«Мир настолько сгнил, что даже влюбиться в кого-то — это самый большой риск, который мы можем себе позволить. Нас сжимает изнутри от вероятности, что это окажется не взаимно или агрессивно воспринято. Люди разучились любить, миром правят потребительские отношения» ©Бернард Шоу
***
Широкий коридор ЦСКА Арены заполнял яркий свет от негромко, но крайне не приятно жужжащих ламп. Высокие каблуки, от которых Виктория за последние пару недель уже успела отвыкнуть, значительно замедляли скорость её движения, каждый шаг отдавался ноющей болью в ногах. В выходной день огромный стадион казался совершенно пустынным: за те пятнадцать — двадцать минут, что девушка блуждала по зданию, она не встретила ни души. Наконец добравшись до нужного кабинета, дверь которого отличалась по цвету от всех остальных дверей, Александрова пару раз стукнула костяшками. — Войдите, — заслышав негромкий голос с той стороны, Вика нажала на металлическую ручку, опускаю её вниз, и, толкнув дверь, оказалась внутри. Просторный кабинет был наполнен тёплым солнечным светом, проникавшим внутрь через раззанавешанные большие окна. Стол из тёмного дерева, заваленный стопками бумаг, стоял в самом центре помещения. У стены расположился небольшой тёмно-синий диванчик, предназначенный, судя по всему, для приёма посетителей. Высокая пальма с тёмно-зелёной листвой, находившаяся в углу у входа, прекрасно вписывалась в общую атмосферу кабинета. — Станислав Саламыч, мне сказали, что Вы хотели меня видеть, — опустив руки вдоль корпуса, шатенка вытянулась во весь рост, игнорируя неприятные ощущения в икрах. — Это Вы, Виктория. Я ждал Вас вечером. Но это даже хорошо, что Вы пришли сейчас, — оторвав от своих записей глаза, мужчина окинул взглядом Викторию. — Вам, наверное, неудобно на таких каблуках. Пожалуйста, присядьте, — махнув рукой, Черчесов указал девушке на тот самый кожаный диванчик. — Может, хотите чаю? — Нет-нет, спасибо, — удобно устроившись на диване, Александрова облегчённо выдохнула, с трудом сдерживаясь, чтобы не дотронуться руками до уставших щиколоток. — Как хотите. Скажите, Виктория… Как Вас по отчеству? — Можно без отчества, — замахав руками, Вика еле заметно улыбнулась. — Скажите, Виктория, Вы уже выбрали себе подходящую модель? — окончательно оторвавшись от изучения документов, мужчина немного отодвинулся от стола и откинулся на широкую спинку чёрного кресла. Шатенка вопросительно приподняла брови. — Я понимаю сейчас Ваше удивление. Вы, наверное, думаете, что я лезу не в своё дело, что это меня совсем не касается, но поверьте, меня это касается так, как не касается никого больше. — Я ничего такого не думала. — Вы мне нравитесь, Вика. Но всё же мне бы хотелось узнать, кого Вы выбрали в модели. И, возможно, если выбор ещё не сделан, то посоветовать Вам кое-кого. Я, честно говоря, особо не разбираюсь в тонкостях Вашего дела, но, как мне кажется, игроки, которых я Вам посоветую, однозначно подойдут. — Может, это будет грубо с моей стороны, но я правда не понимаю Вашей заинтересованности в выборе моделей. Возможно, это как-то сказывается на тренировочном процессе… — Сказывается. Ещё как. Видите ли, у некоторых ребят сейчас не всё гладко, они испытывают сильнейший стресс от того давления, которое на них оказывается. Излишне обострённое чувство ответственности редко доводит до добра. А фотосессия с такой прекрасной девушкой, как Вы, могла бы пойти им на пользу. Пусть немного расслабятся, почувствуют себя востребованными в другой сфере. В конце концов пусть проникнутся симпатией. Жизнь ведь многогранна: она не ограничивается полем, воротами и мячом. С другой стороны, для Вас это тоже выгодно. Кандидатуры, которые я хочу предложить, насколько мне известно, пользуются популярностью у женщин. Поэтому фотографии будут иметь большой успех. — Станислав Саламыч, я удивлена Вашим познаниям в моей отрасли, — ещё шире улыбнувшись, Виктория скрестила руки на груди и закинула одну ногу на другую. — Но, по-моему, это Вы тогда в столовой говорили мне о том, что отношения с футболистами — табу. Разве нет? — Да, действительно говорил, — проговорил Черчесов, по привычке разглаживая усы. — Тогда мне казалось это правильным. А сейчас не кажется. Я вижу, что некоторым ребятам не хватает поддержки, которую ни я, ни команда им дать не может. Я ни в коем случае не предлагаю Вам вступать с ними в любовные отношения, а уж тем более выходить за кого-то из них замуж. Я просто хочу, чтобы Вы были чуточку теплее по отношению к ним. — Угу, — девушка пару раз кивнула головой и вытянула губы трубочкой, погрузившись в свои мысли. — Я осведомлён о том ажиотаже, который связан с Вашим присутствием в команде. Парни постоянно Вас обсуждают, иногда касаясь, простите за откровенность, не самых приличных тем; читают статьи в Интернете… — Вы что, следите за ними? — прищурившись, Александрова настороженно посмотрела в сторону мужчины. — Не совсем так. Просто я должен знать, что происходит в их жизни. Мне нужно представлять себе полную картину, чтобы знать, чего и от кого требовать, — прагматичность и хитрость главного тренера сильно удивляли Вику. Конечно же, она прекрасно знала, что Станислав Саламович очень ответственно подходит к выполнению своих обязанностей, но о том, что эта самая ответственность имеет такие размытые границы, касается не только профессиональных составляющих, но и личностных качеств, особенностей характера, да даже самых банальных проблем, присутствующих в жизни каждого человека, она не представляла. — Я поняла Вас. Но если вдруг случится так, что кто-то из них в меня по-настоящему влюбится, а я не смогу ответить взаимностью, что тогда? Разве это не принесёт ещё больше проблем? — А Вы постарайтесь сделать так, чтобы никто по-настоящему не влюбился, — грозный взгляд прожигал шатенку, заставляя её чувствовать себя беззащитным кроликом, встретившимся лицом к лицу с грозным хищным орлом. Не в силах пошевелиться, Виктория смотрела прямо в тёмные глаза мужчины, видя в них столько опасности и угрозы, что даже быстро бьющееся от волнения сердце, кажется, то и дело замирало, пропуская удары. — От Вас требуется только заинтересовать моих футболистов, — сделав акцент на слове «моих», Черчесов положил руки на стол, слегка нагибаясь вперёд. — Заставить их чувствовать себя востребованными и окружёнными теплом и заботой. А если всё-таки случится так, что кто-то в Вас влюбится, что Вы кому-то из них сделаете больно. Или же я, не дай Бог, узнаю о связях с кем-либо из команды, Вы первым же рейсом полетите домой. Это понятно? — Понятно, — выдохнула девушка, продолжая сидеть неподвижно. — Не смею Вас больше задерживать, — прервав зрительный контакт, мужчина сгрёб со стола несколько папок и, сложив их вместе, положил на самый край. Ничто в его нынешнем состоянии не намекало на то, что произошло буквально секунду назад: Черчесов выглядел расслабленным, голос его вдруг зазвучал мягко и приветливо, тонкие губы растянулись в лёгкой улыбке, а глаза стали на несколько тонов светлее. — Это личные дела парней. Изучите и выберите кого-нибудь.***
Покинув кабинет, Александрова на ватных ногах, придерживаясь рукой за перила, спустилась на первый этаж. Завернув в первый же проём, она оперлась спиной о стену, упираясь влажными ладонями в свои бёдра, и протяжно выдохнула. «Ну и человек», — подумала Вика, прикрывая покрасневшие глаза: «Не дай Бог с таким ещё где-нибудь столкнуться». — Простите, — тонкий тихий голосок, послышавшийся совсем рядом, и сопровождавшие его с трудом ощущаемые прикосновения, вывели шатенку из трансового состояния. Медленно повернув голову в сторону источника беспокойства, Виктория постаралась сфокусировать затуманенный взгляд. Когда же ей, наконец, удалось это сделать, она смогла различить тёмные очертания небольшой фигуры. Рядом с ней стоял ребёнок лет пяти — шести на вид. Тёмные взлохмаченные волосы, слегка подрагивающие маленькие худенькие ручки и серо-голубые глаза, обрамлённые длинными густыми ресницами… Девушка готова была поклясться, что это был один из самых красивых мальчиков, которых она когда-либо видела. — Это Вы Вика, да? — Я Вика. А тебя как зовут? — разворачиваясь лицом к малышу, Александрова присела на корточки, с трудом удерживая равновесие. — Меня зовут Паша, — гордо заявил мальчик, высоко задирая округлый подбородок. — Очень приятно, Паша. Ты что-то хотел? — Вика улыбнулась, принимая забавную детскую игру. — Вот, — достав из кармана тёмно-синих джинсов сложенную в несколько раз слегка помятую бумажку, ребёнок протянул её вперёд, отдавая в руки шатенки. — Что это такое? — Мой друг сказал это передать Вам. — И как зовут твоего друга? — всё ещё продолжая держать в руках листочек, поинтересовалась Виктория. — Его зовут Саша Головин. Он крутой футболист, даже на чемпионате мира играл. Я шёл к папе, и встретил его. Он попросил передать эту бумажку тёте Вике. Он сказал, что мы будем с ним дружить, и даже дал мне автограф, — поставив руки на пояс, мальчик запрокинул голову ещё сильнее. — А давно ты его видел? — Уже давно. Ещё утром. Я хотел сразу отдать, но не нашёл Вас. Вот. — Ты настоящий друг, Паша. Я даже не знаю, чем могу тебя отблагодарить. Скажи мне, ты футболист, тренируешься здесь, да? — Нет, — мальчик замотал головой. — Мой папа работает здесь. Он следит за травой на поле. — Всё понятно. Паша, тогда позволь мне пожать тебе руку. И наградить тебя сладким призом, — покопавшись в своей сумочке, девушка вытащила из неё шоколадку. — Спасибо тебе большое, Паша. А теперь беги. Пока! — До свидания! — прокричал мальчик и замахал руками на прощание. Развернув листок, Александрова принялась бегать глазами по размытым строчкам. Однако ничего действительно важного в записке не было, только адрес и время.***
Кроме парочки женщин с уже достаточно взрослыми детьми, в поликлинике никого не было. Данный факт не мог ни радовать Артёма. Отсутствие километровых очередей являлось одним из многочисленных достоинств, которые Дзюба ценил в платной медицине. Когда над дверью нужного кабинета в очередной раз загорелась ярко-жёлтая лампочка, мужчина взял сына за руку и завёл внутрь. — Здравствуйте, доктор! — сказал он сходу, даже не бросив взгляд в сторону рабочего стола. — Здравствуйте! Присаживайтесь и давайте мне Вашу карточку, — поставив подпись, девушка отложила в сторону очередную бумажку. — На что… жалуетесь? — осеклась она, переведя взгляд в сторону юного пациента и его отца. Футболист улыбнулся. — Видите ли, Елизавета… — Александровна. — Елизавета Александровна, моему сыну нездоровится. Температура ночью поднялась, горло болит. Жена в панике, говорит, что это может быть ангина. — Давайте посмотрим. Открывай ротик, мой хороший. Говори аааа, — выполнив процедуру, Державина отложила инструмент в сторону. — Как тебя зовут? — улыбнулась она, погладив мальчика по голове. — Никита. — Ты уже в школу ходишь или ещё в садик? — В садик. — Нравится в садике-то? — продолжала Лиза, заполняя документы. — Не очень. Там скучно, — протянул мальчик, поморщив нос. — Ну ничего. Скоро уже в школу пойдёшь. Там интереснее будет, — закончив делать записи, Елизавета закрыла карточку. — Оль, отведи мальчика в лабораторию. Пусть у него анализы сразу возьмут, чтобы не таскаться сто раз, — девушка протянула направление той самой медсестре Оле, работавшей с ней в одном кабинете. — Будет сделано. Пойдём, — взяв мальчика за руку, брюнетка потянула его за собой. — А ты уже видел рыбок, которые у нас в аквариуме живут… — тонкий голос исчез, стоило только двери закрыться. — Я вижу, что Вы меня узнали, Лизонька. Знаете, я почему-то был уверен, что мы ещё встретимся, но никак не думал, что это произойдёт так быстро. А Вы, Лиза, значит, доктором работаете, — присаживаясь на стул рядом с рабочим столом девушки, Артём улыбнулся. — Елизавета Александровна, — отрезала Державина, всем своим видом показывая, что не намерена продолжать диалог и отвечать на вопросы. — Ух, как официально. Вы, видимо, не в духе, Елизавета Александровна. Вчера Вы были приветливы со мной, а сегодня что? Я Вас чем-то обидел? — оторвавшись от заполнения бланков на компьютере, Лиза, наконец, перевела взгляд на Дзюбу. Прикусив нижнюю губу, она долго смотрела на него, думая о том, как ей следует ответить. В голове крутились слова, которые вчера сказала Рита…***
— Я смотрю, ты познакомилась с Артёмом? — ехидно спросила Громова, бросив взгляд на подругу. — Ты его тоже знаешь? — Елизавета была настолько измотана всеми теми событиями, которые сегодня произошли, что даже искреннее удивление из её уст звучало как полное безразличие. — К сожалению, — выплюнула Марго, укрывая мирно спящую Вику своей кофтой. — К сожалению? — отпрянув от холодного окна, Державина выпрямилась, поворачиваясь лицом к блондинке. — А мне показалось, что он очень хороший воспитанный человек. Он помог мне сегодня. Без него я бы ни сумку не нашла, ни воду. — Артём Дзюба хороший и воспитанный человек ровно до тех пор, пока на горизонте не появляется красивая девушка. Вот тут всё его приличие летит к чертям. Мужчины по своей природе непостоянны. Это факт. Но у него это переходит все границы. — Что ты имеешь в виду? — Я имею в виду то, что он не дружит с девушками, он с ними спит, забывая про жену и детей, — чуть повысив голос, проговорила Рита. — По нему так и не скажешь, — слова Громовой ввели Лизу в ступор. Ей не верилось, что этот внешне приятный, улыбчивый мужчина всего лишь играет с женщинами, использует их для удовлетворения своих потребностей и самоутверждения. — Лизонька, какой же ты ещё невинный ребёнок. Внешность бывает обманчива. Вот он посмотрел на тебя своими голубыми глазами, улыбнулся тебе пару раз, рассмешил, и ты уже готова отдаться ему полностью. — Ничего такого я сделать не готова. Не говори ерунды, — вновь отворачиваясь к окну, Елизавета по-детски надула губы. — У меня есть жених. Мне никто другой не нужен. — Вот и думай о своём женихе. А об Артёме забудь. Он неплохой человек, но мужик вообще отстой. И не дуйся на меня, — за всё время общения Марго успела досконально изучить реакцию Державиной на различные ситуации. — Я стараюсь предостеречь тебя от него. Ты же знаешь, я люблю тебя и желаю только счастья.***
— Нет, Вы меня ничем не обидели. Просто я сейчас на работе. Мне не до разговоров. Простите, — сжав кулаки под столом, проговорила Лиза. Ей не хотелось верить словам подруги, но она невольно прислушивалась к ним. Мужчина, который показался ей достойным человеком, сильно упал в её глазах. Ей было неприятно находиться с ним в одном помещении. Ей было страшно смотреть ему в глаза. Она очень боялась того, что Рита оказалась права, и Артём Дзюба влюбит её в себя, а потом использует. — Результаты анализов Вы сможете забрать завтра. На их основе Вашему сыну поставят диагноз и выпишут лечение. Сразу хочу сказать, что это точно не ангина, так что не бойтесь. Скорее всего, просто простуда. — Елизавета… — попытался было перебить футболист. — Всё, — захлопнув карточку, прервала его девушка. — Подождите в коридоре.***
В указанное на той самой записке время шатенка приехала по нужному адресу. Без каких-либо сомнений она нажала на кнопку звонка. По ту сторону железной двери послышались быстрые шаги, а затем звук отпирающегося замка. Дверь распахнулась и на пороге показалась стройная мужская фигура, облачённая в белую футболку и тёмные узкие джинсы. — Ровно шесть, — усмехнувшись, парень скрестил руки на груди. — Для девушки ты очень пунктуальна. — Это плохо? — Скажем так, пунктуальность — это то, что я ценю в людях. — Ты меня поговорить позвал, или как? — Не поговорить, — пропустив Викторию внутрь, Головин захлопнул дверь. — Не знала, что у тебя в Москве есть квартира, — оглядываясь по сторонам, проговорила девушка. — Я решил не продавать пока что. Вдруг что-то случится, а вернуться некуда, — в свойственной ему манере коснувшись рукой затылка, ответил Саша. — Ты покрасился? — бросив взгляд в зеркало, висевшее у самого входа, спросила Александрова, внимательно изучая лицо футболиста. — Решил, что пора сменить имидж. — Европа тебя испортила, Головин. С этим цветом ты похож на гея, — голос Вики звучал безразлично и холодно. Однако именно это заставило парня напрячься, а электрическому разряду желания пройтись по всему телу: от самой головы до кончиков пальцев ног, сконцентрировавшись внизу живота. — Меня заводит, когда ты называешь меня по фамилии, — подойдя к шатенке вплотную со спины, Головин уткнулся носом в копну тёмных густых волос. — Хочешь я прямо сейчас докажу тебе, что я не гей? — Сегодня ты слишком болтлив, — развернувшись на носках туфель, Виктория впилась в губы футболиста, обхватывая его голову руками, зарываясь в растрёпанные мягкие волосы. А дальше всё было как в тумане. Тёмно-синее покрывало застеленной идеально разглаженной кровати. Его белоснежная футболка, приземлившаяся ровно на ночник, стоящий на прикроватной тумбочке. Саша дразняще проводит языком по шее, припадает к пульсирующей венке, ловит её изломанное прерывистое дыхание… Сам дышит куда ровнее. Оно и понятно — молодой, спортсмен, не пьёт, не курит — просто мальчик-мечта. Не её мечта. Упирается в тёплую гладкую грудь, заставляя парня упасть на кровать. Пальцы Головина немного болезненно впиваются в девичьи ягодицы, скрытые тканью лёгкого светло-голубого платья. Именно того платья, которое было надето на ней в тот самый раз, когда они так «удачно» сыграли в детскую игру. Она будто бы готовилась, знала, что произойдёт сегодня. Проходится взглядом по открытым участкам мужского тела: стройный, в меру подкаченный, с парочкой белых шрамов на руках и животе. В сочетании с безупречным поведением выходит самый настоящий принц. Лоб футболиста покрыт испариной, он поднимает руку и зарывается в мягкие пушистые волосы. Девушка покрывает поцелуями лицо, шею, скульптурные плечи, грудь, напряжённые соски — слышит, как каждое прикосновение сопровождается хриплыми выдохами парня. Платье сползает с плеч, застревая где-то в районе талии. Мужские руки уверенно ложатся на лопатки Александровой, притягивая её ближе, губы мягко касаются шеи и ключиц. Рывок — и платье с глухим звуком приземляется на кафельный пол. Он здесь главный. И Вика чувствует это. Внутри вновь возникает забытое желание подчиняться кому-то, целиком и полностью отдаваясь во власть. На мгновение шатенка замирает, внимательно изучая его лицо, стараясь разглядеть и запомнить каждую мелочь. Эти пухлые ярко-алые губы, эта светлая кожа, эти морщинки на лбу и эти глаза… Боже! Какие же это глаза! Сколько же в них жизни! Какие неведомые до сей поры галактики прячутся в омутах этих каре-зелёных глаз. Слишком нежный, слишком чуткий, нестерпимо желанный. Он не для неё. Движения становятся торопливее, неудержимее, рук и губ начинает катастрофически не хватать. Дрожащими руками Виктория расстёгивает молнию на его джинсах и уже собирается потянуть их вниз, как Саша резким властным движением перехватывает тонкие запястья и, перекатившись на вторую половину кровати, поджимает под себя полуобнажённое женское тело. — Ну нет, Викуля. Сверху буду я, — лисья ухмылка вновь озаряет детское лицо футболиста. Приложив немалые усилия, девушка, наконец, стягивает с Головина узкие джинсы. Оторвавшись от губ Александровой, он опускает глаза на её часто вздымающуюся грудь, скрытую тёмно-серым с чёрными кружевами лифчиком. Закусывает губу. Былая смелость как-то неожиданно куда-то исчезает. — Сними, — замечая его замешательство и нерешительность, командует Вика. И он подчиняется. Отчего-то шатенку пробирает приступ смеха, который она с трудом сдерживает внутри. Однако веселиться приходится недолго. Длинные пальцы молодого человека сжимают и оттягивают горошины тёмных сосков. Теперь, кажется, настала его очередь смеяться. Смеяться от того, как сильно девушка извивается под ним, как мучается, невольно подаваясь бёдрами наверх, желая заполучить его полностью. Руки парня медленно скользят вниз, оглаживая все доступные участки тела девушки, и также медленно стягивают последней предмет её одежды. Виктория разводит ноги шире. Не хочет, не может больше тянуть. Возбуждение достигает той болезненной точки, когда ты готов кататься по полу и плакать от неудовлетворённости, желания ощутить мужскую плоть внутри. Головин резко подаётся бёдрами вперёд, громко втягивая воздух через сжатые зубы. Заставляет шептать его имя, дрожать от наслаждения. Руки Саши властно обхватывают бёдра Александровой, периодически пробегают по её позвонкам, груди, сводят с ума. Сердце рвётся на части. Он слишком горячий, слишком живой, слишком настоящий. Последнее, убивающее изнутри движение и… тишина. И его нежные руки, бережно обнимающие её уставшее, подрагивающее тело. Слишком идеально, чтобы быть правдой.