«Любовь бывает только раз — Та настоящая, как в книжках. Всё остальное лишь — вода, Что утекает после вспышки» ©Катерина Кейнси
***
Несмотря на то, что на улице стоял июнь, в десять часов вечера было уже темно. Чёрные тяжёлые тучи как-то неожиданно и слишком быстро затянули небо, не оставляя ни малейшего просвета, и готовы были вот-вот разразиться в сильном ливне. Резкие порывы холодного ветра качали стволы немногочисленных деревьев, глухо шелестя тёмно-зелёными листьями и скрипя кривыми негнущимися ветками. На участке дороги, по которой двигалась Вика, практически не было пешеходов. Шум автомобильных колёс и негромкие звуки речи, доносившиеся откуда-то издалека, изредка врывались в природный гул. До спортивной базы оставалось идти каких-то жалких пятьсот метров. Однако продрогшей до костей, уставшей девушке и они казались сущей вечностью. Первая капля упала на землю. Александрова остановилась и, не переставая обнимать себя за плечи, посмотрела на тёмное небо. Начался дождь.***
Наконец оказавшись на территории Новогорского центра, Виктория неожиданно замерла, не отходя от ворот. «А что я и правда тут делаю?» — подумала она, вспоминая тот вопрос, который ей задала Елена в первый же день её пребывания в этом месте. Мужчина? Да, действительно был один мужчина, но шатенка искренне не понимала, что заставило её спустя столько лет вновь вспомнить о нём. Внезапно возникшее в голове желание, обострённое ещё и печальным фактом предательства со стороны прошлого парня (хотя это трудно назвать предательством, ведь бразилец ничего ей не обещал. Более того, она сама прекрасно знала, что он всем сердцем влюблён в другую, а она всего лишь служит для отвлечения внимания и удовлетворения определённых потребностей)… Что это было? Что именно заставило Вику бросить всё и приехать сюда? «Он женат… Двое детей… Живёт дальше…» — отрывки высказываний подруги всё ещё продолжали звучать где-то внутри. А что если и правда она никогда не была для него тем, чем всё ещё продолжал оставаться он для неё? Девушка и сама не понимала, на что рассчитывала оказавшись здесь. Услышать уйму оскорбительных слов от старых знакомых? Мечтать о случайной встрече где-нибудь на улице, но при этом в глубине души надеяться, что она так никогда и не случится? Незаметно для самой себя Александрова дошла до корпуса, который, словно лесная лачужка, светился тусклым светом, озаряя сравнительно небольшое пространство вокруг. Внутри было как-то слишком тихо. Еле слышимое, но до тошноты раздражающее жужжание пары ночных лампочек, приглушённый стук дождя, доносившийся из-за закрытых дверей, ветер, заставляющий стёкла в окнах негромко дребезжать… Людей не было. Даже охранник оставил свой пост и куда-то исчез. Выйдя в центр просторного холла, Виктория посмотрела по сторонам, словно выбирая, куда именно ей сейчас следует идти. Слева располагалось тренерское крыло, её пустой холодный номер, справа же — крыло спортсменов, где в этот час её также никто не ждал. — Тебе тоже пора жить дальше, — шатенка обернулась, но никого не увидела. То ли эти слова так громко произнесло её подсознание, то ли ей уже начало мерещиться… В принципе, ни первое, ни второе не могло порадовать и успокоить. Слуховые галлюцинации, замкнутость, повышенная эмоциональность, приступы тревоги и навязчивые мысли… На лицо первые признаки шизофрении или же десятка других психических отклонений, а может, и всего сразу. В памяти всплывают слова университетского профессора о том, что диагностировать самих себя нельзя, ибо ничем хорошим это не заканчивается. В жизни, кажется, вообще ничего не заканчивается ничем хорошим, сама жизнь не может закончиться хорошо (смерть хэппи-эндом назвать достаточно трудно). Мысли в голове быстро сменяют друг друга. Начав с риторического вопроса «может, правда стоит жить дальше?» Вика заканчивает на убеждении, что «безусловно, стоит» и начать лучше прямо сейчас. Поэтому, не тратя более ни секунды на пустые раздумья, девушка уверенным шагом отправляется в правое крыло. Поднимается по лестнице и в тёмном коридоре быстро находит нужную дверь. — Переспать с ним? Да запросто, — шепчет она, ударяя по дереву. Среди окружающей тишины негромкий стук звучит слишком ярко, заставляя Александрову непроизвольно сжаться и посмотреть по сторонам. Опять стало тихо. Постояв с полминуты, Виктория снова постучала, на этот раз чуть громче. Опять ничего. Шатенка злится, но стучать больше не решается. Сжимает кулаки с такой силой, что костяшки белеют, но потом выдыхает и расслабляется. В голову вновь врываются мысли о том, что жить дальше у неё, судя по всему, никогда не выйдет, а под рёбрами начинает ныть от досады и какой-то обиды не столько на себя саму, сколько на все те обстоятельства, которые складываются отнюдь не в её пользу. Становится жалко себя настолько сильно, что глаза невольно начинают слезиться, а губы — дрожать. Из последних сил сдерживая рыдания, Вика разворачивается и медленным шагом идёт в своё крыло. — Это ты стучала? — позади раздаётся хриплый тихий голос. Девушка замирает. — Если ты пыталась достучаться до Саши или Феди, то это абсолютно бессмысленно: они спят как убитые. Всё равно бы не разбудила. Наконец, обернувшись, Александрова натыкается взглядом на высокое стройное тело парня, облачённое только в тёмные свободные шорты и чёрные носки. Поднимая глаза выше, Виктория обращает внимание на кубики пресса и подкаченные мышцы груди и рук, заспанное лицо с прищуренными глаза, двухдневную щетину и взъерошенные русые волосы, придающие спортсмену по-домашнему уютный вид. Если красота женщины в ухоженности, то у мужчин всё наоборот — чем небрежнее они выглядят, тем сильнее привлекают к себе противоположный пол. «А ты тоже ничего», — думает шатенка, наклоняя голову в бок, и с хитрой ухмылкой ещё раз пробегается глазами по телу футболиста, так эффектно выглядевшего в свете пары лам. Ставя одну ногу за другой и покачивая бёдрами, Вика медленно приближается к нему, словно крадётся. Подходит совсем близко, из-за чего разница в росте начинает ощущаться особо остро. Приподнявшись на носочки, касается губами уголка губ ничего не понимающего, заметно напуганного парня. Проводит руками сверху вниз, очерчивая рельефный контур спортивной фигуры, всё ещё не разрывая этот недопоцелуй. Кажется, придя в себя, спортсмен хватает девушку за плечи и отстраняет от себя. Хмурится, ждёт объяснений… — Вик, ты выпила или приняла что-то? — футболист сильно щурится, пытаясь разглядеть в полумраке лицо Александровой. Когда же у него это получается, им овладевает ничем не оправданный плохо скрываемый ужас. Перед ним стоит не милая девушка с еле заметной полуулыбкой и широко раскрытыми карими глазами, а сам дьявол. До исступления красивая, какая-то неземная, с хищным оскалом и ярким пламенем в глазах, она будто бы искушает его. Даже её отрывистые движения похожи на змеиные. Это пугает, но в то же время пробуждает природное желание. Разум постепенно отключается, давая выбраться наружу всем животным инстинктам, так долго прятавшимся где-то внутри. Сбрасывая чужие руки с плеч, Виктория делает шаг вперёд и буквально врезается в губы парня, на этот раз целуя не аккуратно и игриво, а жадно, по-хищному. Обхватив одной рукой шею спортсмена, шатенка прижимает его ближе к себе, в то время как вторая её рука медленно спускается вниз и, забравшись под мягкую резинку шорт, резко сжимает достоинство мужчины, заставляя его зарычать и до крови прикусить её губу. — А ты хорошенький. Твои глазки, твой носик и в особенности твои губы… Хочу тебя всего, — произносит она, вызывая у спортсмена очередную волну недоумения, скользящего в его взгляде. — Здесь нельзя, — тяжело дыша, футболист прикрывает глаза, стараясь не застонать от удовольствия, ибо рука Вики всё ещё сжимает, а теперь ещё и поглаживает его напрягшуюся плоть. — Вика, остановись. Прошу тебя. Кто-нибудь может нас заметить. Но девушка не слышит. Прижимая напряжённое мужское тело к стене, она, наконец, достаёт руку из его шорт и встаёт перед ним на колени. Отогнув резинку, Александрова сразу же обхватывает бёдра парня руками, притягивая к себе, и касается губами головки полутвёрдого члена. А потом быстро, словно боясь передумать, берёт его в рот целиком. Мускусный запах перебивается ароматом геля для душа, жёсткие волоски неприятно колют губы. Во рту член начинает увеличиваться в размерах, от чего Виктории приходится частично выпустить его, чтобы просто-напросто не задохнуться. Языком проходится по головке, огибает уздечку, лижет ствол и снова вбирает плоть так, что головка надавливает на горло. Спортсмен сильнее жмурится и прикусывает палец, пытаясь сдержать рвущиеся наружу стоны. Совершая ритмичные движения, вбирая в себя член до саднящей боли в горле, шатенка тяжело дышит, стараясь набрать в лёгкие как можно больше воздуха в перерывах между проникновениями. Щёки немеют, а слюна стекает по подбородку, но Вика и не думает останавливаться. Почувствовав языком, как забилась венка на плоти футболиста — как верный признак того, что он уже на пределе — девушка начинает двигаться ещё быстрее, вбирая член до основания. Парень уже не сдерживается. Упираясь обеими руками в стену позади себя, он словно пытается зацепиться за что-то, сдирая короткими ногтями побелку. На указательном пальце левой руки проявляются синяки и кровоподтёки, оставшиеся от зубов. Солоноватая густая жидкость бьёт в нёбо Александровой, вынуждая остановиться. Слизав всё до самой последней капли, она поправляет шорты на спортсмене и, поднявшись на ноги, как ни в чём не бывало, обтирает рукой уголки губ и подбородок. Подойдя ближе к всё ещё подрагивавшему от недавнего оргазма футболисту, тем самым заставив его сильнее вжаться в стену, Виктория снова целует его. — Остановись, Вик. У меня в комнате… сосед спит, — шатенка в очередной раз предпочитает молчание какому-либо внятному ответу и, коварно улыбнувшись, тянет парня за собой.***
Добравшись до номера Вики, молодые люди с трудом смогли открыть дверь и буквально ввалились внутрь комнаты. — Нам нужно быть тише: в соседнем номере живёт Саламыч, — оторвавшись от футболиста, прошептала девушка. — Караулит, чтобы к тебе никто не ходил? От нас бережёт что ли? — усмехнулся он. — Скорее вас от меня. Толкнув Александрову на кровать, парень забрался на неё сверху. Неожиданно вся та грубость и страсть, жившая в нём до этого, словно куда-то исчезли. Расстёгивая насквозь промокшее от дождя платье, он бесконечно долго смотрит в её глаза. Привлекает… Завораживает… Заставляет желать ещё больше… Эта едва знакомая ему девушка в какой-то момент возымела над ним немыслимую власть. Возвышенная и неприступная, словно средневековая крепость, и красивая, как самый дорогой алмаз, она одним лишь взглядом могла дарить такие эмоции, какие не дарит даже самый лучший секс. Он хотел, чтобы она смотрела так только на него. Этот собственнический инстинкт, присущий, наверное, каждому мужчине, дал о себе знать именно сейчас, причём с какой-то страшной силой. Он чувствовал, как это приятное тепло заполняет его, проникая в каждую клеточку тела, и щекочет внизу живота. Он чувствовал, как влюбляется в неё, совершенно неизвестную, какую-то загадочную. Невозможно… Немыслимо… Нереально… Мягко целует её губы, подбородок, шею. Его щетина колется и царапает нежную кожу, но ей нравится, она ещё ближе притягивает его к себе. Его тело горячее, как печка, и Виктория чувствует, что начинает гореть. Футболист избавляет шатенку от платья, покрывая оголившиеся участки кожи поцелуями. Снимает лифчик, берёт в рот сосок, и Вика ощущает, как узел внизу живота затягивается ещё туже. Парень прокладывает дорожку из поцелуев к резинке чёрного кружевного белья, и девушка выгибается: она слишком возбуждена, а эта неожиданная нежность сводит с ума. Спортсмен стягивает с Александровой последний кусочек тонкой ткани и откидывает его куда-то в сторону, и та переворачивается, садясь на него сверху. Разрывает поцелуй и тянется к белой сумочке, так удачно разместившейся на прикроватной тумбе, недолго что-то ищет внутри и, наконец, вытаскивает синего цвета квадратик фольги. Положив его рядом с собой, Виктория вновь притягивает футболиста к себе и жадно целует, кусая губы. От него пахнет кофе и не выветрившимся одеколоном. Вике до боли знаком этот запах. Прикрыв глаза, она словно раздумывает над чем-то, но парень этого не замечает, воспринимая неожиданную паузу как призыв к активным действиям с его стороны. Футболист вновь оказывается сверху, подминая под себя женское тело. Нащупав на покрывале средство контрацепции, разрывает упаковку зубами и натягивает презерватив, всё это время продолжая смотреть на Александрову. Подаётся вперёд, резко без предупреждения — Виктория закрывает глаза и морщится от неприятных ощущений. Двигается в ней медленно, плавно, заставляя её тяжело прерывисто дышать. Шатенка обхватывает его талию ногами, притягивая ближе к себе. Выгибается, негромко постанывает от наслаждения. Разместив руки под её ягодицами, слегка приподнимает Вику, тем самым меняя угол проникновения, всё чаще и чаще задевая ту самую заветную точку. Девушка мечется, извивается, а затем выгибается настолько сильно, что, кажется, становится слышен хруст позвонков. Её губы вытягиваются в протяжном «о», а руки сжимают сильные плечи мужчины. Тело содрогается, а затем полностью расслабляется.***
Проснувшись утром, Александрова едва ли вспоминает, что происходило вчера. Все события прошедшего дня кажутся какими-то туманными, словно это был сон, а не реальность. Перевернувшись на бок, она почему-то ни на секунду не удивляется тому, что рядом с ней спит парень. Некоторые детали их совместной ночи навсегда стёрлись из памяти, другие же закрепились так прочно, что вряд ли хоть что-то сможет их оттуда достать. Футболист мирно посапывает, забавно морща носик, как маленький мальчишка. Его русые волосы при свете дня кажутся ещё светлее, и у Александровой появляется желание провести по ним рукой. Этот совсем ещё мальчик выглядит глуповатым и неувязанным, напоминая какого-нибудь героя русских народных сказок. В этом и есть его привлекательность. — Есть в вас что-то схожее. Может, глаза? Или волосы? — проговаривает Виктория, невесомо касаясь пальцами сначала его лба, затем носа и губ. — Было бы не плохо узнать, кто ты есть, — шепчет она, не испытывая при этом ни капли стыда. Её совершенно не смущает и то, что всю эту ночь на месте Миранчука она представляла совсем другого человека. Мужчину, которого когда-то любила и, судя по всему, будет любить всю оставшуюся жизнь. Но парню совершенно не обязательно знать ни об её истинных чувствах, ни о своей схожести с другим. Он просто не сможет выдержать этого: слишком молодой, слишком неопытный, слишком наивный. За внешней крутостью и дорогой одеждой скрывается такая нежная романтичная душа, ещё не истерзанная суровыми реалиями жизни. Извечное чувство горечи внутри, с которым Вика уже привыкла жить, совершенно незаметно исчезло. Впервые за долгое время она почувствовала себя по-настоящему счастливой. Облокотившись на белую мягкую подушку, девушка кладёт голову на руку, продолжая с интересом смотреть на любовника. — Пора просыпаться, — шепчет она, поглаживая его по голове свободной рукой. — Ещё так рано, — мычит парень, не открывая глаз. — Откуда тебе знать? Ты на часы ведь не смотрел, — усмехается Александрова. — А мне и не нужно смотреть. У меня свои часы. Биологические. И они мне говорят, что ещё слишком рано, чтобы вставать. — Не боишься, что Саламыч найдёт тебя у меня? — Думаешь, он что-то заподозрит? Мы, вроде, не шумели сильно. — Думаю, что это будет выглядеть подозрительно, если ты выйдешь от меня с самого утра. Поэтому тебе стоит идти сейчас. — Как я попаду в номер? Антон, скорей всего, ещё спит. «Значит, ты Лёша», — проносится в голове Виктории. — А это уже не мои проблемы, — стукнув парня по носу, произносит она. — Вот, значит, как. Какая же Вы всё-таки злая, Виктория, — схватив шатенку за руку, Миранчук резко дёргает её на себя, усаживая к себе на бёдра. — Я добрая, Лёш. А вот мой агент добрым не будет, если вдруг узнает, что я занимаюсь такими вещами с футболистами. — Такими, это какими? — парень хитро щурится, обнимая Вику за талию. — А с тобой разве уже можно на такие темы разговаривать? Тебе восемнадцать-то есть? — Ну, вчера тебя мой возраст не смущал, когда ты отсосала мне прямо посреди коридора. — Фу, Алексей! Какой кошмар! От мамки-то по попе не получишь за такие высказывания? — девушка смеётся про себя, наблюдая за реакцией футболиста. — А ты не боишься по попе получить за свой острый язычок? — Лёша делает акцент на слове «ты», словно намекая на очередную грязную затею. — Я уже взрослая тётенька, за мной родители не следят, — шатенка делает попытку перелезть на свободную часть кровати, однако парень не позволяет ей совершить задуманное, сильнее прижимая к себе. — А я имел в виду не родителей. — На себя что ли намекаешь? — голос Александровой звучит издевательски, и это заметно задевает самолюбие Миранчука. — Ты смотри, Вик, а то ведь я тебя так накажу, что ты потом неделю сидеть не сможешь, — проглотив обиду, серьёзным тоном произносит он. — О себе позаботься, экзекутор[1], — парень непонимающе смотрит на Викторию, заставляя её закатить глаза. — Иди лучше учебник по истории почитай, — снова стукнув футболиста по носу, она, наконец, слазит с него и, совершенно не стесняясь своей наготы, направляется в сторону ванной. — Опять намекаешь на то, что я тупой? — Нет, Лёш. Ты не тупой. Ты просто ещё очень маленький и многого не понимаешь, — выдыхает девушка. — Я думал, что этой ночью доказал тебе, что я не ребёнок, — последовав примеру хозяйки номера, Миранчук поднимается с кровати и, приблизившись к ней, обнимает со спины. — Именно тот факт, что ты так думаешь, и делает тебя ребёнком. — Но я… — Тебе пора, Лёш, — перебивает она. Её голос звучит так мягко, так по-доброму, но в то же самое время заставляет подчиняться, не терпит возражений. И Лёша, повинуясь приказу, натягивает на себя шорты и, бросив одинокое «пока», уходит из номера, громко хлопнув дверью. «Ну вот, обидела», — думает Вика, но где-то внутри всё же осознаёт, что так будет лучше, в первую очередь, для него самого. ___________________________________ Примечания к главе: [1]Экзекутор — лицо, приводящее в исполнение приговор суда.