По велению Дьявола

      Минуты, часы, сутки, ничто не имело значение. Шанс вернуться домой Кельвин потерял вместе с Альфредом. Дьявол не позволял ему покинуть Кингстон-апон-Халл, ни по морю, ни по суше, ни по воздуху. Даже когда Кельвин попытался покинуть его пешком, началась такая сильная буря, каких этот город давно уже не видел. Кельвин был просто вынужден вернуться обратно, потому что так глупо изводить себя он не привык. Ему хватало мыслей об Альфреде.       Уже некоторое время, недели две, Кельвин подрабатывал то там, то здесь, ходил с подработки на подработку, и банка с надписью «Южная Калифорния» постепенно заполнялась деньгами на билет. Но садиться в самолёт Кельвин боялся. Дьявол не даст уйти.       Набрать Альфреда, спросить как дела, чем занят, попросить о встрече — не хватало духу. И Кельвин снова чувствовал себя ребёнком и ненавидел это. Он курил больше обычного и становился всё более раздражительным. Между тем, температура в среднем повысилась на пару градусов. Не нравилась ему Великобритания. Очень не нравилась.       Когда однажды Кельвин спешил на подработку номер раз, собираясь зайти в магазин перед подработкой номер два, составляя в голове список продуктов и всякой полезной повседневной мелочи, телефон в его кармане издал идиотский звук, который означал новое сообщение. Кельвин остановился. Ему хотелось, чтобы это был Проблема. Однако, это была просто реклама.       С каждым днём он всё более ощущал безысходность. Встретиться с Альфредом придётся, хочет он этого или нет. Нужно было взять себя в руки как можно скорее. Это больше не его выбор. Друг для друга они были тюрьмой.       Он всё ещё стоял с телефоном в руках. Затем нашёл в телефонной книжке своего Проблему. Альфред взял трубку не сразу. — Альфред, — поздоровался Кельвин. — Здравствуйте, мистер Петерсон, — тихий голос парня по ту сторону трубки был нерешительным и грустным, а также казался каким-то далёким. — Давай поговорим?       Тишина в ответ. Долгие несколько секунд длилось тяжёлое молчание. Альфред думал. Напряжение Петерсона доходило до пика, ровно точно так же, как напряжение Уокера. Секунды были длинной в вечность, прежде чем раздался звук: парень прокашлялся. — Вы уверены, мистер Петерсон? Я не думаю, что это хорошая идея. Вы ясно дали понять, что мне нечего от Вас ждать.       Кельвин отнял трубку от уха, прикрыл микрофон рукой и выругался. Как ему не хотелось: говорить снова с этим педиком, снова расстилаться перед ним и долго и нудно изображать натянутую улыбку. И снова ему придётся унижаться и практически просить о втором шансе. За что ему это? — Я уверен, Альфред.       Снова пауза, как тогда, как в первые дни, когда они были чудовищно далеки друг от друга, не в силах приблизиться, даже мнительно, иллюзорно, даже наигранно, искусственно. Сейчас они стоят на том же расстоянии, что и тогда. И снова Кельвин тянет руки через пропасть, пытаясь привязать мост с той стороны, привязать самому, насильно, в одиночку, потому что Альфред снова перестал отвечать. Чтобы возникла командная работа, нужно будет приложить ровно столько же усилий, как в прошлый раз, а то и больше. Но… Обстоятельства на этот раз иные. И Кельвин не до конца понимал, что изначально именно он обрушил этот самый мост. Этот дурацкий смешной до слёз искусственный мост, весь построенный на игре и лжи, недосказаных фразах, уклончивости. Мост, рухнувший из-за правды, которая была здесь инородным материалом, совершенно противоположным.       Менять тактику, снова что-то выдумывать, снова менять роли и подстраиваться под ситуацию, Кельвин был готов на что угодно. Но только не быть искренним, говорить факты, быть собой. — Мистер Петерсон, почему? Зачем Вам это?       Альфред не позволял зародиться надежде в его сердце. Нельзя. Мистер Петерсон возможно ненавидел его теперь (здесь он ошибся, Кельвин ненавидел его всегда). — Потому что так надо, — с некоторой лишней жёсткостью ответил Кельвин. — Я не могу оставить эту ситуацию просто так.       Верёвка полуправды снова заброшена на ту сторону. — Почему? — упрямо повторял Альфред. — Я не нужен Вам. — Нужен, — снова исковерканая правда. Ещё одна верёвка. — Неужели?.. — грусть и удивление, ложные надежды, неуверенность. — Правда. Я должен увидеть тебя.       Удар сердца англичанина пропущен. Теперь его биение набирает темп. Хоть и жёсткие, пускай требовательные, но эти слова будто что-то значили. И глупый-глупый Уокер с радостью привязал эти верёвки полуправды на своей стороне, готовясь идти на встречу.       Как доверчиво. Идёт прямо в чрево зверя. — Я сейчас в книжном магазине, на работе. Я могу выйти к Вам, Вы только скажите, куда… — Не надо. Я приду. Я помню, где он. И Альфред… — М? — Я всё ещё Кельвин, понял меня?       Это звучало как гипноз. Этот заверительный тон, которым обычно говорят «всё будет хорошо» в ситуации, когда такой расклад наиболее маловероятен. Паук. Паук, плетущий свою паутину. И этот гипноз действовал. Действовал так удивительно легко. Глупый-глупый Проблема.       Влюблённость отупляет, делает идиотом. Влюблённость заставит тебя сделать шаг, даже если с самого начала ясно, что это ловушка. Всё вокруг перестаёт иметь значение. И ты идёшь прямо в паутину, с удовольствием позволяя выпить из себя все соки. И даже когда все соки, казалось, выпиты, заботливо спрашиваешь: «Ещё?».

***

      Новая тактика, новый подход, больше нет лжи, отныне только полуправда, гомеопатия. Недомолвки должны быть качественнее.       Уродство этого американца не знало предела.       В магазине была тишина. Альфред и Кельвин были одни в нём. Некоторое время они напряжённо смотрели друг на друга. Альфреду хотелось сбежать, а Кельвин судорожно соображал, что сказать, чтобы всё поправить. — Альфред, я знаю, что мы друг друга не поняли. — Не то слово. — Но. Я считаю, есть способ как-то вернуться к нашим с тобой хорошим отношениям, понимаешь?       Альфред молчал. Они стояли довольно близко. Странный зрительный контакт. Какой тяжёлый. Невероятно. Петерсон снова попытался продолжить: — Я думаю, нам…       Его нагло прервали. В диалог втиснулись чувства. Мозг Кельвина окончательно покинул орбиту и сигнал был потерян, а Альфреда напротив захватывали тысячи мыслей и эмоций одновременно. «Целоваться с парнем в принципе так же, как с девушкой, » — единственная мысль, озарившая Петерсона. Это продолжалось, щёки Уокера раскраснелись и выдавали смущение и волнение, их руки соприкоснулись. Близко. Никакой пропасти не существует. Её нет, они её выдумали. Их губы соприкасались снова и снова, совсем невинно, мягко, тепло, ничего более, лишь поцелуй. Альфред позволил себе коснуться его руки. А затем это прекратилось так же неожиданно, как началось.       Кельвин смотрел сверху вниз на светлую макушку парня и его красные-красные уши. — Эм… — выдавил из себя американец.       Альфред молчал, всё ещё держа его руку, не встретив сопротивления. Он слушал, но не мог смотреть на Кельвина. — В общем, я… Я… — Кельвин перебирал слова, но они не имели связи, он растерялся. И это стало его ошибкой. — Я считаю, что для общего блага мы должны быть вместе и дальше. — «Должны», ты так говоришь… — неловкий смешок. — Будто это действительно наш долг. — Ну… Выбора у нас правда нет.       И именно после этой фразы, именно сейчас, а не до неё, Кельвин пришёл в себя. И когда понял, что ляпнул, испугался. И во взгляде Альфреда появилась какая-то пустота. Он выпустил руку американца. — Нет выбора? Ты не хочешь, так? Нет… И… Делаешь это потому что должен? Из-за того, что я продал душу и тебя заставили?       В словах звучала боль. Страшно. — Нет… — попытался Кельвин. — Кельвин, всё это время ты был искренним со мной? — Да! — Ты лжёшь! — полные глаза слёз. — Ты соврал! Ты ведь не был моим другом по-настоящему, правда? Ты делал это, потому что должен? — Придержи коней! — это был конец и перед смертью Кельвин паниковал. — Чёрт… Я же… Я идиот… Я верил тебе. Я думал, что всё наладилось, но… — Я не врал! — Снова ложь. Ты боишься. Тебе что-то пообещали? — Н-нет!       Альфред болезненно закрыл глаза и слёзы потекли по щекам. — Уходи, — всхлипнул он. — Кельвин, уходи… — Пацан… — Убирайся, прошу тебя, пожалуйста.       Так, Кельвин был вынужден покинуть магазин. Альфред сжался и почувствовал, как ненавидит. Ненавидит себя, Дьявола, Кельвина. Ах, если бы он умер прямо сейчас? Всё бы просто закончилось. Над ним жестоко пошутили. Поиздевались. Обида выходила вместе со слезами. Тот, с кем он хотел быть, даже не был ему приятелем. К чему был весь этот цирк?       Пропасть… Какая пропасть. Земля под их ногами раскололась насквозь.       Так бы и закончилась эта история, если бы мы не знали, кто такой Кельвин Петерсон и на что он бывает способен.