Кольцо демона: легенды востока

18-й день 5-го месяца. Райкур, пустыня Улу-Газар, где-то к юго-западу от Ур-Карут

      Перед отправкой на миссию обсуждали с ребятами эту новую поэзию — о патриотизме, о бравых воинах и защитниках родины. Очень мило, конечно, гражданским нравится. Им эти стихи и песни поднимают патриотический дух, что, в целом, даже хорошо — наверное, миряне черпают в этом силы, надежду на светлое будущее. Как можно это осуждать? Лишь бы, как Набарзан, не просили комментировать эти сочинения нас. Древний, как мир, образ честного отважного воина, сражающегося со злом, имеет немного общего с реальными солдатами. Впрочем, нам ли судить людей, далёких от войны, когда и нас охватывает чувство правильности происходящего во время зачисток баз контрабандистов, уничтожения складов с катом и опиумом, казни отъявленных негодяев и разбойников, державших в ужасе крестьян. Или когда мы расследуем преступления индары? Тогда ощущение что мы на стороне справедливости сильнее всего, хотя я не знаю, насколько чисто это чувство — зачастую мы просто злорадствуем над власть имущими, до которых добралась длань правосудия.       С войной всё гораздо сложнее. Ведь наши враги такие же герои для своего народа, как мы для своего. Мне, признаться, сложно было воспринимать райкурцев так же, как и астельцев, даже зная историю наших народов. Нас растили, сызмальства внушая, что райкурцы жадные и лживые, что они хотят завоевать наши территории, что они постоянно первыми на нас нападают, убивают мирных жителей побережья, грабят и насилуют. Астельско-райкурские войны стихают и разгораются вновь вот уже сотню лет. И нам всё равно, что сто лет назад территории, которые каждый раз пытается оккупировать райкурская армия, принадлежала Райкуру. Мой дед, отец его величества, покойный император Нэньяр вошёл в историю, как великий освободитель и объединитель народов. При его долгом правлении Астелла окончательно обозначила свои границы, раскинувшись от хребта Эоа-Ло на севере до Лазурного моря на юге, и от Южного моря, вокруг которого теснятся Астелла, Райкур и Крастская империя, на западе до Риядских гор Карии на востоке. Астелла стала воистину великой и богатой, а Райкур лишился своих самых плодородных земель, из-за чего и теперь, спустя сто лет, здесь в неурожайные годы повальный голод. Для меня стало потрясением понимание, что райкурцам действительно есть за что нас ненавидеть. Большую часть их материка занимает пустыня. Я знал это и раньше, по картам. Но увидев вживую, всё равно был потрясён.       Улу-Газар — «мёртвые земли». Иначе и не скажешь, каким бы громким не казалось название. До прошлой миссии в Райкуре я представлял себе эту пустыню такой же как наша. И меня до сих пор не отпускает смятение от сделанного мной открытия, что даже наша Долина Покоя живее, чем эта бескрайняя гиблая пустошь. Сотни, если не тысячи, миль мелкого белого песка без малейшего намёка на растительность, даже сухой коряги тут не найти. Днём здесь так жарко, что при вдохе лёгкие обжигает раскалённым воздухом, а ночью так холодно, что наутро во флягах с водой обнаруживаются пластинки льда. И только звёзды здесь удивительные. Сверкающий купол ночного неба над мёртвой пустошью — красиво, если не обращать внимания на холод. Благодаря белому песку ночью светло. Тучи и облака обходят пустыню, поэтому небо здесь всегда ясное. Но замечаешь эту мрачную и величественную красоту только в первое время, потом, намёрзнувшись и нажарившись, вспоминаешь, что и над нашей пустыней звёзды не хуже. Может, не так светло, зато сама пустыня, в сравнении с райкурской пустошью, живая и богатая. Здесь бескрайняя белая равнина, в которой не встретишь ни одного живого существа, а у нас огромные золотые барханы, среди которых кочуют стаи параку и прячутся в песке аракарны. В нашей пустыне немало оазисов, можно встретить торговые караваны. На севере и востоке после сезона дождей наша пустыня исчезает под покровом алых маков и небесно-голубой ноланы, в её карийской части по весне цветёт пустынная вербена, а за Долиной Покоя каменистые пустоши раз в год превращаются в зелёные луга ядовитой могильной травы, в которой прячутся крохотные бледные звёздочки цветов. И воду в нашей пустыне найти сравнительно легко, если, конечно, знаешь где и как искать. Оазисы вокруг источников, небольшие каньоны с мутными ручейками на дне, или, на худой конец, стебли хандхала, из которых можно добыть влагу, заодно подкрепившись его горькими плодами, если нет возможности разжиться иной пищей. Прекрасное место наша пустыня, как оказалось.       О том, как люди живут в Райкуре, мы не думали. И не думаем, на самом деле. Даже сейчас наверное я один занимаю себя подобными размышлениями. Остальные — наш отряд, семнадцатый и восемнадцатый — кроме дозорных, отсыпаются перед завтрашней операцией. Мне не спится. И лучше размышлять о том, чем наша пустыня лучше райкурской, чем думать о завтрашнем дне.       Снова мысли возвращаются к собранию, после которого нас отправили сюда. «Мы будем действовать на опережение». «Они обезглавили нашу армию, а мы обескровим их». «Эта решительная мера позволит нам быстрее завершить войну». Как хорошо всё это звучит. Особенно, если не знать, что стоит за словами командования. Я был среди тех немногих, кто ходил на разведку. Не знаю, зачем Намали взял именно меня, возможно, чтобы я успел смириться. Не знаю. Я всё ещё не смирился, но, по крайней мере, завтра буду готов выполнить этот жестокий приказ.       Когда нам сообщили, что мы должны уничтожить новую армию до того, как её переправят на фронт, я — не буду говорить за остальных — представлял именно армию: взрослых подготовленных бойцов. Взрослые там, конечно, тоже есть, но большинство совсем юные мальчишки и, кажется, даже девушки. Боги, некоторым на вид нет и пятнадцати. Не понимаю, о чём думало правительство Райкура… Акмар сказал, что всё равно большинство из них погибли бы. Не спорю. Шансов у них действительно не так много. Но ведь кто-то мог вернуться домой, кому-то могло повезти дотянуть до переговоров… Все войны рано или поздно заканчиваются. Все понимают, что его величество не отправит армию в наступление на Райкур, что, как только мы отбросим райкурские войска к морю, его величество Эрииль и император Арафат сядут за стол переговоров. Все знают, что императоры договорятся и в конечном итоге пожмут друг другу руки. Только бы дожить до этого момента. И у этих детей мог быть шанс, пусть не у всех, но у кого-то! Нам приказали уничтожить всех…       Разумеется, завтра и не только завтра — одни боги ведают, сколько времени нам потребуется на эту миссию, — нам, лучшим бойцам империи, предстоит убивать не только недоученных детей, но и тех, кто их охраняет и обучает. «Вараны» и «эфы». Достойные соперники. Сколько крови они пустили нашему ордену. Именно «вараны» уничтожили большую часть верхушки нашей армии, пока «эфы» отвлекали Серую Гвардию на себя. «Эфов» мы, пожалуй, даже ненавидим. Эти фанатики-шкуродёры давно известны своей неоправданной жестокостью. Отчасти из-за них наши разведчики носят печати самоуничтожения, потому как всем известно: умереть мгновенно в стократ лучше, чем попасть в казематы «эфов». Беда в том, что у нас таких печатей нет. Не то чтобы был велик риск попасть в плен, всё-таки нас пять отрядов полевиков — три с одной стороны базы, две с другой, — однако шанс, что кого-то в пылу боя завалят и заберут всё-таки есть. Хуже всего то, что никто не ринется в Каракар их спасать. В Каракаре штабы «варанов» и «эфов», императорская гвардия, а ещё несколько колец высоких непреступных и хорошо охраняемых стен с барьерами, поставленными самим императором Арафатом. Наверное, даже вся Серая Стража не смогла бы взять Каракар штурмом. Проникнуть в столицу и, тем более, во дворец императора по силам лишь богам и демонам. Впрочем, ходят слухи, что где-то во дворце Арафата живёт старый гвардеец, которого его величество когда-то давно отправил на пожизненную миссию — работать поваром и незаметно, по чуть-чуть, годами травить Арафата. Думаю, это просто одна из баек гвардейцев, история для ощущения всемогущества нашего ордена, мол, даже в самых охраняемых и недоступных местах работают наши агенты. Наверное это и впрямь успокаивает. Однако, даже если в императорском дворце в Каракаре на самом деле сидит наш человек, он и пальцем не пошевелит для того, чтобы освободить или хотя бы прекратить мучения пленных братьев по ордену. У него, если он существует, своя миссия.       Никто не рассказывает о рисках, когда ты пробиваешься в армию. Риск быть убитым очевиден, но мало кого действительно останавливает. Отчего-то всегда кажется, что убить могут кого угодно, кроме тебя, что ты самый умный, самый ловкий, меткий, выносливый. Сколько таких умников кормят червей? Но смерть и ранения не самое страшное. Терять товарищей страшнее. Самал говорил об этом, не то чтобы я ему не верил, но до гибели Наджи до конца не понимал. Скольких мы потеряем завтра? Послезавтра? За всю эту миссию? Войну? Сколько из нынешнего состава отряда доживёт до отставки? У кого-то шансов больше. Например, у Самала. Он целитель, его на передовую не бросят. Но это означает, что Самалу будет тяжелее всех потом, когда мы будем собирать раненных и считать убитых. У кого-то шансов меньше. У меня, к примеру. Потому что боевой маг, потому что молодых отправляют первыми, чтобы повысить шансы более опытных и ценных кадров, что пойдут следом. Всегда приходится кем-то и чем-то жертвовать. Завтра мы пожертвуем детьми врага, чтобы наших детей не постигла та же участь. Уничтожим армию до того, как она будет готова, чтобы нашим ребятам не пришлось идти в ополчение. Кто-нибудь напишет об этом стихи? Или захочет спеть об этом песню? Нет, конечно… Зачем эта грязная история о настоящих солдатах, когда есть прекрасный в своей лжи образ бравого воина? Я понимаю наше командование, понимаю, для чего нужна эта не делающая никому чести миссия, о которой либо не расскажут людям, либо расскажут только то, что люди хотят услышать. Понимаю и не осуждаю. Я сам выбрал такую жизнь, теперь не о чем жалеть. Это всего лишь пустые размышления перед сном.       Самал обнял меня, спрятав руку под нашими покрывалами. Незаметно пододвигаюсь к нему ближе. Незаметно для остальных, Самал-то, естественно, просыпается и крепче прижимает меня к себе, приподнимает голову, целует в висок и снова ложится на свёрнутый плащ, сохраняя видимость дистанции. Интересно, здесь остался кто-то, кто так нас и не заподозрил? Особенно после того, как в горах, по пути сюда, мы отошли «пошуршать», как выразился Намали. Пусть и ночью. Косых взглядов, конечно, не было, но я не думаю, что за всё это время мы остались незамеченными. Хотя мы стараемся. Сплетённые под плащом пальцы у костра, осторожные объятья под покрывалом, быстрые поцелуи, пока никто не видит — это всё, не считая того раза, что мы можем себе позволить. И тем ценнее эти крохи, чем ближе начало миссии, с которой кто-то из нас может не вернуться. Поворачиваюсь на бок, спиной к Самалу, нашариваю его ладонь под покрывалом, прижимаю к груди. Самал в ответ перехватывает мою руку, укрывает своей большой и горячей ладонью мою, и я невольно возвращаюсь мыслями к началу нашего путешествия, когда мы почти также, прижавшись друг к другу, плыли в Райкур на корабле контрабандистов.

***

      10-й день 4-го месяца, Астелла, Эсмабарат, Жёлтая бухта.

      Жёлтая бухта — город пиратов и контрабандистов. Попасть туда сложно и с суши, и с моря. Дикие непролазные джунгли и болота разделяют порт с ближайшими поселениями. Дороги, ведущие к бухте, тщательно спрятаны и охраняются. С моря бухту защищают рифы, опасные отмели и две тысячи островов с отвесными скалами. Некоторые островки едва ли уместят на себе дом, столь малы они в ширину, а на некоторых располагаются спрятанные в густых зарослях растительности небольшие крепости. Средняя высота островов от поверхности моря — десять ярдов, что делает их, в большинстве своём, неприступными. Зато оборонятся с таких удобно.       Клан Маавар, контролирующий Жёлтую Бухту, давно разжился и пушками, и взрывчаткой, и приличными кораблями для небольшого флота. Любой незнакомый корабль, подошедший к бухте слишком близко, будет отправлен ко дну. Тайные дороги к городу охраняют сторожевые башни и патрули. Здесь даже есть что-то вроде городской стражи, разумеется, подчиняющейся только местному клану. Говорят, на службе у них есть даже кунгусы — наёмники из бывших рабов. Конечно, если бы Серая Гвардия ударила всей своей мощью, она бы уничтожила это гнездовье заразы, но наш орден на это не пойдёт, и это ещё одна тёмная сторона Серой Стражи.       Здесь, в Жёлтой Бухте, наверное, самое большое количество опиума и нелегального оружия в стране, если не на всём континенте, но у правящего клана и Серой Гвардии свои договорённости. Орден не лезет в Жёлтую Бухту, а взамен может рассчитывать на помощь Маавар, будь то выдача политических преступников, наводка на потенциального заговорщика, компромат на неугодных императору или, как теперь, два корабля до Райкура.       Нас встретили на заставе примерно в сорока милях от порта. Все провожающие — подчинённые клана, надежные, проверенные бойцы. Их отличала своя форма — чёрные плащи с нашивкой в виде жёлтого паука на груди. В коротком диалоге между их и нашими представителями только дежурная сухая вежливость и взаимное недоверие. Двое наёмников поглядывали на нас совсем уж враждебно, должно быть, прежде уже имели сомнительное удовольствие знакомства их братии с нашим орденом. Один только Намали не вписывался в общую напряжённую атмосферу: улыбался, шутил, что-то выспрашивая у хмурого главаря «паучков», а затем вернулся к нам. Хмурый прошёл за ним. — Это Сабхаш, он проводит нас до бухты, — капитан представил нам своего спутника. Позже мы узнали, что Сабхаш приходится племянником главе клана, но тогда ничего в нём не выдавало его привилегированного положения. Простая одежда, форменный плащ, сапоги с ремешками, на поясе сабля, за поясом револьвер, короткая стрижка и невыразительное лицо.       Нас, все три отряда, погрузили в крытые повозки. Места было мало, удобств никаких. Целый день мы тряслись, сидя на дощатом полу, по неровной, взрытой корнями деревьев, лесной дороге. К вечеру меня растрясло до дурноты и головокружения и, выходя из повозки, когда она остановилась, я едва не упал, чем вызвал в свой адрес смешки и шуточки от своих же собратьев по ордену. Все были уставшие и злые, а потому с удовольствием огрызались друг на друга. Ночевали мы у второй заставы. В башню нас не пустили, да и не хватило бы на всех места, я полагаю. В стороне от башни находились, спрятанные в лесу и окружённые высоким частоколом от диких зверей, хозяйственные помещения, конюшни, сарай, склады и дырявые навесы с влажной соломой под ними. Вот это и стало нашей опочивальней. Под звон жестокого гнуса, в холодной сырости, почти друг на друге. От гнуса спасались барьерами, а дозорные жгли в костре сывень, горький дым которого гнал комаров. Дежурство выпало и мне, как назло под утро. Со мной в паре дежурил Намали, которого отчего-то мучала бессонница. В стойлах похрипывали лошади, лес шумел криками обезьян и разноголосым пением уже проснувшихся птиц, несколько гвардейцев басовито храпели. Наши сопровождающие ночевали отдельно, ближе к складам, на тростниковой подстилке и под навесом из промасленного полотна. У них были свои дежурные. Кто-то из них время от времени заходился тяжёлым, задыхающимся кашлем, из-под навеса слышалась тихая ругань, видимо, в адрес кашляющего — слов я не разбирал, говорили на каком-то местном диалекте. Из всех трёх отрядов только Намали да Юлгиз, капитан восемнадцатого, хорошо понимали местный говор. Но капитан не обращал на ругань внимание. Тем утром он был до странного молчалив — то ли от бессонницы, то ли от напряжения из-за предстоящей миссии. Он задумчиво ворошил костёр обугленной веткой, ждал, когда закипит чай в котелке, а потом, налив себе и мне, всё также молча смотрел на огонь, мыслями обитая где-то далеко. Меня на разговоры тоже не тянуло — нестерпимо хотелось спать и желудок сводило от голода, из-за тошноты я не ужинал.       Подъём был ранний, я после дежурства даже не прилёг. Успел только отлучиться по нужде и покурить, а там уже быстрые сборы, торопливый завтрак и снова в дорогу. К счастью, остаток пути был пешим ходом. Сабхаш с его людьми провели нас по скрытой в зарослях тропинке и вывели на поросшую мхом старую каменную дорогу. Меня тогда удивило, почему ею не пользуются, ведь она была куда ровней того ужаса, по которому нас везли в повозках. Дорога уходило по прямой вглубь джунглей. Несколько часов спустя, в полдень, она упёрлась в развалины древнего храма.       Не знаю, сколько лет этим руинам — джунгли с их сыростью и активной растительностью немилосердны к постройкам — но выглядели они по прежнему впечатляюще. Мы проходили мимо исполинских обломков статуй, огромных голов, наполовину погребённых в землю, обросших мхом и плющем. И даже в таком поверженном виде они были огромны, намного превышающие человеческий рост. Трудно представить, как они выглядели столетия или даже тысячелетия назад. И кто их возводил? Неужели в такие древние времена могли жить столь искусные инженеры и скульпторы?       Птицы всё также пели и свистели, гнус звенел и гудел, обезьяны прерывисто кричали, но в этом храме музыка джунглей казалась тише, приглушённее. Может, дело было в какой-то особой акустике этих мест, может, звуки глушились густой растительностью, но в тот момент необъяснимая и величественная тишина, окутывающая древние руины, вызывала невольный трепет. Не только у меня — и гвардейцы, и наши сопровождающие, вся эта внушительная группа людей, вдруг перестали болтать и перешучиваться, замолчав и настороженно прислушиваясь.       Тропка внутри руин порядком заросла и наёмникам местами приходилось резать лианы. В подобных местах ожидаешь встретить немало змей, греющихся на камнях, но мы не заметили ни одной. Даже гнус перестал беспокоить нас на территории храма. Миновав развалины, мы прошли к обвалившемуся входу главного святилища, по крайней мере, я предполагаю, что когда-то оно было главным, судя по расположению относительно дороги и других построек. На поросших мхом стенах ещё можно было различить остатки мозаики, пол, каким бы он ни был, утонул под слоем дёрна, обломки колонн валялись по всему святилищу и крыша давно обвалилась. Очевидно, храм разграбили сотни лет назад, и даже если в нём оставалось что-то ценное, контрабандисты знают о нём, а значит все тайники, если они и были, давно найдёны и опустошены. Так я думал, пробираясь вместе с остальными между огромных обломков и с лёгкой тоской оглядывая тень былого величия храма какому-то забытому богу. И потому не передать моего изумления, когда я в числе первых достиг дальней стены святилища и увидел её — золотую статую двуликой богини в неглубокой нише. Её голову венчал венок цветов, вырезанных из хрусталя и самоцветов. Подойдя ближе, я разглядел на плече и в венке маленьких синих птиц с длинными клювами, больше всего они напоминали колибри. Удивительно было и то, что они оставались ярко-синими и крохотные глазки-рубины мерцали чистым блеском на солнце. Создавалось впечатление, будто за статуей тщательно ухаживают. И даже оплетшие её ноги живые лианы с причудливыми цветами не портили впечатления. Наши провожатые статую как будто сторонились. Намали, тоже заметивший странность, обратился к Сабхашу. — Это вы ухаживаете за ней?       Сабхаш чуть поморщился, прежде чем ответить на привычном астельском: — Никто за ней не смотрит. Эта статуя проклята. Ночью здесь и вовсе опасно находиться. Идёмте быстрее. Этим ходом мы пользуемся редко.       В ближайшем углу было ещё одно углубление, уже без статуй, и там в полу обнаружился лаз, прикрытый досками и сухими ветками. «Паучки» зажгли факелы, мы — магические шарики, и один за другим мы начали медленный спуск по каменным крошащимся ступеням. Перед тем как настала моя очередь спускаться, я обернулся в последний раз взглянуть на проклятую статую и с удивлением увидел Намали, стоящего прямо перед ней с закрытыми глазами и прижатой к груди ладонью. «Неужели он ей молится?» — ужаснулся я про себя, но меня уже толкали в спину, чтобы я не задерживал остальных, и пришлось смотреть под ноги. Ступени вели в катакомбы, которые очень быстро перешли в естественные пещеры. Рука человека некогда лишь сделала их более удобными.       Я шёл рядом с Самалом и капитанами, которые следовали сразу за Сабхашем. Вскоре нас догнал Намали, который тут же вернулся к беседе с главным «паучком». — Что вы имели в виду, говоря, что статуя проклята? — спросил Намали. Нам тоже было любопытно.       Сабхаш мрачно посмотрел на нашего неугомонного капитана, но решил быть учтивым. — Любой, кто притронется к статуе, обречён на смерть. — Мало что смерть, — вклинился шагавший рядом один из подчинённых Сабхаша. — Эту статую несколько раз вывозили из святилища, даже пытались уничтожить — и в море сбрасывали, и камнями разбивали, переплавляли даже, а эта гадина всегда в храм возвращалась, а все, кто имел с ней дело, как есть дохли. Те, кто топить её пытался, сами тонули. Те, которые плавили её — в пожарах гибли, али ешо в каком огне, но горели заживо, это я точно говорю. А те, кто камнями разбивал её, сами потом помирали под обломками собственных домов. Вот, представьте себе! А были же ещё те, кто просто увозил её отседова, так те и вовсе, того, пропадали совсем. Нету их, и всё тут. А статуя есть. Любит кровушку эта демоница языческая. — У нас все знают легенду о кровавой богине, — добавил Сабхаш. — И всё равно желающих её найти меньше не становится, — продолжил подчинённый. — Дураками свет полнится, слышали такое? — Слышали, — усмехнулся Намали. — А у вас кто её обидел? — поинтересовался капитан. Я всегда поражался его проницательности. «Паучки» помрачнели, видимо, они избегали этой темы, но в то же время кому-то наверняка хотелось поделиться историей. Намали долго никто не отвечал, и мы уже не ожидали услышать продолжение, когда Сабхаш вдруг сказал: — Мой отец. — Господин Каран был уверен, что статую защищают какие-то особые барьеры, — получив негласное разрешение, тут же подхватил наш болтливый провожатый. — Он учёный был, по миру ездил, даже в Каракаре жил и учился, всякие там барьеры изучал. — И что же, нашёл способ? — снова оживился Намали. — Может, нашёл, а может, думал, что нашёл. Я вот думаю, нет там никаких барьеров. В общем, так было дело. Собрал господин Каран людей, значит. Прорубили они дорогу к храму поширше, подъехали с телегой прям ко входу. Много там народу было, оно ж когда кучнее не так боязно, верно? Вот почти сколько нас с вами сейчас людей там было. Столько от Бухты ушло к храму. Что там дальше было, никто и не знает. Все сгинули! Один только кунгус спустя две недели к заставе вышел, остальных никого не нашли, ни тел, ни крови. А кунгус тот, ох, видели б вы его! Глаза белой такой дымкой задёрнутые стали, ни слова ни говорит. Вообще онемел. Сколько его не допрашивали, всё молчит. И не ел, даже крови не пил, по углам шарахался, в штаны мочился, полгода протянул ещё и скончался во сне. Поутру нашли его, вся рожа перекошенная, глаза нараспашку и белые совсем. Вот и думай, что это ещё может быть, окромя проклятия? Кунгуса-то того не трогали, потому как больно сильный наёмник был, думали с ихней-то этой, как её, рехенерацией, вот, с ней-то потихоньку оклемается, ан нет вот. — Занятная история, — хмыкнул Намали. — А почему по ночам нельзя к статуе подходить? — Кошмары потом долго мучают. Кто-то и вовсе рассудка лишается, — на этот раз ответил Сабхаш. — Но если статую не трогать и ночью её не беспокоить, то никаких бедствий не происходит? — уточнил капитан. — Да вродесь ничё, — пожал плечами помощник Сабхаша. — А вы не пробовали задобрить её? Цветы, фрукты там приносить, молиться? Может, она и в обратную сторону работает? — с улыбкой, поинтересовался Намали.       Наши провожатые ничего не ответили, но Сабхаш, кажется, стал выглядеть задумчивее. — Мда, похоже, людям и впрямь привычнее забирать, чем отдавать, — тихо усмехнулся капитан. Он сказал это на крастском, поэтому я не уверен, понял ли его кто-то кроме меня и капитанов.       Довольно скоро тоннели вывели нас в залитую светом пещеру-колодец. С края расщелины в своде пещеры свисала верёвочная лестница, по которой мы долго, по одному, поднимались на поверхность. Наверху нас ждали ещё люди — вооружённые и настороженные, они проводили нас к сторожевой башне, откуда открывался вид на Жёлтую Бухту. Признаться, представляя себе главную базу контрабандистов и пиратов, я воображал, что увижу нелепые каменные и земляные укрепления с сараями-складами, но никак не ожидал увидеть полноценный портовый город. В бухте стояла по меньшей мере сотня судов, меж которыми сновали, едва различимые с высоты, лодчонки и маленькие парусники. Сторожевая башня стояла на скалистом холме над городом, скрытом скалами и джунглями с берега и островами с моря. Эти островки-шпили тоже просматривались с высоты, на многих островах можно было различить укрепления и небольшие башенки с амбразурами. Между островками тоже стояли или проплывали корабли — никогда прежде я не видел их в таком количестве. Судов здесь стояло, должно быть, на целый флот.       Нас расположили во дворе сторожевой башни. Сабхаш объявил, что в город нас пустят ночью. Оно и не удивительно — присутствие Серой Гвардии в Жёлтой Бухте ударило бы по репутации клана. Поэтому нас вели тропами, тайными даже для контрабандистов, поэтому и в город нам надлежало идти под покровом ночи. Даже переоденься мы в простую одежду, отсутствие товаров, незнание местного жаргона или какие-нибудь мелочи могли выдать нас.       До ночи убивали время кто как мог. Большинство моих братьев по ордену отсыпались, пока есть возможность. Самал был в их числе. Он уговаривал прикорнуть и меня, но я был в числе тех молодых солдат, кому новые впечатления не давали сомкнуть глаз. Мы, зелень неугомонная, как проворчал Акмар, с интересом знакомились с наёмниками и охраной Жёлтой Бухты, обменивались байками со службы и подтрунивали друг над другом. Среди сопровождения тоже было немало молодёжи, и они также, быстро откинув подозрительность, с удовольствием болтали с нами. Хотя наёмников нельзя сравнивать с нашим орденом, между нами всё равно нашлось немало общего. Но самым удивительным было то, что в тот момент, на нейтральной территории, будучи вынужденными союзниками, мы могли вместе пить горький чай, угощать друг друга табаком, смеяться, кидать кости, а в другое время и в другом месте схлестнуться в смертельной схватке. Среди нашего сопровождения нашлись двое наёмников, имевших дело с Серой Стражей. Одному эта встреча стоила глаза, другому — трёх пальцев левой руки. Странные всё-таки мы, люди, создания. Мы можем брататься с давними врагами ради общей выгоды, а можем предать союзников, с которыми делили хлеб за одним столом. Встреться нам эти наёмники на очередной миссии по зачистке и мы бы даже не стали считать их за людей, как и они нас. Но там, под кирпичными стенами сторожевой башни, они казались нам неплохими весёлыми ребятами, всего навсего оказавшимися по другую сторону баррикад от нас. Наверное, многим из них тоже так казалось, поскольку той же ночью, после позднего ужина, у нас состоялся занимательный разговор.       Своих имён наёмники не называли, ограничиваясь кличками. Разговор завёл Гриф, светлокожий мужчина средних лет, вероятно, крастского происхождения, с длинным лицом и сальными каштановыми волосами по плечи. Впрочем, он говорил без крастского акцента, поэтому, скорее всего, родился в Астелле. — Вы ведь, так подумать, почти ничем от нас не отличаетесь, — ковыряясь в зубах тонкой щепкой, начал Гриф. — Только вы всю жизнь служите одному господину, а мы вольны выбирать себе хозяев. — В этом и кроется главное различие, — возразил Сандар, младший лейтенант семнадцатого отряда. Сандар вполне оправдывал своё имя, даром, что из семьи ремесленников. — Ваши хозяева не могут довериться вам полностью, вы продадите их, если кто-то заплатит больше и оставите, почуяв опасность. — Кто ж заплатит больше императора, — оскалился Гриф. — Деньги, привилегии, уважение, статус — говори, что угодно о чести, но без всего этого, едва ли бы вы выбрали эту работу. Мы тоже верно служим тем господам, кто хорошо платит и относится к нам с должным уважением. — И что же, и на смерть пойдёте, не раздумывая? — не скрывая сомнения, поинтересовался Сандар. — Ну, тут уж дело каждого. От обстоятельств многое зависит. Ежели у кого семья есть, да хозяин надёжный, вполне может согласиться. Кого-то свои убеждения толкают. Все по разному, но случаев было немало. Не говоря уж о том, сколько наёмников всё-таки гибнет, защищая своих нанимателей. Вы ж тоже знать должны. На ваших руках много смертей. А вообще, что за цена наёмнику, если он даже свою шкуру сберечь не может? — Есть ситуации, когда о своей шкуре следует думать в последнюю очередь, — заметил Сандар. — Может, у вас такого не бывает, но мы думаем о миссии, о товарищах и только потом о собственной жизни. А у вас нет единого братства. — Зато сами своей жизнью распоряжаемся, — Гриф снисходительно улыбнулся. — Весь мир — дом родной, все дороги наши. Стоят ли лишний медяк да пара медалек собственной жизни? — Не стоят, — согласился Сандар, — но мы сражаемся не за деньги и славу. — Ну-ну, рассказывай. — Полагаю, вам просто неизвестно слово «долг». — Прекрасно известно. Вон Клешня мне сотню релей должен. А вы что задолжали императору, что жизнью платите?       Вопрос поставил Сандара в тупик, как, наверное, и многих из нас. Едва ли кто-то прежде ставил вопрос под таким углом. — В любом случае, это наш выбор. У всех была возможность отступить, но все здесь принесли вторую присягу. — Ага-ага, сдали себя в аренду его величеству, — рассмеялся Гриф. — А знаете кто ещё собой торгует?       Наёмники загоготали. В спор вступил Намали, ответив с неизменной улыбкой. — Не те ли, кто хозяев часто меняет. Если мы дошли до таких сравнений, то Серая Гвардия, скорее, любимая наложница, а вот к портовой шлюхе ближе те, кто предлагает себя подороже первому встречному. — Ай, бросьте, — махнул рукой Гриф. — Все мы шлюхи. И вы, и мы, и начальство ваше, и наниматели наши. Все у кого-нибудь сосут, буквально или фигурально. Все мы люди подневольные. Утешайте себя долгом и честью, ежели так угодно — те же цацки для потаскушки. Мы-то хоть уйти можем, коли что не нравится, а у вас там что? Расстрел? Виселица? Слышал, вам ежели прикажут своих убивать, так и сделаете, потому что велено. А у нас каждый сам решает. И братство своё есть. Может, без законов, но есть. Мы, коли надо, можем собраться своей братией и проучить худого нанимателя. А вы что можете? Своим в спину стрелять? — Если до этого дошло, значит, они уже не свои, — пожал плечами Намали.       Спор сошёл на нет, все остались при своём, но выглядели задумчивыми. Или мне так казалось, поскольку сам еще долго обдумывал слова Грифа и наших. Собираться мы начали только глубокой ночью, чтобы выйти в предутренних сумерках, пока все спят. Спуск по скользкой каменистой тропке занял больше часа, поскольку нам не разрешили зажигать свет, чтобы не привлекать внимания. Поэтому пришлось идти чуть ли не наощупь, придерживая друг друга и прижимаясь к скале. В такие минуты невольно завидуешь глазам кунгусов, видевших одинаково хорошо и днём и ночью.       Кромка неба на востоке наливалась бирюзой, редкие облака розовели в преддверии восхода, но Жёлтая Бухта теснилась меж высоких скал, а потому город ранним утром ещё накрывала глубокая тень. Редко лаяли собаки, откуда-то доносился пьяный шум засидевшихся в какой-то таверне гуляк, где-то заливисто кричал петух, прорезая звонкую тишину спящего порта. Из-за темноты и спешки толком оглядеться мы не сумели, тем более к усадьбе главы клана нас вели обходными путями, проулками, а на территорию самой усадьбы завели через калитку для прислуги. Капитанов глава клана пригласил к себе, нам же велели ждать на заднем дворе, обнесённом высоким каменным забором, едва видневшимся за разросшейся глицинией. В ожидании прошёл ещё час. Сумерки таяли, небо стремительно светлело, в городе становилось всё шумнее. Но вот наконец наше прямое начальство о чём-то договорилось с главой клана. Вышли они все вместе. Раджив Маавар — так звали высокого плотного мужчину в летах с сильной проседью в тёмных волосах, кривым, будто поломанном, носом и глазами навыкат. Одет он был скорее как купец, нежели разбойник. По правую руку от него шёл его сын, на вид мой ровесник. Кажется, его звали Ракеш. Он запомнился мне большими отцовскими глазами, из-за которых его выражение лица казалось вечно удивлённым. Раджив и Ракеш выглядели очень довольными, наши капитаны — сдержанно-раздражёнными. Позже, уже на корабле, Самал рассказал, что потребовал Раджив Маавар от Серой Гвардии взамен на помощь. Ценой стали не просто закрытые глаза на несколько кораблей с контрабандой в столичном порту, но и помощь с таможней. Наглости клану действительно не занимать, но выбора у нас не было.       В поместье нас промариновали ещё почти сутки, и лишь глухой ночью провели на два корабля под райкурскими флагами. С первыми лучами солнца, вызолотившего восточный край неба корабли снялись с якоря и наше путешествие в Райкур, наконец-то, началось.

***

                                    20-й день 4-го месяца, Лазурное море

      Осенние шторма стихли, но зимнее море всё равно было неспокойным, и его воды под свинцовым небом были тёмными и пенистыми от буйных волн. И хотя я с детства катался на галерах, постоянная качка стала для меня суровым испытанием. В духоте и тесноте нижней палубы мне быстро плохело, поэтому я предпочитал мёрзнуть на верхней палубе. В более спокойные ночи я и ночевал там, устроив гнездо в свёрнутых канатах и накрывшись парусиной. Со мной под открытым небом ночевал Самал. Парусина и плотные плащи защищали от влаги, стенки бака и борты фрегата — худо бедно от ветра, паруса — от любопытного взгляда смотрового на грот-мачте. Фонари почти не давали света, а потому не выдавали нас, и можно было лежать в обнимку, грея друг друга собственным теплом, а когда его не хватало — формулами воздушного кокона; прислушиваться к редкому переругиванию матросов, замирать, когда кто-то из команды или наших проходил мимо нас к гальюну справить нужду и, сплетая ноги, снова теснее прижиматься друг к другу. Днём Самал рассказывал мне об устройстве корабля, назначении каждого каната и троса, парусах, мачтах, а на ночь у него были припасены истории из его доармейской жизни, когда он с отцом ходил в море на рыбалку. Прежде Самал ничего не рассказывал о своём прошлом, оправдываясь тем, что в нём нет ничего интересного. Должно быть долгое плавание заставило его пересмотреть свои убеждения. Может, сам Самал, наслушавшись баек Намали и считал своё прошлое не заслуживающим внимания, мне было интересно слушать о том, как и на какую рыбу ходили простые рыбаки южного побережья, какие забавные случаи происходили в море и с какими неприятностями можно было столкнуться, начиная от порвавшихся сетей, заканчивая продырявленной лодкой. В этих рассказах я знакомился с когда-то дорогими Самалу людьми, друзьями его отца, соседями, отцом Самала и его семьёй. Он лишь пару раз упомянул младших брата и сестру. Я слышал, что вся его семья погибла, а потому не решился спрашивать про неё. Может, когда-нибудь Самал сам мне всё расскажет.       В море любая мелочь становится событием, потому как морской простор за бортом быстро утомляет взор, а к плеску волн скоро привыкаешь. Команда занималась своими делами, мы же маялись от скуки, лишённые даже возможности потренироваться. Неделя плавания тянулась невыносимо долго, однообразные дни делились на приёмы пищи, после которых все, кроме дежурных, либо шли спать, либо играли в карты на нижней палубе, либо поднимались наверх подымить. Капитан приглашал наших командиров к себе в каюту на ужины, пару раз пригласили и нас с Самалом. Самала для того чтобы тот посмотрел больное колено капитана, а во мне усмотрели индару. Капитану корабля и его помощнику было любопытно, как же меня занесло в Серую Гвардию. Возможно, он ожидал какой-то волнующей истории об опальном принце, вынужденному искупить свой долг, или надеялся услышать животрепещущую трагедию о несчастной любви, лишившись которой я, скажем, принёс обет — многие так и объясняют присутствие индары в рядах ордена, — так что я, похоже, разочаровал капитана, сказав, что просто захотел посвятить себя службе. У меня никогда не возникало желания придумывать себе легенду о том, как я попал в орден, а ведь некоторые гвардейцы забавляются подобным. У Намали, например, каждый раз разные истории, одна невероятней другой — только уши развешивай. Степень вымысла в его рассказах можно определить по уровню скепсиса на лице Самала, который никогда не оспаривает слова друга, но слушает с таким лицом, что всякие сомнения в честности капитана отпадают. Впрочем, тот же Самал как-то сказал мне, что Намали не столько врёт, сколько приукрашивает. Не знаю, мне с трудом верилось, что один человек мог столько всего пережить и везде побывать даже не за всю жизнь, а за первые годы своей юности. Но оставим это на совести, если таковая имеется, нашего капитана.       Итак, дни текли скучно и медленно. Команда корабля говорила только на райкурском, и хотя мы владели этим языком, разговоров между двумя компаниями не водилось. Полагаю, на втором корабле ситуация была примерно такой же. Мне первая неделя запомнилась прежде всего уютными разговорами по ночам.       Утро восьмого дня ознаменовалось прояснившейся погодой. Выглянуло солнце, тучи быстро истаяли, заметно потеплело и ветер ослабел. Морская гладь возвращала себе привычную сверкающую лазурь. Вскоре у нас появились провожатые в виде стаи дельфинов, резвившихся в пене встречных волн. Наши высыпали на палубу подышать свежим воздухом, размять конечности, полюбоваться задорными дельфинами. Общее настроение среди наших стало оживлённое. Есть такая привычка у бывалого гвардейца — радоваться мелочам. Акмар с двумя ребятами из восемнадцатого поднял из трюмов несколько ящиков и установил их на юте. Ящики заставили снедью из «третьих карманов» — кто чем не пожадничал — и у нас получился спонтанный пикник на палубе. Впрочем, долго приподнятый настрой не продержался. Команда о чём-то волновалась, моряки негромко переговаривались друг с другом, паруса приспустили, замедляя ход корабля, а матросы стали часто и с опаской поглядывать за борт. Их напряжение передалось и нам, даже не переставший жевать Акмар делал это торопливо и беспокойно, как иногда бывало перед внезапными миссиями. Наконец, Юлгиз, капитан восемнадцатого, выловил боцмана, чтобы расспросить, чего боится команда. Мы настороженно прислушивались к тихому разговору. Боцман отвечал неохотно и неопределённо, словно из него выпытывали какую-то страшную тайну, или же из страха навлечь беду — всё-таки многие моряки очень суеверны. Намали, тем временем, подсел к молодому матросу, проверявшему узлы на канатах фок-мачты. Хотя их беседы нам не было слышно, поскольку они находились в противоположной части фрегата, в то время как мы толпились на юте, казалось, что юноша отвечал охотнее. Однако ответ на мучавший нас вопрос мы получили ещё до того, как поднявшийся Намали успел двинуться в нашу сторону. Корабль содрогнулся, словно напоровшись на подводную скалу. Закуски с ящиков опрокинулись, грот-мачта натужно заскрипела, а мы похватались кто за что и за кого успел. И как только первый испуг, вызванный неожиданной тряской, отпустил, все тотчас бросились к бортам.       Чистые, прозрачные воды Лазурного моря в ясную погоду позволяли рассмотреть глубину на добрых сорок ярдов, а потому мы без труда разглядели, что толкнуло фрегат. Это была гигантская рыбина, которую я поначалу принял за кита, пока не различил на её голове и спине широкие костные пластины. — Что это за тварюга такая? — шумно проглотив спасённый бутерброд, нарушил тишину Акмар. И прежде чем кто-либо ему ответил, мы увидели ещё несколько таких гигантов, проплывающих недалеко от нашего фрегата и направляющихся на юго-восток. — Это не киты, — заметил Самал. — Когда киты всплывают, море пузырится. — Череп-рыбы это, — ответил боцман, вполне сносно, как оказалось, изъяснявшийся на астельском. — В это время года они часто заплывают в Лазурное море из океана и Костяного моря. — Никогда не слышал о них, — нахмурился Самал. — Везучий ты, значит, человек. Эти твари много кораблей потопили. Прожорливые как акулы, а их панцири столь крепки, что китобойные гарпуны ломаются о них. Воистину это порождения Костяного моря. — Костяное море? — ещё больше изумился Самал. И не он один. Никто из нас прежде не слышал об этом море, а ведь все гвардейцы углублённо изучают географию. Я же, помимо лекций в ордене, получил хорошее образование ещё до гвардии, уж на учителей жаловаться не приходилось. И ни на одной карте я не встречал области, названной Костяным морем. — Костяное море, — между тем, кивнул боцман и пояснил: — Оно располагается между архипелагом Клыков и Грозовыми землями. О них-то вы слышали?       Архипелаг Клыков на всех картах значился самой южной точкой. Он был намного южнее острова Рендел, на карте располагался почти по прямой линии под ним и немного к юго-востоку от Райкура, самого маленького из всех трёх известных континентов. — Мне доводилось слышать легенды о большой земле за океаном, — заметил подошедший Намали. — Но кажется ни одна экспедиция её так и не нашла. — К Грозовым землям можно доплыть только через Костяное море, море полное рифов и чудовищ. Но другие моря, что омывают Грозовые земли ещё более опасны — там гигантские водовороты, блуждающие волны, туманы, отмели и ещё уйма пока неизвестных опасностей. Костяное море гораздо спокойнее, к тому же берег Грозовых земель ближе всего к нам в Костяном море. Мыс Синих Ящеров, длинный и узкий, как змея, ближняя точка и лучшее место для высадки — там полно тихих лагун. — Так вы там были? — поразился Намали. — И я, и капитан Маттас. Ещё когда служили в команде Али Удачливого.       На этом имени многие гвардейцы, особенно из восемнадцатого отряда, которые часто имели дело с пиратами, удивлённо переглянулись. На ют вышел капитан, команда засуетилась. Убедившись, что обшивка выдержала удар и нигде нет течи, паруса вновь натянули, а вскоре смотрящий на грот-мачте прокричал «УТРАВ-АР», что с райкуркого означало «архипелаг». Рулевой взял курс на юго-запад. Без подзорной трубы архипелаг мы не увидели, но и собственных знаний для понимания, где мы находимся, хватало.       Прежде чем мы отправились на эту миссию, перед нашими капитанами встал вопрос, как нам добраться до нужного нам места. Удобнее и быстрее всего было бы переправиться через пролив, разделяющий Астеллу и Райкур, и войти либо в порт Ытым, на востоке континента, либо в Каракар — на севере. Но в проливе стоял райкурский флот, что сводило шансы на удачное плавание к нулю. Ещё можно было бы пройти по Южному морю вдоль берегов Крастской Империи и зайти с северо-запада материка через бухту Уш или портовый город Аркало́. В таком случае до нашей цели нам бы оставалось всего ничего — только пересечь провинцию Бишим и оттуда держать курс на Ур-Карут, а затем, не доходя до этого единственного в пустыне города, повернуть на юг. Однако Крастсткая Империя объявила себя нейтральной и закрыла свои воды для всех неторговых судов, а все торговые корабли, зашедшие в её морские границы, с недавнего времени стали сопровождаться под конвоем новеньких линкоров в порт Кризы, где их тщательно досматривала таможня и наши коллеги в лице офицеров Тайного Патруля. Таким образом, Крастская Империя, защищая свои финансовые и государственные интересы, поставила крест на нашем плане. И раз с севера и с востока попасть в Райкур было невозможно, нам оставался юг материка. Решено было отправиться из Эсмабарата строго на юг по Лазурному морю, обходя блокаду райкурского флота и, не доплывая до архипелага Клыков, повернуть на запад к проливу Арак, через который мы должны были попасть в Уштарский залив, внутреннее море Райкура. Там, зайдя в одну их многочисленных бухт, мы надеялись найти на побережье среди местных племён проводника через горы до пустыни, а дальше нам предстоял долгий и опасный путь на северо-запад через пустыню Улу-Газар. Появление архипелага на горизонте означало, что близился конец нашего плавания. По крайней мере, скоро должен был показаться берег Райкура. Эта новость ещё больше всех воодушевила, заставив на некоторое время забыть о странных рыбах и неизвестных землях за океаном, однако довольно скоро разговоры на корабле вернулись в прежнее русло.       Как оказалось, многим было известно имя Али Удачливого, кто-то даже слышал о Грозовых землях, кому-то были известны байки о морских чудовищах. Мне нечего было добавить ко всем этим рассказам, поэтому я только слушал: и товарищей, и моряков, и наших капитанов, и капитана корабля. К вечеру из всех разрозненных кусочков, состоящих из множества историй, воспоминаний, баек и пересказанных слухов, я смог составить общую картину.       Али Удачливый, известный также под именем «Убийца акул», был одним из шести морских баронов. Так назывались шестеро лучших капитанов своего времени. В основном, они были пиратами и каперами. И хотя случалось, что и капитаны флота той или иной страны удостаивались этого титула, всё-таки чаще деятельность так называемых «морских баронов» не служила достойным примером, а за их головы назначались внушительные награды. Али Удачливый тоже был пиратом, родом не то из Астеллы, не то из Райкура, а по некоторым слухам и вовсе откуда-то с восточного континента. В общем-то каких-то достоверных сведений о нём не было. Одни говорили, что он молод, другие — что стар, как мир и продал душу демонам, обеспечив себе вечную удачу. По одним слухам, у него имелся гарем из восьмидесяти жён и любовниц, по другим — он был одинокой акулой. Кто-то слышал, что Али Удачливый на самом деле крастский вельможа, бежавший от нового режима, что о нём отзывались, как о необычайно благородном и образованном человеке; другие говорили, что он беглый раб, обманом захвативший корабль и убивший всех, кто восставал против него. И даже по описаниям его внешности не было единого мнения. Одни уверяли, что он высокий загорелый астеллец с татуировками на лице, другие, что он бледный и немощный, как крастцы, третьи — что он чёрный и кудрявый, как райкурцы, а четвёртые, что он худой и с длинными волосами, как принято у восточных народов. Личность действительно загадочная. К счастью, хотя бы его биографию можно было установить в общих чертах. Славу среди своей братии Али Удачливый заслужил тем, что спасся в двух или трёх кораблекрушениях, дважды вернулся живым, невредимым и очень богатым с Грозовых земель, и успешно скрывался от закона. Это всё, что можно было сказать о нём наверняка. Остальные же подробности обросли таким количеством легенд и домыслов, что нам хватило их на пару дней. Разумеется, слушали мы больше ради развлечения, не веря почти ничему из сказанного — всё-таки Намали здорово закалил нас не вестись на занимательные истории. Но слушать матросов, наконец-то переставших нас игнорировать, было интересно. Видимо, те рыбы стали неким посвящением в таинство, ведь не увидев чего-то подобного своими глазами, ни за что не отнесёшься к рассказам о морских чудовищах всерьёз. Однако, меня больше интересовали Грозовые земли. Может, это был и не континент, как утверждали моряки, но даже отсутствие крупного острова на официальных картах наводило на мысль о том, как мало мы знаем о собственном мире. Намали, разделяя мой интерес, разговорил боцмана. — Вглубь материка мы не заходили, — признался боцман, начиная рассказ. — Плыли вдоль берега, заходили в бухты и лагуны и ночевали только на корабле, потому как на суше водятся плотоядные ящеры, некоторые даже больше слона, представляете? Но в основном они, конечно, не больше человека. Ходят, как страусы, на задних лапах, — они у них сильные, — а бегают то как быстро! Передние ноги больше как руки, с длинными когтями, острыми, что кинжалы. Много мы этих когтей привезли, на кинжалы и пустили, и продали хорошо. Ящеры эти только для одиночек опасны, а толпой ежели идти, то быстро перебить можно, главное, метко целиться. Но главное сокровище, какое мы там нашли, это красные жемчужины. Представляете себе, все мелководные лагуны были усыпаны ракушками, розовыми и жёлтыми, внутри которых были красные жемчужины! И хищников в лагунах не водилось. Зато какие красивые птицы там обитают. Мы и перьев навезли, и дичи наловили. А ведь мы всего-ничего исследовали. Сколько же богатств таят те земли и вообразить трудно. Хотел бы я однажды присоединиться к настоящей экспедиции. Если бы Астелла или Райкур наняли Али адмиралом флота, он бы провёл корабли через Костяное море, а с пушками и достаточным количеством пороха, а ещё лучше магами, мы бы быстро покорили материк. Жаль южным империям интереснее делить земли меж собой и пытаться отгрызть клочок суши друг у друга, чем открывать новые берега, — боцман покачал головой. Он ещё долго рассуждал о возможностях человека, найдя в нас заинтересованных слушателей, но мы не перебивали его скорее из вежливости, нежели интереса. Даже если бы какой-то правитель поставил бы во главе экспедиции пирата, что уже сомнительно, поскольку люди, не брезгующие грабежом и насилием, не заслуживают такого доверия, кто бы дал гарантии, что экспедиция пройдёт успешно, а пират не захватит корабли. Даже один корабль стоит дорого, а его строительство занимает время, тут же нужен не один десяток кораблей, оружие, люди, провизия и хоть одно убедительное доказательство, что этот континент не выдумка и что все вложения окупятся. Впрочем, я допускал существование континента, уж больно убедительно боцман рассказывал, да и многие наши ребята слышали о Грозовых землях. Не могли же эти слухи родиться на пустом месте? В конце концов, даже наш материк не был изучен полностью. Земли к северу и северо-востоку от Дегроуэля были белыми пятнами на картах. Восточный континент всё ещё не имел подробных карт — по крайней мере, у нас таких не водилось. Плыть до него далеко, а товары оттуда непомерно дороги, отчего имеют малый спрос. К тому же, у любого правителя были куда более насущные проблемы. Пожалуй, из всех государств только Крастская Империя могла бы позволить себе подобное расточительство, но я могу ошибаться, не зная всех тонкостей их политики.       Ночью, лёжа меж канатов, мы с Самалом обсуждали происшествие, делясь своими размышлениями, но очень скоро сошлись на том, что подобная экспедиция хотя и очень интересна, но едва ли реализуема в ближайшем будущем. Самал привёл мне немало примеров, какие опасности могут подстерегать в море, и это были только известные риски, не говоря уже о неизвестных, вроде той череп-рыбы. Слушая его рассказы о штормах, рифах, опасных течениях и блуждающих волнах, я проникался его недоверчивостью к морю и страстно желал, чтобы наше утомительное плавание поскорее закончилось. Однако, было кое-что в этом путешествии, что несомненно оставит после себя только приятные впечатления — звёздный купол неба над серыми парусами и тёплые объятия моего Самала.

***

25-й день 4-го месяца. Райкур, Уштарский залив, деревня Аркасто

      Юго-восточное побережье Райкура встретило нас пышной, радующей глаз после однообразия морского простора растительностью на склонах гор. Корабли держались левого берега и, благо залив был глубоководным, шли так близко от него, что мы без каких-либо увеличительных приборов могли видеть зелёные предгорья, водопады и ущелья. По правому борту оставались спокойные воды залива и три огромных острова, вероятно, кем-то заселённых, поскольку мы могли часто наблюдать лодки и шхуны, снующие меж островов. Залив арендованные нами корабли пересекали около полутора суток. Течение здесь было слабое, от ветра защищали горы, что существенно снижало скорость суден. Тем не менее, ночью двадцать четвёртого числа фрегаты бросили якоря в маленькой бухте близ не нанесённой на карты деревни Аркасто.       Шлюпки доставили нас на берег — какое же счастье после почти двух недель в море выйти на твёрдый галечный пляж. В этот момент райкурская земля была для нас как никогда желанной и приветливой. Пока контрабандисты свозили на берег свой груз, мы в сопровождении капитана корабля и боцмана двинулись в Аркасто искать ночлег и договариваться насчёт проводника. Хотя деревня значительно уступала размерами Жёлтой Бухте, именно она была крупнейшей точкой нелегальной торговли в Райкуре. С этого порта контрабандисты вывозили соль, ладан, черепашьи панцири, а также синюю и красную краски, добывавшиеся из моллюсков, что водились у берегов Райкура. Сюда же привозили свои товары горные племена, не признававшие власть райкурской империи. Поделки дикарей, по всей видимости, тоже пользовались спросом, поскольку торговля шла весьма активно.       Разбуженный посреди ночи староста деревни не слишком обрадовался нашему появлению. Пока капитан фрегата с ним беседовал, староста недоверчиво щурился в нашу сторону, морщил нос и с явным неудовольствием говорил что-то нашему спутнику. Даже зная райкурский, мы не понимали их сильно искажённую южным говором речь. Наши капитаны тоже о чём-то быстро посовещались, после чего Юлгиз и Намали подошли к старосте. Юлгиз без предисловий вручил старосте пузатый мешочек, заглянув в который, староста резко переменил своё недовольное выражение лица на чуть заискивающую улыбку, а Намали на литературном райкурском спросил, нельзя ли выделить нам какое-нибудь помещение или хотя бы участок для ночлега, чтобы уже с утра обстоятельно решить все вопросы. Капитан фрегата выступил толмачом, переводя высокую райкурскую речь, которой обучали в Астелле, на местный диалект. Вскоре сделка состоялась и уже через четверть часа нас провели к пустующим пока складам, где не было ничего, кроме старого сена и нескольких пустых ящиков. Впрочем, мы были довольны и этим, поскольку на улице начинал моросить дождь. Распределив дежурства между тремя отрядами, мы без лишних разговоров завалились спать.       Утром всё ещё шёл дождь. Вернее, с неба обрушивался целый водопад. Небо, затянутое низкими мохнатыми тучами совершенно не обнадеживало. Благо хоть внутри складов было сухо, хотя и холодно. Развести огонь внутри помещений мы не могли, а снаружи нещадно лило, и раскисшая земля медленно покрывалась жидкой грязью. Поэтому завтрак был холодный и сухой — пополнить запасы воды мы не успели, и запивать еду было нечем. Зато мы, наконец, смогли провести небольшую тренировку. Истосковавшиеся по движению мышцы разогрелись, настроение чуть улучшилось. Пока мы разминались, Юлгиз и Намали отправились к старосте, с нами же остался Нияз, капитан семнадцатого отряда. Ждать пришлось недолго. Не прошло и часа, как капитаны вернулись в сопровождении незнакомого нам мальчишки — тогда мы решили, что это наш проводник, хотя его возраст немного смущал, на вид ему было лет десять. Мальчик с нескрываемым любопытством смотрел на нас, мы поглядывали на него и ждали, что скажут капитаны. Намали странно молчал, но буквально лучился своей обычной хитрой улыбочкой, раздражающей окружающих. Заговорил Юлгиз, выглядевший ещё более недовольным, чем был, когда уходил. — Нас приглашают в поместье барона Али. Он, как оказалось, прибыл только что и выразил желание поприветствовать земляков.       Многие заподозрили ловушку, но Намали оставался спокойным, а Юлгиз просто привычно раздражённым, что тоже было в общем-то хорошим знаком. Довольным он бывал только после хорошей заварушки или когда предвкушал её.       Мальчика-проводника нам всё-таки представили, наконец, объяснив, кто это. Десятилетний Данис был сыном барона. Любопытный, кучерявый юноша с большими светло-карими глазами и круглым мягким личиком. Одет он был в чистый добротный дублет, плотные брюки и кожаные сапоги. На поясе висела кобура с собственным револьвером, а на плече сумка-ранец. Данис с нескрываемым восторгом разглядывал нас, порывался даже потрогать, носился вокруг и между нами точно торпеда, нисколько не обращая внимания на дождь. Брызги от его беготни пачкали наши плащи и Намали пришлось взять непоседу за руку, пока кто-то из наших менее терпеливых товарищей не отвесил мальцу подзатыльник.       Усиливающийся шквалистый ветер со стороны залива бросал водную взвесь в лица, словно брызги от волн. Вода, стекаясь в быстрые ручьи, покрывала каменистую дорогу и быстро вымочила сапоги. Всем уже стало ясно, что ни один проводник не поведёт нас в такую погоду через горы. Наверное и на складах оставаться было бы небезопасно — поднимись уровень воды ещё немного, их подтопит. Оставалось лишь воспользоваться приглашением пирата — теперь, после сотрудничества с контрабандистами, нам было уже всё равно, лишь бы поскорее укрыться от непогоды. Данис, цепляясь за руку Намали, прикрывавшего ребёнка своим плащом, старался не отставать от капитана. Но даже в таком торопливом темпе мальчишка умудрялся засыпать Намали вопросами, повышая голос, чтобы его расслышали в шуме дождя и свисте ветра. Впрочем, Намали умудрялся отвечать и даже присматривать, чтобы неугомонный ребёнок не навернулся на мокрых камнях. Наконец, извилистая дорога упёрлась в массивные, обитые железом ворота, уже открытые нам. Данис бросился через широкий двор к усадьбе, мы, не ослабляя бдительности, прошли за ним.       Прислуга поместья, уже предупреждённая о нашем приходе, приготовила тряпки, чтобы мы не занесли грязь в помещения. Пока мы наскоро сушились формулами и чистили обувь, Данис куда-то ненадолго исчез и вскоре вернулся с мужчиной, на вид чуть старше тридцати. «Он действительно молод», — подумал я, заметив его. «И на его лице в самом деле татуировка», — успел я отметить про себя, прежде чем все мои наблюдения не прервал возглас Самала. — Алияр?!       Все уставились на него, с интересом поглядывая то на Самала, то на хозяина поместья. — Самал! — с нескрываемой радостью и, кажется, облегчением улыбнулся мужчина, за руку которого теперь цеплялся Данис. Спустя мгновение они оба уже крепко обнимались, к нашему всеобщему изумлению. Только Намали свободно подошёл к ним и похлопал этого Алияра по плечу. Я не сразу заметил, что мои соотрядники, похоже, тоже знали, кто перед ними, или они поняли это в тот момент, когда Самал выкрикнул его имя. — Вот так да! Вот это встреча! — заохал впечатлённый Акмар. — А мы его чуть ли не месяц искали, а он вона где! Живёхонький, прохвост эдакий.       Самал выглядел таким потрясённым, что кажется даже потерял дар речи. Он то обнимал этого пирата, то чуть отстранял его от себя, вглядываясь в лицо, затем снова крепко прижимал к себе. — Ну что, так и будем здесь толпиться? — дав Самалу несколько минут, чтобы справиться с эмоциями, перешёл к делу Намали. — Да, конечно, извините, господин Намали, — смущённо улыбнулся Алияр. По его чистой астельской речи легко было судить о его национальности. Я тихо спросил у стоящего рядом Акмара, кто это, на что мой старший товарищ с присущим ему отсутствием такта воскликнул на всю приёмную: — Дак это Самалов братишка! Мы ж думали помер он! Больше десяти лет прошло, а он живой оказывается! Да ещё барон, ты посмотри-ка!       Намали одарил Акмара укоризненным взглядом, а затем обратился к хозяину поместья. — Сам в господах ходишь, а меня по-старому называешь, — усмехнулся капитан. — По привычке. Идёмте, — Алияр приобнял всё ещё не пришедшего в себя Самала за плечо и повёл нас в столовую.       Не могу представить, что в это время чувствовал Самал. Я был очень рад за него, но всё же… Его брат стал пиратом. Не просто пиратом, что само по себе билет на виселицу, а одним из самых разыскиваемых. Какой бы шлейф романтики не окружал контрабандистов, «честных» разбойников и, в особенности, пиратов, это не отменяло того, что все они преступники. Народная молва часто приукрашивает их деяния в лучшую сторону и закрывает глаза на их преступления, они становятся любимцами простолюдин, получают поддержку от крестьян и всё больше верят в свою непогрешимость. Впрочем, не думаю, что Самал в тот момент думал об этом. Куда больше меня удивлял Намали, которого похоже совершенно не смущал статус Алияра. Неужели он не задумывался о том, что открывая личность Алияра перед гвардейцами, он ставит жизнь младшего брата Самала под угрозу. Обуреваемый мрачными мыслями и прогнозами, я вместе с остальными прошёл в просторную столовую.       Гостеприимство Алияра мы, надо сказать, оценили. Служанки вынесли на несколько длинных столов — за одним мы бы не уместились — только-только поджаренных на вертеле тростниковых крыс, жирное мясо которых очень ценилось в бедном на скот Райкуре. Ещё в прошлый раз, когда мы были в этой стране, мне довелось попробовать тростниковых крыс. Признаться, поначалу неаппетитное название меня оттолкнуло, но увидев, с каким удовольствием их уплетают мои более опытные товарищи, всё же рискнул. Тростниковые крысы больше напоминали морских свинок, только размером с поросят. Мягкая серебристая шкурка шла на одежду, а мясо на еду. Помимо тростниковых крыс на стол подали макрель, креветок, жареные бананы со специями, арахисовый суп с рыбой и рис с жареными плантанами и подливкой из осьминогов. В качестве закусок выставили мисочки с миндалём, солёными оливками, виноградом, арахисом, нарезанными манго и маринованными грибами. Завершали этот банкет приторно-сладкое пальмовое вино и бодрящий кофе с перцем. Утолив первый голод, все стали с нетерпением поглядывать в сторону Алияра. Первым не удержался Акмар: — Ну давай, рассказывай, что с тобой сталось-то? Где был? Чем жил? — Чем жил, можно предположить, — тихо усмехнулся Юлгиз — все капитаны сидели рядом с бароном. Намали бросил на него предостерегающий взгляд. Тут и Самал похоже вернул способность связно мыслить. — А как вы… — и тут же повернувшись к сидевшему рядом Намали, возмущённо спросил: — А ты почему сразу не сказал? — Ну не мог же я отказать себе в удовольствии поглядеть на тебя в такой момент, — улыбнулся наш капитан. Ему на помощь пришёл Алияр. — Я на самом деле не собирался заезжать в это поместье в ближайшее время, но с юга надвигался сильный шторм. Как только барометр показал, что давление падает, я решил переждать бурю у себя, коль уж мы всё равно недалеко были. Едва успели, надо сказать. — А где же ваша прославленная удача? — не удержался от новой насмешки Юлгиз. — То что люди зовут моей удачей, на деле всего лишь знания и опыт, — Алияр скромно улыбнулся. — И сколько по вашему продлится этот шторм? — задал интересующий всех вопрос Нияз. В отличие от капитана восемнадцатого, он относился к пиратам спокойнее. — Дня два, может, три. Вы спокойно можете переждать бурю у меня. Понимаю, что вам, скорее всего, нельзя распространяться о целях вашего пребывания здесь, но если я могу чем-то помочь — обращайтесь, — Алияр говорил так вежливо, что я даже засомневался, а действительно ли он пират. За этим завтрако-обедом мне удалось спокойно рассмотреть его вблизи. Из-за шрама Самала, трудно было сказать, насколько они похожи. Алияр был заметно моложе: волосы ещё не тронула седина, а мелкие морщинки у уголков глаз говорили скорее о его улыбчивости, чем о возрасте. Кроме татуировки в виде сложного орнамента на щеке, особых примет у него не было. По крайней мере, на первый взгляд. Смуглый, как и все астельцы, высокий, широкоплечий и статный, он обладал хорошей физической формой, свидетельствующей или о частых тренировках или о постоянных нагрузках. Чёрные волосы он собирал в короткий хвостик на затылке, передние непослушные пряди обрамляли твёрдое, несколько грубое лицо с густыми бровями и тёмными глазами. Одет он был тоже довольно просто — в белую свободную блузу на крастский манер и плотные брюки с перевязью ремней на поясе. Не писаный красавец, как Намали, но наверняка пользовался популярностью у женщин и мужчин. В его манерах я больше обратил внимание на чистую речь, не свойственную людям его статуса. Но о характере новообретённого брата Самала я пока судить не брался. Его располагающая улыбка, точь в точь, как у Намали, не внушала доверия. Разговор за столом, между тем, продолжился: — Нам нужен проводник через горы. И не мешало бы пополнить припасы, — заметил Намали. — О, о припасах можете не беспокоиться. Я с удовольствием снаряжу вас в дорогу. А проводник может найтись как среди местных, так и среди горцев. Кажется, староста упоминал, что сейчас в Аркасто торговцы из племён Таука и Рубшап. Наверняка они двинутся к своим селениям как только распогодится. — Вот и славно, — улыбнулся Намали. — Тогда осталось только договориться с ними. — Я позже пошлю кого-нибудь за ними, — пообещал Алияр. — Мы будем тебе за это очень признательны, а теперь, не томи дальше Самала. Он наверняка хочет узнать, где ты был всё это время. Да и остальным, я смотрю, не терпится тебя послушать. — Моя история началась с вашей, господин Намали.

***

      За окнами, завешанными плотными полотнами для защиты от ветра и влаги, шумел ливень. Столовую, нагретую жаровнями и дыханием такой толпы, освещали свечи и парящие под невысоким потолком магические шарики. Несмотря на количество людей, в столовой было тихо, все прислушивались к разговору за главным столом, где сидел прославленный пират со своим сыном, его брат-гвардеец и капитаны отрядов. — Когда вы приезжали к нам и рассказывали о своих приключениях, а потом забрали с собой Самала, я долго не мог смириться с мыслью, что мне суждено прожить всю жизнь в Эрмыше, — неторопливо потягивая вино из золочёного кубка, начал рассказ морской барон. — Поэтому, спустя пару месяцев после вашего отъезда, в порту Нурабата я нашёл крастский корабль, куда добирали нескольких моряков после стычки с пиратами. Отец не сильно возражал, тем более что этот корабль часто заходил в Нурабат и я мог возвращаться домой раз в несколько месяцев. Весомым доводом послужило и то, что это было крастсткое судно, а они известны своей надёжностью. — Значит, когда произошло… когда Эрмыш… смыло, ты был на корабле? — догадался Самал. — В Кризе, если быть точнее. А когда вернулся в Эрмыш спустя два с половиной месяца, деревни уже не существовало, да и Нурабат потерял привлекательность для компании, которой принадлежало наше судно. — Почему ты не разыскал меня? Ты же знал, что я в Серой Гвардии, в столице! — Ну, знаешь ли, — Алияр недовольно дёрнул плечом. — В Аль-Джаир абы кого не пускают, а сидеть день и ночь у ворот в ожидании, что выйдут гвардейцы и именно твой отряд — не самая здравая мысль. Либо привлечёшь к себе внимание стражи, либо просто потеряешь время. — Но ведь вы могли написать письмо, — вмешался Реньяр. Алияр удивлённо посмотрел на молодого гвардейца, но с ответом его опередил Намали. — Для переписки нужно разрешение, Реньяр. В ином случае в дворцовой канцелярии письмо просто выбросят. Каждый день в канцелярию приходят сотни писем императору, чиновникам и Серой Гвардии, некоторые из них отравлены или содержат ловушки. Письма от неизвестных или подставных отправителей. Канцелярия просто не открывает и выбрасывает всю сомнительную корреспонденцию. А насчёт сидения у ворот Алияр прав. — Неужели дворцовая стража не передала бы весточку? — удивился Реньяр. — Эти лентяи и пальцем не пошевелят, — фыркнул Акмар. — Да и нельзя им к нам в штаб. Согласись какой стражник передать Самалу, что его брат у ворот ждёт, и он бы точно также сидел бы у нашего штаба, ждал бы дежурных. Потом дежурные должны были бы по протоколу доложить в штаб, там бы тоже не знай кто что решил. Чтоб ты знал, по нескольку раз в год приходят всякие дураки, заявляющие, что у них отец, дядя, брат, дедушка, кузен или друг служат в гвардии в надежде пройти по родственному. Кто-то говорит правду, но многие врут. — И сюда стоит добавить, что проживание в столице обошлось бы очень дорого, — заметил Алияр. — Кроме того, я не хотел терять работу. Я ведь знал, что брат устроился, и был уверен, что Намали за ним присмотрит. Следовало подумать о себе. Я прослужил на судне два года и заслужил повышение, но для этого мне требовалось пройти обучение в морской академии в Крастской империи. Редко кому моего происхождения так везёт. Я не хотел упускать возможность. К тому же учёба, длившаяся полтора года, помогла мне пережить гибель семьи. На корабль я вернулся уже помощником капитана. А ещё через год получил от компании свой корабль «Крылатый», крастсткие документы и даже новое имя. — Новое имя? — переспросил Самал. — Да. Моё для крастцев плохо звучит, — усмехнулся Алияр. — В то время был закон, согласно которому капитаны даже торговых судов должны были иметь титул. Сейчас этот закон, насколько я знаю, упразднили. Он сохранился только в армии и флоте — там все офицеры исключительно знатного происхождения. Но вот ещё совсем недавно и капитаны торговых судов не могли быть простолюдинами. Но поскольку капитанами иногда становились бывшие моряки, продвинувшиеся по службе, был придуман титул-пустышка «баронет». Он на самом деле не только для капитанов. Кому-то ещё давали такие титулы, но это я уже не узнавал в подробностях. Титул нельзя наследовать, и в случае с капитанами земли не выдаётся, достаточно корабля, который тоже не в твоей собственности, а компании, на которую ты работаешь. Ну вот для крастского титула моё имя не подходило, поэтому я получил новое — баронет Эллияр Равель, капитан крастской торговой компании «Восток». Мой «Крылатый» — трёхмачтовый линкор с новейшим паровым двигателем, сотней пушек для самообороны в юго-восточных водах и скоростью в пятнадцать узлов. Потрясающее судно! Как и всё, что делает Крастская Империя. Недалёк день, когда она станет новой владычицей морей, это я вам обещаю. Райкур, будем честны, сильно уступает в качестве и лишь за счёт количества кораблей пока что удерживает первенство, — объяснил Алияр. — И как же ты из баронета в пираты заделался? — поинтересовался Акмар, озвучив то, о чём думали и остальные. — О, я как раз к этому шёл. — Отец, а расскажи, как ты сражался с акулами! И с огромными ящерами! — встрял Данис. Самал вздрогнул, перевёл настороженный взгляд на мальчика. Данис пока не ощущался племянником, и Самал чуть не забыл о его существовании, пока тот не подал голос. — И до этого дойдём, — потрепал сына по волосам Алияр, после чего продолжил: — Получив титул, я хотел при первой возможности воспользоваться связями и найти Самала. Не то чтобы связей было много, но потихоньку нарастали. В основном, в Крастской Империи. Были ещё приятели из академии. Там нас многому учили, на самом деле. Помимо необходимых дисциплин, вроде картографии, экономики, астрономии и теории судостроения, мы изучали крастский этикет, языки, литературу, даже занятия по танцам были, чтобы капитан, если его пригласят на бал, не опозорился. Не уверен, что и теперь этому учат после реформ, но тогда всё это вдобавок к титулу открывало двери в высшие круги. Я, по молодости, надеялся пробиться выше. Может, и вышло бы, кто знает. Правительство поменялось, а канцлер оказался вне милости. Оказалось, тот магнат, что владел компанией, на которую я работал, спонсировал канцлера. А канцлера этого сместили. За ним полетели многие чиновники и в правительстве начались чистки. Желающие выслужиться перед наследником писали доносы, составляли списки изменников. Герцогов да маркизов, всех особо благородных да родственников императорской семьи, тех, кто действительно обладал деньгами и властью, практически не трогали. Охоту объявили на таких как я и мелких дворян, купцов, тех, кто не имел ни малейшей возможности оправдаться. Я этого маркиза, хозяина нашего, в жизни ни разу не видел, а всё равно стал изменником. Маркиз-то преспокойно уехал с семьёй куда-то в Королевский Союз, а мне, как и всем капитанам нашей компании, пришло требование от императорского суда явиться в столицу. Я повременил и, как выяснилось, не зря. Всех, кто явился, арестовали. Кого-то даже казнили, вменив какие-то сумасшедшие обвинения. Никогда, ни до, ни после не чувствовал себя таким беспомощным. Вот он, наш безумный мир во всей красе! Сколько ни барахтайся, а всё равно по одной прихоти сильных мира сего, тебя снесёт словно щепку в штормовом прибое. — Тебя обвинили в измене? — ахнул Намали. — Да. И что в Крастскую Империю, что в Астеллу путь мне теперь закрыт, — вздохнул Алияр. Гвардейцы понимающе промолчали. Астелла была союзником Крастской Империи и, разумеется, обязана была выдать изменника, пусть он и был когда-то гражданином Астеллы. Юлгиз даже припомнил имя капитана Равеля в списке разыскиваемых короной персон. Этот список был и у Серой Гвардии, но никто за столом барона об этом не заикнулся.       Разве можно винить человека в желании жить? В попытке избежать виселицы? Хоть сама Серая гвардия не вменяла людям необоснованных обвинений, но помимо неё были и другие структуры, и уж за их честность и непредвзятость никто не мог поручиться. Порой обстоятельства были сильнее людей и толкали их на путь, который в ином случае они бы не выбрали. По крайней мере, так размышлял Реньяр, проникшийся историей Алияра. Тоской в груди отзывалось сочувствие к Самалу, который, вероятно, ничего не сможет сделать для младшего брата. — Значит, после этого ты подался в пираты? — после некоторой паузы спросил Самал. — Не сразу. Сперва я со своей командой отправился на восток в надежде найти укрытие в дальних странах. Да и мир посмотреть хотелось. — На угнанном корабле? — въедливо уточнил Юлгиз. — Приватизированном, — улыбнулся Алияр. — Красткая Империя забрала моё доброе имя и намеревалась лишить свободы. В обмен, я забрал её корабль. «Крылатый» был моей свободой. Он до сих пор на ходу и в моей собственности, хотя сам я хожу на другом линкоре. — Тоже краденном, — сощурился Юлгиз. — Я бы сказал, купленным в обход закона, - хохотнул барон. — Официально он утонул, но я уплатил за него деньги. Все вопросы к людям из министерства торговли и судостроения Крастской Империи. — И «затонул» он, по всей видимости, со всеми пушками на борту, — без труда догадался капитан восемнадцатого отряда. — Разумеется, — ещё шире улыбнулся Алияр. — И сколько же теперь пушек в вашем распоряжении? — Милостивый господин капитан, я ведь не задаю вам вопросов о том, что вы делаете в Райкуре в разгар войны? — Алияр прищурился. — Так что же с востоком? — напомнил Намали, бросив на Юлгиза предупреждающий взгляд. — Верно, восток. В тот раз мы до него не доплыли. Уходя от астельского флота, мы слишком сильно отклонились на юг, и где-то в водах Раухыза Крылатый попал в шторм. В первый день мы неплохо справлялись со стихией, однако на вторые сутки из-за плохой видимости корабль чуть не зашёл на мель близ рифов. Винт погнуло и мы больше не могли рассчитывать на машину, а ветер был столь сильным, что паруса срывало. Крылатый остался без управления. Мы шли на малых парусах, чтобы корабль не опрокинуло, но с ними противостоять ветру не было возможности. Ветер отнёс нас ещё южнее, а потом Крылатый попал в течение, понёсшее нас прямиком в Костяное море. Прежде я только слышал об этом гиблом месте, но не представлял, что случай занесёт меня туда. К счастью, в Костяном море шторм стих, и мы сумели обогнуть все острова и скалы, пока течение не вынесло нас к суше. Там нам пришлось оборудовать лагерь и, в отсутствии доков, искать способ починить винт. Моя команда в сотню человек проявила чудеса мужества и смекалки. Мы построили верфи за два с половиной месяца, при этом постоянно отражая нападения синих ящеров, коих там водится в изобилии. Эти ящеры, к слову, и стали нашим основным продовольствием, а их плотные шкуры хорошо пошли на непромокаемую обувь. Кроме того, земли, на которых мы были вынуждены осваиваться, оказались богатыми на дикие кислые фрукты, диковинных птиц, а в лагунах без труда можно было отыскать раковины и драгоценные кораллы. Закончив с ремонтом, мы проплыли немного вдоль мыса, к которому нас прибило, несколько раз останавливались обследовать берег, составить примерные карты, найти воду. Но запасы угля были ограничены, поэтому вскоре нам пришлось повернуть назад. На обратном пути мы видели чудовищ, населяющих Костяное море, но на нас никто не попытался напасть. Видимо винт Крылатого и шум машины отпугивали их, потому как ни одна тварь к нам даже не приблизилась. Видят боги, будь эти чудища чуть умнее, они бы с лёгкостью уничтожили корабль. И эти громадные череп-рыбы, и морские ящеры с пастями, как у крокодилов. Нам довелось как-то увидеть потрясающую баталию, когда две череп-рыбы разрывали на части ящера и его страшные челюсти ничего не смогли сделать с костяным панцирем этих рыб. Но нас его участь миновала и мы благополучно добрались до Жёлтой бухты, где продали всё, что добыли в Грозовых землях, кроме того, что оставили себе в качестве трофеев. Прибыль была столь велика, что я, не раздумывая, собрался в новое плавание на юг. На этот раз я хотел отыскать новый путь к Грозовым землям, следуя на юг от Райкура. Крылатого с частью команды я оставил в Жёлтой бухте для капитального ремонта. Поверьте, после всего, что выпало моему другу, ему требовался отдых. Тем более, что в Жёлтой бухте тогда не было складов с углём, а без угля Крылатый как без крыльев. Я купил другой корабль, поменьше, более манёвренный и лёгкий, без современной машины разумеется, потому как корабль был райкурский. Зато скорость при попутном ветре достигала семнадцати узлов и можно было встать на вёсла при необходимости. Увы, все преимущества Буревестника не спасли его от крушения. Море Ветров было спокойным, на небе ни единого облачка. Мы ожидали лёгкого плавания. На третий день поднялись небольшие волны, но при попутном ветре они нас нисколько не смущали. Всё шло хорошо, а затем нас внезапно накрыла блуждающая волна. Она взялась просто из ниоткуда, в несколько мгновений догнала Буревестник и накрыла его полностью. Корабль просто опрокинуло. Прежде чем судно затонуло, мы успели отцепить шлюпки и почти все спаслись. Нам оставалось только грести к Райкуру. Без воды, без припасов. Течение относило нас к западу. Вы знаете, чем славится юго-западное побережье Райкура? — Акулами, — коротко ответил Юлгиз. — Крайне агрессивными акулами. Они не боятся нападать на лодки, таранить их и опрокидывать. Пороха у нас не было, поэтому все револьверы и винтовки оказались бесполезны, нам оставалось полагаться только на сталь. Акулы потопили две из четырёх шлюпок, мы уничтожили около сотни акул. — А из них три дюжины убил отец! — восторженно сообщил гвардейцам Данис. — А скольких сожрали акулы? — утончил Нияз. — Одиннадцать человек. Остальных мы успели вытащить, но некоторых всё-таки серьёзно покусали. Ещё четверо скончались от ран, так и не доплыв до берега. — Пришлось вернуть их акулам, — догадался Юлгиз. — Пришлось, — вздохнув, согласился Алияр. — Ещё один умер уже на суше, пока мы шли вдоль побережья в поисках поселений. Через несколько месяцев я снова был в Жёлтой бухте и собирал новую команду. — Что, никого из прежней не осталось? — не удержался Юлгиз, вновь нарвавшись на неодобрительный взгляд Намали. — Кто-то остался, — неопределённо пожал плечами барон. — Мне продолжать? — Продолжайте-продолжайте, нам всё равно, пока дождь не закончится, делать нечего, — чуть более миролюбиво ответил Нияз. Алияр опустошил кубок и подал служанке знак подлить вино, после чего снова вернулся к рассказу. — Третье плавание снова было на Крылатом и снова через Костяное море. Мы прошли старым маршрутом, но проплыли дальше и пробыли на Грозовых землях дольше, а потому смогли добыть больше ценных товаров. Мы даже привезли двух маленьких ящеров, множество птиц и местных лемуров, не говоря уже о сказочно красивых раковинах, красном жемчуге, когтях и шкурах ящеров, перьях, кораллах и, конечно же, изумрудах. Изумрудов там столько, что они валяются прямо под ногами. Правда, нашли мы их под конец экспедиции, но всё равно набрали много. Даже рискнули провести две ночи на суше, потому как изумруды можно было найти в гористой местности вдали от берега. Пришлось жечь лес, чтобы расчистить путь от нагорья до бухты, где стоял корабль, иначе бы мы подверглись нападениям ящеров, которые прятались в лесу. На обратном пути мы были столь воодушевлены успехом, что даже попытались завалить череп-рыбу. Правда, гарпуны её не взяли, а пушки только отпугнули. Возможно, для охоты на неё нужно орудие помощнее. Что-то вроде баллисты с бронебойными стрелами на стальных тросах. — Несомненно вы уже разжились такими, — усмехнулся Юлгиз. — Да, но их ещё предстоит опробовать перед новым плаванием. С той экспедиции мы вернулись, не потеряв ни одного человека, а в Жёлтой бухте стали миллионерами. Последние пару лет я занимаюсь, можно сказать, только торговлей, ну и готовлюсь понемногу к новому плаванию на юг, — закончил Алияр. — А где твоя жена? — выразительно посмотрев на Даниса, поинтересовался Самал. — О, я не женат. А Даниса я подобрал в порту Кун-Лута два года назад. Он мой приёмный сын. — Занятно, а ведь похож на тебя, — заметил Намали.

***

      Хлещущий ливень барабанил по крыше мраморной беседки в апельсиновом саду. Пользуясь гостеприимством хозяина усадьбы, гвардейцы разбрелись по гостевым комнатам. Охраны в поместье было немного, защитные барьеры несерьёзные для опытных боевых магов, да и сама усадьба, как успели выяснить гвардейцы у словоохотливых служанок, была у морского барона далеко не единственной. Правда, о том, где находятся другие поместья, девушки не сказали, но скорее от незнания, чем понимания, что стоит придержать язык за зубами.       Самала Алияр поселил рядом со своими покоями, и весь оставшийся день братья навёрстывали упущенное за почти пятнадцать лет разлуки. Остальные отнеслись с пониманием. Даже восемнадцатый отряд, больше остальных презирающий пиратов, как-то смягчился после сытной трапезы, тёплых покоев и найденного людьми Алияра проводника. Только Юлгиз продолжал фыркать и ворчать под нос, чем под вечер стал вызывать насмешки от товарищей. — Я примерно догадываюсь, что ты хочешь сказать, — Намали облокотился на перила, подставляя лицо влажному ветру и не отрывая прищуренного взгляда от молодых апельсиновых деревьев. Юлгиз, плотнее кутаясь в плащ, подошёл чуть ближе, не желая перекрикивать ветер и шум ливня. — Он многое не договаривает. — Это очевидно, — хмыкнул капитан третьего отряда. — На его месте я бы тоже не стал хвастать грабежами перед военными. — Самал ему верит поди? — усмехнулся Юлгиз. — Даже если верит, что с того? — Что с того?! Ты представляешь, что за человек Али Удачливый? — Головная боль астельского торгового флота, мошенник, убийца, пират, — спокойно перечислил Намали. — Я вообще-то, как и ты, капитан и читаю годовые отчёты всех отрядов. — Ну мало ли. Некоторые их просто пролистывают, — фыркнул капитан восемнадцатого. — Я не пролистываю, — отрезал Намали, поворачиваясь к собеседнику лицом. — И ориентировку на него читал. — За что разыскивается тоже? — Крастской империей за измену. В этом он, кстати, сам признался. Астеллой за грабежи торговых суден, незаконную работорговлю, контрабанду оружия и ещё несколько статей по мелочёвке. — Убийства моряков с особой жестокостью это по твоему мелочи, да? — Нам неизвестны обстоятельства, во-первых. А во-вторых, о таких людях всегда ходят слухи, зачастую преувеличивающие их реальные злодеяния. — Ты же не будешь его оправдывать только потому, что он брат твоего друга? — подозрительно прищурился Юлгиз. — Не буду. Ты только это хотел узнать? — Нет. Я не хочу, чтобы наш орден был должен этому человеку. Он не просто так нам открылся, — Юлгиз скрестил руки на груди. — Я тоже об этом подумал, — тихо признался Намали. — Если бы дело было только в Самале, он бы нашёл способ связаться с ним раньше. Давай для начала выслушаем его? И исходя из того, что он может предложить ордену, решим, что с ним делать и как это преподнести начальству.       Юлгиз поморщился, но промолчал, не слишком довольный предложением, но и не нашедший, чем возразить. — Давно ждёте? - в беседку, придерживая капюшон, забежал Нияз. — Нет, только пришли. Ну что? — Намали обернулся к товарищу. — Окрестности чистые, единственный потайной выход в покоях Али, но в этом как раз ничего удивительного. — Он слишком самоуверен, — фыркнул Юлгиз. — Полагаю, в худшем случае он надеется положиться на мою защиту… ну и Самала. Хотя… Брата он, может, и не захочет втягивать. Думаю и со мной он будет говорить без Самала. — Требуй с него корабль до Астеллы на обратный путь. И разрешение разместить здесь портал, чтобы с базы сразу сюда, — дельно предложил Нияз. — Я бы предпочёл всё-таки оставить портал в горах недалеко отсюда. С него станется передать координаты «варанам». Усыпить нашу бдительность сейчас, чтобы загнать в ловушку потом, — возразил Юлгиз. — И корабль может быть с сюрпризом. У нас уже есть договорённость с Маавар, нечего ещё больше связываться со всяким отребьем. — Да будет тебе, не заводись, — примирительно поднял руки Нияз и повернулся к Намали: — Ну так что? — Сначала поговорю с ним, дальше обсудим исходя из его запросов и моих впечатлений. И я очень прошу тебя, Юлгиз, в следующий раз подбирать слова.       Капитан восемнадцатого закатил глаза. — Ясное дело, что он попросит амнистии. Новых документов, прощения от его величества, возможности жить в Астелле законно. — Не думаю, что всё это его интересует. Он заострял внимание на Грозовых землях, возможно, хочет заинтересовать ими его величество, — заметил Намали. — Найти спонсора и свалить на восток? — фыркнул Юлгиз. — Он же не идиот, — усмехнулся Нияз. — Судя по его рассказу, для освоения этих земель нужны новейшие корабли Крастской империи, которая не спешит делиться секретами. Он что же, надеется, что его величество купит ему крастский флот? — хохотнул Юлгиз. — У него самого есть связи в крастском флоте, — пожал плечами Намали. — И скорее всего есть инженеры, способные построить подобные корабли для Астеллы. Как вы думаете, более совершенные линкоры и преимущество перед Райкуром на море заинтересует его величество?       Капитаны задумались. Неудачи астельского флота давно были больным местом всей военной верхушки и императора в том числе. Насколько знали старшие офицеры гвардии, Астелла пыталась договориться с Крастской империей насчёт новых линкоров. Всем казалось, что зять императора не откажет тестю в просьбе либо прислать инженеров, чтобы обучить астельских мастеров, либо продать часть флота. Однако кронпринц Рубеллин мягко отказал, ссылаясь на нехватку кадров среди инженеров, острую нужду в каждом линкоре для самой Крастской империи и недостаточную мощность судостроения. С данными разведки заявления кронпринца несколько различались, однако настаивать и портить отношения император не стал, понимая, что в Крастской империи решения принимает не один человек. Кроме того, западный союзник всегда придерживался нейтральной позиции, когда речь заходила о конкуренции Райкура и Астеллы. Крастская империя вела дела с обеими южными странами, успешно торгуя и с Астеллой, и с Райкуром. Но всё это было на поверхности. В действительности частые войны на юге только укрепляли позиции Крастской империи на континенте. Пока Астелла с Райкуром разоряли друг друга, Крастская империя богатела и стремительно развивалась. Близился день, когда она установит своё господство на море и оставит весь остальной мир позади. Вот почему император Райкура нанял пиратов в каперы. Не имея возможности получить новые корабли мирным путём, Райкур пытался захватить крастские линкоры силой. Формально правительство Райкура не при чем — что взять с пиратов, да как их всех переловить? Однако и Серая гвардия, и Тайный Патруль ели свой хлеб не задаром, поэтому и Эрииль, и Рубеллин прекрасно знали о настоящей причине внезапной активности пиратов в Южном море. Впрочем, новые крастские линкоры успели себя оправдать. Из ста тридцати шести нападений пиратов за последние несколько лет, лишь два закончились потерей корабля. Причём один из этих линкоров транспортировался не в порт Каракара, а на дно Южного моря. Брать пример со своего незадачливого коллеги император Астеллы не собирался, но если бы появилась возможность получить линкоры и инженеров, способных их построить, без применения силы, Эрииль несомненно ею бы воспользовался. — Так или иначе, я соберу всё, что у нас есть на Али, и будь уверен, Намали, полное досье на него будет на столе его величества, — заявил Юлгиз. — Это угроза что ли? — усмехнулся Намали. - Как будто я возражаю. Решение всё равно будет принимать его величество. Хорошо, если оно будет взвешенным. — До завтра, — накидывая капюшон, бросил Юлгиз и вышел из беседки под дождь.

***

28-й день 4-го месяца. Райкур, хребет Караяш

      Самал подбросил пару брикетов в костёр. Здесь, в горах, было трудно разжиться дровами, поэтому приходилось тратить запасы, собранные для пустыни. Вместе с ним дежурили по одному офицеру из каждого отряда. Найденный Алияром проводник — молчаливый юноша из горного племени — спал у костра, завернувшись в толстый плащ из обезьяньих шкур. В звенящей тишине гор каждый шорох звучал громко, не говоря уже о храпе и сопении полусотни солдат. За спиной послышались тихие шаги. — Опять не спится?— полушёпотом спросил Самал, когда друг сел рядом. — Заснёшь тут,— проворчал капитан, протягивая ладони к огню и растирая замёрзшие руки. — Ты сам как? — В порядке. Чего мне переживать? — криво усмехнулся Самал, невольно возвращаясь мыслями к найденному младшему брату. Он так и не смог убедить Алияра бросить пиратство и вернуться в Астеллу как честный человек. Чуть не рассорились. Если бы не замечание Намали, что Алияр взрослый человек и способен сам за себя отвечать, Самал бы продолжил спорить, они бы плохо расстались и сейчас бы Самал об этом сильно сожалел. — О чём вы говорили? — поинтересовался целитель, подвешивая котелок с остывшим травяным отваром над огнём. — Не делай такое удивлённое лицо, я вас видел в саду. — Да ни о чём. Посоветовал ему быть осторожнее. Он оказал нам услугу, поэтому сейчас его никто не тронет. Да и война же, всем не до пиратов. Но вот потом… — Намали накинул «купол» на них двоих. — Юлгиз уже поди предвкушает новую миссию. Так и вижу, как он бежит докладывать начальству, — мрачно ответил Самал. — Это его работа, во-первых. А во-вторых, его тоже понять можно, — вздохнул капитан. — Ты знал, что его отец и трое старших братьев были матросами? Они все погибли, когда Юлгиз был ещё маленьким. Погибли во время нападения пиратов на их корабль. Из-за потери кормильцев его семья долгие годы жила в нищете. Одна из младших сестёр умерла от голода. Мать работала за гроши, чтобы прокормить трёх оставшихся детей и свёкра. Только когда он пошёл в армию, их положение стало улучшаться. Правда дед к тому времени тоже умер, а мать заболела. Уже лет пять, как он её похоронил. Две сестры остались, больше никого у него нет. — У меня тоже никого, кроме Алияра, нет, — отмахнулся Самал. — А как же Реньяр? — возмутился Намали. — А я тебе кто? — Это другое. — Это почему же? — Алияр мой младший брат, родной по крови. — И чужой по духу. Самал, давай честно, ты когда-нибудь был с ним близок? Эдак, ежели так судить, чисто по крови, то у меня с детства никого не было. — Ну… — Алияр потому и не спешил тебя разыскивать, потому что кроме родителей у вас особо и нет ничего общего. Он знал, что я за тобой присмотрю, и спокойно жил своей жизнью. — Это он тебе сказал? — Это я в людях немного разбираюсь. Ну так, кто тебе на самом деле ближе, мы или Алияр?       Самал задумался, глядя на огонь, лизавший прокопчённые бока котелка. Ещё в поместье брата его не отпускало ощущение, что Алияр больше искал встречи с Намали, нежели с ним. — Это всё ты виноват со своими байками-сказками, — пробурчал себе под нос целитель. — Да пошёл ты! — возмутился капитан. — Нет чтобы порадоваться, что брат жив-здоров, ещё и неприлично богат в придачу. Так нет же, надо искать виноватых, кто толкнул маленького Али на кривую дорожку! Раньше надо было брата жизни учить. Как-то он все эти годы без тебя жил, а тут заявился ты с блестящим предложением всё бросить и поехать каяться в Аккад. — Я не хочу, чтобы моего брата казнили как пирата, — холодно отрезал Самал. — Чтобы его казнить, сначала нужно его поймать. Он столько лет успешно скрывался от закона. Что ему мешает делать это и дальше? — То что теперь мы знаем, что Алияр и Али Удачливый это один и тот же человек. — После войны Серая гвардия из-за какого-то пирата в Райкур не сунется. Он не угроза императору, чтобы для его устранения наших отправляли в другую страну. А от остальных он отобьётся. Кстати, он тоже маг. — Откуда ты знаешь? — Капитанов в Крастской Империи учат магии. Он получил основы в академии, а потом некоторое время занимался с нанятым учителем — это уже я у него спросил. Кроме того, я уверен, что он не стал раскрывать большинство своих секретов. Юлгиз не просто так спрашивал про пушки и оружие. — Только про Юлгиза мне не говори, и так тошно. — Зря. Юлгиз об Алияре побольше тебя знает.       Самал скептически изогнул бровь. — Ну, к примеру, то, что Али Удачливый контролирует практически всю контрабанду тяжёлого оружия, что может говорить о том, что связи в Крастской Империи у него остались. Возможно, — я только предполагаю, — он даже работает на Крастскую Империю, потому как известны несколько случаев, когда он нападал на корабли так называемых каперов, защищая крастские торговые суда. Ещё Юлгиз подозревает, что у Алияра есть подвязки среди нашей индары, — задумчиво потёр подбородок Намали. — Ещё хуже, — проворчал Самал и, обмотав ладонь краем плаща, снял котелок с огня. Молча налил отвар себе и Намали, протянул жестяную кружку другу и, поставив свою на камни сбоку, подкинул ещё пару брикетов в костёр. Огонь ярко полыхнул, сноп искр устремился вверх, на миг затмив ледяной свет стеклянной россыпи звёзд. — Почему же? — отхлебнув горячий отвар, вернулся к разговору Намали. — Это можно использовать. Выйти через него на наших изменщиков. Ты не забывай, не только Юлгиз, но и я пойду отчитываться начальству. — Ты предлагаешь использовать моего брата? — Я предлагаю наверняка исключить его из целей нашего ордена, сделав сотрудничество с ним выгодным ордену. И чтоб ты знал, Юлгиз вообще-то капитан, и не будет ставить личное выше долга. Я говорил с ним сегодня, он и сам думает о том же. Что живой Алияр, если он будет сотрудничать, полезнее мёртвого. Так что успокойся и не обижай Реньяра. — Я его не обижал. — Ты его игнорируешь. — Я просто… — Ты просто осёл. — Иди ты, — отмахнулся Самал, но посмотрел в сторону свернувшегося в клубок Реньяра. Среди всех спящих тел, даже в полумраке отсветов костра, юношу легко можно было найти по светлым волосам. Самал вздохнул, внутренне признавая правоту друга. — Реньяру плевать, что твой брат преступник. Нам тоже. Если ты сам не будешь заострять на этом внимание и пытаться вытащить Алияра, то и начальству будет всё равно, — поставив кружку в сторону и вытащив портсигар с папиросами, заметил Намали. Прикурил от костра, затянулся и добавил: — Мой тебе совет — живи как жил. — Не могу я так, — тихо ответил целитель.       Его одолевали странные чувства. С одной стороны, он был безмерно рад, что брат жив. Спустя столько лет он и не чаял увидеть его. Разумом он понимал, что Алияр скорее всего мёртв, но в глубине души все эти годы теплилась надежда если не найти брата, то хотя бы выяснить его судьбу. Даже узнать, что он погиб было бы для него лучше, чем продолжать мучаться неизвестностью, пытая себя неопределённостью, стоило только вспомнить о брате. С родителями и сестрой было проще. Он давно оплакал их и смирился с потерей. Воспоминания о них не причиняли боли, может, лёгкую тоску и сожаление, когда Самал раз в год ставил за их покой свечи в храме в день поминовения. Но он не знал, можно ли ставить свечку за брата, можно ли молиться богам за его упокоение, или же он жив и где-то ждёт встречи с ним. Мысли об Алияре неизменно вызывали чувство вины. Что если он недостаточно искал? Быть может нужно было остаться в Нурабате? Что если следовало при каждой возможности возвращаться в Эрмыш, ждать и искать? Что если у них была надежда на встречу, а Самал отказался от неё, занявшись своей карьерой в ордене? Думать о брате было тяжело, поэтому, намучавшись, Самал гнал от себя эти мысли. А теперь выяснилось, что всё это время Алияр был жив. И может быть, если бы Самал раньше не оставил идею найти брата, тот не стал бы пиратом, а зарабатывал бы честным трудом. — Прошлое не перепишешь, — угадав, о чём думает друг, заметил Намали. — Какой прок теперь об этом терзаться? Лучше о миссии подумай.       Самал скривился. С каждым днём приближалось начало операции. Три их отряда шли одним путём. Ещё два — тринадцатый и девятый — добирались другим, через юго-западное побережье. Теперь они тоже должны быть где-то в горах, но на другом конце хребта. И что же там думать о миссии? Предвкушать, сколько крови прольётся, что ли? Маршрут понятен, цель ясна, детали узнают на месте после разведки. О чём ещё думать? Самал так и сказал капитану. Намали закатил глаза. — Ну и тугодум же ты… Я про Реньяра, чтоб потом и о нём не сожалеть, если вдруг… ну ты понял. Он кстати не спит. — У меня же дежурство. — Я тебя отпускаю. Сходите, пошуршите где-нибудь. Я прикрою. — Ты серьёзно, что ли? — Да. Устал я на ваши грустные морды смотреть. Я тебя уговаривать должен? От вопросов я вас отмажу, дальше сами. Без моих подсказок, надеюсь, справитесь, — выдыхая дым, усмехнулся Намали. — Ладно… — несколько опешив, согласился Самал. — Спасибо… — Сочтёмся. Ты только извиниться перед ним не забудь. За то что ты такой свин. — Пошёл ты, — вставая, фыркнул гвардеец и, скинув купол, осторожно направился к Реньяру.

***

      Чтобы не замёрзнуть, мы спали впритирку друг к другу. Время от времени дежурные использовали формулы «тёплого кокона», однако эти формулы слишком энергозатратны, особенно если применять их на большие пространства. Да и тепло быстро выветривалось. Но и этого хватало, чтобы мы не околели до смерти. Что ещё нужно? Я вот правда успел привыкнуть, что рядом обычно спит Самал, от него всегда жарко. Его редко ставят на дежурства — целитель же, маленькие привилегии. А я даже люблю после дежурства возвращаться к нему греться. Впрочем на дежурстве тоже шибко не мёрзнешь: либо сидишь у костра и греешься от огня, либо обходишь лагерь и греешься от движения. Но в этот раз на дежурство поставили Самала. Намали с капитаном семнадцатого куда-то ненадолго отлучались, пока мы разбивали лагерь. Подозреваю, что прятали портал на обратный путь. Мы ещё недалеко ушли от Аркасто, всего день пешего хода. Надеюсь, на обратном пути мы не завернём к этому Алияру…       Я не ревную. Не ревновать же Самала к его собственному брату. Просто… Я наверное эгоист. Мне трудно представить, как я бы себя вёл на месте Самала, но всё равно немного задевает его… холод? В поместье он словно забыл о моём существовании, и я только тогда понял, как много в моей жизни Самала. Мне казалось, что всё будет как прежде, когда мы уйдём, но весь сегодняшний день Самал словно бы избегал меня. И я боюсь, что сделал что-то не так, или брат Самала что-то сказал ему обо мне… Хотя с чего бы? Самал не представлял меня ему. Если только в личном разговоре рассказал о наших отношениях… Не понимаю, в чём причина его отстранённости. Может, он беспокоится о судьбе брата? Но отчего тогда не поделился со мной? В качестве крайней меры, если бы Алияру что-то угрожало, я бы мог ради Самала обратиться с личной просьбой к его величеству. Я никогда ни о чём не просил дядю, разве что в детстве, и не думаю, что когда-то злоупотреблял его милостью, поэтому есть все основания надеяться, что он прислушается к моей просьбе. Но Самал почему-то избегает меня. Может ему нужно больше времени, чтобы прийти в себя? А есть ли оно у нас? Скоро начнётся самая опасная и одна из самых серьёзных миссий за всю мою ещё недолгую карьеру в гвардии. Мне одному из-за этого не спится?       Становится немного страшно. Я не боюсь смерти, но стоит подумать о тех, кто останется, о близких… и сердце разрывается, а горло давит изнутри тугой ком. Ещё больше страшит мысль, что кто-то из товарищей не вернётся с этой миссии. Возможность гибели Самала, Намали или Акмара я даже рассматривать не хочу. Смерть любого из них приводит меня в ужас. Намали хороший капитан, он всем нам как старший брат или отец. Самал временами напоминает строгую мать. А Акмар доброго дядюшку. Хах, вот уж не думал, что отряд когда-нибудь действительно станет для меня семьёй. Интересно, давно ли я их так воспринимаю? Кажется я начал полностью осознавать себя частью братства после смерти Наджи. Забавно, что смерть одного товарища отдалила меня от ордена, а смерть второго навсегда привязала к нему. Нет… Конечно, ничего забавного в этом нет…       Общая боль сближает. Может, в этом и есть весь секрет братства Серой Стражи? Испокон веков гвардейцы погибали за императора, прикрывая спины, жертвовали жизнями ради друг друга, теряли и оплакивали друзей, с которыми сидели за одним столом, спали в одних комнатах общежитий, тренировались и сражались плечом к плечу. Прав был Намали, говоря, что это невозможно понять, не почувствовав. Но я не хочу и дальше крепить наши узы кровью братьев по ордену… Сколько боли и потерь нужно вынести, чтобы полностью сложить своё опустошённое, обескровленное сердце на алтарь долга?       Впрочем, после второй присяги выбора у меня уже нет. Предательство и дезертирство в ордене карается смертной казнью. Иного предатели и не заслуживают. Попытаться уйти из ордена можно либо в свои выходные, когда разрешено покидать штаб, — обычно так и делают, — либо сбежав во время миссии. Для последнего нужно быть настоящим подонком. Бросить товарищей во время миссии, подвести тех, кто на тебя рассчитывал… Миссии бывают разные, порой внезапное исчезновение одного гвардейца может привести к трагедии. Особенно если это предатель-перебежчик. Что до побега в выходные — шансов маловато, на самом деле. Не вернёшься в штаб к определённому времени и за тобой пошлют парочку старших офицеров для выяснения обстоятельств. Обычно в таких случаях оказывается, что какой-то дурак просто перепил и проспал время, к которому нужно вернуться. Его быстро находят, возвращают в штаб и назначают дисциплинарное наказание. Как правило арест на несколько суток и какую-нибудь общественно полезную, но неприятную работу — уборные тоже кому-то надо убирать, — а потом они возвращаются в строй и на год лишаются права покидать штаб даже в выходные. Репутация ордена держится на строгой дисциплине и жёстких правилах. Позволишь гвардейцам напиваться до беспамятства, пусть и в выходные, а там уже и до дебоширства и насилия недалеко. Многие армии мира этим страдают. И у нас в некоторых частях дисциплина страдает. А где нет дисциплины, там нет и порядка, поэтому я не могу осуждать методы руководства. Если же какой-то гвардеец не вернулся в штаб намеренно, то есть дезертировал и его не нашли в течение суток, то на его поиски высылают отделение из следственно-дисциплинарного отряда. Они уже найдут пропавшего, рано или поздно, живым или мёртвым. Найдут, доставят в штаб, разберутся в обстоятельствах, исходя из которых вынесут смертный приговор или, что случается крайне редко, назначат суровое дисциплинарное наказание. Со сбежавшими во время миссии не церемонятся вовсе. Казнь на месте без суда, следствия и шанса оправдаться.       У нас есть фонд, куда откладывается часть нашего жалованья для обеспечения отставных гвардейцев. Если кто-то из гвардейцев погибает, его деньги передают семье или тем, кого он укажет в контракте, подписываемом во время второй присяги. Семьи дезертиров и предателей после их казни никаких денег не получают, все накопления возвращаются в бюджет ордена. И это дополнительная упреждающая мера.       Помимо выходных человек может попытаться сбежать и во время отпуска. Вот только перед тем, как уйти в отпуск, мы обязаны в письменной форме отчитаться, где будем находиться, а во время самого отпуска нужно раз в неделю либо появляться в штабе, либо, если уехал далеко, отмечаться в администрации ближайшего города — они уже передают сведения в Аль-Джаир. Освобождены от этих ограничений только старшие офицеры, получившие определённый уровень доверия. И заграницу тоже можно выезжать только им. Дезертиров среди старших офицеров не бывает. Все предатели, как правило, служащие второй-третий год. Не знаю, какими причинами они руководствуются, всем и так даётся год на раздумья, чтобы уйти, если что-то не устраивает. К счастью, такое редко случается. На моей памяти был один предатель и два дезертира. Предатель в нашем отряде, дезертиры в других. Все трое мертвы.       Опять думаю о чём-то не том, когда нужно отсыпаться перед новым переходом. Мы и на ночь-то останавливаемся только из-за проводника, который не может, как мы, не спать по несколько суток. Кажется у Намали всё ещё бессонница. Интересно, он вообще спал с тех пор, как мы начали это путешествие с застав Жёлтой Бухты? Не помню, чтобы раньше он так переживал из-за миссий. Или дело в чём-то другом? Когда речь идёт о нашем капитане, ни в чём нельзя быть полностью уверенным.       А ведь его Самал не игнорирует. Даже чай вон греет. Хочется спросить, чем я заслужил такое отношение. Но боюсь услышать, что и иного я не заслужил. С Намали они столько лет вместе, а со мной… Конечно, Самал прямо так мне не скажет, но это можно прочесть между слов, во взгляде, в интонациях. Этого я и боюсь. Может я на самом деле просто слишком избалован? Постоянным вниманием Самала в том числе. И стоило ему несколько дней вести со мной отстранённее, как я, словно капризный ребёнок, обиделся. Хоть с самим собой буду честен, мне обидно. Стыдно за эти недостойные эмоции, но всё равно обидно. Просто… мне казалось, что между нами уже нет секретов, что мы можем рассказать друг другу всё. По крайней мере я рассказываю Самалу всё, делюсь всеми переживаниями. Быть может, мне тоже следует стать сдержаннее. Может, Самалу в глубине души смешно порой меня слушать. Для разговоров у него есть Намали, а я… а кто ему я? По-хорошему следовало бы разобраться с этим по возвращению, а сейчас сосредоточиться на миссии. Только кто даст гарантии, что потом это возвращение будет?       Из-под полуприкрытых век украдкой наблюдаю за Самалом и Намали. Кажется, Намали отпустил Самала с дежурства. Он идёт ко мне? Он идёт ко мне. Чтож, я всегда считал Намали отличным капитаном, поскольку он не только сохраняет дисциплину в отряде и успешно руководит нами, но и помогает решить многие личные вопросы между своими подчинёнными. Только немного задевает, что Самал без его подсказки не додумался, но я всё равно перестаю притворяться спящим, тихо встаю, когда он дотрагивается до моего плеча, и молча иду за ним в сторону от лагеря. Нам многое предстоит обсудить. До рассвета почти пять часов. До подъёма — чуть больше четырёх. За это время можно успеть не только поговорить, но и… Если конечно разговор закончится хорошо.       Мы ушли достаточно далеко от лагеря, не слышно храпа и сопения, но отблески костра ещё можно разглядеть. Идти дальше нет смысла. Похоже Самал тоже так считает, потому что останавливается, поворачивается ко мне, — на фоне густо звёздного неба я вижу только чёрный силуэт, — и, прижав меня к себе, тихо говорит на ухо: «Извини меня. Иногда я веду себя, как осёл». Улыбаюсь. Похоже в дальнейших разговорах уже нет необходимости.

***

21-й день 5-го месяца. Райкур, каньон Шехриб, край пустыни Улу-Газар

      Ступенчатые стены каньона из красного песчанника защищают нас и от возможных преследователей, и от палящих лучей солнца. Правда от ветра укрыться негде. Из живого здесь, кроме нас, только хозяева райкурских каньонов — грифы и соколы, да редкие сухие кустарники. Лагерь укреплён барьерами, в дежурстве десять человек на разных точках и высотах. Пятеро на полевой кухне, остальные или помогают целителям или сами ранены. Я, к сожалению, в числе последних, но рана несерьёзная. Сравнительно.       За первые двое суток с начала операции с нашей стороны пятеро погибли и двое куда-то пропали. Их либо утащили эфы, либо они попали в эпицентр того кошмарного взрыва, когда взлетел арсенал, в котором, оказывается, помимо пороха хранились баллоны с хлором. Насколько нам известно, единственная страна, производящая этот элемент — это Крастская Империя. Хотелось бы знать, для каких целей здесь хранился газ, как он сюда попал и как во всём этом замешан союзник нашей страны. Но расследовать это будет уже первый отряд.       Отчего именно взорвался арсенал пока неясно, да и выяснять скорее всего не будут. Едва ли это был кто-то из наших, но даже если так, то взрыв всё равно унёс несравнимо больше жизней противников, чем наших. Я имею в виду, что случившееся соотносится с нашей целью, и даже если это была промашка кого-то из гвардии, руководство, в случае успешного завершения миссии, закроет на это глаза. Вот если мы потерпим поражение, тогда да, тогда за каждую ошибку придётся объясняться и искать виноватых. Впрочем, полагаю это тот вид миссий, когда поражение означает смерть. Мы либо выиграем и вернёмся, либо проиграем и умрём здесь. Но поражением пока не пахнет, хоть и не получилось взять базу с наскока. Наверное, капитаны на это и не рассчитывали. Крепость, в которой готовили свежие силы райкурской армии оказалась хорошо защищена. Их командный штаб дополнительно укрыт барьерами, которые нам удалось на вторые сутки повредить, но не прорвать полностью. К чести райкурских командиров, они не бросили на нас своих юных подопечных. Зелёная армия, как мы её теперь называем, отступила вместе с военачальниками в Ур-Карут. В крепости остались вараны, эфы и два батальона почти прошедших подготовку новобранцев. В численности небольшой перевес в их сторону, всего-то раза в два и то за счёт зелёных. Но держались они отчаянно. Сейчас, должно быть, их командование уже с удобствами размещается в Ур-Каруте и начинает строить планы по возвращению крепости. Крепость практически пала, остатки защитников забаррикадировались в штабе за барьерами. Наши же капитаны решили отступить: и для отдыха, и для корректировки плана.       Восемнадцатый и девятый отряды стояли на дороге между крепостью и Ур-Карутом, но их сил не хватило, чтобы сдержать натиск отступающей армии под прикрытием нескольких взводов «варанов». Оцепление прорвали и большая часть зелёных бежала, пусть это и далось ценой сотен трупов, разбросанных почти на десять миль от крепости в сторону Ур-Карута. Теперь перед нашими капитанами встала задача посложнее: штурмовать город или осадить. Оба решения чреваты своими рисками. В случае осады велика вероятность, что скорее прибудет подкрепление из Каракара, чем город падёт, и тогда отбиваться придётся уже нам. С другой стороны, по данным наших «спящих» и «призраков», Ур-Карут не готов принять почти восемь тысяч солдат. В этом небольшом пустынном городе, выросшем вокруг небольшого источника, единственного во всей пустыне, не было ни значительных запасов продовольствия, ни арсеналов — от кого им защищаться, если на сотни миль вокруг ни души. Единственная цель города быть оплотом цивилизации в этих мёртвых землях. Стены там невысокие, барьеры слабые, предназначенные для защиты от пылевых бурь в сезон ветров, население едва превышает три тысячи человек. Кажется, когда-то там хотели построить убежища для райкурской знати, ещё лет восемьдесят назад. Но стройка заглохла, видимо, слишком дорого обходилась казне. Легче и дешевле оказалось укрепить столицу. Что до Ур-Карута, город когда-то разросся благодаря найдённому в тех местах золоту, но золото давно закончилось и некогда жемчужина пустыни постепенно вымирала. Осадить Ур-Карут легко. Голод наступит очень быстро и, скорее всего, солдаты будут отнимать еду у мирных жителей. Если бы у нас были в запасе недели три, наверное, мы бы так и поступили. Но за это время почти наверняка прибудут свежие силы «варанов» из Каракара и Аркалó.       Можно начать штурм. Обороняющиеся будут в более выгодной позиции, но неизвестно, сколько мирных погибнет под перекрёстным огнём. Укрытий в Ур-Каруте как таковых нет, и я очень сомневаюсь, что командование, занявшее город, озаботиться безопасностью горожан. Скорее всего в самом безопасном месте развернут штаб, а местным прикажут, в лучшем случае, сидеть по домам, в худшем — защищать город. Но гипотезами я могу развлекать себя сколько угодно, решение всё равно будут принимать капитаны.       Скоро обед. С полевой кухни вкусно пахнут котлы с горячим супом и рисом с мясом. Лишь бы барьеры не сбоили, а то снова на зубах будет скрипеть песок. Ветер страшный, а в каньоне как будто ещё сильнее. Сочувствую дозорным, особенно тем, кто на высотах. До обеда занять себя нечем. Из-за раны на бедре, до которой руки Самала пока не дошли, потому что есть куда более тяжёлые ранения, не могу занять себя работой. Остаётся только наблюдать за остальными, ждать, когда принесут мою порцию и не тревожить ногу, наскоро перетянутую бинтами. По-хорошему, надо бы полежать, но лежать мне не хочется, тем более что на обед всё равно придётся садиться, возможно, не без помощи — ногу-то дёргает. Кажется, дежурные кого-то заметили. Пару мгновений они напряжённо вглядывались, затем с высоты на распальцовках передали: «Двое. Свои». Намали с двумя старшими офицерами из тринадцатого вышел навстречу гостям. Свои-то все здесь, кто ж это может быть? Неужто те пропавшие? А как они нас нашли? Не сразу, но до меня дошло, что это, скорее всего, «призраки» из Ур-Карута, наши бравые разведчики.       О разведчиках я знаю совсем немного, уровень доступа не тот. Всё знают о них только они сами и обладатели первого уровня доверия. Однако представление об их жизни я имею. Например, я знаю, что у разведчиков самые длинные выходные — как наши отпуска, а то и дольше. Это связано с тем, что и миссии у них долгие, бывают и по несколько месяцев, и даже год. Особенности их тактик мне знать не положено, но я знаю, что они хотя и числятся в отрядах, работают отделениями по двое-трое человек, а не большими группами, как боевые отряды вроде нас. Ещё Самал говорил, что у них там все проходят медицинские курсы, поскольку на миссиях могут рассчитывать только на себя. Целителей у них, как и везде, мало, но неотложную помощь себе точно сами окажут, да и лекарствами их снабжают лучше всех. А Намали как-то упоминал, что в силовых тренировках разведчики делают упор на скорость и ловкость. Оно и понятно, в случае чего их цель уйти от противника, а не ввязываться в бой. Как бойцы они, кстати, слабее нас, но быстрее и хитрее. Ещё знаю, что они постоянно тренируют память, в совершенстве владеют языками и диалектами тех стран, за которыми закреплены их отряды, что их обучают актёрскому искусству, и что они проводят в аудиториях и библиотеке больше времени, чем на полигонах и тренировочных площадках. Их казармы находятся отдельно от наших, с другой стороны от командного штаба. Я видел их издали, казармы то есть. Вокруг густой абрикосовый сад, рядом с казармами небольшой пруд с рыбками — про рыбок я знаю от Намали, — в саду и возле пруда скамейки и несколько беседок. Три небольшие, тоже окружённых деревьями и зарослями акации, тренировочных площадки, отдельный вход в командный штаб и своя калитка в стенах Аль-Джаира — через ворота они не ходят, не светятся. По другую сторону стены как раз старый парк. В общей столовой мы отряды «призраков» тоже не встречаем, должно быть, у них своя, как и прачка, как и арсеналы. Ну хотя бы библиотека у нас общая, там-то иногда и можно застать этих равнодушных, каменнолицых товарищей по ордену. Я приноровился отличать их не столько по выражению лица, сколько по общей конституции тела. У нас-то ни дня без тренировок, не считая выходных, поэтому все оперативники если и не высокие, то точно с выраженной мускулатурой. «Призраки» же, в основном, ниже среднего роста, многие из них худые в сравнении с нами.       И правда, это оказались «призраки». В лагерь вернулся Намали с сопровождением, а с ним двое гвардейцев, одетых в серые хламиды пустынников. Головы замотаны тканью, на ногах изношенная обувь — не наши сапоги, — орудие, если и есть, под хламидами не видно. Никто с места не дёрнулся, но всем интересно. Как-то и разговоры потише стали, и наши часто, будто бы вскользь, поглядывают в сторону гостей. Разведчики следом за Намали подошли к капитанам, докладывать. Мне их совершенно не слышно. Зато из палатки, ставшей у нас полевым госпиталем, вышел Самал. Бледный, вымотанный. Он торопливо огляделся, нашёл меня и не самым твёрдым шагом подошёл. Знаю, будь его воля, он начал бы с меня, но не положено. Сначала тяжело раненные, потом ранения средней тяжести и лёгкие, если есть силы. Самал и так, пока осматривал раненных, кого куда, втихую, по быстрому, немного меня полечил. Кровь почти остановилась, уже не текла из рваной раны, а потихоньку сочилась, пропитывая бинты. — Давай поедим сначала, — остановил я его, когда он уже протянул руки к моей ране. Самал попытался спорить и доказывать, что лучше сразу, но я пригрозил позвать капитанов. Угроза подействовала. — Быстро ты, — заметил я, когда сдавшийся Самал сел рядом, плечом к плечу, и устало прислонился к камню, на который я опирался. — Да… постарался, — Самал слабо улыбается, а я начинаю подозревать, что для быстрого исцеления он тратил больше энергии. И хотя лечил он не один — у нас ещё двое целителей, — всё равно с его уровнем ему достались самые тяжёлые и сложные.       Обед уже разливают. Те кто освободился от раненных теперь разносят порции. Скоро добрались и до нас. Не передать наслаждение, что испытываешь от горячего бульона после двух дней голода и битвы на износ. Все начинают с бульона, чтобы живот не разболелся. Медленно, перебарывая нетерпение и голод. В животе становится тепло. Теперь можно приняться за гущу супа, тоже не торопясь. И уже потом утрамбовать всё рисом с мясом. К нам подсел Намали. Подозрительно покосился на Самала, но прежде чем успел что-то сказать, я отвлёк внимание капитана на себя. — Ну что там? Какие новости? — Ночью выступаем, — ответил Намали. Если подумать, оно и неудивительно. — У меня четверо к ночи точно не встанут, — заметил Самал. — Знаю. Эти двое, из разведотряда, в город уже не вернутся. Здесь останутся. Вечером перенесём тяжело раненных глубже в каньон, там и пещеры какие-нибудь должны быть. Раненных оставим, «призраки» за ними присмотрят. — Я бы и Анвара с ними оставил для подстраховки. Он почти весь выдохся, в бою от него толка будет меньше, чем здесь. А так хоть немного восстановится и раненных ещё подлечит. — Посмотрим, — не стал ничего обещать Намали. — Ты сам главное к ночи не упади. — Нормально со мной всё, — отмахнулся Самал. — А мы на штурм всё-таки? — уточнил я. — Да. В городе ещё один «призрак» и двое «спящих». Они устроят диверсию. — А что за спешка? — поинтересовался Самал, усиленно делая вид, что это не он полчаса назад был на грани обморока. — Я думал пару дней себе можем позволить. — Они там порталы в Каракар устанавливают. Завтра должны закончить. Так что времени у нас нет. Ближе к вечеру проведём собрание, обсудим тактику.       Тут Намали позвал Нияз, и наш капитан со вздохом встал. Самал торопливо доел и занялся моей ногой. Рана выглядела хуже, чем ощущалась. Неровные обрывки мяса и рваную кожу едва ли можно было быстро и аккуратно собрать, да и не хватало плоти-то. К счастью, рана неглубокая. Подлечив и сменив повязки, Самал помог мне переодеться в запасные брюки. Цепляясь за него, я дохромал до скалы, под которой многие уже завалились спать, прячась от солнца. На ближайшие несколько часов у меня одна миссия — выспаться и восстановиться к ночи.

***

23-ий день 5-го месяца. Райкур, Ур-Карут

      Густой чёрный дым коптил алое закатное небо. Огни пожаров сжирали ветхие постройки, обрушивали глиняные крыши. Языки пламени лизали камень сломанных стен, вырывались из узких окон каменных домов. Реньяр, тяжело дыша и кашляя от дыма, прислонился к горячей ещё стене. И без того грязный плащ тут же вымазался сажей на плече. Нестерпимо, до горечи в горле, пахло гарью, горелым мясом и палёными волосами. Гвардеец с раздражением сдул с лица выбившуюся чёлку, почерневшую на концах. Лицо жгло от ожога — какой-то «варан» несколько часов назад использовал незнакомую формулу, из-за которой два квартала накрыло разъедающим кожу туманом. Реньяр укрылся вихревым коконом, но яд был не единственной особенностью этого тумана. Варан создал маленький огонёк, почти искру, которой хватило, чтобы стереть эти два квартала с лица земли. Вихревой кокон дал Реньяру пару секунд для создания щитов, но обжечь всё равно успело. Мышцы ныли от перенапряжения, запасы энергии почти на исходе. Надо бы передышку, хоть несколько минут… посидеть просто… прикрыть глаза. Где-то снова прогрохотал взрыв. Реньяр даже не вздрогнул. Шагнул ещё. Ноги подкосились, и он рухнул на колени. Хреновы разведчики! Задарма свой хлеб жрут! В бессильной ярости юноша ударил кулаком о землю. Надо встать… Подняться… Найти своих… Встать…       Где-то сзади, чуть правее, шорох. На голых рефлексах, на каком-то зверином чутье, гвардеец с места рванул влево, перекатился по земле и заполз за ещё стоявшую часть стены неузнаваемого теперь дома. Место, где он только что сидел, вспорола воронка взрыва. В ушах зазвенело. Проклятые «вараны», видно и впрямь идут на запах крови. Сил на достойную атаку не хватит. Энергии — может быть. Шаги по ту сторону стены едва различались сквозь звон в ушах. Скрип каменной крупки и мусора под тяжёлыми сапогами. Реньяр прислушался. Один… двое… трое. Три «варана»… Он покойник. Все эликсиры в «третьем кармане» для сохранности. Вокруг слишком тихо, ближайшие бои в нескольких кварталах от них — они заметят колебания энергии, если он откроет «карман». Попробовать уйти? Гвардеец огляделся. Глаза слезились от дыма и пыли в воздухе. Крепких построек в этом квартале не осталось, одни развалины. Рискнув, Реньяр гуськом перебрался к груде камней. Спину обожгло жаром нового взрыва. — Хирах новжа, — прорычал за спиной один из преследователей. Второй голос на ломанном астельском заговорил ласковее: — Сам выходить, мы не тронуть. Выходить сюда, нам выходить. Не боитесь.       «Ага, как же», — зло усмехнулся про себя Реньяр. «Нашли дурака». Но предложение врага породило идею. «Может и выгорит», — собираясь с духом, подумал гвардеец. — Ма гарах! Гарча агал!       В конце концов, забрать трёх «варанов» с собой на тот свет значит оставить товарищам на трёх врагов меньше. Энергии хватит на одну мощную огненную формулу. Главное подойти ближе, чтобы точно никто не спасся. Решившись, Реньяр встал, поднял руки и, наконец, увидел противников. Немного ошибся — двое «варанов» и «эфа». Змеиная нашивка на груди песчаного цвета плаща скалилась клыкастой пастью. — Не боитесь, — улыбнулся «эфа». От его добродушной улыбки по спине пробежал холодок. — Бахат ал шир, — пихнув локтем своего спутника, тихо заметил один из «варанов». Это Реньяр и надеялся услышать. Заинтересовать их настолько, чтобы они не атаковали, как только он высунется, а захотели взять живым. — Иди нам, — поманил «эфа», улыбаясь ещё шире.       Реньяр осторожно, без резких движений, пошёл навстречу, сосредоточенно собирая энергию в ладонях. Десять ярдов. Манёвр оказался незамеченным, видимо враги были магами не очень высокого уровня. Тем лучше. Тем меньше у них шансов спастись. Девять ярдов. Где-то вновь прогремела череда взрывов. Послышались чьи-то крики и вопли, кажется, женские. Неужели из мирных кто-то ещё остался в живых в этой мясорубке? Впрочем, крики быстро затонули в новых взрывах, а когда всё стихло, больше никто не кричал. Семь ярдов. Реньяр перешагнул чью-то почерневшую оторванную руку с запёкшейся кровью. Не до конца зажившая рана заныла — нашла время! Видимо кончилось действие обезболивающих. Пять ярдов. Пора! «Эфа» шагнул навстречу. Реньяр резко опустил ладони, вкладывая почти всю энергию в её преобразование в огонь. Остатки энергии сразу же направил на воздушные формулы, мгновенно создавая огромный огненный вихрь. Реньяр ещё успел услышать короткий вопль «эфы», «варанов» он не слышал, но знал, что они не могли успеть покинуть зону поражения. Если только не ушли под землю, потому что поставить достаточно мощные «щиты» они бы не успели, а пару-тройку «щитов» двойная формула Реньяра сжигала за мгновение. Но даже если бы они ушли под землю, Реньяр перестраховался. На перегруженных каналах он направил вихрь к земле, словно огромным буром вспарывая её. Плащ задымился. Больше энергии на контроль не хватало. Руки обожгло, но пошевелиться уже не было сил. — Реньяр! — окликнул кто-то за спиной, а в следующую секунду гвардейца повалили на горячий взрытый песок и укрыли водяным куполом. — Сильно обгорел? — прижимая собой юношу к земле, спросил Намали. Реньяр облегчённо выдохнул, чувствуя, что вот-вот разрыдается от схлынувшего напряжения. Спасён! Хоть на полчаса, но спасён! Не сгорит заживо! — Энергия есть ещё? — пережидая, пока пламя утихнет, уточнил капитан. Реньяр молча покачал головой. Ком в горле мешал говорить. — Ладно, пять минут на передышку у нас есть. Здесь больше никого. Пока. Хочешь обрадую? — М? — Портал уничтожен. Подкреплений больше не будет. Осталось этих добить.       Реньяр усмехнулся, на большее его не хватило. Легко сказать: добить. Сколько их самих-то осталось? Но слова капитана всё равно немного успокоили. Хотя бы появилась тень надежды, что кто-то из них вернётся живым. На их счастье, райкурское командование не стало использовать порталы для эвакуации зелёных. Да и наскоро собранный портал работал с перебоями и, похоже, только в одну сторону. Как бы то ни было, с огромными потерями, но несформированную армию они практически уничтожили. Миссия в любом случае выполнена. Пламя стихло, Намали убрал купол и достал из «третьего кармана» два флакона энерговосстанавливающих эликсиров. Не самая полезная для организма вещь, но на подобных миссиях, когда выбор стоит между смертью и потенциальными последствиями для здоровья, привередничать не приходится. Передав один фиал Реньяру, Намали залпом опустошил другой, поморщился и, запив кислоту на языке остатками воды из закопчённой фляги, встал. Осматриваясь по сторонам, подошёл к трём обугленным трупам. Реньяр хорошо постарался, тела не распознать, даже оружие оплавилось. — Куда теперь? — чуть взбодрившись, поинтересовался Реньяр. — Свой сектор мы зачистили. Идём на помощь девятому. Там ещё десятка три «варанов» и сколько-то «эфов».       Разрушенный дымящийся город под пыльным небом. В воздухе дым, гарь и песок. Тусклый диск солнца в пылевой завесе казался напитанным кровью, словно злое божество, застывшее над пустынным городом и собирающее кровавую дань. В районе складов было жарко. Реньяр и капитан, прикрывая друг друга, медленно пробирались к своим под свинцовым ливнем, ползли по влажному от крови песку, прятались за поваленными друг на друга трупами. Реньяр старался не смотреть на тела. Не только потому, что среди них хватало братьев по ордену. Слишком много мёртвых среди гражданских. «Их не должно было здесь быть. Их должны были увести. Вывести из города. Спрятать», — повторял про себя Реньяр, с ужасом натыкаясь на истерзанные взрывами тела без формы. «Это не наша вина, что они были здесь… не наша..» Взгляд зацепился за обугленную тряпичную куклу с глазками-пуговками и светлыми, из козьей шерсти, волосами. Куклу сжимала маленькая оторванная ручка. — Реньяр! — кто-то дёрнул его в сторону.       Долгий грохот казалось порвал барабанные перепонки. Лицо и правую руку нестерпимо обожгло, глаза засыпало песком. Впереди шесть пушек под прикрытием опытных стрелков и магов. К Реньяру подполз Самал. Короткий взгляд: «Жив? Цел?». Ответный: «Да, а ты?». Из густой завесы пыли и дыма вылетела четвёрка «варанов». Явно смертники, цель которых отвлечь на себя внимание, чтобы… Чтобы что? Холодок по спине в предчувствии нового удара. Пока Реньяр с Самалом под прикрытием двоих гвардейцев из девятого отбивались от смертников, Намали подавал кому-то знаки на распальцовках. Смотреть по сторонам нет времени. Пуля, оцарапав кожу, куснула плечо. Огненная плеть полоснула по икрам, цепляя ноги и опрокидывая на землю. Реньяр ушёл в песок и, не давая себе времени на передышку, вынырнул в двух ярдах впереди, сразу направляя к противникам колья из спрессованного песка. Одного пронзил, другой ушёл от атаки. Остались трое. Нет, двое. Ребята из девятого завалили ещё одного. Реньяр не разглядел чем. Голова кружилась. Использование неродной стихии забирало слишком много энергии. Самал в рукопашке с третьим «вараном». Где ещё один? Где он?! Лихорадочный взгляд обшаривал мутное от слёз и пыли пространство вокруг, внутренний взор искал лишние колебания в магическом поле. Без толку. Слишком много фонового шума, слишком много постоянных выбросов энергии. Чёрная тень скользнула на краю взгляда, приближаясь к Самалу со спины. Сердце ухнуло вниз. — Сзади! — крик застрял в горле, когда широкое лезвие палаша пронзило целителя со спины.       В ушах зазвенело. Стало непривычно тихо. Только сердце в груди стучало набатом. Замутнённый взор прояснился, а мир сузился до заваливающейся набок фигуры. Мимо пронеслись гвардейцы, вступая в схватку с «варанами». Самал рухнул в грязный песок и только тогда Реньяр отмер и бросился к нему, не обращая внимания на пролетающие мимо пули и заклятья. — Нет… не смей. Ты не можешь… Не смей… — шептал Реньяр, осторожно укладывая голову Самала себе на колени. Вытаскивать палаш было страшно. На губах целителя пузырилась кровавая пена. Тускнеющие глаза скрылись под тяжёлыми веками. — Целителя! — с леденящим ужасом глядя на стремительно увеличивающееся кровавое пятно на груди Самала, завопил Реньяр. — Целителя! Сюда!       В ответ прогремела новая череда взрывов из вернувшего звуки мира. Кто его услышит? Один из двух оставшихся целителей остался с раненными в каньоне. Другой где-то в гуще сражения, наверняка занят своими соотрядниками. Реньяр достал из «третьего кармана» все имеющиеся эликсиры, два энерговосстанавливающих выпил сам, ещё один аккуратно залил в рот Самалу. В паре ярдов от них упал ещё один сражённый «варан». Остался последний, теснимый гвардейцами из девятого. Почему не существует исцеляющих эликсиров? Почему Реньяр никогда не ходил на курсы целителей? У него ведь должна быть предрасположенность к целительной магии. В нём течёт, пусть и сильно разбавленная, кхардская кровь, а кхарди издревле были сильнейшими целителями. Их сила исцеления превосходила даже регенерацию кунгусов. Так почему же? Реньяр, бережно перевернув Самала на бок, медленно вытянул лезвие. Он ведь сотню раз видел, как Самал лечит. Он знает эти формулы наизусть, надо только сосредоточиться и вспомнить. Главное, не паниковать. Самал столько раз рассказывал об основных принципах. Всё будет хорошо. Он справится. Реньяр собирал энергию в ладонях, стараясь, чтобы она была чистой, а не частично преобразованной, как для стандартных формул. На мгновение ему показалось, что руки окутало слабым голубоватым свечением, а потом… ничего… За спиной в небо взвился огненный шар взрыва. Ударной волной Реньяра отбросило в сторону. Сверху полетели крупные обломки зданий, посыпалась каменная крошка. Раскалённый воздух жёг лёгкие. — ПОБЕДА-А! — закричал кто-то сквозь гул и звон в ушах. Или Реньяру уже мерещилось, пока он спешно тёр слезящиеся от песка и пыли глаза и пытался найти среди десятков разбросанных тел одного единственного человека.

***

      Сизо-белый дым погребальных костров уносит пепел наших павших товарищей к звёздам. Я уже наверное тысячу раз поблагодарил богов и звёздных духов за то, что среди них нет Самала. Он стоит рядом, опирается на меня, хотя, по-хорошему, стоять ему пока нельзя. Но Самал как всегда непрошибаемо упрям. Теперь уже он может лечить себя сам, а тогда, среди редких радостных криков, я на грани истерики звал Самала, с каждым мгновением теряя надежду снова увидеть его живым. Меня услышал Намали. Он же и отыскал находящегося одной ногой в небесных чертогах Самала, окутал его стазисом и засунул в «третий карман», после чего оставил за главного Юлгиза и исчез. Как мы позже узнали, он переместился в каньон к оставшемуся там целителю. А ещё выяснилось, что знаний нашего капитана в медицине достаточно для того, чтобы ассистировать лекарям и что у него самого восьмой уровень целительской магии. Казалось бы, ерунда, но в качестве поддержке целителю пятого уровня оказался крайне полезен, и через несколько часов борьбы за жизнь нашего сильнейшего целителя Намали и Анвар одержали победу.       А пока они спасали Самала, мы под командованием Юлгиза собирали наших товарищей. Кого-то по кускам. Среди погибших оказался Нияз, капитан семнадцатого. Он прикрыл собой отряд. Нашего Ясмина тоже не спас ни один из его оберегов и талисманов. Его голову мы так и не нашли, а тело опознали по нашивкам и талисманам под одеждой. Наш отряд поредел на четверых. Ясмин, к едким насмешкам которого мы так привыкли, что трудно представить теперь нашу жизнь без его злых шуток, с которыми, порой, про себя невольно соглашаешься. Ясмин всегда говорил то, о чем мы только думали, не стеснялся в выражениях и мог высмеять любую, даже самую ужасную вещь. Фанис был крайне трудолюбивым, скромным и ответственным. Весьма ответственно подошёл к миссии и скромно отдал свою жизнь при штурме здания администрации. Никто даже не увидел, как именно он погиб. Рушан был старшим лейтенантом, как Самал и Акмар. Спокойный, справедливый, не болтливый, с неплохими навыками менталиста. Метил в следственно-дисциплинарный, насколько я знаю. Теперь в следственно-дисциплинарном он появится только в виде закрытого личного дела, после чего навсегда переселится в архив. Ну а Данай был книгочеем и заядлым обитателем библиотеки. Немного отстранённый от людей, в отряде чаще молчал и витал в облаках, но на заданиях был надёжен и собран. Теперь он будет выше облаков. Все они. А нас по возвращению ждут четыре пустые койки в нашем общежитии. Раненных тоже много. Считай все. Просто кому-то повезло больше, кому-то меньше. Акмар потерял руку, а я весь в ожогах. У Намали будет первый шрам на лице — рассекли бровь. Но, как справедливо заметил Самал, Намали и этот шрам будет только к лицу. Интересно, что будут делать с Акмаром? Отправят в преждевременную отставку или найдут какую-нибудь должность в штабе? Я, наверное, ещё не успел осознать наши потери. Скорее всего, как и тогда, с Наджи, меня накроет уже в штабе, когда мы примемся после отдыха разбирать вещи товарищей, передавать их личное имущество родственникам, заполнять отчёты. А сейчас, глядя на костры, я слишком рад, что жив сам, что жив стоящий рядом Самал, что жив Намали, уставший и мрачный, что жив Акмар, даже сейчас что-то втихую жующий. — Как вернёмся, пойду на курсы целителей, — сообщаю я Самалу. — Снова будешь моим учителем. — Поблажек не жди, — мягко улыбается Самал и, пользуясь тем, что опирается на меня, крепче обнимает за плечо. Прижимаюсь к нему всем телом, шучу: — Неужели никаких привилегий своему любимому ученику? — Посмотрим на твою старательность, — усмехается Самал. Хочу обнять его по настоящему, поцеловать, прильнуть к нему, но сейчас не время, не место и обстоятельства совершенно не располагают. Запоздало накрывает стыд за эти вольности перед погребальными кострами. А следом злость. Мы же выжили, почему мы не можем использовать выигранное, с боем вырванное у смерти время так, как хочется. И снова стыд перед павшими товарищами.       Не хочу ни о чём думать. Долго здесь задерживаться нельзя. Из Каракара и Аркало могут прибыть свежие силы. Райкурцы наверняка захотят отомстить. Но мы уже собраны. Как только догорят тела, чёрный пепел полетит над белым песком, а костры погаснут, дотлевая, мы покинем эти теперь уже совершенно безжизненные земли. А пока сизый дым погребальных костров уносит души наших братьев в Небесные чертоги, и свет холодных звёзд освещает их последний путь.