No control

Феликс подставляет лицо солнцу и закрывает глаза, наслаждаясь, пока Чонин в одиночку пытается прикончить свою сладкую розовую вату. Получается плохо, от сладкого вкуса уже тошнит, Феликс от угощения отказывается, а предательская вата начинает таять, пачкая пальцы липким сиропом и заставляя Чонина брезгливо морщиться. — Да выкинь ты её уже, — устало вздыхает Феликс, когда окончательно надоедает слушать недовольное сопение и причмокивания чуть ли не над своим ухом. — Всё равно же не доешь. — Ты либо помоги, либо заткнись, — обиженно бурчит Чонин, которого внутренняя жаба удушит, если он не сможет доесть то, что куплено было на свои родненькие деньги. Феликс замолкает, сползая по скамейке ещё ниже. Они отдыхают в парке, чувствуя себя слишком ленивыми для того, чтобы отправиться гулять куда-нибудь. С собственной глупостью пришлось смириться ещё вчера, когда очередной вечерний и ночной обход знакомых мест никакой пользы не принёс: Чан и Чанбин будто появились из ниоткуда и исчезли в никуда. Феликсу обидно, Чонину тем более. Это знакомство тянуло чуть ли не на главное событие всего лета, но эйфория от него и природная забывчивость сыграли с ребятами злую шутку. — А вот если бы, — Чонин отвратительно громко облизывает липкие пальцы, — если бы Чанбин захотел сделать тебе тату, ты бы согласился? — Чонин, — Феликс морщится, так и не открыв глаза. — Какой смысл об этом думать? Мы свой шанс просрали. — Но вот если бы! — Чонин звучит чуть более восторженно, чем должен, но Феликс только ёрзает, сдвигаясь в сторону, чтобы снова поймать лицом внезапно исчезнувшее солнце. — Чонин-а, ты Чанбина вообще видел? Он горячее всей моей жизни, я ему даже пингвина на заднице разрешил бы набить, если бы он захотел, — возмущается Феликс, закатывая глаза и моментально затыкаясь. Чанбин стоит перед ним. Ржущему Чонину прилетает по затылку тяжёлой ладонью, но он всё равно не затыкается. Феликс начинает подозревать, что всё это подстроено, но в паре десятков метров от них у тележки с мороженным топчется всё ещё ничего не подозревающий Чан, его легко узнать по светлой макушке и широким плечам, а Чанбин, хоть и выглядит самодовольным донельзя, но тоже явно всё ещё отходит от удивления. — Какая встреча, — довольно тянет Чанбин. Феликс не стесняется пнуть его в голень, несильно, но достаточно для того, чтобы Чанбин недовольно зашипел и отомстил Феликсу, встрепав его волосы рукой. — Привет, — Чонин улыбается широко, вовсе не стесняясь своих брекетов, и выглядит таким довольным лисом, которого только по щёчкам почесать и хочется. — Пойдёшь пугать Чана? — предлагает Чанбин, кивнув в сторону своего друга. — Он вас ещё не заметил. Чонин радостно кивает, вручает родную биту Феликсу, чтобы не пугать уж слишком сильно детишек, гуляющих в парке, и уносится к Чану, провожаемый двумя парами глаз. Феликсу за другом наблюдать забавно, Чонин очень открыт для эмоций и совсем не умеет их прятать, но в этом есть особая притягательность. — Горячее всей жизни значит, да? — издевательски улыбается Чанбин, падая на место Чонина. Феликс сверлит его недовольным взглядом, но его это, кажется, не трогает совершенно. — Да ладно тебе, разве не забавно получилось? А что, ты правда согласен на пингвина? — Хён, заткнись, — Феликс не выдерживает, закрывая лицо руками. Смущается так сильно, как никогда в жизни, потому что с Чонином говорить о горячих хёнах привычно уже, они даже целоваться учились друг на друге, чего уж там скрывать, но Чанбин — другое дело. Чанбин взрослый, Чанбин крутой, у Чанбина пирсинг и татухи, теперь это видно, потому что он в футболку одет. Ещё у Чанбина мягкий, даже добрый какой-то смех и тёплая рука, которой он несильно Феликса в плечо толкает, а после притягивает к себе за всё те же плечи и ерошит и без того растрёпанные волосы. У Чанбина тяжёлое кольцо болтается в ухе, бьётся о ещё два более мелких, в хряще притягательно блестит штанга, и Феликс понятия не имеет, как это поможет ему справиться со смущением. — Да ладно тебе, — вновь произносит Чанбин, отстраняется, когда понимает, что Феликсу неловко. — Я ведь просто пошутил. И вообще, на тебе любая глупость смотрелась бы хорошо. — Правда? — Феликс оживает немного, улыбается чуть смущённо и уже открыто смеётся, когда Чанбин щёлкает его по веснушчатому носу. Хён забавный. — Даже пингвин на заднице? — Даже он, — с полной уверенностью кивает Чанбин, но после замолкает и скользит по Феликсу внимательным профессиональным взглядом. Феликс понятия не имеет, откуда у Чанбина в двадцать один этот профессионализм, но сомнений это почему-то не вызывает. — Но цветные тебе бы больше пошли. Знаешь, — Чанбин меняется весь, хватает Феликса за руку и задирает рукав его футболки, игнорируя смущённое шипение. — Начать от плеча, вот тут, — пальцы Чанбина приятно скользят по коже, обводя высыпавшие даже там веснушки. — С чего-то более лёгкого, понимаешь? С волн, может быть, с кувшинками, например. Тебе бы пошла вода. И карпов вот здесь, золотых, например, — продолжает Чанбин, опуская пальцы ниже, к локтю, но замолкает, когда уже ему дают подзатыльник. — Хватит ребёнку голову морочить, — фыркает Чан, оттаскивая Чанбина буквально насильно. Рядом мнётся счастливый Чонин, потерявший по пути свою сладкую вату, но держащий теперь четыре рожка мороженого. И как только помещается всё в руки? — Да не морочил я! — возмущается Чанбин. Феликс посмеивается, тянет его за рукав, заставляя затихнуть. — Я бы начал с чего-то поменьше, но идея крутая, — отзывается Феликс, получает рожок мороженного из рук Чана, забравшего их у Чонина, и смотрит на своего младшенького весело и счастливо. Чонин отвечает ему не менее яркой улыбкой. Это странно, что они встречаются так нелепо и при этом не чувствуют неловкости, будто случайно столкнулись на отдыхе со своими друзьями из города, но волноваться об этом совсем не хочется. Феликс жмурится довольно, проводя языком по мороженному, ловит взгляд Чанбина на себе и улыбается так, что вскоре начинают болеть щёки. — У нас есть место своё, на крыше, — хвастается Чан. Чонин не уверен, что так пялиться на его язык, скользящий по таящему мороженному, вообще прилично, но прекращать в любом случае не собирается. — Прогуляемся туда? Там круто, можем даже успеть на закат! Феликс с Чонином соглашаются в один голос, глаза горят интересом и предвкушением. Они выходят из парка, идут вверх по улице и потом ещё несколько кварталов, всё это время не затыкаясь ни на секунду. На них прохожие оглядываются, потому что ходьба никак не мешает Феликсу с Чонином танцевать под рэп Чанбина прямо на ходу. Это весело и легко, разница в возрасте как-то совсем забывается. Бывает такое в мире, может из-за того, что души правда реинкарнируют, а может судьба-чертовка такая. На деле выходит, что знакомы едва-едва, общаться только начали, а в подкорке уже сидит, что человек твой, что доверить можно даже самое сокровенное, что друзья навек или, может, даже нечто большее. Чонину, например, задумываться об этом совсем не хочется. Ему просто нравится, нравится всё, что с ними происходит, от нелепого знакомства до случайной встречи, нравится голос Чана и его взгляд, нравятся волосы, в которые пальцы хочется запустить, нравятся штанги и кольца в его теле, себе такие же хочется. Ещё нравится Чанбин, потому что Феликс рядом с ним расцветает, да и удобно получается, конечно, что хёны так характерами сходятся, нравится его грубый на первый взгляд образ и нравится дурашливость, нравятся шутки и ещё то, как он на Феликса смотрит. Это, наверное, действительно тянет на главное событие лета. Чонин бы включил что-нибудь сопливое типа summer love, но в голове почему-то сплошной no control. Разницы, в принципе, особой нет, но Чонину стыдно немного за это подростковое желание попробовать всё и сразу. — Красиво? — спрашивает Чан, когда через чердак они выбираются на крышу. Тут пространство расчищено, какой-то старый на вид диван накрыт водонепроницаемой плёнкой, уютно на самом деле, много места и деталей всяких вроде горшков с цветами, лампочек поверх таких же старых шкафчиков, которые, как позже выяснится, набиты всякой всячиной на любой вкус и для любого случая. — Вау, — выдыхает Чонин, через пару секунд уже падает на диван, когда Чан сбрасывает с него плёнку, и смеётся весело, смотря на темнеющее постепенно небо. Чан падает рядом, наблюдает за тем, как Чанбин ведёт Феликса к краю крыши и увлечённо рассказывает ему о том, как хочет однажды воплотить на коже всю эту цветовую гамму, от тёмно-синего с россыпью звёзд до алого с огненными росчерками и угасающим солнцем. Чанбин повёрнутый на этом немного, горит постоянно какими-то творческими идеями и Феликса явно этим притягивает, зажигает точно так же и вот восторженно перебрасываются задумками уже оба. — Сюда идите, психи, — зовёт Чан, поднимается сначала, чтобы в каком-то спрятанном тайнике отыскать по пиву для всех, не спрашивает даже, можно ли Феликсу с Чонином, просто всучивает им в руки по холодной бутылке и падает обратно, на этот раз намного ближе к Чонину, потому что места становится меньше. Чонин не против совсем, но от смущения начинают гореть даже уши. Хён классный такой, голос его до мурашек пробирает, рука будто случайно на спинке дивана прямо над плечами Чонина оказывается — Чонин о неё затылком стукается, когда смеётся, а Чан делает вид, будто всё естественно и никак ему это не мешает. Феликсу с подобными выходками справляться легко, он на тактильный контакт сам нарывается, не боится ничего, да и пиво ему явно по вкусу. Чонин не такой, и это смущает, ему неловко так близко, хоть Чан ему и нравится до звёзд перед глазами, а пиво гадкое на вкус на самом деле, но вроде оно придаёт немного храбрости. — Чан, а ты мне уши проколешь, а? — спрашивает Феликс, вырывает Чонина из душных мыслей, смотрит ещё так выразительно, будто Чонину, зажавшемуся в самый угол, это как-то поможет. — А ты у Чанбина попроси, — лениво предлагает Чан, прикладываясь к бутылке и улыбаясь уголками губ. — Да ну, хён, я налажаю, — фыркает Чанбин, качая головой, гладит Феликса по колену, пуская по его спине толпы мурашек, и чувствует себя, кажется, слишком уверенно. А может это просто Чонин один тут такой неловкий. — На мочках? Едва ли, — Чан качает головой, отвлекается от Чонина на какое-то время, пока поворачивается к Феликсу. Чан ловит его за подбородок, убирает слегка отросшие волосы за уши и осматривает мочки, на которых ещё ни единого прокола, хотя Феликсу так хочется. Феликс, правда, сам смущаться начинает, потому что сзади тёплое тело Чанбина и его рука на коленке, а Чан так близко к его лицу. Этого в принципе уже было бы достаточно, но там, за Чановым плечом, окончательно смутившийся Чонин. Ему помочь как-то хочется, но Феликс знает: Чонину просто время нужно, чтобы к прикосновениям привыкнуть. — Давайте так, — предлагает Чан, откидываясь обратно на спинку, руку на плечи Чонина вновь не заносит, только касается его ладони на пару секунд и улыбается легко, будто подбадривая. Чонин делает лицо кирпичом и присасывается к бутылке. — Мы встретимся завтра, у наших знакомых как раз вечеринка будет. Я принесу иглу, намечу тебе, Ликс, место, а Чанбин проколет. До того, как оба пить начнёте, разумеется. Хотя мочки это дело такое, они обычно заживают на раз-два. — Идёт, — Феликс сияет радостью, возвращаясь под руку Чанбина. Их бутылки быстро пустеют и остаются небрежной парочкой у дивана. Чанбин снова заводит разговор о татуировках, тянет Феликса прочь с дивана, давая Чану с Чонином больше места, ведёт Феликса копаться у ящиков, потому что там свет можно включить, а без света теперь на эскизы в блокноте особо не посмотришь. — А ты чего? — тихо спрашивает Чан. — Тебе пирсинг не нравится что ли? — Нравится, — выдавливает из себя Чонин. Чан прикасаться больше не пытается, и Чонину даже за это стыдно, потому что хочется вообще-то, только бы не видел никто, даже сам Чан, потому что он теперь выглядит пристыженным каким-то, будто к Чонину приставал против его воли и тот его пристыдил за это, дав отказ. Наверное, со стороны такое поведение Чонина именно это и напоминало, и Чонину из-за этого хочется закрыть лицо руками, а лучше вообще никогда не рождаться на этот свет. Не быть ему крутым парнем, ох не быть. — И где бы ты хотел? — спрашивает Чан после недолгого молчания, отсаживается немного, но только чтобы развернуться к Чонину всем корпусом, подгибая одну ногу под себя. Так они вроде и близко сидят, но Чан физически на Чонина никак не давит, только коленом подогнутой ноги упирается в его бедро. — А где у тебя есть? — Чонин выдыхает тихо, стараясь успокоиться, и улыбается чуть более смело, стараясь вернуть себе прежнюю язвительность и веселье. — Тебе прям всё расскажи и покажи, — усмехается Чан, выходит с подтекстом, хотя он этого не планировал, но раз уж начал, то почему бы не продолжить? — Скажу так, всё ты увидеть не сможешь, пока я одет так. — Идиот, — Чонин смеётся смущённо, толкая Чана в плечо. — Я бы хотел в губе, вот тут, — Чонин касается нижней губы слева, отставляя так и не допитую бутылку пива под ноги. — Хотя сначала, наверное, нужно уши, да? — Нужно так, как ты хочешь. Если тебе нравится в губе, то вовсе не обязательно сначала колоть уши, — качает головой Чан, бросает быстрый взгляд на Чанбина с Феликсом, которые явно зависли над эскизами, сидят так близко, что наверняка дыхание друг друга чувствуют. Чан завидует немного. Чонин прослеживает за взглядом Чана, вздрагивает внезапно слишком крупно, и Чан снова смотрит в ту сторону. Лучше бы не смотрел. Чанбин там нежно целует Феликса, гладит его по щеке аккуратно, видно, что Феликс смущается, но отвечает всё равно, сжимает в ответ плечи Чанбина. Чан думает, что это всё чертовски не вовремя. Чонин думает, что ему срочно нужен новый друг. — Прости, — извинения Чонина больше похожи на сдавленный писк, который доносится из-под ладоней, которыми Чонин всё-таки закрывает пылающее лицо. — Я не такой. — Не по парням? — в лоб спрашивает Чан, чем бедного Чонина окончательно смущает, приходится даже колени к груди подтянуть, пряча лицо уже в них и отчаянно мотая головой. — Да нет же, я просто… — Чонин думает о том, что таким феерическим дебилом может быть только он. Хочется ведь, как у Чанбина с Феликсом, но страшно до чёртиков и смущение это совсем не помогает. Феликс вот не краснеет, когда целуется, смущается тоже, но не краснеет, а Чонин даже этого сделать не может. — А попробовать хочешь? — Чан не отстаёт, Чонин бы его поблагодарил за это, но сейчас уж точно не до этого. Рука Чана легко касается его макушки, ерошит волосы, нежно и тепло, опускается на шею, гладит кожу, покрытую мурашками. — Чонин-а, посмотри на меня, — тихо просит Чан. Чонин на удивление просьбу выполняет, бросает только быстрый взгляд на Феликса с Чанбином, которые с насиженного места исчезают и тащат какой-то пуфик на другую сторону крыши. Чонин мысленно Феликса проклинает за то, что бросил его в трудную минуту. Взгляд перевести приходится на Чана, который смотрит пытливо, скользит большим пальцем по красной щеке и вдруг притягивает к себе, но не для поцелуя, а для крепких, практически медвежьих объятий. — Боишься или не хочешь? — спрашивает Чан, когда валится на диван на спину и утягивает Чонина за собой, устраивая его сверху между своих ног, получает в ответ тихое «первое» и улыбается, переводя взгляд на ночное небо. — Ладно, предложу другое. Нравится? — спрашивает Чан, высовывая изо рта штангу. — Ага, — Чонин залипает на металл между губ Чана, даже о смущении своём забывает, когда тянет палец к шарику пирсинга. Чан его опережает, быстро пряча штангу обратно в рот. — Пальцы-то мыл, грязнуля? — дразнится Чан, устраивает руки на спине Чонина. Удобно. После захода солнца на улице холоднее становится, а так лежать тепло и уютно. — Зачем предлагал тогда? — недовольно бурчит Чонин, зарывается носом в футболку Чана. Охладить лицо так не получается, но от Чана такое приятное тепло исходит, а после пива внезапно клонит в сон, так что Чонин просто не сопротивляется соблазну. — Разрешу потрогать, но не руками, — говорит Чан, заставляя Чонина снова заинтересованно поднять голову. — Трогай языком. Чонин фыркает возмущённо, начинает возиться, но Чан удерживает его на месте, смотрит пытливо, пока Чонин глаза отводит. Вот какого чёрта вообще? Ни одна девчонка на Чонина так не действовала, а он в школе ко многим подкатывал, вообще-то. С девчонками почему-то было проще. Может, он правда просто заигравшийся гетеро? Хотя, как там говорят? «Один раз не…» Стоп, не то. «Кто не рискует, тот не пьёт шампанское»? — Ладно, — тихо выдыхает Чонин, удобно устраивая руки на груди Чана и приближаясь к его лицу. Тот выглядит удивлённым немного, но потом улыбается довольно и снова высовывает штангу изо рта. Чонину интересно до подрагивающих пальцев, он ждёт немного, собирает всю свою смелость, когда высовывает кончик языка и трогает шарик штанги. Прохладный. Остывает, наверное, быстро. Интересно, Чонин его согреть сможет? В принципе, ничего прям необычного, металл как металл, гладкий и безвкусный. Но Чонину нравится. Он смелеет потихоньку, играет сначала самым кончиком языка, а потом на пробу касается губами, не замечает даже, что Чан штангу постепенно обратно в рот втягивает. Прежде, чем Чонин успевает удивиться, Чан касается его языка своим, даже не накрывает губы, давая шанс легко и быстро отстраниться, но Чонин только вздрагивает крупно и глаза зажмуривает, но позволяет Чану сплести их языки, даже сам первый касается его губ. Целоваться Чонину, оказывается, нравится не только с Феликсом. С Чаном прикольнее. Наверное, потому что Чан ведёт, не настаивает, но и не бездействует. Чонину нравится, как язык Чана скользит в его рот, нравится чувствовать кожей нагревшееся кольцо в губе Чана. Правда, не очень нравится, как штанга о брекеты стукается, но это уж так, мелочь. Тёплое дыхание согревает губы, Чонин всё ещё чувствует, как щёки и уши немного краснеют, но с закрытыми глазами с этим бороться намного легче. В конце концов, можно сосредоточиться на совсем других ощущениях. — Чонин-а, ну ты и бесстыдник! — раздаётся сверху голос Феликса, который моментально заставляет Чонина подскочить и забиться в противоположный от Чана угол дивана. Феликс, сука такая, смеётся своим зацелованным ртом и даже не собирается извиняться. — Мне тётя твоя звонила, домой пошли. Ей по телику сказали, что сегодня штормовое предупреждение, — жалуется Феликс. Чанбин за его спиной тоже довольным не выглядит, а Чонин внезапно даже рад, потому что не знает, как сейчас Чану в глаза посмотреть. — Ладно, до завтра тогда, я скину смску, где встречаться будем. Или проводить? — предлагает Чан. — Нет! — резко выкрикивает Чонин, хватая свою сумку и биту, которые валялись в пыли. Феликс не возражает, но его взгляд красноречивее некуда. — Идиот ты, фенек, — фыркает Феликс, когда они уже идут по улице к дому. — Сильно что ли облажался? — Сильно, Ёнбок-и, — жалуется Чонин, натягивая капюшон толстовки, которую достал из сумки, по самый нос, рассказывает коротко о том, как вёл себя, словно последний девственник, хотя не то чтобы это было далеко от правды. — Мне теперь ничего не светит, да? — Ладно, не волнуйся, у меня есть план.