«Когда мы встречаем особенного человека, мы отдаем ему все свое время, он поглощает все наши мысли, и всякий раз нам приходится его терять…» ©Сесилия Ахерн
***
Достав из кармана спортивной кофты телефон, девушка посмотрела на время. — Уже почти одиннадцать. Тебя, наверное, все потеряли. У тебя будут проблемы из-за меня. Извини, — сжав губы в тонкую бледную полоску, проговорила она, кажется, и в правду почувствовав вину перед парнем. — Ничего страшного. Я всё равно раньше двенадцати не ложусь, не могу уснуть. А тем более в Монако сейчас только десять. Всё ещё не перестроился. — А тренер что скажет, если увидит, что тебя нет на месте? — А что тренер? Ты думаешь, что у нас как в пионерском лагере? Ходят и проверяют, легли ли мы спать вовремя и почистили ли зубы перед сном? — усмехнулся футболист. — Честно говоря, примерно так я себе это всё и представляла, — неловко улыбнулась шатенка. Это был один из тех моментов, когда ей действительно было неудобно. — Ну что, давай прощаться. У вас завтра тяжёлый день. — Да, ты права. Мы уезжаем завтра вечером. Ты же знаешь? — всё ещё продолжая цепляться за руку Вики, Саша никак не мог найти в себе силы, чтобы, наконец, уйти. — Знаю. — Ты поедешь с нами? — его голос был полон надежды, которую Александровой так не хотелось рушить. — Нет. Но я обязательно буду смотреть матч, — Виктория приободряющее улыбнулась, заглядывая в необычного цвета глаза. — Обещаешь? — она кивнула. — Ну, пока? — её прощание звучало вопросительно. Ей и самой, к огромному удивлению, слишком сильно не хотелось расставаться с этим едва знакомым пареньком, разукрасившим её вечер нежными тёплыми красками волнения и смущения. — Что там такое? — прищурив глаза, спортсмен вытянулся во весь рост и посмотрел куда-то вдаль. — Где? — девушка тоже обернулась, однако ничего необычного не заметила. — Я ничего не… — договорить ей так и не удалось, ибо стоило ей повернуться обратно, как тут же чужие губы смазано коснулись её собственных. По расчётам самого парня поцелуй должен был прийтись на щёку или же скулу, но такого поворота он никак не мог ожидать. Всё казалось до смеха наигранным, каким-то по-киношному неестественным. Однако это была реальность. И в этой самой реальности Головин хотел провалиться сквозь землю. — Прости пожалуйста, — протянул он, с испугом глядя на растерянную Вику. Он застал её врасплох, впервые за последние несколько лет она не контролировала ситуацию и не могла предугадать дальнейших действий собеседника. В скором времени, то ли решив вернуть себе былую значимость, то ли просто по какому-то немыслимому наваждению Александрова вдруг переняла инициативу на себя. Решительно сделав шаг вперёд, она практически напрыгнула на футболиста, прижимаясь к его губам и крепко цепляясь за плечи. Недолго думая, Саша обвил руками тонкую талию, притягивая девушку ближе к себе и отвечая на второй за этот вечер неожиданный поцелуй. Совершенно осмелев и разрушив все внутренние преграды, Головин постепенно опустил руки ниже, уверенно сжимая в ладонях сочные ягодицы шатенки. — Тшшш. Остановись, — разорвав поцелуй, но всё ещё не отстраняясь от парня, прошептала Вика. — Сегодня у нас ничего не будет. — Прости, — тут же поднимая руки выше, начал было он. — Я же говорю, что давно никого не было, вот и творю всякую хрень. Я почему-то подумал, что… — не желая слушать оправдания футболиста, Александрова вновь поцеловала его. Жарко… Пошло… Запретно… — Заткнись сейчас. Просто молчи, — шептала она в перерывах между поцелуями. — Сильно хочется, да? — поинтересовалась Виктория, и футболист прекрасно понял, о чём именно она спрашивала. — Безумно, — вторя ей, также шёпотом ответил он. Взяв его руки в свои, девушка самостоятельно опустила их ниже, вернув на прежнее место. Цепляясь за тонкую скользящую между пальцами ткань, Саша чуть ли не зарычал, борясь с неимоверным по силе желанием проникнуть под подол лёгкого летнего платья, прикоснуться к мягкой нежной коже. — Всё, Саш. Тебе нельзя перед матчем, помнишь? — хлопнув Головина по плечу, шатенка окончательно отстранилась от него. — Если бы не игра, я бы задрал этот подол и взял бы тебя прямо здесь. — Вот тебе и Сашка Головин — простой и скромный парень, — усмехнулась Вика. — Полегче, молодой человек. Я вообще-то приличная девушка — Приличные девушки так не целуют. — А я смотрю, у тебя большой опыт в этом вопросе. Вот уж не ожидала от тебя, Головин. А с виду такой тихий весь, воспитанный, культурный. Прям мальчик-зайчик, — ударив парня по носу пальцем, Александрова громко рассмеялась. — А если говорить серьёзно, то я дала тебе дополнительный стимул хорошо играть. Если ли вы выиграете, то мы запрёмся в номере, и я разрешу тебе сделать с собой всё, что захочешь. — Так меня ещё никто не мотивировал. Но ты же понимаешь, что Сан-Марино это ни Франция, ни Бельгия и ни Португалия. Они за всю история выигрывали пару раз всего, если не меньше. Понимаешь, на что ты подписываешься? — Спокойной ночи, Саш, — коварно ухмыльнувшись, Виктория оттолкнула футболиста и, помахав ему рукой, быстро убежала.***
— …И что, прям совсем-совсем ничего нельзя сделать? Может, мне просто перестать обращать на неё внимание? — не унимался Миранчук, продолжая забрасывать Артёма кучей ненужных глупых вопросов, ответы на которые не давали ему никакого удовлетворения, а лишь сильнее и сильнее царапали грудную клетку изнутри. — Ну попробуй. Я вообще не понимаю, чего ты от меня требуешь, если всё равно сделаешь так, как тебе хочется? Упёртый ты слишком. — Разве это плохо? — Тебе виднее. Но я бы на твоём месте направил все силы на подготовку к игре, а не на каких-то баб. — Она не «какая-то баба», — разозлился он. — Стой, — вытянув руку в сторону, капитан замер, останавливая парня. Лёша с интересом посмотрел на Дзюбу, совершенно не понимая, что произошло или же происходит в данный момент. — Посмотри вон туда. И он посмотрел. Ей Богу, ему очень не понравилось то, что он увидел. — Это… Вика? — сглотнув скопившуюся слюну, спросил Миранчук, хотя и сам прекрасно знал ответ. — Она, — бросил мужчина, с не меньшим интересом и каким-то неприятным ощущением внутри, взявшимся непонятно откуда, наблюдая за происходящим. — А с ней… Это Головин, да? Однако ответа не последовало, ибо следующее действо повергло невольных наблюдателей в шок, отдавшийся сильным болезненным уколом в область сердца. Не в силах отвести глаза, двое мужчин с горечью наблюдали за тем, как девушка ближе и ближе льнёт к их сокоманднику, как он обхватывает её ягодицы, как чуть задирает подол, сильнее сжимая руки. — Я его убью, — с силой сжимая зубы, прорычал Лёша, готовый наброситься на Головина и просто напросто разорвать на куски. Настолько сильно внутри болело. — Возьми себя в руки, Миранчук, — прикрыв глаза, Артём громко выдохнул. — Это именно то, о чём я тебе говорил. Она всего лишь играет. — Что? В каком это смысле? Типа для нас, да? — Не для нас. Она сама с собой. Для неё всё не по-настоящему. Всего лишь захватывающая игра, борьба за главный приз. Тебя она уже получила, а, как известно, полученный трофей теряет ценность, — капитан знал наверняка. Он уже видел это однажды, в тот год, когда она словно ураган ворвалась в их жизнь, перевернула всё с ног на голову, всё разрушила, а потом также внезапно исчезла. И как же Дзюба надеялся, что она исчезла навсегда. — И что теперь? Стоять и смотреть, как он ей язык в глотку запихивает? Надо же что-то делать, — голос парня предательски дрожал, казалось, что он вот-вот не выдержит и расплачется от обиды. — А что мы можем сделать? Ни я, ни ты не способны что-либо изменить. Сойди с дистанции, пока она тебя окончательно не уничтожила.***
Двигаясь в сторону своей комнаты, Вика всё ещё пребывала в приподнятом настроение. Её пунцовые щёки пылали, большие карие глаза горели ярким пламенем, кажется, даже кожа приобрела менее бледный оттенок, чем это было обычно. Александрова чувствовала себя маленькой девочкой, которой красивый мальчик только что признался в любви и поцеловал в щёчку. На деле же мало что отличалось: красивый мальчик, признание (пусть не в любви, но в желании обладать ею), с поцелуем немного не попал — дети так не целуются, дети не говорят таких вещей, дети такого себе не могут позволить. Наверное, это было одним из немногих достоинств взрослой жизни. Практически дойдя до своей комнаты, Виктория вдруг остановилась, отвлекаясь на телефонное жужжание в кармане джинсовки. «Жду тебя в своём номере прямо сейчас. Если ты не придёшь ко мне, то я приду к тебе», — номер не определился. Впрочем, этого и не требовалось, ибо девушка наверняка знала, кто являлся автором столь неожиданного позднего СМС. — Эх, Лёшка, Лёшка, — вздохнула она. — Что же такого ужасного ты сделал, раз встретил меня? За что же тебя так наказали? К своему огромному сожалению, Вика неожиданно осознала, что к этому парню испытывает какие-то странные смешанные чувства, непохожие ни на что другое. Нет, она его не любила. Это казалось ей такой же правдой, как и то, что Земля имеет форму эллипса и вращается вокруг Солнца. Но что-то в нём всё же было, что-то привлекало внимание, притягивало её. Это «что-то» заставляло Александрову, забыв про усталость, сейчас бежать к нему, чувствуя внутри приятное тянущее чувство и уже предвкушая их горячую встречу. Оказавшись у нужного номера, она даже не успела постучаться: дверь открылась раньше, и крепкая мужская рука резко, как-то необычно грубо затащила её внутрь. — А где Антон? — оказавшись в комнате, Виктория бросила взгляд на две застеленные кровати. — Антона сегодня не будет, — ответ прозвучал сухо, без каких-либо эмоций. Но девушка, кажется, не придала этому особого значения. В конце концов, у них была договорённость — Миранчук мог вымещать на ней всё зло, переполнявшее его по неведомым, да и не особо-то интересным для неё причинам. — Ты читаешь? — невольно зацепив взглядом прикроватную тумбочку, шатенка обратила внимание на раскрытую книгу, лежащую обложкой вверх. — История России? Серьёзно? — подойдя ближе, она взяла в руки ту самую книгу и прочитала название, выведенное на ней большими синими буквами. — Ты читаешь школьные учебники? — удивилась Вика. — Будешь смеяться? — С чего бы? Наоборот, я думаю, что это круто. Откуда он у тебя? — Мама привезла. — И что же ты ей ответил, когда она спросила, для чего тебе это? — Сказал, что хочу заполнить пробелы недополученного образования. — Ты из-за меня начал это читать? Из-за того, что я тебе тогда сказала, да? — Александрова с интересом и еле заметным в её глазах восхищением уставилась на серьёзного непривычно отстранённого от всего вокруг парня. — Я хочу с тобой поговорить о чём-то очень важном. — Как совпало-то. Я вот тоже собирался поговорить с тобой о чём-то очень важном. — Я тебя слушаю, — в любой другой день Виктория бы вела себя куда более развязно, но сегодня обстановка не позволяла: этот накалившийся спёртый воздух между ними и эта холодность в глазах собеседника… Давило. Волновало. — Я так больше не хочу. Сначала я думал, что если мы спим вместе, то я тебе нравлюсь. Просто ты пока не готова быть со мной. Но сегодня я понял, что это совсем не так. Я тебе совершенно безразличен. Это очевидно… — С чего ты взял, что не нравишься мне? Кажется, я уже говорила, что причина, по которой мы не можем быть вместе, кроется в абсолютной несовместимости наших с тобой графиков, — перебила девушка. — А с Головиным у тебя графики совместимы?! — воскликнул Лёша. — Или ты ему тоже секс без обязательств предложишь? Здорово, наверное, собирать коллекцию из футболистов сборной. С кем ещё не спала? Такие остались? — Ему не предложу. Он мне нравится. Я не хочу с ним просто спать. И вновь Виктория разрушила его фантазии, в которых она начинает извиняться, говорить о том, что это была случайность и что это вообще не то, о чём он мог подумать. Девушка оставалась верна себе и своим убеждениям, не позволявшим ей врать и лицемерить. Точно не в этот раз. — Что за двойные стандарты, Вик?! Ты же совсем недавно говорила, что я ребёнок. А он ещё младше! Он тоже не бросит всё ради тебя! У него тоже карьера и всё такое! Так почему, чёрт побери, он, а не я?! — выхватив из рук шатенки книгу, футболист бросил её в стенку, вложив в это действо весь свой гнев. — Если ты закончил, то позволь сказать мне. Во-первых, ты живёшь в Москве, а он в Монако. Я там бываю по нескольку раз в месяц. Во-вторых, я никогда не говорила про твой физический возраст. Я всегда имела в виду только душевные составляющие. Некоторые и в тридцать, и в тридцать пять всё ещё продолжают быть детьми. И, в-третьих, никогда больше не сравнивай себя с ним или с кем-либо ещё. Ты — это ты. — Хватит! Перестань делать вид, будто ты умнее и круче всех! Перестань меня воспитывать и говорить, что и как мне нужно делать! — рванув вперёд, Миранчук обхватил голову Вики руками и хорошенько тряхнул, заставив её не на шутку испугаться и непроизвольно вцепиться в его футболку. — Вик, мне надоели эти тайные встречи, надоело то, что мы, как кролики, трахаемся и разбегаемся. Я хочу, чтобы ты была только моей: чтобы я мог взять тебя за руку при всех, чтобы мог целовать тебя, когда все смотрят; чтобы мог раздевать тебя и не думать о том, что ты в любой момент можешь уйти. Я не хочу так больше. Я хочу нормальных отношений, понимаешь? Ответь мне, Вик. Ты любишь меня? Ты хоть когда-нибудь сможешь меня полюбить? — Какой ответ ты хочешь услышать? У нас уже был похожий разговор. И мы пришли к выводу, что строить отношения не будем. Просто секс. На этом всё. Мы так решили. — Это ты так решила! — Но ты не был против. — Потому что я думал, что это что-то значит. Что это начало чего-то более существенного! — В этом и есть твоя проблема. Ты слишком много думаешь. Лёш, ты мне, безусловно, нравишься, иначе меня бы здесь не было. Ты очень хороший. Ты добрый, ты сильный, ты весёлый. Мне хорошо с тобой, но быть твоей, встречаться с тобой я не хочу. Ты найдёшь себе девушку намного лучше меня. Я плохой человек, Лёш. Ты меня идеализируешь. Я тебя не люблю. Извини, что не могу дать тебе тот ответ, который ты хочешь услышать. — А его? А его ты любишь? — голос парня дрогнул, а руки чуть ослабели. — Пока не знаю. Трудно сказать. Мне с ним нравится, мне с ним хорошо… — Но и со мной тебе тоже хорошо. Так в чём же дело? Я не понимаю. — Мне с ним по-другому хорошо. Почему? — Я не знаю. Никто не может ответить на этот вопрос. — Ты хочешь быть с ним? — Не знаю. Всё возможно. Но сегодня… это был просто порыв. Он хотел меня, я — его. Мы могли бы… — Остановись! Вика! Я не могу это слышать. Как ты вообще можешь быть настолько жестокой? Неужели не видишь, что мне… больно, — ком в горле практически лишал футболиста возможности произносить слова. Он ещё раз тряханул Александрову и вновь заглянул в её глаза, но там ничего не изменилось. Всё та же теплота, но при этом отдалённость. Он был ей совсем не нужен. И сейчас Лёша не просто осознал это. Он словно прочувствовал каждой клеточкой своего тела её отношение к себе. Мелкая дрожь пробрала его, а на коже показались бесчисленные мурашки. — Я думал, у нас с тобой что-то реально происходит, а ты всего лишь играла. — Боже. В какой момент времени ты настолько сильно увлёкся своими мечтами? Когда ты это всё нафантазировал, Лёшенька? Тебе всё кажется. Эта боль, эти чувства… Этого нет. И меня тоже нет. Ты всё придумал. Ты придумал меня. Ты придумал любовь ко мне и нашу историю ты тоже придумал. Я не хотела разрушить твои грёзы. Прости за это. Но я не тот человек, который тебе нужен, — трепетная нежность и ласка её голоса невольно выбила из молодого человека все оставшиеся эмоции, выходившие наружу вместе с горячими слезинками, заполнившими тёмно-карие глаза. Крупные капли скатывались по щекам, частично оседая на короткой щетине. Проведя большим пальцем по лицу футболиста, Вика мягким движением стёрла мокрые дорожки. Парень прикрыл глаза и тихо всхлипнул. Он плакал. Плакал по-настоящему. Так, как не плакал уже очень давно. Александрова же еле заметно улыбалась, пытаясь приободрить Миранчука. Её улыбка словно бы говорила: «Эй, всё будет хорошо». Вот только Лёше совсем в это не верилось. Он знал, что ничего хорошо уже не будет. Это странное чувство, когда ты знаешь, что человека никогда не будет рядом с тобой, что ты не обнимешь его, не поцелуешь… Но и отпустить его не выходит. Не потому, что не получается, а потому, что просто не хочется этого делать. Как наркотик. Каждый раз обещаешь себе завязать, когда ломает, но потом пробуешь снова. И так до бесконечности. Это замкнутый круг, который медленно разрушает всё внутри, заставляет распадаться на маленькие кусочки, сгорая от собственных эмоций. — Если ты хочешь, то мы можем продолжить встречаться. Но на твоём месте я бы не согласилась. Мне безумно нравится секс с тобой, но я в коем-то веке должна перестать быть эгоисткой. Ты разлюбишь меня, я знаю это. Хоть сейчас тебе и кажется, что я ошибаюсь. Постарайся отвлечься: у тебя игры, друзья, тусовки. Найди себе хорошенькую девушку, лучше молоденькую блондиночку, чтобы она совсем не была похожа на меня. Пусть ей будет лет так девятнадцать. Пусть она будет хрупкой, маленькой и совершенно не опытной. Пусть заливается краской при разговоре о личных вещах и о близости. Пусть любит тебя так, как никто не любил. Пусть она не будет мной. Что скажешь? — в тёмной комнате глаза Вики ярко горели, будто бы излучая самый настоящий свет. Во взгляде, кажется, появилась нотка печали. Возможно, она снова о чём-то вспомнила. Рядом с Миранчуком она постоянно о чём-то вспоминала, точнее о ком-то. Здесь должна стоять точка. И Виктория это прекрасно понимала. Наконец, настало то время, когда и ей тоже следовало бы завязать. Нервы больше не выдерживали, организм постепенно сдавал. Она слишком устала искать Его во всех мужчинах, она не могла больше видеть Его во снах. Она просто не могла более выдерживать Его отсутствия. — Уходи отсюда. И постарайся сделать вид, что не знаешь меня. Потому что я совершенно точно тебя больше не знаю, — указав на дверь вытянутой рукой, Лёша отвернулся в противоположную сторону и уставился в большое тёмное окно, занавешенное полупрозрачным тюлем. Часы показывали полночь. Он остался один. На улицу опустилась ночь.