросил Бантику печенье. Акиэль снова поймал себя на подозрении, не скрывается ли под личиной пса оборотень, но тут же затолкал эту мысль подальше, отложив на потом. — А что вы тут… — обратился к учителю кунгус и тут же прикусил язык, сообразив, что перед ним император отчитываться в общем-то не обязан. — Отдыхаю, — ответил на незаданный вопрос Эрииль. Судя по отсутствию стражи и свиты, император переместился сразу в чайную, вынудив хозяина лавки выпроводить остальных посетителей. Похоже, под отдыхом мужчина имел в виду отдых, в том числе и от своего окружения. Акиэлю стало совсем неловко. — Я полагал, что ты в лазарете, — в голосе императора послышались упрекающие нотки. — Я был там. Но кое-что произошло… Я как раз шёл во дворец, чтобы поговорить с вами, а он, — кунгус кивнул в сторону грызущего печенье пса, — привёл меня сюда. — И о чём же ты хотел поговорить? — поинтересовался Эрииль, указывая ладонью на свободный стул рядом с собой. — Вчера я рассказывал вам, что акшары научили меня забирать энергию людей. — Я помню. — Вот только, — Акиэль вздохнул, — я не умею это контролировать. Юноша рассказал о происшествии в лазарете, пока Эрииль неторопливо пил чай. — Любопытно, — протянул император, во взгляде которого читалась неподдельная заинтересованность. «Ну ещё бы», — фыркнул про себя Акиэль. Как не далёкий от науки маг, Эрииль просто не мог не заинтересоваться.***
Эрииль никогда не считал себя склонным к меланхолии или излишней чувствительности. Будь он таким, он бы попросту не выжил. Да и не могло быть у правителя столь огромной империи времени на бесплодное самобичевание и размышления о тщетности бытия. Оно и не к лицу бездушному чудовищу, тирану и самодуру, каким Эрииля считали многие, включая младшего брата. Таковым считал себя и сам Эрииль. Зачем отрицать, если руки даже не по локоть — по плечи в крови, зачем отрицать, когда на душе груз бесчётного количества человеческих жизней и разрушенных судеб? Он и собственного сына не пощадил. А уж о том, какие расправы он учинял своим братьям вместе с Румилем, до сих пор вспоминали с ужасом. И ведь он даже не мог сказать, что все те зверства покойного старшего мужа вызывали в нём одно лишь отвращение. Только один человек увидел в Эрииле человека, и того он не уберёг. Когда Намииль пришёл к нему на рассвете, Эрииль ожидал чего угодно, только не прощения. Прощения, которого уже давно не ждал, в котором, как мужчина полагал, он уже не нуждался. Прощения, лезвием вспоровшего зажившие шрамы. Эрииль знал, что с братом они больше не увидятся. Младший брат пришёл не попрощаться, но проститься. В последний раз улыбнуться — это была его первая за полвека абсолютно искренняя улыбка брату — и уйти в сторону тлеющей зари. Намииль увидел в нём человека, простил и оставил его. Легче расстаться врагами… Легче жить с мыслью, что без тебя будет лучше, чем на мгновение обрести забытое тепло и навсегда разлучиться с ним. Эрииль и не думал, что вновь когда-либо испытает это разрывающее нутро чувство утраты. Не думал, что кто-то после Аврелия сможет заставить его пережить это снова. Но вот он сидит, спрятавшись в глубине Наршара, в той самой лавке, куда любил ходить Аврелий. В их единственном тайном месте в Аккаде. Хозяин лавки уже другой, и сама лавка за двадцать с лишним лет изменилась почти до неузнаваемости. Вместо деревянных столов во дворике — плетёные, вместо простенькой глиняной посуды — белый фарфор. Закуски тоже не те и чай другой. От прежней лавки остались лишь разросшийся олеандр и чай из апельсиновых цветов. Аврелий любил его пить с миндальным печеньем. Мужчина проводил взглядом падающий розовый лепесток, отхлебнул остывающий чай. Горчит. Раньше не горчил — заваривали по-другому. Розовые лепестки олеандра кружились в воздухе, бесшумно ложились на стол, по-своему украшая тарелку с печеньем. Не миндальным. Его здесь больше не готовят. Зря Эрииль сюда пришёл. Неужто он и впрямь хоть на мгновение верил, что здесь, особенно здесь, ему станет легче? Мужчина уже собрался вернуться во дворец, когда во внутренний дворик выскочил знакомый пёс — сувенир из Сиванны. «Дожили, — вздохнул про себя император, — размеланхолился до того, что почувствовал присутствие ученика, только когда тот сам показался. Неужто так начинается старость?» Однако же проблема Акиэля отвлекла Эрииля. Император даже порадовался, что ученик застал его вне дворца. Эрииль заказал кунгусу медовых лепёшек с инжиром и мясо в гранатовом соусе, а затем, наглядевшись на аппетитно обедающего юношу, взял обед себе тоже — после расставания с Намиилем аппетита не было — и обнаружил, что не все изменения в лавке навредили ей. Новые блюда и закуски оказались, по большей части, вкуснее старых. Что ж, возможно, Эрииль ещё заглянет в лавку разок-другой. Мужчина заставил ученика подробно рассказать об обряде и всех тренировках с акшарами, а затем с особым вниманием проверил потоки энергии в теле юноши. — Полагаю, ты медитировал с Намиилем? — уточнил император. — Да, ваше величество. — Тем проще. Как только проводим Триалина, мы с тобой отправимся в одно подходящее для медитаций место. — Проводим куда? — нахмурился Акиэль. Эрииль несколько удивился неосведомлённости юноши. Он полагал, что обрадованный Триалин первым делом побежит сообщить о скором походе другу. Впрочем, так поступил бы прежний Триалин. Как поведёт себя нынешний, предсказать было труднее, а будущий… Об этом Эрииль старался пока не думать. Время покажет, а он подождёт. Опытный капитан может сохранить корабль даже в сильнейший шторм, но никакой опыт не спасёт от цунами. Единственным мудрым решением будет остаться в море и издалека наблюдать за разрушаемой волной гаванью. Эрииль останется в море. — Через несколько дней Айлин отправится вместе с отрядом Серой Гвардии на тренировочный полигон в пустыне, — ответил император. — Он сам напросился? — догадался кунгус. — Можно сказать и так. — И вы ему разрешили. — Почему нет? Лучшей охраны во всей империи не найдёшь. И коль уж он сам заинтересован в тренировках, смею надеяться, что и с дисциплиной проблем не будет. — Не будет, — нехотя согласился Акиэль. — И чем же ты, в таком случае, обеспокоен? — А… долго они там будут? — Месяц. И почти месяц на дорогу туда и обратно. Судя по тому, как сник юный Лорд, не сложно было догадаться, что беспокоила его долгая разлука с другом. Оно и неудивительно. Друзья не разлучались с тех пор, как стали друзьями. К счастью, Акиэль и сам понимал, что в сложившихся обстоятельствах нечего и думать о том, чтобы последовать за принцем. Вместо этого кунгус попросил о другом. — Раз я всё равно пока не могу работать в лазарете, можно… можно немного сократить занятия, чтобы побыть с его высочеством? — Думаю, у вас с Айлином на этой неделе будет немало общих уроков, — уклончиво ответил Эрииль. Он не спешил отказывать или давать разрешение, поскольку не знал, хотел ли сам принц провести оставшееся время с другом. С другой стороны, юноши могли разобраться с этим сами. — У меня самого много дел, поэтому заваливать вас уроками я не намерен, — подумав, добавил император. — Благодарю, ваше величество, — почтительно склонил голову Акиэль. — Не хочешь немного пройтись по Наршару, прежде чем мы вернёмся во дворец? — предложил Эрииль. Решение пришло совершенно спонтанно. Пора бы им обоим, и Эриилю и Акиэлю, перебить свои неприятные ощущения и от этого района, и от этой лавки.***
Дни ожидания текли медленно, лениво, как оно всегда и бывает, когда чего-то ждёшь. Айлин знал, что как только он вместе с Серой Гвардией покинет город, время стремительно ускорит свой бег, приближая день, который он хотел оттянуть. Принц не читал книг о кунгусских культах и не искал ответы на бесконечное множество вопросов. Зачем? Он сам скоро будет знать больше, чем кто-либо. Впервые в жизни Триалин не торопился, но, напротив, желал отсрочить шаг в бездну, после которой ничего привычного уже не останется. Наверное. Пусть всё идёт своим чередом. Пусть волны несут его вперёд, а он побережёт силы, чтобы вынырнуть, когда настанет время. Император не стал, вопреки ожиданиям, нагружать принца занятиями. Уроки чаще всего шли до обеда: история, литература, живопись — ничего сложного. Триалину даже не пришлось пропукать занятия, чтобы отправиться на торжественное открытие библиотеки. Это было, пожалуй, самое значимое событие за неделю, разделявшую его пробуждение в собственной спальне и путешествие в пустыню. Погода выдалась ясной и тёплой, поэтому народа собралось даже больше, чем ожидали Айлин с министрами. Принц смотрел на библиотеку со стеклянным куполом обсерватории, на парк с фонтанами, и не верил, что всё это было построено под его руководством. Когда-нибудь он построит нечто не менее грандиозное и в Реорбере. Наверное. Останутся ли его юношеские мечты и стремления с ним, когда он найдёт кольцо? Айлин тряхнул головой, отбрасывая надоевшие мысли прочь. Какой прок гадать? Всё равно раньше времени не узнает. Принц сидел на перилах в беседке посреди пруда, рядом читал «Измышления о природе болезней души» Акиэль. Хотя все эти дни юноши провели рядом друг с другом, они почти не разговаривали. Между ними словно барьером повисла тяжесть тайны — у каждого своей. Интуитивно чувствуя настроение друг друга, юноши пытались заполнить образовавшуюся брешь физическим присутствием. И оба ловили себя на мысли, что этого недостаточно. Айлин задумчиво посмотрел на кунгуса. Будет ли для него что-то значить их дружба с возвращением кольца? Будет ли он так же видеть в Акиэле верного друга? И если нет, каково будет Акиэлю, если принц внезапно к нему охладеет? На этих мыслях в груди Триалина болезненно сжалось. Ну уж нет. Он может забыть о своих глупых мечтах, о чём угодно, но если он забудет о том, сколько для него сделал Акиэль, то кунгусы не зря перестали поклоняться Владыке Нумосу. — Не хочешь размяться? — болтая ногами над водой, поинтересовался Триалин. — Мы с тобой давно не спарринговались. Акиэль долго молчал, задумчиво глядя в книгу, а затем не слишком уверенно кивнул: — Сейчас дочитаю главу. Разогрейся пока. — Как скажешь, — спрыгнув с перил в беседку, улыбнулся принц. Это кунгусам не нужно было разминаться перед тренировками. Магия крови позволяла мгновенно разогнать её внутри организма, разогревая мышцы. Растягиваясь и делая лёгкие выпады, Триалин попросил: — Почитай вслух, что ли? — Это глава про теорию о связи отсутствия ментальной магии и сумасшествия. — И что там? — Автор описывает ряд наблюдений, проведённых в Астелле. Сам автор жрец храма, при котором находится дом милосердия. Это место, куда отправляют душевнобольных. Так вот, сам автор заметил, что в большинстве своём те больные, что были магами, не имели никаких способностей к ментальной магии. Он поделился наблюдениями со своим знакомым лекарем из столицы. Тот заинтересовался вопросом и, заручившись поддержкой коллег, начал исследования. Дальше читаю: «Тщательно отбирая из тысяч душевнобольных тех, кто обладал талантами в магическом искусстве, мы обнаружили, что подавляющее большинство этих магов были начисто лишены защиты ума, иначе называемой ментальной защиты. Для подтверждения наблюдений мы отобрали пять сотен магов из армии и иных сфер общества. Эти люди никогда не обращались за помощью целителей в болезнях души, и нам потребовалось немало времени дабы убедить их пройти тщательнейшее обследование на предмет душевных болезней. Попутно мы проверяли наличие ментальной защиты у магов. Двести сорок четыре человека из числа выбранных не обладали ментальной защитой даже в зачаточном виде. И у двухсот семнадцати из них были позже обнаружены начинающиеся либо развивающиеся душевные болезни, склонность к истериям и параноидальным мыслям, а некоторые из них испытывали временами необъяснимое и беспричинное чувство дикого ужаса». Это выдержка из другого трактата — «Об исцелении разума ментальной магией». Его я уже читал, — закрывая книгу, объяснил Акиэль и, заметив, как задумался принц, спросил: — Что с тобой? — У меня ведь нет ментальной магии, — тихо и медленно сказал Триалин, задумчиво глядя в сторону сада. — Во-первых, у тебя должны быть задатки. Во-вторых, если ты сомневаешься в своём здравомыслии, сходи к его величеству. В-третьих, это теория. Чтобы теория стала доподлинным фактом, нужно провести гораздо больше исследований и наблюдений. — Мгм, — рассеянно откликнулся принц. Акиэль устало закатил глаза. — Ты хотел спарринг, — напомнил кунгус. — Да, идём. Юноши пересекли мостик, разделявший беседку и берег, вышли на площадку возле фонтана и встали друг напротив друга в боевой стойке. Над водой висела радужная взвесь ледяных брызг. Стоявший вдалеке стражник заинтересованно обернулся в сторону замерших на площадке учеников. Сухой восточный ветер зашумел листвой самшита у дворцовых стен. Глубокий вдох — принцу для того, чтобы перейти в подобие транса, Акиэлю — чтобы перейти в боевое состояние. Алые глаза на мгновение мелькнули перед самым лицом Триалина, и ладонь встретила первый удар. На инстинктах. Разум не успевал за молниеносными, отточенными в сражениях движениями хищника. Только такие же, спрятанные глубоко в подсознании хищнические инстинкты, пробуждаясь, могли помочь выстоять против кунгуса. Скорее угадывая, чем просчитывая движения друга, Айлин кружился в единственном танце, который он учил с ранних лет. Разворот на скорости, граничащей с пределом человеческих возможностей, рывок, плавный для кунгусского взгляда и стремительный для любого другого, на доли мгновения сцепившиеся в ударе ладонь с кулаком. Мышцы горели, плавились, сердце гнало вскипающую от напряжения кровь, а в груди разжигался первобытный восторг. Ни одной посторонней мысли. Только танец на двоих. Вместо поклонов жёсткие удары, вместо изящных разворотов — пружинящие выпады в стремлении достать соперника, поймать торс или шею в стальной захват рук. Давно, очень давно они не дрались по-настоящему, без поддавков и оглядки друг на друга. Встревоженный окрик откуда-то извне внёс разлад в пойманный ритм, и прерванные юноши, остановившись, одинаково недовольно оглянулись на стражника. — Что это вы тут устроили? — грозно поинтересовался солдат. — Тренировку, — ответил принц. Стражник не выглядел убеждённым. — Мне придётся сообщить об этом его величеству, — пригрозил мужчина. Юноши равнодушно хмыкнули. Всё равно дыхание сбилось, а резко расслабившиеся мышцы болезненно загудели. — Мы уже закончили, — миролюбиво поднял ладони Акиэль. Стражник с подозрением оглядел обоих юношей и, ничего больше не сказав, отправился в сторону дворца. Кунгус проводил его долгим взглядом пламенеющим алым глаз. А Триалин не отрывал взора от друга. После короткой, но интенсивной схватки сознание стало чистым, а мысли лёгкими. И мир стал казаться проще, и жизнь радостней. И Акиэль красивей… Растрепавшаяся копна смоляных кудрей небрежным ореолом окружала точёный профиль с ещё горевшими кармином глазами, стекая вдоль тонкой шеи к плечам и лопаткам. Полупрозрачная тёмно-синяя ткань астельской одежды едва прикрывала часто вздымающуюся грудь и очерченный рельеф мышц на животе. Взгляд невольно опустился к длинным ногам Лорда, задержался на узких бёдрах, затем вновь поднялся по груди к проглядывающим из-под выреза туники острым ключицам и наткнулся на встречный удивлённый взгляд уже вернувших синеву глаз. Щёки зажгло запоздалым стыдом, и Триалин спешно отвернулся. Может, не зря он четверть часа назад засомневался в собственной вменяемости? — Нам, наверное, стоит ополоснуться. Пошли на источник? — прервав затянувшуюся тишину, предложил кунгус. Айлин сдавленно булькнул что-то невразумительное в ответ, выражая нечто вроде согласия и, не глядя на друга, первым пошёл в сторону горячих источников. Катастрофичность решения принц осознал, когда до него дошло, что в источнике они будут голыми. Раньше это не вызывало никаких посторонних мыслей, а теперь Триалин просто не знал, куда девать взгляд и как спрятать напряжение в чреслах. А всё Эрииль виноват. Ни разу не позвал принца к себе за всю неделю. И это при воздержании больше месяца. Нельзя сначала приучить к регулярным плотским утехам, а потом просто оставить справляться со своим темпераментом самому. — Ты в порядке? — поинтересовался Акиэль. — В полном, — выдохнул Айлин, погружаясь в воду по подбородок. Даже если ему не послышалось признание Акиэля в той усадьбе в горах, это не давало принцу никакого права думать о друге подобным образом. Зная Лорда, Триалин не сомневался, что чувства Акиэля сродни чистой невинной влюблённости юной барышни, абсолютно лишённой стремлений плоти. Наверное, это было не совсем верное определение — уж кто-кто, а Акиэль, немало повидавший за шестнадцать с половиной лет, точно не был наивным или мало осведомлённым в альковных вопросах. Вот только… Вот только любил кунгус по-другому, и Триалин не был уверен, что сможет так же. Он слишком порочен в сравнении с другом, и кунгус заслуживает кого-то получше. Того, кто не будет смотреть на него так, как только что смотрел Триалин. — Чем будешь заниматься, пока меня не будет? — поинтересовался принц, желая развеять напряжённую тишину разговором. — Его величество определил меня в городской лазарет, — откинув кудри за спину, ответил Акиэль. — Да, я слышал. Ты ведь вроде уже был там, нет? — несколько удивился Айлин. — Да. Я попросил отложить начало практики до твоего отъезда, — помедлив, объяснил кунгус. Айлин внимательно посмотрел на друга, но ничего не сказал. Очевидно, что Акиэль что-то недоговаривает. Однако у Триалина с его тайной попросту не было никакого права обличать друга в неискренности. Через два дня они расстанутся на долгое время. Впервые с окончания войны. Кем они будут друг другу с новой встречей?***
В казармах, несмотря на видимую чистоту, стоял запах пота и немытых ног. Запах, въевшийся в стены, в обивку потёртой немногочисленной мебели, в полотно единственной картины, украшавшей столовую. Но не считая этого, порядок был образцовый. По крайней мере, в сравнении c тем, что Триалину доводилось видеть на родине, где казарамами зачастую называли наспех сколоченные бараки, не защищавшие ни от ветра, ни от холода. Тёмные, сырые, с постоянными сквозняками. Ему даже доводилось в таких ночевать, когда не было возможности поставить шатёр, а до ближайшего замка или поселения союзников долгие мили суровых ветров и глубоких сугробов. Спали прямо на мёрзлом земляном полу, не снимая одежды и плотнее прижимаясь друг к другу. Бывало, не раз бывало, что командирам приходилось спать в обнимку с рядовыми, а принцу нос к носу со вчерашними крестьянами. После таких ночлежек начинаешь радоваться и импровизированной постели из шкур и соломы, а лагерный шатёр после таких бараков и вовсе казался дворцом. Удивительно, как старательно разум вычищал и прятал в глубинах памяти всё плохое, чтобы потом какой-нибудь звук, запах, какая-то незначительная деталь подобно стремительно вылетевшей пробке из откупоренной бутылки, вдруг выпустила все полузабытые воспоминания, и старые эмоции с новой силой на мгновение окунули в прошлое. — Твоя форма, — протянул принцу комплект одежды гвардеец. — Спасибо, — несколько заторможенно поблагодарил Айлин, принимая стопку вещей. — Твоего размера не было, эти две формы мы отправляли на перешивку. В штабе тоже есть сменная форма, но, боюсь, твоих размеров не найдётся, так что носи аккуратней, — улыбнулся капитан. — Так точно, — с улыбкой отдал честь юноша. Когда император представил ему капитана третьего отряда, с которым принц собирался отправиться на тренировочные полигоны, Триалин едва не умер от стыда. Глядя на улыбающегося мужчину, которого он однажды от души пнул в спину, Айлин думал о вселенских законах справедливости, очевидно благоволивших господину Намали, капитану третьего отряда Серой Гвардии. Что ж, если капитан обладал хоть каплей злопамятности, ему представилась прекрасная возможность под видом тренировок поучить принца хорошим манерам. Гвардеец убрал печать на входе в арсенал. Толстые стальные двери медленно открылись и капитан с принцем вошли внутрь. — Выбирай по руке, — приглашающим жестом указал на сокровищницу Гвардии Намали, не без гордости отметив, как заблестели глаза юноши. Триалин так и замер, забыв, как дышать, от восторга. Наверное, ни в одной оружейной лавке, ни в одном арсенале мира нельзя было найти ТАКОГО разнообразия и количества оружия. Как выбрать, когда руки тянутся ко всему? Почти ко всему. Булавы и кистени в силу их тяжести долго не потаскаешь, как и копья, как и огромные двуручные мечи. Айлин несколько раз неторопливо прошёлся вдоль ряда сабель, палашей и ятаганов. — Помочь? — насмотревшись на терзания своего подопечного, снисходительно улыбнулся капитан. — Пожалуй, — неловко рассмеялся Триалин. — Если вы мне сами не выберете, я никогда отсюда не выйду. Намали внимательно оглядел юношу с головы до ног, что-то про себя рассчитывая, а затем протянул руку к выставленным слева саблям и, достав небольшую, вручил принцу. Триалин отложил форму в сторону, на пробу взмахнул саблей и с некоторым сожалений бросил быстрый взгляд в сторону парных палашей. Каким бы мимолётным не был взгляд, Намали его заметил. — Мы редко используем парное оружие, — сказал гвардеец. — Стараемся всегда держать одну руку свободной. Айлин понимающе кивнул. Это в поединке один на один парное оружие выглядит впечатляюще и устрашающе, а в реальном бою, когда даже число противников не всегда доподлинно известно, нужно быть готовым ко всему, и свободная рука, которой можно ударить, метнуть кинжал или бросить заклятье, несоизмеримо важнее, чем желание впечатлить врага своими навыками. — Ну что, опробуешь? — взяв первую попавшуюся под руку саблю, предложил Намали. Триалин, кивнув, мгновенно занял боевую стойку. Гвардеец подобрал принцу отличную саблю, и в полной мере юноша осознал это, продержавшись целых пять минут против офицера Серой Стражи. — Неплохо, весьма неплохо, — похвалил капитан, пока принц пытался отдышаться. Все его атаки Намали отбил играючи, продемонстрировав огромную пропасть между ними. Не без оснований гордившийся своими навыками Триалин получил удар по самолюбию куда ощутимей, чем пинок в спину. С другой стороны, чего ещё он мог ожидать от офицера самого элитного военного подразделения Астеллы. — У тебя прекрасные способности для твоего возраста, однако, если хочешь сохранить их и в будущем, тебе придётся регулярно тренироваться. Тело с возрастом коснеет, теряет гибкость и лёгкость. Это сейчас, пока ты юный, ты можешь ограничиваться одной тренировкой в неделю, но в будущем, чтобы поддерживать форму, нужно будет уделять время телу каждый день. Принц слушал, кивая и внимая словам гвардейца. Конечно он будет тренироваться каждый день. Обязательно будет, даже если достигнет того же уровня, что и Намали. — А как часто тренируетесь вы? — полюбопытствовал юноша, выходя вместе с капитаном из арсенала. — Дважды в день, утром и вечером. Это обычно. А раз в полгода каждый отряд отправляется на тренировочные полигоны в пустыне или в горах. Там мы оттачиваем сильнейшие техники и прорабатываем тактические манёвры. — А полигоны находятся так далеко, чтобы можно было… разгуляться в полную силу? — догадался Триалин. — Именно, — хохотнул Намали. — Но не только поэтому. Путь до штабов долгий и трудный для неподготовленного человека, и это тоже закаляет бойцов. Днём в пустыне жарко, по ночам холодно. С провизией и водой совсем плохо. Мы берём с собой еду, но для того, чтобы поддерживать запасы на полигонах. В дороге ограничиваемся сухими пайками и подножим кормом. — Часть тренировок? — Мгм. — Здорово! — Не боишься питаться змеями и жуками? — хохотнув, удивился гвардеец. — Я не привередливый, — ответил принц, пряча за улыбкой воспоминания о двух самых голодных годах войны. В то время с провиантом всегда было плохо, но в те два года, когда из-за долгих летних дождей погиб почти весь урожай Южного региона, Триалин, будучи наследным принцем, впервые узнал, что такое настоящий голод. Он и до этого имел представление, не единожды видев скелетоподобных жующих сено и отходы заморенных крестьян или городских нищих, грызущих кожаные ремни от выброшенных упряжей. Триалин часто недоедал в годы войны, когда даже в замках лордов экономили запасы, но с настоящим голодом столкнулся только в те два страшных года. Первый неурожайный год совпал с годом, когда погибли родители Триалина. Асторды перестали поставлять в Дегроуэль провизию и оружие, тем самым едва не добив армию Триалина. Положение спасло только то, что у кунгусов всё обстояло гораздо хуже. Акиэль об этом, конечно, не рассказывал, но Айлин знал, как выглядят города, в которых не осталось ни собак, ни кошек, ни даже крыс, знал, как выглядят измождённые женщины, рожавшие мёртвых детей. Разумеется, не везде ситуация была одинаково плачевной: некоторые замки и крепости могли похвастаться внушительными запасами продовольствия с прошлых лет, а большинство деревень стояло у крупных рек, где вдоволь водилась рыба. Рыбу Триалин не очень любил как раз потому, что ею чаще всего и приходилось питаться в последние два года войны. Но случалось, что на стол принцу не подавали ничего, кроме варёной репы или мизерной порции пустой перловки. Нередко бывало, что принц сам отказывался от скудной еды, уступая её кому-нибудь из раненых солдат, потому что, несмотря на боль в животе, кусок в горло не лез при мысли, что воюющие за него солдаты голодуют в то время, как принцу всё равно найдут поесть хоть что-нибудь. Время показало, что юный принц, пусть и делал это без корыстных целей, не зря отдавал свои последние крохи нуждающимся. Стоило бывшим союзным лордам обратиться против принца, как вся армия встала на его защиту. Простые солдаты почти не видели своих лордов, зато постоянно наблюдали за ребёнком, искренне заботящемся о своих людях, ребёнка, который всеми имеющимися силами старался облегчить, чем мог, жизнь солдат. — Здесь стандартное снаряжение гвардии, — вырвал принца из воспоминаний голос Намали, протягивающего юноше ранец. Триалин с любопытством заглянул внутрь. Намали перечислил содержимое: — Бинты, лекарства, дымовые шашки, шипы, сенбоны, леска, два флакона энергетических эликсиров — это если требуется не спать несколько суток, о побочных эффектах расскажу позже. Дальше у нас точильный камень, компас, фляга — её нужно будет заполнить водой — и складной нож. Остальное место для припасов, сменной одежды и личных вещей. Выходим завтра в восемь утра. Сбор в половину восьмого здесь, в штабе. Деньги взять не забудь, — закончил инструктаж гвардеец. — Хорошо, а зачем? — не понял Триалин. — Научим тебя играть в кости и карты, — заговорщицки улыбнулся Намали. — Сейчас ребята из караула должны подойти с рапортом. Идём, познакомлю. Остальных утром представлю. Принц с воодушевлением поспешил за капитаном в его кабинет. От описываемых перспектив юноше всё больше не терпелось поскорее отправиться в путь. Секундное замешательство при упоминании азартных игр сменилось предвкушением. Гвардейцы тоже люди, а значит, как и все, позволяют себе иногда расслабиться. В армии Триалина азартные игры не запрещали, но и не больно жаловали, поэтому играли в них полуподпольно. Куда чаще солдаты отдыхали, распевая песни у костра, играя на гитарах, флейтах, окаринах и разделяя один бурдюк с брагой на взвод. Только в день капитуляции кунгусов и победы южной армии вино лилось рекой. Вина в Волчьем Рве было много. Кунгусские вина отличались особой крепостью, поэтому приходилось на две трети разбавлять их водой, чтобы не обжечь глотку, так что совсем не удивительно, что вина хватило всем. Айлин немного, самую малость, жалел, что не смог разделить торжество со своими людьми, но… обстоятельства не располагали. Как он мог ликовать и праздновать с остальными на глазах у кунгусов, потерявших своего Лорда? Как он мог веселиться на глазах Акиэля, предавшего свой народ, своего отца и своего брата? Кунгусы не позволили Акиэлю проститься с отцом и братом, не позволили даже присутствовать на сожжении. За стенами Волчьего Рва вставшая лагерем армия бурно праздновала победу: даже в замке были слышны песни пьяного хора и выстрелы в воздух, поскольку больше не нужно было экономить порох. В стенах крепости кунгусы куда более сдержанно отмечали перемирие и окончание войны. А в башне, в своей детской комнате сидел на полу Акиэль в обнимку с подушкой, которой пытался заглушить рыдания. Триалин сидел рядом, беспомощно наблюдая, как отвергнутый всеми кунгус, вцепившись зубами в подушку, пытался сдержать рвущийся наружу вой от потери близких. Тогда они не были достаточно близки, чтобы принц мог позволить себе обнять Акиэля, но и чужими друг другу не приходились, чтобы Триалин мог оставить бывшего врага страдать в одиночестве. Та ночь была праздничной для всех, кроме Акиэля и Триалина, единственного, кто разделил боль будущего Лорда. Позже никто из них ни разу не упоминал о той ночи, однако оба чувствовали, что она сблизила их куда сильнее договоров и присяг. И с той самой ночи они всегда были вместе. Триалин поймал себя на мысли, что разлука с Акиэлем будет единственным существенным минусом предстоящего похода. И всё-таки, даже пожелай кунгус пойти с ним, Айлин попросил бы его остаться. Тренировки тренировками, а главную цель путешествия Триалин не забывал, постоянно держа её на краю сознания. Этот путь он должен пройти один. Сбежать от надзора гвардейцев трудно, но от кунгуса и вовсе невозможно. За подобными размышлениями юноша не заметил, как они с Намали дошли до кабинета. — Ну, полагаю, отчасти ты с моими ребятами знаком, — улыбнулся капитан и принялся по очереди представлять подчинённых, пока Триалин, через силу вежливо улыбаясь, горел от стыда. Забывчивостью Айлин не отличался, а в боевой обстановке, когда все чувства обостряются, лица противников и вовсе врезаются в память. Совершенно неудивительно, что принц отчётливо запомнил всех, кто участвовал в его задержании после побега с наложницей. А уж в том, что они запомнили его, сомневаться не приходилось. Поди не каждый день ловят беглых принцев. Триалина осенило подозрение, что Эрииль неспроста так легко согласился отпустить ученика на тренировки с Серой Стражей. Знал же, у какого отряда настала очередь отправляться на полигоны. Воистину, никакие ухищрения императора не могли наказать Триалина сильнее, чем его собственная совесть. Желая провалиться сквозь землю, Айлин вяло приветствовал тех самых гвардейцев, с которыми пытался драться несколько месяцев назад, которых обругал не самыми красивыми словами и которые, несмотря на его свинское поведение, со всей аккуратностью везли его в Аль-Джаир. — Ну, выдюжишь наши тренировки и, глядишь, в следующий раз от нас отобьёшься, — беззлобно хохотнул один из гвардейцев, хлопнув принца по плечу. Если бы не занятые вещами руки, Айлин спрятал бы запунцовевшее лицо ладонями.***
Солнце давно опустилось за горизонт, но многочисленные фонари и магические шарики в Аль-Джаире ещё не погасли. И хотя большинство обитателей дворца уже отошли ко сну, в спальне Тралина было оживлённо. На широкой постели кругом сидели Триалин, Шехрияр, Бриэль и Акиэль, на полу лежал Бантик, не оставлявший попыток забраться на кровать, где принц оживлённо объяснял друзьям правила карточной игры. — Смотрите, есть шесть стихий: огонь, воздух, вода, земля, молния и дух. В каждой стихии по двенадцать карт разной силы. Вот, например, у водной стихии самая сильная карта вот эта, «цунами», а у земли — «землетрясение». — Это мы поняли, — скрестив на груди руки, фыркнул Акиэль. — А «извержение вулкана» к какой стихии относится? — полюбопытствовал Бриэль. — Это смежная карта. Сейчас до них дойдём. Я, не глядя, раздам всем по пять карт. Цель игры — первым собрать пять карт одной стихии. При этом нужно не дать остальным себя опередить, делая ходы. Ходить можно картой любой стихии, но будьте осторожны с картами той стихии, которую вы собираете. Вот, например, я схожу на Акиэля «костром», он может покрыть его только более сильной картой водной стихии. Ну вот… вот «водоворот», к примеру. Если же у него нет нужных карт или он собирает огненную стихию — он берёт мою карту, а я беру новую из колоды. Теперь о смежных картах. Они кроют сразу две стихии. «Извержение вулкана» кроет карты и водной стихии, и стихии воздуха. «Тайфун» — это вода и ветер, значит кроет землю и огонь. «Буря» это дух и воздух — кроет молнию и землю. Там на нижней стороне смежных карт подписано, какие стихии они кроют. У каждой стихии свой цвет: у огня — красный, у земли — жёлтый, у воды — синий, у воздуха — белый, у молнии — лиловый, у духа — зелёный. Смежные карты двухцветные. Все всё запомнили? — Ну, мне не совсем понятно, как определяется противоположность стихии, — почесал затылок Шехрияр. Акиэль закатил глаза. В шестой раз за вечер. Справедливости ради, идея позвать Шехрияра принадлежала как раз Акиэлю. Когда Айлин предложил другу поиграть в «Повелителя стихий», Акиэль, пусть и без особого энтузиазма, но согласился. Выслушав правила, кунгус заявил, что играть вдвоём будет скучно. Так в спальне Триалина оказались Бриэль с Шехрияром. — Ваше высочество, возможно, вы быстрее освоитесь по ходу игры? — мягко предложил Бриэль. — Если у вас возникнут затруднения, я вам подскажу. — Я так и хотел предложить. Вы мне лучше один раз покажите, а то я запутываюсь, пока вы объясняете, — поддержал идею астельский принц. Акиэль закатил глаза в седьмой раз. Бантик зевнул, встал и положил морду на постель, требуя внимания кунгуса. — А где вы такого купили? — поинтересовался Шехрияр, которого, похоже, давно волновал этот вопрос. — Это подарок от императора Сиванны, — ответил Акиэль, почёсывая пса за ухом. — Мгм. А позвольте спросить? — замявшись, попросил Шехрияр, пока Триалин мешал колоду. — О чём? — А в честь чего? Ну, я такой породы никогда не видел, наверное, стоит немало. — Императорская семья Сиванны приходится мне дальними родственниками, — с некоторым раздражением сказал Акиэль. Триалин подавил смешок. И ведь не скажешь, что Лорд солгал. Просто умолчал о самом главном. Кунгус, тем временем, продолжил: — Что до породы — это чистокровный кунгусский волкодав. Их разводят у нас на севере. И вы ошибаетесь относительно цены. Они не стоят дорого. Они вообще не продаются. — Это как? — не понял астельский принц. — Наших волкодавов только дарят. — А купить-то почему нельзя? Акиэль закатил глаза в восьмой раз. На помощь пришёл Триалин. Раздавая карты, он обратился к Шехрияру. — Вы когда-нибудь слышали слово «бесценный»? — Ну. — В мире немало вещей, которые невозможно купить, потому что они слишком дорогие или представляют собой культурную ценность. Никому же не придёт в голову покупать Аль-Джаир. — Да ни у кого таких денег нет, — усмехнулся Шехрияр. — Ну вот. — Вы что же, хотите сказать, что вот он, — принц кивнул в сторону Бантика, — стоит столько же, сколько Аль-Джаир? — Бантик не вещь, — заметил Акиэль. — Может, это сложно представить, но кунгусские волкодавы часть культуры и наследия кунгусов, — продолжил объяснять Триалин. — Сейчас их разводит только одна семья. Наверное, раньше, когда волкодавов было больше, их можно было купить. Теперь нет. Разговор прервался, пока юноши рассматривали свои карты и прикидывали, какой стихии отдать предпочтение. — А почему их стало мало? — вернулся к разговору Шехрияр, делая первый ход на Триалина. Айлин покрыл огненную карту и лаконично ответил: — Война. По всей видимости, понятнее Шехрияру не стало, но от дальнейших распросов его отвлёк Бриэль, поинтересовавшись, как проходило обучение принца у Намииля. Шехрияр с плохо скрываемой гордостью поделился своими впечатлениями и жизненными открытиями, чем вынудил Акиэля закатить глаза ещё два раза. Триалин слушал внимательно. Он, по большей части, жалел Шехрияра. Хотя полностью астельский принц после обучения у жреца не изменился, по крайней мере, он стал выносимым. Может быть, даже чуточку более зрелым. В конце концов, Намииль и не имел цели перевоспитывать племянника, лишь помочь ему найти направление своего пути. Как знать, сколько ещё ошибок предстоит совершить Шехрияру, прежде чем он окончательно встанет на свой путь. И, если подумать, у Триалина не было перед наследником Астеллы каких-то особых преимуществ, кроме опыта, выкованного в собственных падениях и вылитого из собственных слёз. Айлин и сам не был до конца уверен, на верном ли он пути. Юноша украдкой оглядел компанию. Что ж, по крайней мере, в одном он мог не сомневаться — решение провести последний вечер в Аль-Джаире с друзьями оказалось верным, и сколько бы Акиэль ни закатывал глаза на глупости Шехрияра, сколько бы ни делал вид, что интересуется исключительно учёбой, кунгус тоже иногда хотел почувствовать себя обычным подростком. Это Триалин знал наверняка, потому что в ином случае, Акиэль бы обязательно ему напомнил, что с каждой минутой времени на сон оставалось всё меньше.***
Тусклый из-за облаков рассвет Айлин встретил с влажными от непрекращающейся зевоты глазами. Акиэль держался с куда большим достоинством, хотя и лёг, как принц, под утро. Они играли в карты до тех пор, пока освоившийся Шехрияр не начал выигрывать раунд за раундом, к удивлению остальных. Проводив Бриэля и Шехрияра, Триалин с Акиэлем вернулись в спальню, но вместо того, чтобы лечь спать, не сговариваясь, вышли на террасу, где ещё долго полушепотом разговаривали, наблюдая за гаснущми фонарями в саду и скрывающимися за облачным полотном звёздами. Они не давали никаких клятв и обещаний, не просили беречь себя и не обсуждали планы на ближайшие месяцы. Всё это казалось неважным в сравнении с тем, что они хотели и не могли рассказать друг другу. И весь долгий разговор о разном и в то же время об одном и том же был пляской вокруг своих тайн. Они говорили о Сиванне, о Дегроуэле, о акшарах, о семье Верриари. Оба, не обсуждая вслух, поняли, что то, о чём не помнил Акиэль, Триалин и вовсе не знал, а о том, чего не знал Лорд, Айлин помнил смутно. Оба долго кружили, не решаясь шагнуть навстречу. Акиэль шагнул. Скрытый темнотой кунгус тихо и осторожно рассказал, чем теперь питается вместо крови, сознался в том, что может случайно убить любого человека рядом с собой, и попросил прощения за то, что все эти дни подвергал принца опасности своим присутствием. Глаза юноши нервно мерцали алым, выдавая его злость на самого себя. И словно отвечая кунгусу, медальон на груди принца слабо запульсировал. Всего на мгновение. А в следующий миг из спальни на террасу с восторженным лаем выскочил Бантик, весело замахал хваостом и чуть не сбросил принца с перил, пытаясь ткнуться мордой ему в грудь. — Он на тебя не сердится, — сжав сквозь тунику медальон, тихо ответил другу Айлин. — Я тем более. — Кто? — не понял Акиэль. Триалин сделал вид, что не услышал вопроса из-за возни Бантика. Если ревнивец Нигушур не пожелал оставлять Акиэлю воспоминаний о Раду, то Айлин не имеет права рассказывать. Зато реакция Бантика натолкнула юношу на догадку, кому раньше принадлежал пёс. Принц старался не думать о возможной причине, по которой Бантику пришлось сменить хозяина. Серая свободная форма оказалась достаточно тёплой для серого холодного утра. Проводить принца вышел и Эрииль. Император не стал утруждать себя напутствиями для ученика. Вместо этого мужчина молча поманил к себе Айлина и передал ему энергию, избавив юношу от сонливости. Триалин поклонился наставнику, а затем, встав в строй, отдал императору честь вместе с гвардейцами. Дальше провожать принца Эрииль не стал. Зато Акиэль дошёл с другом до самых ворот и, пока Намали задержался перекинуться с превратниками парой слов, грубовато притянул к себе Айлина, неловко обняв его. — Удачи, — тихо сказал Лорд и с усмешкой добавил: — Смотри, не опозорься перед гвардейцами снова. Айлин неловко хохотнул, обнимая друга в ответ, а затем, поддавшись порыву, осторожно поцеловал Лорда в щёку, чтобы сразу же отпрянуть и поспешить к уходящим гвардейцам. Торопясь за отрядом, Триалин не обернулся, не увидел опешившего кунгуса, оставшегося стоять и ещё долго провожать своего принца взглядом.