Лабиринты непонимания

Всё имеет начало и конец. Даже у кольца, если рассматривать его в длительной временной перспективе, будет свой конец. Ржавчина, патина, трение – да что угодно. Мир не может застыть в статичном состоянии. Всегда требуется хоть минимальное движение. Тают вечные ледники, плывут айсберги, чтобы умереть в жарких водах и снова родиться на своей родине, вырасти, покинуть дом и умереть. Любой круг в жизни на поверку окажется спиралью, соединённой с прошлым и будущим. Семён шёл по лесу и понимал, что он в своём нынешнем положении мог бы стать неплохой иллюстрацией к слову «фиаско» в толковом словаре, правда, как тут же подумалось парню, что-то не доводилось ему видеть иллюстрированных словарей. «Но должны же они, в конце концов, существовать! А в начале начал их точно не было. Тьфу ты». Как бы то ни было, за прошедшие дни они ни на шаг не приблизился к разгадке своего пребывания в пионерлагере. Ни причин. Ни места. Ни времени. Ни выхода. Даже сблизиться с местными обитателями не получилось. Видимо, был слишком увлечён вопросом о реальности происходящего и поиском ответов. «А это считается, что увлечён собой или ими?» Семён помотал головой. «Алиса была, конечно, права, когда сказала, что думаю за десятерых, а не делаю ничего. Да от моих рассуждений растет количество не ответов, а вопросов!» Оставалось только наконец напрячь расфокусированный взгляд и, смотря всё в тот же дурацкий куст, выкрикнуть: – И что теперь?! Сзади раздался дьявольский смех. – Теперь – ничего. Или всё. Это как посмотреть. Семён обернулся и нос к носу столкнулся с тем же странным пионером, и снова из-за наклона головы и тени от крон лица его было не разглядеть. – Зачем ты сюда пришёл?! – Лучше спросить, зачем ТЫ пришёл СЮДА. – Нажим сначала на одно слово, а затем – на второе, после паузы. – Но вряд ли ты сможешь дать внятный ответ. Ты вообще на что-то можешь его дать? За такие слова хотелось злиться на пионера, хотя это значило скорее то, что злиться стоило на себя. И всё же… – Тебе нравится надо мной издеваться? Задавать странные вопросы, на которые я не знаю ответов? Дразнить. – Парень набычился. – Вот, допустим, попал я сюда по глупости, от дурости и лени. Доволен?! Семён сделал шаг вперёд. Пионер помедлил, а рот его искривился. – Здесь, – он развёл руками, – я имею в виду этот мир, вообще нельзя быть долго довольным. Но ответ ты дал хороший, честный. Жаль даже, что он ни на что не влияет… – Эй! Ты припираешься ко мне, болтаешь не пойми что. – Семён сжал кулаки. – И в жалости твоей я не нуждаюсь. Лучше теперь плати откровенностью за откровенность! Ты выглядишь как тот, у кого есть ответы и кто готов бравировать ими. Снова дьявольский смех. – О, я пришёл помучить в первую очередь себя. Ты же здесь в первый раз? Не так ли? – Семён непонимающе кивнул. – И этот разговор не запомнишь. Не помнишь. Я тоже сначала не помнил, как уезжал отсюда и появлялся в начале этой же смены. А потом я начал это замечать. И существовать так. Без смысла. Без надежды. Потому что выхода нет. Потому что лагерь – всё отнимет и растопчет. Было что-то доброе и светлое – и ничего. Пионер картинно отломил ветку, разорвал (даже не сломал, а именно разорвал) её надвое и бросил под ноги. Семён не понимал, остаться и слушать, надеясь на ответы, или сбежать от явно тронувшегося умом парня. – Одно хорошо – с куклами можно творить что угодно… Ты же понял, я надеюсь, что вокруг тебя отнюдь не настоящие люди? Боты для симуляции жизни, без настоящего прошлого, без ответов. О, я пробовал вырывать ответы чуть ли не калёными клещами. Но ответов просто нет! Нет! Ничего здесь нет! Они не знают, не могут знать! Ничего не могут вернуть! – он, запрокинув голову, начал топать. Семён заметил, что ногти до крови прорезали ладони, но пионер этого или не замечает, или упивается болью. Может быть, привык своей физической и чужой болью заглушать собственную душевную. «Что делать, что делать?!» Но тут в стороне трава зашуршала, и совсем рядом вышла библиотекарша. Взгляд у неё был… несколько ошалелый. Впрочем, и ситуация была из ряда вон. – Женя! – Семён бросился к девушке и схватил её за руку. – Бежим. Он ненормальный и опасный! Но библиотекарша встала как вкопанная и брезгливо вырвала руку. И тут лес огласился криком: – А ну брысь отсюда, мерзкий!.. «Смелая, гонит его… Погодите…» До Семёна дошло, что выпалила Женя это ему в лицо. – Вали, я сказала, – прошипела она и сделала шаг в сторону пионера. Убрав руку от ленивой попытки парня вновь схватить её за руку и утащить, библиотекарша настойчиво приближалась к странному парню. Тот, как ни странно, повернулся на крик и как-то пристыженно и… тоскливо смотрел на девушку. – Не думал, что мной интересуются даже боты. Наблюдавший за всем Семён уже готов был оглохнуть от звонкой пощёчины, но рука Жени прошла сквозь голову утратившего на миг цвета пионера. Он повесил голову. – Да… Значит, это всё же ты. А я бы хотел, чтобы смогла ударить. Чтобы… – он кивнул, проверив свою догадку, – кольцо отпечаталось на щеке. Женя заплакала. – Прочь! – раздались два обессиленных голоса, и Семёна как ветром сдуло. Мир не станет понятнее. Только, может, голова взорвётся от дополнительных вопросов. Например «Все не люди? А Женя – человек? А пионер – призрак человека? Но как же ветка? Для неё он был вполне материальным…» Парень рукой предложил девушке занять место у дерева, и они сели оба рядом, привалившись к стволу. Тяжёлый вздох. – Я ничего не понимаю… – прошептал он. – Но я рад видеть тебя, тебя настоящую. И одновременно не рад: значит, ты ещё в плену. Значит, тебя ещё можно найти, хоть попытаться, а не… А не… – Не быть таким безынициативным ослом, как до лагеря? Перестать быть жестокой к себе и окружающим задницей? Он усмехнулся. – Мне всегда нравились твои эпитеты и метафоры. – И ты никогда не мог отличить одно от другого, – беззлобно и устало сказала Женя. – Поэтому я стараюсь ставить их вместе. Наклонив голову, он с любовью посмотрел в лицо девушки. – Женя… Давай снова быть вместе… Он вытянул ладонь, и пусть она нематериальна, библиотекарша трепетно её накрыла своей. – Я искала тебя. Шла навстречу. – Голос стал жёстким, а тон – злым. – А ты, кажется, не искал меня и хотел забыть. Оба чувствовали комок в горле и знали, что на глаза наворачиваются слёзы. – Прости… – Я-то прощу. Но что от этого станет лучше? Даже если ты простишь себя. – Она кисло улыбнулась. – Что ТЫ думаешь делать? Он задумался. Влиять на Семёна, что ничего не помнит, в общем бесполезно. Разве что этим можно сформировать для СЕБЯ набор знаний. Управлять куклами – бесполезно. – Молчишь. Я скажу тебе вот что: есть лагеря у всех девочек, и в каждом есть свой Семён. И это не ты. Или не только ты. Как они говорят, сначала все почти одинаковые, но потом – очень разные. А ты – везде один. Мой единственный… Сёмка… Пионер вцепился в грудь, сердце колотилось с невиданной силой и болью. – Значит, есть и другие… девочки не куклы. Значит, та Лена – настоящая. А не из мира со спятившими ботами. Женя кивнула. – Мы собираем всех, чтобы попасть в один мир и разломать «Совёнок» к чертям. – Превратить его в ощипанную курицу. – Усмешка. – Ну, да. Тогда в остальных мирах будут ВСЕ ботами, и они или намертво зациклятся, или просто отключатся. – Он почесал подбородок. – А мне попробовать стать вашим Семёном? Дрожа, потому что знала, как рушатся мечты, Женя кивнула и послала воздушный поцелуй. – Надеюсь, ты сможешь… Ты же знаешь, что будет иначе? Если мне предложат выбраться с другим Семёном? Глаза побитой собаки встречаются абсолютно с такими же. Он знал. – Нам осталось найти ту, что может больше других, но не решится что-то делать ради себя. Да и ключи для прохода между мирами не помешают. Женя ухмылялась. Самодовольно? Мечтательно? Семён знал точно одно – привлекательно. – Выхода нет? Выход есть? Не знаю. Ключ поверни – и полетели, – произнёс пионер. Сжалится ли над ними мир снова, как когда свёл их вместе? Или растопчет надежду, как когда разбросал в разные стороны? У каждой истории есть начало и конец. От перипетии к перипетии, сюжет движется, как автобус по маршруту между остановками. Колёса загораются, бензина в баке всё меньше. Движение на улице меняется. Фары и фонари освещают недружелюбную улицу.