Story of her pain

      — Знаешь, что мне в тебе нравится, Амиция? Ты, несмотря ни на что, будешь добиваться своего. Как вихрь, сметёшь всё на своём пути. Разрушишь все преграды, растопчешь тех, кто стоит на пути, если потребуется. Ты прекрасна. И эта разрушительная сила в тебе, словно магнит, притягивает.       Он говорил тихо, чтобы не разбудить её. В амбаре, в который она пробралась с целью переночевать, было сильное эхо. Наверное, потому что он был полупустым, просторным. И пусть, лишь она могла слышать его голос, призрак не решался говорить громче, опасаясь чего-то. Он провёл неосязаемой ладонью по её лицу и улыбнулся, мысленно повторив всё, что сказал ранее.       — Только, пожалуйста, не сожги в своём жарком пыле себя…       Девушку снова мучал один и тот же кошмар: поместье её семьи, ужасающая смерть преданного Леона, налёт инквизиции, потеря матери, море трупов под ногами, она тонет в отчаянии…или в реке. Не разобрать. Её опутывает горечь сожалений и чувство вины. Она может управлять крысами, из-за которых началась эпидемия. Мысли о том, что её силы, нет, она сама повинна в беспорядках и беспределах, происходящих во всех окрестных деревнях и городах, тоже оставила свой отпечаток.       Крысы… их так много, они повсюду. В каждой норе, в лесах, в тюрьмах, под каждой половицей в домах, только оступишься — сожрут, обглодают до костей, только истошный крик испустить успеешь. А помолиться — нет.       — Господь не придёт. — вытирая капли холодного пота со лба, вслух произнесла Амиция.       С ног до головы пробирала дрожь, хотя зима давно сменилась весной. Всё это время она пряталась, стараясь подобраться как можно ближе, вслушивалась в разговоры городских, стражи и бездомных, собирая крупицы информации. Ещё немного, и логово врага уже не будет недосягаемым и неуязвимым. Этим же вечером де Рун была готова проникнуть в собор. И полагалась она лишь на себя и сущность, что была заперта ещё на два засова внутри неё. «Господь не придёт…» — повторила она, потирая переносицу.       Ей пришлось воровать последнее, что оставалось, а ведь когда-то она была наследницей земель де Рунов, жила без нужд и спала на перине в тёплой и уютной комнате. Теперь — нет. Наследие потеряно, голод заставлял совершать поступки, ранее вызывавшие в ней отвращение и ужас, а перину заменяли стог сена в лучшем случае или тёмные закоулки, где бы её не стали искать.       — Измениться ли что-нибудь после смерти того, кто повинен в моих потерях? — шептала себе под нос девушка, чувствуя смрад отходов канализации. По ней она пробиралась в подземелье собора. Ну, по крайней мере, она должна была проверить, существует ли вход в «неприступную крепость». — Как там Гюго…?       Несмотря на то, что глаза уже привыкли к темноте, видеть Амиция могла только что-то прямо перед собой и стену, возле которой она держалась. Чем дальше, тем чернее казалось пространство. Будто тьма поглощала и стены, и пол, и вот-вот ты сделаешь шаг, как она поглотит и тебя. Но Амиция перестала бояться темноты. Как и зловещего писка и топота мелких лапок по поверхности. Крыс она слышала и чувствовала повсюду. Они всегда были рядом, тайным эскортом сопровождая её опасный путь. Твари не нападали ни при каких обстоятельствах, будь она хоть на свету, хоть в непроглядной темноте. Это существенно облегчило ей выживание.       — Что ты будешь делать, когда встретишь инквизитора?       Артур, в отличии от крыс, был рядом, лишь когда ей было это необходимо — чьё-то присутствие, возможность с кем-нибудь поговорить. Сомнения о том, что призрак — это всего лишь больная галлюцинация из не принятого прошлого, укоренялись. С другой стороны, Амицию мало это заботило. Он был рядом, они могли поговорить в любую минуту. Артур всё ещё иногда пытался к ней прикасаться, хоть знал: её это вгоняло в уныние.       Амиция смогла различить очертания двери в стене. Подойдя ближе, она дернула за ручку. Никакого результата. Дверь была массивной, но ветхой. Писк стал отчётливее, и Амиция поняла, что крысы пробежались по её ноге. Они сформировали небольшую башенку, прогрызли рассохшуюся древесину, после чего рассыпались и разбежались в разные стороны, освобождая дорогу.       Лицо не выражало никаких эмоций, мысли об убийстве так же утратили свою силу и значимость, приобретя обыденный характер.       — Сделаю всё, чтобы выжить.