Лабиринты непонимания

Мир переполнен символами и их смыслами. Яблоко – запретный плод. Познание добра и зла, тяжкое бремя и единственный шанс стать настоящим. А может, просто немного калорий и витаминов. Жизнь иногда становится проще, если воспринимать её не через призму рефлексий, которым не будет конца, а делать то, что необходимо, а потом – будь что будет. – Ещё раз? Он, что – пойдёт в старый лагерь один? Лена выпучила глаза и прижала ладони к щекам. – Хм, а Сёмка отрастил яйки! Мы, – во фразе читалось «я», – повлияли на него неплохо. Приосанившись, Алиса улыбнулась. – Нет, это неправильно! Так не было ещё ни разу! Или было? А я просто не запомнила? – Маша от нервов затараторила. – Что бы там ни было, надо за ним! Позаботиться, спасти, а то ещё провалится, сломает ногу… Ой… – она поморщилась и вздрогнула. Видимо, представив, как парень лежит с открытым переломом на полу в тоннеле. В ночи. Совсем один. Фонарик разряжается и гаснет, оставляя его один на один с ужасом и безысходностью. – Надо срочно собираться и следом. Я сказала, следом! За мной, что ли! Девочки! Лицо стало суровым, решительным. Ульяна отпрыгнула от косичек, описавших по воздуху широкую дугу при развороте. Девочке показалось, что эти циановые волосы, словно настоящие садовые косы, способны разрезать её надвое. В голове непроизвольно всплыло слово «шинигами». Может, ещё и бледное лицо в лунном свете казалось потусторонним. А глаза… Они смотрели на мир словно сквозь прицел. Все направились за Машей, а Славя тихо произнесла: «А я всё равно думаю, он куда сильнее, чем кажется. И чем был сначала. Чем сам думал о себе». – Сильный, смелый, ловкий, умелый. И джунгли его зовут, – пробурчала Лена. – Странно: каждая из нас развивает в нём какое-то одно качество, а все вместе… делаем из него полноценного человека. – У меня другой вопрос: что мы будем делать? – спросила Славя. – Ничего. Точнее – наблюдать. Это как бы и деятельность, и как бы со стороны кажется, что ты ничего не делаешь. А ты наблюдаешь, и это важно, потому что можешь вовремя прийти на помощь. Поэтому мы пойдём наблюдать, и это не обсуждается. Маша казалось самим воплощением заботы, иногда хаотичной, бестолковой, но искренней и самоотверженной. – Это правильно, а то если мы приходим и начинаем говорить Шурику, куда идти, он потом жалуется на голоса, которые его сбивают. – Это потому что кто-то иногда теряется и путает право и лево, – усмехнулась Алиса. – Ой да… – отмахнулась Лена. – У него всегда крыша едет. Всегда говорит про голоса, даже если мы ни при чём. – А не значит ли это, что в шахте есть кто-то ещё? Причём до того, как приходим мы… – задумалась Славя. – Открывай, сова, медведь пришёл! – задорно крикнула Ульяна, и девочки сообразили, что стоят уже некоторое время перед закрытой дверью домика Маши и Лены. Алиса усмехнулась и прикинула: ещё минут пять – и можно будет только идти по следам, а это значит, что узнать обо всём постфактум. Вместо подстилания соломки – накладывать гипс. – А где Женя? Пожалуй, ответ и так был известен.

***

Что было до тебя? Существовал ли мир? Можно ли об этом говорить с уверенностью? Всё, что ты знаешь о прошлом, узнал именно ты. Нет, не совсем так: какой-то исследователь был на раскопках, в архивах, всё сопоставил – так тебе сказали или написали. Тебе. Без отрыва от этого нет знания, картины мира. Что толку от книги, мирно лежащей на полке? У неё может быть только корешок и полное отсутствие страниц. То же и с миром. Даже фотоны, будто участвуя в заговоре, ведут себя как двойные агенты – то как частицы, то как волны. Всё это напоминает компьютерную игру, где на отдалении всё превращается в обычные неинтерактивные картинки. Но что следует из того, что мир нереален? Желание выбраться? Но существует ли какая-то объективная реальность? Может, в мире (если тогда вообще применим этот термин) правит субъективный идеализм? Может, нельзя и разделить реальности по степени? Может, реально вообще всё, что только нарисует сознание? Но если так, то почему нельзя летать? Или не чувствовать голода… Навязанные рамки? Но если этот мир и его законы – результат деятельности сознания, то кто велел сознанию работать именно так? За все свои смены Лена не накопила достаточное число ответов и растеряла даже многие вопросы. И всё же она оставалась живой, потому у неё осталось две цели – дойти до счастья и докопаться до истины. Мир «Совёнка» неуловимо менялся. Кто-то мог этого не замечать. Кто-то пытался не замечать. Кто-то жадно улавливал любую рябь. Эти жёлтые цветы никогда не цвели в лесу близ лагеря, а теперь – вот они. Будто новая деталь была вписана при редактуре почти оконченной новеллы. Прожив жизнь с тем, кто должен был стать писателем, Лена легко разгадала шараду. В это странное время, в эту странную смену, когда они почти не общались, а мир удивительно менялся, нужно было скорее подойти. Обратить на себя внимание. Хотя бы попрощаться. Без мыслей о нём Лена уже бы не была живой. «Виновник торжества» лежал в шезлонге и думал. – Привет, – девушка обратилась к Семёну. – Привет… – ответил он, подняв не самый осмысленный взгляд и смотря будто насквозь. Открыв рот, Лена хотела заговорить, признаться во всём. Что терять? Ведь почему бы, подойдя к краю обрыва и готовясь прыгнуть, не быть до конца честными друг с другом и с собой? «Но если ему это не нужно? Как минимум, этому ему…» Густо покраснев, девушка закрыла рот. – Хотя ладно. Можно я присяду? – Садись. Лена присела на угол шезлонга. – О чём думаешь? – участливо спросила она. – Пытаюсь понять законы мироздания. – И как? – вопрос прозвучал серьёзно. В конечном счёте, только от этого понимания и дальнейших действий зависела возможность выбраться. – Не очень… Наверное, человеку не дано, – беспечно заявил парень. Конечно, это не вопрос жизни и смерти, но… Лена понимала, что это скорее вопрос бесконечного повторения одного и того же, что в итоге стремится к бесконечному же сближению с адом. И всё же физика и формальная логика никогда не были единственным способом постигнуть мир. В конечном счёте – если у Семёна просто взорвётся голова, ничего хорошего не случится. – Может, и не надо тогда? – с улыбкой предложила Лена. – А что делать? Приходится. «Не знает, что должен это делать, почему должен, но, кажется, чувствует это». – Почему? – Не знаю. – Он помолчал. – Не знаю. – Видимо, это было ответом уже на другой, заданный им самим, вопрос. – Кажется, от меня ничего не зависит. Лена хмыкнула, но промолчала. – А ты к Ольге Дмитриевне, наверное? «Будто пытается спровадить побыстрее». – Да… – смущённо пискнула девушка. – То есть нет. На самом деле… – Что? «На самом деле я пришла к тебе, тупая скотина! Я всегда рядом! Любящая. Только протяни руку и признайся нам обоим, что хочешь быть только со мной. Но что бы я ни делала, результат зависит не от меня…» – Знаешь, мне тоже иногда так кажется. – Ты о чём? «Ты уверен, что тебе нужно разгадывать законы мироздания, а не кубики складывать?!» – Что от меня ничего не зависит. Лицо совсем раскраснелось. Лена теребила в руках охапку отвратительных, тревожных жёлтых, но бесконечно ярких, как солнце нового дня, цветов. – Ну, просто понимаешь… Вот, допустим, эти цветы – они росли себе, а потом я их сорвала, – губы бесшумно произнесли «ради твоего взгляда», – и всё! – на глазах выступили слёзы. – Ну, да. Если честно, даже и не знаю, что и сказать, – прошептал Семён, пытаясь успокоить, но не сумел даже вмешаться в ход мыслей. – Вот и мы так же – нас сорвут, а потом… «Потом будут искать других. Алис, Маш, Жень, Славь, Ульян, Ольг… А сердце-то одно. Боже, как глупо! И совершенно не зря «Ленка – дура» написано в шахте на стене!» Не прощаясь, Лена сорвалась с места и быстро зашагала прочь. Дурацкий разговор был ни к чему. Не помог ни приблизиться к истине, ни сблизиться. Да и не мог. Виновато улыбнувшись, девушка бросила цветы в канаву.