Сказ о Нане, жрице чужих богов

Кровь густо стекала по сложенным вместе ладоням жрицы. Абсолютно голая, Нана стояла, низко опустив голову и покачиваясь. Крупные бордовые капли тяжело падали вниз, и земля жадно их впитывала. Нана вытянула руки вперёд, к лесу, и вдруг упала на колени. Согнулась и припала губами к вытоптанной земле. Жесткий объёмный живот прижался к ногам. Густые тёмные волосы заслонили лицо, разметавшись вокруг. Она замерла в таком положении. Шумящий на ветру лес вокруг – затих. - Я пришла, чтобы поговорить, - сказала она негромко, - Отчего-то, для таких дел ты выбрала меня. Я преклоняюсь пред тобой и благодарю за всё, что ты мне дала. Но также я надеюсь на твоё снисхождение. Нана подняла голову. Волосы закрывали ей обзор, и она убрала их рукой. Лес молчал. Лишь небо глухо грохотало на востоке. А потом меж деревьев мелькнул высокий тощий силуэт. Жрица тут же покорно опустила голову обратно, уткнувшись лбом в землю: - То, что случилось этой ночью – непростительно. Ты должна знать, что это сделали люди, которые отреклись от родных богов и приняли чужую веру. Я ясно вижу, как эта вера подбивает их на ужасные дела. Они столь ревностно славят нового бога, что всерьёз уверовали, будто кроме него – ничего и быть не может. «М-м-м-м-м-м», - низко загудело впереди, и земля задрожала. Поднялся ветер, и раздул волосы Наны. В этот момент она смогла заметить тощие, кривые ноги, уходящие куда-то вверх. Они стояли от неё в какой-то паре шагов. - Верующие в христианского бога – они действуют вопреки нашим законам, - продолжила жрица, зажмурившись, - Они нарушают правила! Я была в ужасе, когда узнала, что они приносят в жертву тех, кто этого не желает! Они убивают всех, кто не принимает их веры, и уничтожают всё, что может напоминать им об остальных богах! Ветер усилился, и кожа Наны покрылась крупными мурашками. Впереди гудело и стонало, вторя скрипу раскачивающихся на ветру сосен. Лес вокруг стремительно погружался в темноту – она видела это сквозь щели между волосами. - Мара! – вскричала жрица, - Моя покровительница и защитница! Повелительница холодов и войн! Я прошу тебя, смилуйся над теми, кто остаётся верен тебе и другим богам! Над теми, кто продолжает чтить наши порядки! Повинуясь невиданному доселе чувству, сегодня я умертвила много людей, что так или иначе связаны с новым богом. Это – моё отмщение, прошу, прими его! «У-у-у-у-у!» – грубо взвыло спереди, то ли ветер, то ли животное. То ли разъярённое божество. - В твоих силах наказать людей, что сотворили это! – прикрикивая ветер, надрывалась Нана, - Пусть они поплатятся за содеянное, захлебнувшись собственной кровью! Прошу! Пусть замёрзнут у печей! Пусть будут подняты на вилы в собственных дворах! Сверху громыхнуло так, что загудело в ушах. С неба посыплись ледяные капли. Внезапная боль схватила низ живота жрицы, и, не выдержав, она со стоном откатилась в сторону, ложась на бок. К рукам и коленям её налипла прошлогодняя листва и мелкие ветви. Расходящийся дождь омывал бледное, околевшее тело. Рядом никого не было. Никто не мычал и не выл, только дождь шумел в лесу, холодными волнами окатывая голую женщину, лежащую на земле. Боль отпустила так же быстро, как и появилась. С трудом поднявшись, жрица поспешила напялить платье на сырое тело, а сверху – накидку. Потом она забилась под широкое упавшее дерево, и обхватила себя руками, в тщетных попытках хоть немного согреться. Когда дождь разошёлся не на шутку, она сидела, прислонившись спиной к стволу могучего дерева, а сломанная его часть защищала от сырости. Едва она смогла расслабиться, как новый приступ боли сковал её тело. Она выгнула спину, и глубоко дыша, постаралась сосредоточиться на чём-то важном. Довольно быстро боль снова отступила. - Прости, прости, прости, - шепотом повторяла она снова и снова, обращаясь к шумящему лесу. Тот скрипел и кричал на разные голоса, то и дело обдавая жрицу холодным ветром. Небо громыхало, сотрясая землю. Когда стало совсем темно, приступы боли участились. Под ослабшим дождём, Нана бродила по лесу в поисках нужных для отвара трав. Насквозь сырая накидка прилипла к рукам и спине. В темноте было сложно разглядеть растения, но жрица давно распознавала многие из них наощупь. Те, в которых она сомневалась, она подносила к глазам и ждала, пока короткая яркая вспышка в небе не осветит их. Травы она складывала в мешочек на поясе. Палка, которая служила ей посохом, пришлась как никогда кстати – когда новая волна боли охватывала низ живота, жрица опиралась на неё, чтобы не упасть. Когда осталось найти всего пару ингредиентов, Нана почувствовала что-то странное. Она замерла, схватившись за посох обоими руками, и прислушалась к лесу вокруг. Нескольких мгновений ей хватило для того чтобы понять, что то, что отвлекло её, было не снаружи, а внутри. Нана осторожно приподняла подол платья, и тут же ощутила, как тёплая вода потекла по холодным ногам. Вначале ей показалось, будто она не сдержалась, от очередного приступа боли, но воды было так много, что она поняла – совсем скоро рожать. Живот полегчал и стал твёрже. Торопясь, и едва сдерживаясь от криков во время очередных схваток, она собрала оставшиеся травы. Чтобы развести костёр пришлось потрошить старое трухлявое дерево, а дрова искать в местах, куда не проникал дождь. Небольшая железная чашка всегда была у жрицы с собой – она носила её, привязав к поясу за маленькое отверстие. В ней она и сварила отвар, призванный избавить её от болей. Она набросилась на него даже не дав тому как следует остыть. Несмотря на действие отвара, боли становились всё невыносимее, и длились всё дольше. Нана подумала, что, возможно, перепутала растения в темноте. Она лежала на земле, подложив под себя ветви елей и траву. Лицо её в холодном поту, блестело в свете прогорающего костра. Одними губами она шептала что-то, глядя на стремительно гаснущий огонь, не в силах встать и отправиться на поиски сухих дров. Она ощущала своё тело ясно, как никогда прежде: тяжёлая, горячая голова, медленно вздымающаяся грудь, большой и твёрдый живот, его низ – источник боли, холодные ноги, влажные ледяные ступни. Нана понимала, что всё происходит совсем не так, как должно быть. Она вдруг отчётливо почувствовала, что скоро умрёт. Что дитя, её сын – слишком большой, он не даст ей разродиться, умрёт сам и убьёт её. Единственное, что могла сейчас сделать жрица – провести ритуал. Просить помощи у богов. Из последних сил поднявшись, она через голову стянула с себя платье. Пошатываясь, опираясь на стволы сосен, она вышла на крошечную тёмную поляну. - Помоги мне, - едва-слышно произнесла жрица, обращаясь к тёмному лесу, стоящему вокруг неё стеной. Она подняла нож – единственное, что было у неё в руках. Взяла крупную прядь тёмных волос, свисающих до пояса, и обрезала её у самых корней. Прядь аккуратно повесила на ветви кустарника по левую руку от себя. Затем обрезала ещё одну прядь, и повесила рядом. Густых волос хватило, чтобы обвешать прядями всё вокруг. - Помоги мне, - хриплым шёпотом повторила она, срезая оставшееся у самой кожи, и вешая на сухую ветвь давно мёртвого дерева. Боль внизу схватила острыми когтями, впилась и застыла. Сдерживаться больше не выходило – Нана закричала, падая на колени. Одной рукой она схватилась за живот, второй – за остриженную голову. Короткая жёсткая щетина покалывала пальцы. Всё её тело покрылось холодным потом. Лицо обожгли горячие слёзы. Скалясь, она плотно сжала зубы, но этого не хватило для того, чтобы сдержать крик: - А-а-а-а! Рыдания содрогнули грудь, сжали горло. Она зажмурилась. - Помоги мне, прошу тебя! Когтистой лапой боль перебралась ещё ниже, а вместе с ней пришло тугое, тянущее чувство. Ноги исполосовали тёмные в ночи, горячие густые струйки. Пора. Ужасно дрожа всем телом, жрица поднялась на корточки. Деревянные ножны своего ритуального кинжала она зажала зубами. Рвано вдыхая и выдыхая, она уперлась в землю руками и сильно напряглась всем телом. Боль вдруг умножилась, будто расцвёл остроконечный железный цветок в самом чреве жрицы. Она сжала пальцами сырую землю, и, жмурясь, усилила напряжение. На траву под ней закапала тёмная, густо-тянущаяся кровь. Отчаянный крик прорвался сквозь зубы и отразился замершим в ожидании лесом. Ножны в зубах треснули. Вобрав в себя как можно больше холодного воздуха, она запрокинула голову к тёмному небу. Что-то твёрдое упёрлось в кости таза, с силой давя на них. Нана распахнула рот в беззвучном крике. Ножны выпали, исчезнув в траве. Широко распахнутые глаза её почти закатились. Она плавно легла на бок, потом откинулась на спину. Глубоко и часто задышала. Последняя потуга. Она напряглась всем телом, выталкивая из себя большое, живое, скользкое и горячее. Последним, что она услышала, был звонкий крик младенца, рот которого забился кровавой жижей. Он кричал, лёжа на траве, сжимаясь всем телом, окровавленный, беззащитный. Жрица слепо уставилась в светлеющее небо. А потом раздался гул. Низкий звук, от которого задрожала земля. Он был похож на рёв огромного варяжского рога, оповещающего о начале или конце битвы. Он был похож на раскат грома, только не над землёй, а под нею. Он заглушил шум поднявшегося ветра и плач младенца. От него в небо разом взмыли крупные ночные птицы. И закружили над лесом. Только большой ворон, тот, что темнее черноты, приземлился рядом с женщиной и ребёнком. Он дёргал крупной головой, разглядывая окровавленное дитя круглым карим глазом. И даже тяжёлые шаги, раздавшиеся из лесу не смогли спугнуть его.