То не ветрушки шумят буйные То не на море разыгралась непогодушка То летит в ступе над сырым бором Мара-Яга — Костяная Нога Летит, пестом железным погоняет Помелом след заметает Зубами звериными клацает Костьми белыми бряцает
Служанка зажмурилась, и затряслась – её дрожь отвлекла Ингвара, он затих и заинтересованно уставился на девушку: - Пожалуйста, княжна, не надо! – слёзы катились по её румяным щекам, - прошу, не надо так говорить, не надо призывать Марушку! Она же накликает беду на нас всех! Но Нана не слушала её, продолжая таращиться вдаль и шевелить бескровными губами:Летит Она с поля брани Крови человечьей напившись Жажду свою утолив Рудяного* пития испив Косой железной Мара косила Когти во тело бело вонзила Жизнь до капли вытягала Нить Ава-Вирь обрывала
Когда раздался взрыв, всех троих запоздало обдало потоком горячего ветра. Ингвар заплакал. - О-о-о-ой! – взвыла служанка. Нана же, скрипнув зубами, тяжело дыша, продолжила громче прежнего:У реки-Оки наземь ступала! К западу оборотясь, их кости глодала! Во ступе пестом их в пыль растирала! Шуйцею** брала — всё по ветру пускала! Так было и так будет всегда! Яко ведомо истинно ведающим! Во Знании Древнем сведущим! Яко Самим Родом положено! Гой, Черна Мати!
Нана вскочила на ноги и вскинула руки к небу. В это же мгновение поднялся сильный ветер. Он сорвал платок с головы жрицы и растрепал её короткие волосы. И наверняка он же разметал столб чёрного дыма, что поднимался с поля брани, рассеял его и разнёс по всей округе.***
Большое грибообразное облако медленно угасло и почернело в широко распахнутых глазах Ивара. Не смея шевельнуться, он смотрел на катастрофу, развернувшуюся на поле боя, и не верил своим глазам. - О великий Тенгри Хан… - негромко произнёс Изай, топчась позади. На выдохе Ивар хрипло простонал. А потом вдруг очнулся, и рыча, без помощи костыля подлетел к колеснице, и вскарабкался на неё. Яростно хлестнул лошадь поводьями: - Ха! Лошадь сорвалась с места и сломя голову помчалась вперёд, потянув за собой кованую колесницу. Хан и небольшой отряд варягов бросились вслед за конунгом. То, когда Ратомир отдаст приказ атаковать раненного и не готового к битве противника – было лишь вопросом времени. Ивар надеялся, что успеет. Но не успел. Его колесница влетела в варяжское войско, когда его уже начали штурмовать полные духа рязанские воины. Спрыгнув с колесницы прямо на ходу, Ивар плюхнулся на обугленную траву, соприкосновение с которой моментально превращало её в чёрный прах. В ноздри тут же ворвался удушающий запах горелой ткани, плоти и палёных волос. Поднявшись на ноги на первых порах, он успел преодолеть не меньше десяти метров, прежде чем страх снова опрокинул его на землю. - Тэкео… - на не свойственной себе ноте хрипло выдавил он, глядя на чужеземного воина, лежащего навзничь. Усердно перебирая руками и помогая себе непослушными ногами, Бескостный подполз к нему и схватил за почерневший от копоти ворот, торчащий из-под нагрудника. - Тэкео! Он тряхнул его, но окровавленное, наполовину обугленное лицо воина нисколько не изменилось. Тогда Ивар схватил первый попавшийся под руку топорик, лежащий на земле между телами, и перерезал шнурки нагрудника. Изогнутая железяка отлетела в сторону, он пригнулся и припал ухом к груди воина. Глубоко внутри, под тёплой кожей, пропахшей потом и железом, негромко, но отчётливо билось сердце. - Тэкео, ты нужен мне! – Ивар обхватил его за голову и, дрожа от наполняющей его обиды и гнева, припал губами к чёрному лбу, - ты не умрёшь сегодня, потому что я нуждаюсь в тебе! Вытесненный из большой кучи-малы, гремящей кольчугами и топорами, русский воин плюхнулся рядом с конунгом. Упав, он потерял свой шлем и ориентир в пространстве, но не жажду к победе. Крепко сжимая свой боевой нож, он накинулся было на Ивара, но тот повернулся к нему рывком. Тяжело дыша в состоянии чистейшей и сильнейшей ярости, Ивар в ту же секунду воткнул топорик прямо промеж глаз противника. Лезвие вошло так глубоко, что скрылось почти полностью, а череп промялся внутрь, исказив черты лица. Брызнувшая под давлением кровь окропила лицо конунга. - А-а-а! – не своим голосом взревел Ивар, набрасываясь на следующего полуживого рязанца, рухнувшего после удара обухом варяжского меча по затылку. Не найдя никакого более-менее годного оружия рядом, Бескостный принялся душить его голыми руками. Вцепившись в его руки, тот задергался всем телом и захрипел. Когда под ожесточённым натиском варяга глаза его закатилась, а губы начали синеть, произошло что-то непредвиденное. - Отставить! – рявкну кто-то вдалеке, и рязанское войско прекратило наступление, и схлынуло как волна. Те, кто оказался в самой гуще сражения, отбегали в стороны, спотыкаясь о тела погибших. Изрядно потрёпанные, окровавленные и озлобленные варяги, ясно осознающие преимущество противника, остановились тоже. Изай поднял ладонь, придерживая половцев. Вперёд вышел Ратомир с длинным окровавленным мечом в руке. Он остановился рядом с варягами: - Бескостный, где ты? – крикнул он, - Выходи, тебе очень нужны переговоры сейчас! Услышавший своё имя Ивар нащупал в пропитанной кровью чёрной траве копьё, и опираясь на него, с рыком поднялся на ноги. Ряды его воинов расступились и пропустили его, ковыляющего, перемазанного в саже, вперёд. Он подошёл к Ратомиру и поднял на него ещё не прояснившийся взгляд. Его тяжёлое дыхание вырывалось изо рта и ноздрей паром. - Чего ты хочешь? – спросил он, пытаясь совладать с яростью, отчаянно толкающей его на крайне необдуманные поступки, - ты сжёг мои корабли, следовательно, не хочешь моего отступления. Ты хочешь боя – мы даём тебе бой. Но ты останавливаешь битву. Чего ты хочешь?! Ратомир улыбнулся: - Я хочу, чтобы ты сдался. Твои люди – отличные воины, только слепой не увидит этого. Зачем убивать их зазря? Я пощажу их и приму в своё войско, если прямо сейчас ты встанешь на колени и признаешь своё поражение и моё превосходство. Ивар замер в оцепенении. Потом едва сдержался, чтобы не рассмеяться в голос, прямо в лицо наглому князьку, повинуясь, опять же, бушующей в венах ярости. Но потом вдруг ясно услышал тишину вокруг и медленно обвёл своих людей взглядом. В этот момент он выглядел безумцем из древних легенд. Взгляд Ивара остановился на Хане. Тот смотрел выжидающе, стараясь не выражать лицом ничего, что могло бы помешать сделать варягу правильный выбор. Ивар был уверен, что он готов легко отступить, или же биться до конца, если понадобится. Дальше конунг перевёл взгляд на разбросанные по полю тут и там, окровавленные и обугленные трупы своих и чужих. Вспомнил Тэкео, едва живого, лежащего среди таких же как он, тяжело раненных воинов и мертвецов, и медленно умирающего. Он никогда не встретится с ним в Вальгалле. Чужеземный воин, казалось, не верил ни в богов варягов, ни в своих богов, и в целом имел картину мира чуждую Ивару. Однако тот прекрасно понимал, зачем он обрезал волосы перед битвой. Он сам рассказал ему об этом ритуале, когда они нашли в лесу голую и ужасно напуганную Нану. Он отдал свои волосы Маре. Он не хотел умирать. Ярость в венах вскипела моментально. Ивар едва смог удержаться от того, чтобы не наброситься на чёртового ублюдка, на лице которого застыла отвратительная самонадеянная ухмылка. Удержаться от необдуманного поступка ему помог только взгляд на своих воинов – смертельно уставших, обожжённых и израненных варягов. Кто-то из них уже едва стоял на ногах, у кого-то крупной дрожью тряслись руки, а пальцы, сжимающие рукоятки мечей вот-вот разожмутся против их воли. Нельзя продолжать бой. Этот бой уже проигран. Неужели так решили боги? Ивар поднял голову, и, щурясь, посмотрел на небо. Оно было ясным и холодным, а посередине, прямо над полем, кружил ворон. По рязанскому войску вдруг пошли шепотки, очень скоро переросшие в громкие негодования. Кто-то позади ткнул Ратомира в плечо, и тот раздражённо обернулся. Его воин, чьё лицо опалил адский огонь, указал куда-то в сторону леса. Туда же посмотрели остальные. И у Ивара чаще забилось сердце. Испытывая странное чувство от неожиданно резкого прилива сил, он тоже посмотрел в сторону леса. У самой кромки застыл высоченный и столь же широкий в плечах воин, облачённый в дорогие русские доспехи. Вышата. Рядом с ним – рыжебородый мужчина средних лет в расшитой накидке. А позади них, хорошо видное сквозь редкие стволы сосен, раскинулось немалое русское войско, свежее, полное сил и претензий на земли Ратомира. Войско Ростово-Суздальского княжества. Теперь уже смело повинуясь желаниям тела, Бескостный крепко сжал копьё, на которое опирался, и выпрямил спину. В таком положении он неожиданно оказался выше Ратомира, который повернулся к нему в полной растерянности. Он выглядел как ребёнок, с рождения отчаянно желающий стать славным воином и которому дали подержать настоящий боевой меч, и вдруг резко отобрали, да ещё и надавали по рукам. - Это Вышата… Да, Вышата… Это он! С подкреплением! – наперебой загалдели варяги, скаля белые зубы на грязных лицах. - Предатель! – воскликнул кто-то из рязанских. Ивар откашлялся, после чего сказал, обращаясь к Ратомиру: - Чтобы я, Ивар Бескостный, сын Рагнара Лодброка, конунг данов, встал на колени перед таким ничтожеством как ты? Да никогда! Рязанский князь смотрел широко распахнутыми глазами, не понимая, как Господь мог вырвать победу из его рук и отдать её в лапы этих варваров. Повисло недолгое молчание, которое прервал громогласный возглас со стороны леса. Говорил рыжебородый князь: - Славные воины мои! Пришло время разгуляться вашей силушке! И под аккомпанемент ликующего рёва варягов, Вышата обнажил меч и бросился в атаку на рязанское войско. А за ним – огромная рать воинов, у коих появилась отличная возможность окончить длительную войну между княжествами в свою пользу. Когда они яростно сшиблись с отчаянно держащими оборону Рязанцами, Ратомира уже не было рядом. Он вскочил на первого попавшегося коня и попытался толи принять участие в сражении, толи сбежать, но его тут же окружила половецкая конница. По приказу Хана Изая он был сброшен на землю ударом тупой стороны копья. Упав и ударившись спиной, он, впрочем, сразу же вскочил на колено, но его сразил страшный кашель. Сплюнув на землю кровью, он взмахом меча подрезал заднюю ногу ближайшего вражеского коня, и тот с громким ржанием опрокинулся набок, сбрасывая с себя всадника. Соскочившие с коней остальные половцы взяли князя в плотное кольцо, из которого он уже не смог выбраться. Его меч был отброшен в сторону, а грудь едва не проткнута здоровым копьём. - Берём живьём! - приказал Изай, - по просьбе Бескостного! - а потом обратился к пленнику, - ничего личного, князь. Но должен признаться, что увидев твое лицо, я в первую же нашу встречу ясно понял, что от тебя добра ждать не стоит. А я повидал много лиц, уж не сомневайся! Твоя жажда власти ослепила тебя. Я с самого начала знал, что она же тебя и погубит. Несколько крепких верёвок стянули туловище и руки Ратомира, и тот зарычал в бессилии. Не обращая на происходящее никакого внимания Ивар бросился назад, к павшим, среди которых лежал Тэкео. Рухнув рядом с ним на колени, он рявкнул двоим варягам, чтобы те помогли перенести его. Подчинившиеся варяги – уставшие, растрёпанные и грязные – побросали оружие и осторожно оттащили чужеземного воина в сторону от сражения, после чего уложили его в колесницу конунга. - Тэкео! – Ивар согнулся над ним, опираясь о борт колесницы, - ты слышишь меня? Воин разомкнул слипшиеся губы и едва приоткрыл глаза. Глаз на правой стороне его окровавленного лица, который оказался ближе ко взрыву, затянулся бельмом. Красное и бледно-жёлтое вперемешку сочилось из-под начинающих распухать век. Воин хотел что-то сказать, но вышел только хрип. Тем не менее, он попытался снова: - Я… живой?.. Вряд ри мертвецам… может быть так… борьно… - Живее всех живых, друг! – обрадованно подтвердил Ивар, присев рядом. - Видимо мне… здорово достарось… Мы победири?.. – он медленно повернул изуродованную ожогом, опалённую и окровавленную голову к своему Господину. Правый глаз его, едва приоткрытый, не выглядел живым. Ивар поднял взгляд. Рязанские воины, увидев своего князя пленённым, побросали оружие и расселись по полю, скорбно уткнув лица в локти и колени. Меж ними бродили пешие половцы, собирая топоры и копья, а смертельно уставшие варяги, тяжело дыша, разлеглись прямо на чёрной траве, рядом с погибшими собратьями. Связанный прочными узлами Ратомир, сидел в грязи, натоптанной конницей, низко опустив голову, спрятав лицо. - Да, - закивал Ивар, - всё кончено. Мы победили. - Ну конечно… Ты не знаешь поражения, Ивару-сан... Я быр рад сружить тебе… - Что значит «был»?! – возмутился Бескостный, - ты ещё послужишь мне! Ты мне должен, забыл? Ты должен встать на ноги и поскорее! Я хочу видеть тебя в бою. Я обожаю смотреть на тебя в бою! - Самурай… всегда доржен быть готов к смерти… - сказал Тэкео и с трудом растянул израненные губы в подобии улыбки, обнажив окровавленные зубы. Ивар взглянул на него негодующе, а потом не выдержал и в голос рассмеялся. Этот безумный смех абсолютно чужеродным звеном разверзся над выжженным полем битвы, щедро политым кровью и густо усеянным трупами. Многие – и Рязанцы, и сами варяги, обернулись и непонимающе уставились на Бескостного. Даже Ратомир удостоил его обозлённым взглядом. А тот всё истерически смеялся, пока не сполз на землю и не закрыл руками грязное лицо. Несколько раз хохотнув в ладони, он затих, а плечи его крупно затряслись. Кружащий над полем ворон спикировал и уселся на хрупкую чёрную траву. Подёргал башкой, внимательно разглядывая мёртвых и живых круглым глазом. Взмахнул крыльями, каркнул что-то на своём. И принялся клевать сажу.